Дзынь

Араанг Когда Лаки меня оттолкнул, я удивился, конечно, потому что не ожидал этого, да еще и так быстро. Что уж говорить о том, как я был потрясен, когда до меня дошло, что он открыл шкатулку, и все бы ничего, можно сказать, он защищал меня, не хотел, чтобы я проливал свою кровь. Но зачем он открыл не ту шкатулку? Неужели он все это время и не собирался нам помогать? Нет, такого просто не может быть. Возможно, он меня и не любит, но у нас дзынь, как ни крути, и мы зависим друг от друга. Я просто поверить не мог в то, что он мог меня предать. И если бы он не потерял сознание, я бы тут же расспросил его о том, что он натворил и зачем. Но пришлось скоропалительно нестись к поверхности, как бы и для чего он так не поступил, я-то его люблю и не хотел, чтобы он умирал. Отец тоже был удивлен произошедшим, в принципе после того, как по нашему царству прошла силовая волна, я не чувствовал себя лучше или хуже, поэтому не мог сказать, изменилось ли хоть что-то. Оставалось только ждать. Когда мы всплыли, на берегу нас поджидали Шон и Дарси с факелами наготове, передав им арахнида, я, понимая, что пока во всем не разберусь, не смогу находиться рядом с мужем, поспешил уйти в свою комнату. Хотел остаться наедине с собой, подумать обо всем, что произошло за последние дни, да и отдохнуть не мешало бы. Да вот только из-за хоровода мыслей в голове уснуть не смог. Я не находил ответов на поступок мужа, беспокоился о нем, хотя не мог сейчас быть рядом с ним. Сам бы придушил. Приходил отец, просил открыть дверь и поговорить, но я не мог говорить, не хотел. Я, словно сумасшедший, упивался своей болью и разрывал сердце на части. Ведь пока Лаки не придет в себя, мы все равно ничего не узнаем. По прибытию отец дал распоряжение обождать и не предпринимать никаких действий, что могли бы повлечь за собой неизвестные последствия. И все терпеливо ждали. Никто не хотел проверять, снято ли проклятие. Все хотели жить. Когда отец рассказал Шону и Дарси о том, что сделал Лаки, они не были удивлены, но по их лицам было видно, что они, так же как и мы, не знали, что последует за открытием этой шкатулки. Вопреки прогнозам врачей и Шона, Лаки не приходил в себя в течение двух дней. Объяснить это никто не брался, ведь не так уж и много паук воды нахлебался, да и так как он Первый император, то должен быстро справляться с любыми атаками на организм. И лишь Дарси предположил, что Лаки просто отсыпается, но в это верилось с трудом. Два дня вся страна была в молчаливом напряжении, ожидая, что же произойдет дальше. Я тоже переживал за супруга, хотел его увидеть, даже несмотря на его поступок. Но я не мог... За прошедшие дни я буквально накрутил себе невесть что и не желал подтверждать свои догадки. Я верил ему, любил его и не мог поверить в то, что он специально хотел сделать нас вечными рабами в бинтах. Вот придет в себя и все объяснит. Обязательно. Сейчас же я находился в своей комнате, сидел в кресле и просто бездумно смотрел в пол, в голове уже не осталось ни единой мысли. Я устал думать и гадать. В дверь постучали и в этот раз, невзирая на мое молчание, открыли и вошли. — Долго тут будешь отсиживаться? — спросил отец, подойдя ко мне и заглядывая в лицо. — Я понимаю, что ты переживаешь за паука, но все с ним будет хорошо. Переживаю?! Да, но в то же время негодую. Я просто не знаю, что думать и делать сейчас. А ответы мне может дать только Лаки. — Что говорят врачи? — отведя глаза от пристального взгляда отца, спросил я, надеясь, что скоро все мучения прекратятся. — Ничего, — пожал плечами отец. — Они сами ничего не понимают. Но, судя по всему, рана, что он получил, была опасной. Хоть он и не потерял много крови, все же он мучился с болью, ты сам говорил. Поэтому, возможно, сом был ядовитый. От слов отца я вскинул голову, встревоженно вглядываясь в глаза фараона. Не может быть, чтобы Лаки отравили, возможно ли, что по этой причине он открыл не ту шкатулку? Просто помутился рассудок. — Но он арахнид, как его могли отравить? — непонимающе спросил я, видя, что отец так же обеспокоен, как и я. — Ну, тут, конечно, не поспоришь. Но ты кое-что упускаешь, — будучи уверенный в своих догадках ответил владыка. — И что же? — насторожился я. — А то, дорогой сынок, что он самый ядовитый из всех живых существ, в его крови течет смесь всех известных ядов. Но рыба, что его укусила, во-первых, смогла ранить его, во-вторых, была ядовитой. И так как она вида неопределенного, да что там, магически созданная, то вполне возможно, что яд в ее слюне не известен еще никому. А ведь отец прав. Лаки сам вырабатывает яд, управляет им, но при этом только тем, что знает, я не сомневаюсь, что арахнидам известно больше ядов, чем все остальные. Но нельзя не согласиться с отцом, что есть еще не известные никому яды. — Нгхр, — всхлипнув, я прикрыл лицо ладонями, мысленно вспоминая облик супруга, его блестящие черные глаза, тонкие губы, изогнутые в ироничной усмешке. Я не представляю, как буду жить без него. Хоть мы и не так давно знакомы, я все равно уже люблю его и не хочу терять. Хочу немедленно его увидеть. Вскочив на ноги, я кинулся прочь из комнаты. Лаки! Он не мог поступить с нами так подло, не стал бы он рушить надежды миллионов, только из-за того, что его рассудок помутился от прежде неизвестного яда. Он бы так не поступил. Никогда! Ворвавшись в лазарет, я поспешил к широкой постели, где лежал Лаки. Под глазами его были темные круги, губы потрескались, а кожа была бледнее обычного, почти синей, и похудел он очень. Рухнув на колени перед постелью, я сжал в руках его сильную, но сейчас такую слабую ладонь, и прижался к ней лбом. Слезы сорвались с моих ресниц, тут же впитавшиеся в бинты, сердце сдавила чудовищная боль беспокойства, в душе был лишь страх. — Лаки, прошу тебя, очнись! Я так много хочу тебе сказать, — прошептал я и стал покрывать поцелуями ладонь супруга. — Ну как ты себе представляешь мое признание в любви, ну? Я же не могу говорить такие важные слова тому, кто не может открыть глаза и усмехнуться в ответ... Ла-ки... Слезы буквально душили меня, горло раздирали рыдания, безвольная рука арахнида лишь усугубляла мое состояние, неподвижность Лаки убивала надежду. — Л-а-к-и... — простонал я и уткнулся лицом в край постели, чувствуя, как от моих слез уже даже простыни намокли. Выпустив руку супруга, я до боли в костяшках сжал простынь, пытаясь сдержать рвущийся наружу хриплый стон отчаяния. — Я тоже... люблю тебя... Араанг... — послышался хриплый измученный голос Лаки, от чего я резко вскинул голову, сквозь пелену слез глядя на паука. Он все так же лежал на постели, все так же с закрытыми глазами, но слабая улыбка на губах подтверждала, что мне не послышалось, и это не галлюцинации. — Лаки! — облегченно вздохнув, я вскочил на ноги и хотел обнять его, но, вспомнив, в каком он состоянии, осадил себя и просто взял его руку, вновь прижимаясь к ней губами. — Спасибо! Я так счастлив, что ты очнулся! — прошептал я, чувствуя, что с души словно гора спала. Теперь все будет хорошо!

***

Спустя всего лишь пару часов, предварительно наевшись мяса, Лаки снова был полон сил и готов к новым боевым действиям, это он сам так выразился. Врач, который наблюдал его, категорически заявил, что ему нельзя вставать с постели, но когда это Лаки волновало?! Так же как и в первую нашу встречу, он не послушался и первым делом отправился в баню, заявив, что хочет привести себя любимого в надлежащий вид. Никто спорить с ним не стал, тем более, что все еще побаивались. Что касается меня, то я не стал его удерживать, пребывая в отличном настроении от его признания. Наши чувства взаимны, а больше мне не надо. Хотя нет, вру, мне, ой, как много от него нужно, в частности чтобы он всегда был рядом. И мысль, что мы оба императоры, так грела мне душу, что я все время, пока Лаки приводил себя в порядок, пребывал в нирване. Но в бочке меда всегда найдется ложка дегтя. Так же и в этом случае. Как только Лаки, похорошев, хотя бледность не до конца спала, обосновался в моей комнате, в дверь постучали и нагло ввалились отец, Дарси и Шон. — Явились, не запылились, — пробурчал Лаки, сидя на постели и заплетая волосы в тугую косу, я тем временем доставал из комода его рубашку, которую так и не вернул со дня его появления, как-то упустили мы этот момент. — Чего приперлись? — Какой ты добрый, Лаки. Мог бы сделать вид, что рад нас видеть, — усмехнулся Дарси. — Мы, между прочим, беспокоились о тебе. — Да ладно, правда, что ли?! — вздернув брови, съехидничал паук, я же впервые радовался, что моей усмешки никто не увидит. — Да-да, — весело улыбнулся Шон и в ту же секунду сменил веселье на сосредоточенное и холодное выражение лица. — А теперь, молодой арахнид, будьте столь любезны объяснить, что произошло и почему проклятие все еще не снято? Лаки до этого тоже улыбающийся, резко изменился в лице, все взгляды в комнате были направлены к нему. — А что не так? — спросил он, давая понять всем и каждому, что не считает свой поступок чем-то плохим. — Что не так?! — взвился Дарси и шагнул к племяннику. — Ты, бестолочь, открыл не ту шкатулку! — Хоу-хоу, не кричи на меня, — встрепенулся Лаки и поднялся на постели, от чего стал еще выше. — С чего вы вообще взяли, что я не ту открыл? — С чего?! — снова взревел Дарси. — Сказано же было открыть ту шкатулку, которая окрасится в цвет смерти. А ты какую открыл?! — И какую же?! — сжав кулаки, закричал Лаки. — С чего вы взяли, что цвет смерти — черный? На этот его выпад в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом мозговых шестеренок. — Не понял? — громко спросил отец, глядя на моего мужа. — Всем же известно, что цвет смерти — черный. — Да неужели?! — вздернул брови Лаки и прожег моего отца ядовитым взглядом. — А вы сами-то смерть видели? Если кто не в курсе, в каждой культуре свое представление о смерти. Например, разъясняю для особо умных, — ваш похоронный саван, черный. А у тех же людей, их три как минимум. У одного народа черный, у другого — белый, а есть такие, у кого и красный. Следовательно, у каждого свое представление о цвете смерти. И я не думаю, что, выбрав черный, было бы правильно. Вы вообще после возвращения проверяли? Вполне возможно, что проклятие уже снято. В комнате вновь повисла тишина, с одной стороны, в чем-то Лаки был прав, но с другой — какая разница, какого цвета погребальный саван. И тем не менее кто знает, к чему привело открытие не черной шкатулки. Ведь отец приказал не проверять ничего, дождаться, когда Лаки все объяснит. — Он прав, — заговорил отец и окинул взглядом всех собравшихся. — Мы не проверяли, потому что боялись. — Ясное дело, — рыкнул Дарси. — Кто захочет проверять, можно подумать, что есть желающие стать камнем. — Верно, — прищурился Лаки. — Но я смотрю, никто из вас не подумал о том, что даже если бы мы открыли шкатулку в черном тумане — кому-то все равно пришлось бы проверить. И вот снова возразить нам было нечего. От этого было очень страшно. Во многом Лаки прав и это пугало еще больше. — Ну так что? — спросил молодой арахнид и присел на постели. — Ищите того кто проверит, а когда он станет камнем, тогда и вызверитесь на меня. А теперь свободны. Но, несмотря на его слова, никто не двинулся с места. Дарси прожигал племянника недовольным взглядом, но по его глазам было видно, что не согласиться с парнем он не мог. Шон взволнованно покусывал нижнюю губу, кидая на всех присутствующих обеспокоенные взгляды. Я же просто стоял, в голове не было мыслей, вообще. Словно ветром сдуло все работоспособные извилины. Отец тоже просто стоял и смотрел в пол. — Нужно проверить, — проговорил владыка, вопреки обычному тихо, но уверенно. Все так же стоя рядом с дверью, поднял левую руку и внимательно посмотрел на нее, словно решаясь на что-то. Все взгляды теперь были прикованы к нему. Мы молча наблюдали, как мой отец медленно отматывает бинт с запястья, как оголяет кожу...

***

Ананси Лаки Как я зол, ух! Ишь какие умные, сами нифига не понимают, зато на меня наезжают. Умники, блин, а проверить слабо было. У-у-у! Пойду, проветрю характер и плохое настроение на свежем воздухе. Инга вполне благополучно снял с руки бинты и, вопреки ожиданиям, не окаменел, что означало — мои действия увенчались успехом. Но это отнюдь не означало, что передо мной кто-то будет извиняться. Нагрубить — нагрубили, а извинения побоку. Почему я открыл не ту шкатулку, которую хотел Араанг? А потому что, во-первых, чувствовал, что шкатулка в черном тумане несет в себе угрозу, причем не хорошую до дрожи в коленях. Вторая тоже опозналась мною как весьма опасный предмет, но сила в ней была какой-то иной. Во-вторых, Урсулайя рассказала, что знала. Знала она много чего, что, впрочем, было не ново для меня. Единственное, что меня удивило, — это ее уверенность, что открывать нужно бесцветную шкатулку. Ее я так и не видел, только слышал. После того как рыбина меня заглотила, меня оттранспортировали в темную пещеру с воздухом, рассказали, что знали, после выплюнули рядом с алтарем и убрались восвояси, напоследок взяв с меня обещание никому не рассказывать об Урсулайе. Почему меня тогда не волновало, а вот сейчас вспоминаю и думаю, что дураком был, раз не спросил. Помню же, как она сказала, что она забытая королева. Возможно ли что она супруга Инги? О его жене мне мало известно, точнее вообще ничего не знаю. Лишь то, что ее у него нет, но была. С этим еще предстоит разобраться, хотя не к спеху. И вот, греясь под солнечными лучами, подперев спиной стену дома нашего фараона, я посмотрел на вышедших из парадных дверей мумий. Точнее теперь это были не мумии, потому как сняли они свои бинты. Араанг взялся руководить этим мероприятием, и он будет занят, наверное, до вечера, мне же оставалось только продолжать бороться с ядом сома, не до конца еще с ним справился, но иммунитет уже выработался достаточно. Чем я, собственно, и занимался сейчас, попутно разглядывая мумий, хм, нет, теперь уже детей Дождя. Изменения в их внешнем виде были о-о-очень заметны. В общем, все, кто вышел из главного дома, имели сине-зеленую кожу, трудно точно сказать, так как на солнце она переливалась всеми оттенками этих двух цветов. Изумруды, блин. Рост котировался от метр с кепкой и до двух с половиной, какое разнообразие-то. Но, несмотря на высокий, или маленький рост, все пропорции тела были соблюдены. Не было такой ужасной асимметрии, как на наскальной живописи в пещере Хмыра, — он, кстати, прознав, что мумии раздеваются, прилетел и сидел сейчас в нескольких сотнях локтей от меня и, прищурившись, довольно наблюдал за мумиями. Так, вернемся к ним. Волосы у всех кто вышел, были длинными, густыми и зелеными. Глаза большими, в обрамлении густых зеленых ресниц, носы аккуратные, рты у кого какой, но вполне человеческие. Дети Дождя имели слегка овальную форму головы, а еще линия роста волос у многих мужчин начиналась не со лба, как у всех, а с затылка, как-то так. Но это не делало их некрасивыми, наоборот, все они были прекрасны. И меня снова пронзило непреодолимое желание увидеть Араанга, а потом... Эх, но пока мне предстоит просто ждать. Вскоре из дома вышел и фараон, его я определил по маленькому росту — он тут самый низкий — и по густой белой бороде, что, как всегда, змейкой следовала за ним. Нахмурив седые брови, мужичок подошел ко мне и присел рядом. — Ну что, зятек, ждешь? — спросил старик, с улыбкой наблюдая за своим народом, который радостно кружил по большому двору, наслаждаясь лучами солнца. Все смеялись и даже пели, из-за чего гомон стоял неимоверный, обнимались и танцевали. Глядя на них, даже я улыбался счастливо. Все же я смог сдержать обещание. Какое облегчение-то! — Да, долго он там еще? — спросил я, кинув взгляд на мужичка. — Ну, кто знает, — пожал плечами Инга. — Народа немного пришло, но все же придется повозиться. — А другие, те, кто дальше главного дома живет, уже знают? — Да, разнесли уже весть, — снова с улыбкой в голосе ответил Инга, на глаза его даже слезы навернулись. — Ну, папа, не плачь, все же хорошо закончилось, — накрыв рукой голову старика, я нагло растрепал его волосы, как бы подбадривая. — Спасибо! — растроганно прошептал Инга и поднялся на ноги, сложив руки пирамидкой, поклонился мне, выражая глубокую, бесконечную благодарность. — Не стоит меня благодарить, — скривился я, не люблю, когда меня хвалят или благодарят. — Я помогал вам ради своей выгоды. — И какой же? — удивился фараон. — Ну... — предвкушая долгую счастливую жизнь с Араангом, протянул я. — Ясно все с тобой, сына, — рассмеялся старик и выпрямился. — Пойду я, нужно к банкету приготовиться. Да и отблагодарить тебя не мешало бы. И был таков. Маленький да юркий, хоть и в возрасте уже. Оставшееся время до заката, я наблюдал за мумиями, они за час развели такую бурную деятельность, что я им просто поражался. За считанные минуты была украшена главная площадь, перед домом фараона, мумии буквально из воздуха вытаскивали гирлянды и фонарики, развешивая все это по деревьям, статуям и прочему, всему, что привычно для площадей. Также за короткое время организовали банкетные столы, прикатили не одну бочку с вином и пивом. Музыканты загремели веселой и заразительной музыкой, а уж после того, как эти музыканты выпили... Ух! В общем, гулянка намечалась конкретная. А я все сидел и ждал свое счастье, что не торопился ко мне, хотя уже пару минут как из дома никто не выходил. Но я терпеливо ждал. А терпением не особо-то и наделен, уже стал подумывать о том, чтобы пойти, да поискать своего благоверного, может, устал и уснул где-нибудь в уголке. Ах, у них же нет углов. И вот пока я решался, на парадное крыльцо вышел кто-то высокий и в плаще. Так как солнце еще светило, он медленно двинулся к собравшемуся народу, ну тут просто пройти негде было, все равно пришлось бы протискиваться через веселящихся. На какое-то время я даже потерял плащевика и пытался разглядеть его в толпе, но это не увенчалось успехом. И уже огорченно, я ж наделся, что это Араанг, я сложил руки на груди и надулся, одной лапкой нетерпеливо стуча по земле. — Когда он уже придет?! — Кто? — послышался заинтересованный голос Араанга в стороне от меня. Резко обернувшись, я увидел-таки этого замотанного в плащ кого-то. — Араанг, а ты чего в плаще? — поднявшись и подойдя к супругу, спросил его, сдерживая себя, чтобы не сорвать с него этот гхыров плащ. — Боюсь, — честно признался Араанг и вытянул руку вперед, к солнцу. А я, как завороженный, смотрел на его хрупкую кисть, на длинные тонкие пальцы с аккуратными ногтями, на сине-зеленую кожу, у него преобладал больше синий оттенок. И, даже еще не касаясь супруга, я чувствовал, что его кожа нежная и шелковистая, да и воспоминания о прикосновениях к ней были еще очень даже свежи. — Чего ты боишься? — затаив дыхание, спросил я. — Что не понравлюсь тебе, — снова спрятав руку в плаще, проговорил Араанг и повернулся ко мне. Капюшон плаща скрывал его лицо, и единственное, что я видел, — это прядь синих волос. — Араанг, я верю, что ты прекрасен! Тебе нечего бояться. Я люблю тебя! — прошептал я и шагнул к нему, протянув руки, снял капюшон. А под ним... Знакомые серебряно-алые с отливом черного глаза, в обрамлении густых сине-черных ресниц, такие же сине-черные брови в разрез. Прямой нос, крылья которого сейчас нервно трепетали. Слегка полные губы, напряженно сжатые из-за волнения. Красивый овал лица, высокий лоб, высокие скулы, тонкий подбородок и тонкая шея. И волосы, густые и длинные, синие с черными прядками. — Ох, — простонал я и осел на брюшко. — Лаки! — встревоженно воскликнул Араанг и подскочил ко мне, обеспокоенно заглядывая в глаза. — Прости! Тебе, наверное... — Что ты говоришь?! — выдохнул я, млея от восторга. — Ты прекрасен! И, схватив парня за руку, притянул к себе, крепко сжимая в объятиях, с удовольствием накрывая его губы своими в жадном, долгом поцелуе, выражая через него все, что сейчас чувствовал. Губы мумия были шелковистыми, теплыми и податливыми. Они так и манили ласкать их, что я и делал, совершенно забыв о том, где мы находимся. Араанг доверчиво и с той же страстью обнимал меня за плечи, прижимаясь ко мне всем своим телом. Кстати, о теле... — Араанг, — простонал я, разрывая поцелуй и глядя в затуманенные глаза супруга. — Я тебя хочу! Сейчас же! Не позволив ему ответить, полез руками под плащ, с наслаждением отмечая, что кожа его намного превосходит все мои ожидания и воспоминания. Она такая нежная и гладкая, что мне голову сносило основательно. — Лаки, — простонал Араанг, когда я впился в плавный изгиб его шеи, вдыхая аромат морского бриза. Помнится, раньше он пах тиной и болотом, а теперь аромат его такой легкий и приятный... Не отпущу, кто бы что ни говорил. Мое! — Хей-хей, молодежь, — раздался за спиной мумия, голос его вездесущего папани. — Вы хоть уединитесь, а. Пришлось оторваться от сладкого супруга и обернуться к свекру. Тот смотрел на нас со снисходительной улыбкой, отлично понимая нас, как мужик мужиков. — Эх, — выдохнул я и поднялся, схватив прибалдевшего Араанга на руки, прижав к груди, а парень и рад, обнял в ответ и прильнул всем телом. Я ж не выдержу! Скончаюсь от счастья раньше, чем доведу дело до конца. — Ладно, дедуль, мы ушли, — с предвкушением страстной ночи, ответил я и развернулся в сторону дома. Но, видимо, у судьбы другие планы на меня, так как за мной стояла какая-то женщина. Высокая, красивая, с синими, густыми волосами, и лицо было таким знакомым. Где ж я мог ее видеть? — Мама, — потрясенно выдохнул Араанг и, спрыгнув с моих рук, подскочил к женщине, что была одета словно языческая жрица, не платье, а набор лоскутков, блин. Кстати, на остальных мумиях тоже было минимум одежды, на мужчинах так и вообще набедренные повязки, типа юбок, да украшения в виде браслетов и ожерелий. — Урсулайя! — так же выдохнул Инга и плюхнулся на землю без чуйств, подняв столп пыли. Та-а-ак! Это сейчас что было? Урсулайя? Что-то знакомое. — Ого, — выдохнул и я, видя, как Араанг и жена фараона обнимаются и целуются, явно до безумия счастливые от встречи. Так как мне не нужно было радоваться встрече со свекровкой, я просто поднял на руки Ингу и предложил: — Может, пройдем в дом? Ему б водички. — Да, — радостно заулыбался Араанг, от чего стал еще прекраснее. И почему я должен ждать?! Он же мой муж, в конце концов. Не могла маманя позже заявиться?! Ну что за дела, в самом-то деле?!