* * *
Да, сказать, что мне было страшно – это ничего не сказать. И я не знаю, что меня пугало больше: эта неизвестность, которая нависла над Парадом грозовой тучей, что была готова разразиться молнией и испепелить всех нас, или такая внезапная пропажа Фрэнка. Уже прошло много времени, но ни я, ни Майки, ни Элизабет его не видели. Ни одного намека на то, где он сейчас. Вообще ничего. Я бы волновался за него, боялся за то, может ли его уничтожить та странная штука, которая преследовала Лизу. Но есть одно но. И это «но» – сам Фрэнк. Думаю, какое бы это ни было зло, оно само испугается этого парня и поспешит скрыться от него как можно дальше. Я бы тоже с удовольствием не попадался и дальше ему на глаза, но сейчас я понимал, что я должен с ним поговорить. Нет, я обязан это сделать. Я устал. Устал от всего этого клубка проблем, который с каждым днем становится все больше и запутанней. Мне нужно зацепиться хоть за одну ниточку и постараться его распутать. И сейчас этой ниточкой стал Фрэнк. Он мне нужен, черт его возьми. Кажется, даже погода чувствует мое настроение. Пурга не утихала уже очень долгое время – только усиливалась с каждой минутой. За пеленой снега ничего не было видно, казалось, снег поглотил здесь все вокруг, заключил в свой плен. Поэтому на какое-то время нам пришлось найти себе укрытие. В первый раз я видел такое. Впервые мы искали убежище в своем доме. Но вместе с пургой нарастал и наш страх, он закрался в сердце каждого из нас, как бы мы ни пытались этого скрыть. Но вместе и со страхом какая-то искорка волнения проскочила глубоко во мне. Я волновался за свою «ниточку». А что, если тот монстр его все-таки поймал и уничтожил? Или он бродит один в это пурге, в таком холоде? Эти мысли не давали мне покоя. Но почему я вообще должен за него волноваться? Это же Фрэнк. Он сам кого хочешь сломит, в этом я лично убедился. Но он может стать тем ключом в моей системе бесконечных замков. Но еще более ужасным фактом стало то, где мы нашли убежище: Стены ходили ходуном и каждую минуту где-то отпадала часть дворца, колонна или камень, так и норовя придавить кого-то из нас. Поэтому мы всегда держались вместе, старались не отходить друг от друга. Но самое удивительное, что за все это время я все-таки смог уснуть. Конечно, сон и прочие радости человеческой жизни нам были не нужны, но сейчас была немного другая ситуация. Обычно во сне я вижу лишь Черноту. Но в этот раз у меня был сон. Впервые за все время пребывания на Параде я видел не темноту и кошмары. Я видел самый настоящий сон. И самое удивительное то, что там Фрэнк. Это было дежавю: он делал тоже, что и в последний раз нашей встречи. Его голос звучал ужасно тихо: он шептал мне прямо на ухо слова, которые я не смог запомнить на момент пробуждения. Но мне это нравилось. Мне нравилось, как кончик его горячего языка медленно проходит по моей шее, нравилось, как его губы, такие мягкие, обхватывали мочку моего уха… Это было так странно. Так хорошо. Так неправильно. И мое сознание упорно отвергало факт моего наслаждения. Меня словно разрывало. Я не знал, что должен чувствовать, но дрожь проходила по моему телу. Слова, которые он шептал, сливались, и я просто наслаждался эти звуком. Он казался таким живым, таким теплым. Но в моей голове звучала одна фраза, которую он сказал прежде, чем раствориться в моем сне: «Я не всегда был ледяным, Джи». И я проснулся. Мне бросало в дрожь, дыхание сбилось. Капельки холодного пота стекали по моему лбу. Счастье, что все спали и меня такого не увидели. Знать об этом им не стоило. Почему он так меня назвал? Джи... Об этом прозвище знал только Майки, но и тот называл меня так очень редко. От Фрэнка я не слышал никакого произношения моего имени: он не называл меня по имени. Мы вообще редко общались, все время он меня избегал. Я пытался с ним поговорить, но он лишь огрызался или делал вид, что меня просто не существует. Прошло дня три или четыре с этого момента. Кажется, Пурга устала держать Парад в своих объятиях и потихоньку унимала свой пыл. Как раз вовремя, потому что вчера колонна чуть не придавила Элизабет. Хорошо, что Майки вовремя успел. Сейчас все должно наладиться, вернуться в прежнее русло. Каждый из нас свято верит в это.* * *
– Джерард, прошу, будь осторожен. Мне страшно, все, что здесь творится... Это ничем хорошим не закончится, – голос девушки дрожал, но она пыталась говорить как можно уверенней, чтобы казаться сильной передо мной. Я знаю, насколько ты сильна, Лиза, знаю. В ее глазах поблескивали слезы, они вот-вот готовы были сорваться и тонкой струйкой потечь по ее щекам. Понимая это и не давая слезинке оказаться на ее прекрасном личике, Мать Война обвила мою талию своими тонкими ручками, прижимаясь и утыкаясь в мою куртку. Она видела во мне какую-то опору, думала, что я сильный, и смогу защититься и защитить. Ох, знала бы ты, милая, как мне страшно внутри. Как страх просто протыкает своими копьями мое сердце. Но ради вас я не посмею показать это. Я просто молчал, обнимая ее. Слова сейчас не были нужны. Лизе нужен был лишь факт того, что я здесь, что я рядом. Она не отпускала меня, тихо всхлипывала и только крепче сжимала в объятиях. Только сейчас я понял, насколько все зашло далеко. Что должно произойти, что сама Мать Война, одно из самых сильнейших созданий, которых я знаю, сейчас плачет и немо молит о помощи? Сегодня мы нашли Страх и Сожаление. Нашли их тела. Они были изуродованы. Глаз не было – лишь пустые глазницы. Изуродованная одежда была полностью выпачкана кровью и клочьями свисала с их тонких, белоснежных тел. На животе крест на крест были нанесены пара глубоких порезов. Ногтей не было, как и кожи на их запястьях и маленьких ладонях. Вместо нее было мясо. Волосы вырваны клочками. При виде них, тех девочек, которые раньше всегда давали нам надежду на лучшее, всегда были веселые, озорные, всегда улыбались и умели радоваться даже мелочам, при воспоминаниях об огоньках в глазах, таких живых, таких настоящих, я впал в транс. Если бы не они, нас давно бы не существовало. Мы бы утонули в собственном отчаянии. Теперь они лежат перед нами, даже сейчас прекрасные. Они всегда были такими радостными, эти две сестрички. Не судите их по их именам, не они их себе выбирали. Им было всего двенадцать, когда они сюда попали, но, в отличие от нас, у них сохранилась память. Их убил собственный отец, когда в приступе ярости облил их керосином и просто бросил спичку. Но, сколько бы я с ними не разговаривал, ни Страх, ни Сожаление не сказали о нем плохого слова. Сестрички любили свою семью до сих пор и свято лелеяли свою главную цель – выбраться из этого проклятого Богом места и вернуться в семью. Страх и Сожаление. Они были живыми даже здесь и заражали этой жизнью нас. Глаза застелила пелена слез, но я старался закрыть их и не позволить слезам выдать мою слабость. Элизабет все крепче ко мне прижималась, моля о том, чтобы я был осторожен. Ее тихие всхлипывания перешли в самые настоящие рыдания. Теперь она сломлена. Я это чувствовал. Слышал тот треск, что раздался глубоко в ее душе. Не отпуская девушку из своих объятий, я посмотрел за ее плечо. Майки присел на корточки перед телом Сожаления и рассматривал те лохмотья, что остались от одежды. Он поднял на меня глаза. Никогда я еще такого его не видел, не видел такого взгляда у него. Братец еле-еле сдерживал слезы, стараясь показать, насколько он сильный, но взгляд выдавал его – в его глазах было столько боли и отчаянья.* * *
Элизабет, уставшая от рыданий, уснула, так меня и обнимая. Мы похоронили девочек прямо здесь, на том месте, где их и нашли. Взяв то тряпье, которое на них осталось, и укрыв их тела, мы оставили открытыми лишь лица. Мы стояли возле их тел и просто говорили все, что чувствовали. Благодарили их за все, что они нам сделали. В Черноте они стали нашим лучиком Солнца, который теперь погашен. Ни на секунду слезы не переставали течь по щекам Лизы, плакал даже Майки, хотя и пытался это скрыть, но я видел, как пара слезинок скатилась вниз по его подбородку, оставив за собой мокрую дорожку на щеках. Снежинки медленно падали на тела сестер, накрывая их белыми покрывалом. Даже сейчас они вместе, пусть так и будет. Такие красивые, такие невинные. Они всего лишь дети. Теперь это место стало казаться мне еще чернее, чем было до этого, словно мгла над нами сгустилась. Снег усилился, забирая девочек в свои холодные и уже вечные объятия, поэтому нам пришлось уйти. Все это время Мать Война так и спала у меня на руках. Как же ей тяжело сейчас, пусть сон подарит ей хоть какое-то спокойствие. Майки тоже спал, тихо посапывая. А вот мне не спалось, как бы я ни пытался. Слишком много мыслей, они жалили меня при каждой попытке уйти в царство Морфея. Я услышал шаги, доносившиеся откуда-то из стороны. Теперь никакого сна не осталось и в помине. В темноте промелькнул силуэт. Он был мне знаком, но не успел я и сообразить, что делать, как фигура, появишься из мрака, склонилась передо мной. Я почувствовал, как пальцы опустились мне на плечи, чуть сжав их. Даже сейчас я чувствую его холод. Парень опустил голову, не решаясь поднять на меня взгляд, волосы скрывали половину его лица. Я слышал, как он тяжело вздохнул и тут же поднял на меня глаза. Дрожь пошла по всему моему телу, когда наши взгляды встретились. Его глаза цвета плавленого шоколада. Такие знакомые, такие теплые... Я их где-то уже видел. Мне было страшно и так хорошо одновременно. Его холод меня согревал. Один его взгляд, наполненный такой болью и сожалением. Мое сознание отказывались принимать это. Так не должно быть. Просто, черт возьми, не должно! Тот Фрэнк, которого я боялся, которому старался не попадаться на пути, который своими словами изрезал мою душу, стоял передо мной, чуть поджав губы и немо извиняясь. Его глаза выдавали его. – Прости меня, Джи... Я не выполняю свое обещание, прости меня, – тихо прошептал он эти слова, заставив меня вздрогнуть и затаить дыхание. Он произнес это так нежно и с таким сожалением, что я буквально замер на месте, не в силах пошевелиться. Но за что он извиняется, что за обещание? Опять одни вопросы. – Тебе надо отдохнуть, Джи. Закрой глаза и просто спи, я тебя защищу. Джи... Джи... Почему он меня так называет? Кто ему сказал об этом прозвище? Почему неизвестность повсюду? Почему она сдирает с моего тела кожу, чтобы сожрать все мои внутренности? В голове творился сплошной хаос, все смешалось, мое сознание было полностью затуманенное... Перед глазами все плыло. Глаза, мои глаза… Меня резко окутало сном, и я просто провалился в него, позволяя неизвестности поглотить себя.