Дикие дети, сукины дети

1. Личный выбор. Вожаки во Второй не держатся долго. Точнее — не выдерживают. _____ Стоял вопрос о выборе нового вожака. Стая третий день ходила осиротевшая, по Дому разлетались гнусные слухи, в них стали тыкать пальцами. Положение немного спасал Помпей, захаживающий проведать крысиную братию, но и он не был ей крышей — Крысята нуждались в главном. А его все никак не назревало. — Ну и что делать будем? — просипел Мертвец, повиснув на оконной раме, по пояс на улице, коленями — в ребра батарее. — Ждать, пока само все решится — не вариант. Значит, надо что-то делать самим, — пожал плечами Рыжий. Он только-только вернулся из Могильника, стянутый корсетом по самые плечи, и с легкой завистью смотрел на свободно болтающегося в оконном проеме Мертвеца. — А что делать? — крысенок степенно стек куда-то к батарее, царапаясь об ощетинившийся подоконник. — Я не знаю. Я вообще забыл о вас. Там, — почтительный кивок на дверь, — не до воспоминаний. — Мда. Проблема… Возразить было нечем. На вечер четвертого дня, видя, что стая совсем скисла, Мертвец хлопнул в ладоши, выдернул из уха Падали наушник и, прислонившись к шкафу, принялся вещать: — Ребят, нам нужен вожак. Об этом знает каждый из вас да и всякий в Доме. Стае без вожака не выжить. Поэтому ты, — тычок в подорвавшегося Белобрюха, — сейчас возьмешь листочек и напишешь имена тех, за кого вы все, — круговое движение над пестрыми головами, — будете голосовать. Сутолока поднялась жуткая. Каждый орал свое имя, имя товарища, соседа, клички из чужих стай. Кто-то надрывался: «Помпея в президенты!», кто-то визжал: «К чертям вожаков!», и разобрать что к чему было крайне сложно. Стекший на пол в попытке воздержаться, Мертвец схватился за голову, когда чей-то кроссовок отдавил ему руку. В суматохе к нему неожиданно подсел Рыжий. — Иди сам вожаком. Они тебя послушают, — зашептал он, блестя дурацкими зелеными очками. — Нахер надо. Сам иди, — отмахнулся Мертвец. — Я б пошел, — неожиданно разулыбался Рыжий. — Только они меня съедят. — На такую падаль даже Шакал не позарится, — фыркнул Мертвец. Затем он встал и, оставив Рыжего куковать у шкафа, хрипло гаркнул на гомонящую толпу Крыс: — Заткнитесь, сволочи! Сволочи, надо отдать им должное, заткнулись. — Вожак теперь он. В Доме давно, мозги есть, сила тоже. Кто против — пусть говорит, — в руке у Мертвеца внезапно оказалась бритва. Фитиль презрительно фыркнул, хмыкнул Соломон, прижал руки к груди Белобрюх. — И че это? — в полной тишине осведомился Рыжий с пола, подняв лицо на Мертвеца. — Твоя стая. Делай, что хочешь. В тот день Крысятник обзавелся новым вожаком — нравящимся и не нравящимся, но вожаком. А еще по Второй пошла трещина, отделившая вдруг от всей стаи не только ее главу, но и Мертвеца, чей личный выбор когда-то здорово пережал глотку судьбе Рыжего. *** 2. Подарок. В пустом классе на первом этаже очень пыльные занавески, а на учительском столе — пачка прекрасного белого мела. — Надо было спальник взять, что ли, — ворчит Рыжий, пристроившись на мягком стуле, предназначенном казенному заду учителя. — А за одно всю спальню, вместе с Крысами, — парирует Мертвец и цепляется за неудачно вылезший из-под парты стул. Столешница гудит под весом рухнувшего на него тела, само тело, словно не замечая, что чуть не рухнуло, продолжает. — Хорошо еще, что незамеченными ушли. Ты ведь теперь звезда. — Можно подумать! — фыркает Рыжий. — Неужто так важно — за каким из баранов идет стадо? — Лестно… — задорно хлопает откупоренная бутылка. — Мы даже стаканы не взяли. Рыжий, придвинув стул к доске, рисует на ней свежим белым мелом. Какие-то глаза, профили, зиг-заги и еще черт знает что — Мертвец не вглядывается, глуша Погибель или Хвойный, — все одно, если делал Табаки. — Похож? — тычет Рыжий пальцем в белую крошащуюся крысу с белыми загогулинами на голове и белыми точками зрачков. — Боб Марли? — прикрывает глаза Мертвец. — Ты! — заявляет Рыжий, пририсовывая тощей крысе хвост. — Иди пей уже. Первым тостом было «за стаю!». Затем пили за Дом. Потом за Рыжего. Потом забыли, за что пьют. Мертвец, даже будучи зазелененным стеклами очков, казался Рыжему больно заалевшим и разморенным. В глазах плыло, чтобы понять, так это или нет, пришлось приподнять окуляры и немного подойти. Нашел себя Рыжий упавшим на Мертвеца, носом уткнувшимся куда-то во впалую горячую щеку. — Ты пьян, — коротко констатировал Мертвец, мягко отпихивая новоиспеченного вожака от себя. — Ты тоже, — погрозил тот ему пальцем, отлипая и валясь на соседнюю парту. — Я забыл, кстати, сказать, что это подарок, — Мертвец неловко взял в руки пустую бутылку. — Прекрасный подарок! — похвалил Рыжий. Очки вернулись на переносицу. Вожак глянул на бутылку, что все еще вертел в руках Мертвец и предложил: — Давай в «бутылочку». — А там парни с парнями целуются? — недоверчиво спросил крысенок, прижимая бутыль к себе. Рыжий, преисполненный энтузиазма, вцепился в нее холодными руками и, не удержавшись, вновь бухнулся Мертвецу на плечо. Привстал, тяжело дыша. — Предлагаю проверить эк-эк-экспериментально! — лицо Рыжего как-то очень резко оказалось в десяти сантиметрах от носа Мертвеца. — Нет, — булькающе ответил тот и, не успев ответить на не заданное «почему?», свесился с парты, выплескивая наружу содержимое желудка. Однако даже пьяный гул в ушах и прочие отвлекающие штуки не помешали Мертвецу почувствовать, как чьи-то руки бережно сжали его косицы в горсть, отводя их назад, холодными костяшками касаясь голой шеи. *** 3. Спертый воздух. С самого утра дышать было трудно. Радио нудным голосом вещало о южном тропическом циклоне, решившем этим летом посетить их края. Затем, как вывод, более приятный голос начал говорить о том, что граждане от безысходности начали купаться в фонтанах, и радио выключили по понятным причинам. Воздух циклона разгонял лишь вентилятор Рыжего, с которым тот напрочь отказывался расставаться, поэтому потные Крысы толпились у вожака, словно вокруг костра, неровно рассевшись кружком. Мертвец, как предполагаемый астматик, сидел к «костру» ближе всех, получая самые прохладные лобзания воздуха. Почему именно астматикам полезно сидеть у прохлады — не знал никто, но даже Соломон не стал спорить, покорно пристроившись сбоку и изредка шлепая мокрыми губами. — Я воду принес, — пропищало из дверей. Через секунду в комнату ввалился полуголый Белобрюх, без майки и в шортах. Гладкий от отсутствия волос и блестящий от жары, он тащил на тощем плече спортивную сумку, полную пластиковых и стеклянных бутылок холодной воды. Стая встретила старательного юнца бурными аплодисментами и тут же растащила свои бутылки. За водой приходилось бегать к питьевым фонтанчикам, так как в летний сезон из кранов бежала только жидкая ржавчина. — Надоело, я в душ! — рыкнул плечистый Дон. Самых нетерпеливых не останавливало и то, что после душа они рисковали стать еще грязнее. Мертвец, проводив его взглядом, соскреб себя со спальника и поплелся в сторону выхода, проверяя в кармане остатки от блока сигарет. — Куда?! — к его ногам прилетела кепка, брошенная вожаком. — Гулять, — заботливо предоставленный головной убор Мертвец натянул на патлатую голову; из душа донесся гул трубы и шелест воды. — Я с тобой. А вы! — это уже Крысятам, давно отставшим от Мертвеца в росте — в глазах Рыжего. — Только вздумайте сломать вентилятор, прирежу! Крысята кивают, смотря почему-то на Мертвеца, точнее, на его ладонь, копошащуюся в кармане. Никто не знает, откуда он достанет бритву в следующий момент. Рыжий довольно хмыкает и, подцепив рюкзак, как есть, без рубашки, в подвернутых бриджах и босой, подходит к Мертвецу. — Ты хоть бы оделся, — фыркает Мертвец. — Изверг! — изумляется Рыжий. Спальню они покидают под нежный свист Гибрида. «Марш полковника Боуги», — отмечает Мертвец. _____ В коридоре дышать еще труднее. Там, помимо тропического циклона, бродят еще и Рикша с Разберусь — выкормыши Помпея, — явно желающие драки. Мертвец драки не хочет, Рыжий тоже. Однако в класс физики их все-таки затаскивают, лапая Мертвеца за косицы, а Рыжего — за татуировку Анубиса на груди. Наверняка восприняли ее, как оскорбление. Дышать никак не легче — Рикша наскакивает на Мертвеца с кулаками раньше, чем тот понимает, что поговорить с Псами не выйдет. Крепкая рука выбивает из крысенка дух, но свою малоизвестную вторую кличку он носит не зря — бритва вспарывает Рикше кожу на плече. В стороне рычит Рыжий, словивший смачную оплеуху. Вожак не торопится доставать свое оружие и очень зря — Разберусь, вооружившись указкой, едва не выкалывает ему глаз, сбив защитные очки с лица. Думать Мертвец не успевает — копит силы на по возможности глубокий вдох и впечатывает носок кроссовка Рикше в колено. Тот, завыв, падает, словно сломался, но крысенок уже не смотрит на него — пропарывает три наливающиеся алым борозды меж светлых лопаток Разберусь, который так некстати надел тряпкой висящую на нем майку. Рыжий отскакивает, спотыкаясь о собственный портфель. — Пошли отсюда, — кривится Мертвец, выдергивая из ослабших рук Пса указку. — Сучье племя. — Ты мне ногу сломал! — орет Рикша с пола, но его, кроме Разберусь, никто не слушает. Крысы валят из класса физики в душный коридор, все в поту, мыле и со стойким запахом свежей крови. _____ Мертвец ловит губами влажный, тяжелый воздух. — Ты как? — сипло спрашивает Рыжий, ввалившись в ванную. — Хреново. — Раздевайся. На Рыжем нет очков, он смотрит в упор на Мертвеца, и тому кажется, что воздух густеет сильнее, им уже невозможно дышать, только захлебываться. — Что? — выдавливает из себя крысеныш. — Иди и мойся первым, герой, — фыркает Рыжий. Вряд ли он догадывается о том, как неприятно порой на него бывает смотреть без очков. — Ага. У Мертвеца спирает дыхание в предвкушении и тут же несчастно его отпускает, порывом скручивает внутренности, словно нанизывая их на тугую иглу. На глубокий вдох Рыжий выходит из ванной. На рваный выдох Мертвец хочет влепить себе пощечину, но скула и так горит — от сбитых ударов, жары и черт знает чего. *** 4. Дурацкие традиции. Чердак Дома — место популярное, ненадежное. При желании здесь можно жить — до того много вещей нанесли сюда предыдущие обитатели и обслуживающий персонал. Все какое-то старое, передержанное, со своей историей, и даже страшно представить, что будет, если выслушать каждую. Мертвец не рвется — он вообще никуда не хотел идти, но Рыжий настоял, что именно сегодня, этой ночью, они должны подняться сюда с полупустым бутылем кислого вина, двумя блюдцами и переносным магнитофоном. Скорпион лишь пожал плечами, забрав с шаткой тумбы зажигалку — Дикобраза, что ли. Пить как-то не хотелось, поэтому Мертвец слонялся по хриплоголосым доскам, скрипевшим под его ногами, и рассматривал старые фотографии и пустые рамки, криво висящие на трухлявых стенах. — Это называется «футуризм», — назидательно изрек Рыжий, копошась со своим скарбом, что он сюда притаранил. — Это называется «хлам», — отрезал Мертвец, закурив. — Невежда. — Долбанное окно. Иссохшая рама, ощерившись занозами, не поддавалась, визжа проржавевшей и болтающейся ручкой. — Простынем к чертям, не трогай, — махнул рукой Рыжий. — Мне нужен воздух, — возразил Мертвец, дергая поддавшуюся раму на себя. В пыль чердака ворвался поток родного холодного ветра, шально взъерошившего косы Мертвеца и облизнувшего кончик его сигареты. — Мудак, — обиженно буркнул Рыжий, отползая к стене. — Мы зачем сюда пришли? Улыбнувшись, вожак торжественно всучил ему белое блюдце со сколотыми краями и налил в него вина. — И что это? — не понял Мертвец. — Я когда в библиотеку лазил, нашел там занятную такую книжонку… Потом покажу. И что мне понравилось в ней больше всего — рассказ о некоторых традициях Древней Японии. Мертвец скривился, Рыжий просиял. — Смотри. Вытягиваешь руку вот так, сгибаешь в локте, моя — вот так, — сцепив их руки локтями, Рыжий вложил в скрещенную ладонь собственное блюдце. — Это же брудершафт, — опять не понял Мертвец. И опять скривился. — О, тупиковая ты ветвь эволюции. Это клятвенный ритуал! — взвился Рыжий, чуть не разлив вино. — Кровь нужна? — недоверчиво спросил Мертвец. — Нет. Просто пей, — вожак кивнул и, сняв темные очки, временно заменявшие сломанные зеленые, опрокинул в себя блюдце. Мертвец, вздохнув, последовал его примеру. — Не знаю, как там в Японии, а у нас после такого целуются, — пространственно выдавил он, едва не отплевываясь от мерзкого вина. — Но-но! Это же братская клятва, — покачал головой Рыжий, кинув блюдце на пол. — Выходит, мы побратались? — выгнул бровь крысенок. — Выходит, да. А теперь — танцы. — Без меня. Затушив догорающий фильтр, Мертвец затянулся новой сигаретой, сев на пол. Рыжий, тряхнув головой, нацепил солнцезащитные очки и побрел к рюкзаку. Извлек из него радио, уместил его на стареньком столике возле окна. Через двадцать секунд монотонного шипение помех, воздух прорезала какая-то заунывная песенка о нитях счастья. — Вставай, родной, — пальцы вожака нещадно вцепились ему в запястья и утянули наверх. Танец не клеился, выходило что-то вроде диких плясок Востока — ноги врассыпную и в разрез с руками и головой. — Знаешь, — сипло окликнул вцепившегося в его предплечья Рыжего Мертвец, — это больше похоже на свадьбу. — Ночью их не празднуют. Ночью молодожены занимаются куда более интересными делами. Рыжий хихикнул, Мертвец закатил глаза и спросил: — Даже в Японии? Песня кончилась, Рыжий приостановился. — Да-а… А что? Выпитого вина было катастрофически мало для таких мыслей и идей, наутро не скажешь — был пьян. Но как же сладко — рубить с плеча. — Да так. Просто обычно на свадьбах… Хотя-а-а, — на словах все казалось куда глупей, однако… — К черту традиции. Слизанное с чужих губ вино перестало казаться неприятным — ветер стыдливо загремел форточкой, назло всем занудело радио ночным выпуском новостей. Рыжий оторвался от него первым — расцепил руки, облизнул губы. — Что ж, — выдавил он, — вожак — не худшая партия, согласись? — Кому как, — выдохнул Мертвец, утерев рот. — И вообще. Зря все это. Пошли в комнату. — Не зря. Мертвец, цепляясь за перекладину пожарной лестницы, решил думать, что ему послышалось. Рыжий решил не думать и вовсе. *** 5. Много шума из ничего. Избегать Рыжего было глупой затеей — он все равно находил, убивая своим видом «ничего-не-произошло» и абсолютно обычным поведением. Словно бы только Мертвецу было важно, стремно и неправильно. Словно бы в нем одном эти… японские традиции пробудили ту чертову бурю, терзающую изнутри. Стая ходила по струнке, чуткая к таким вот ситуациям. Даже толстокожий Сол и дурной Гибрид понимали — что-то не так у вожака, что-то не так с вожаком, что-то не так у Мертвеца с вожаком. В любой момент может рвануть. И осколки полетят в самих Крысят. Вот они и осторожничали, сами хоронили испорченные плееры, сами прижигали ужасные угри. Мертвец угрями не страдал. Его проблемы были чуть глобальнее, от того он и бегал по Дому в поисках хоть какого-то утешения, и везде натыкался на Рыжего, таскающего его, как и всегда, по гостям, в столовую, во двор. В какой-то момент у Мертвеца сорвало защитную чеку — злой, уже на всех сразу, он лупанул вожака по ладоням, привычно оплетенным вкруг его запястья и, тяжело дыша, отпихнул, еле сдержавшись, чтобы не вынуть бритву. — Ты чего? — нехорошим тоном спросил Рыжий. Вся Стая унеслась на вечерний сеанс, куда вожак из чистых побуждений хотел затащить Мертвеца. — Перестань вести себя так, словно у тебя все в порядке, — Скорпион отошел, пряча руки в карманах. — Если тебе насрать — пожалуйста, только ко мне не лезь. — Скажите пожалуйста, — рыкнул Рыжий, растеряв былой задор. - Я, что, по-твоему, в штаны тебе лезу, невинная дева? На тебе лица вторую неделю нет, ходишь, словно тебя всем Домом изнасиловали. У тебя тогда был выбор, не путай, — Рыжий подался вперед, сжав кулаки. — Если тебе кажется, что это я — весь из себя такой неправильный, то ты ой как заблуждаешься. — Так потому, блять, я и говорю от меня отстать, что это ни разу не правильно! — взвился Мертвец, оскалившись, словно раздраженная собака. — Выходит, тебе совсем плевать на то, что люди имеют обыкновение целоваться только с теми… только с теми, с кем хотят? — Что? Рыжий устало потер переносицу. Мертвец закрыл глаза. — Если человек, — вновь попытался начать Рыжий. — Ничего не говори, а, — перебил Скорпион, подходя ближе. Целоваться во второй раз, но как в первый — неловко, извиняясь. Поцелуй смазался, руки переплелись, носом — в шею, пальцами — по худым лопаткам. — Я пока не знаю, нужно ли это мне, но… — Так тоже неплохо, да? Шум внутри каждого улегся, взметнув последние снопы горячих брызг. Вожаки во Второй не держатся долго. И сдерживаться не умеют.