Enjoy the dark

Крошка Джи… Крошка Джи… Он меня так назвал, и я определено где-то слышал это прозвище раньше. И я не могу понять, что произошло тогда, пару дней назад. Слишком невозможно. А трава была такой мягкой, а все происходящее таким нереальным. Я все еще лелеял свою бредовую мысль о том, что это всего лишь сон. Лелеял, словно это было такое семя, семя жизни. И я должен был его уберечь. Оно единственное, что у меня осталось. Больше ничего. Все разрушено: наши единственные солнечные лучи, две близняшки, были уничтожены; моя мать — единственное доказательство того, что я был жив когда-то, теперь канула в лету вместе с моими надеждами и верой. Да, все это время у меня была вера. Вера, которой сейчас не существует, она разбросана тысячами осколков у руин моей жизни, и я все также наступаю на нее, нанося на свое тело все больше царапин. И что может быть глупее, чем моя идея сбежать сюда? Думаю, что ничего. Трава была такой мягкой, а небо таким черным и никчемным. Таким же никчемным, как и я. Правда же, что может быть омерзительнее человека, который утопил свою душу в ядовитых водах актерства и масок, что практически срослись с настоящей кожей? И я был мертв. И все вокруг было мертво. Только привкус жизни остался на моих губах, но даже он был такой тонкий и легкий, его практически невозможно было уловить и почувствовать. Бесполезно обманывать самого себя. Этот вкус одурманил мой разум, словно доза наркотика. Полностью подчинил его себе. Но вот он испаряется, этот легкий пепел моего бывшего существования, и что дальше? Ломка? Что начнется? Что может быть хуже? Кажется, мне придется бегать за Фрэнком и молить о еще одном поцелуе. Ведь вкус свободы и жизни остался лишь на его губах. Прошло много времени с того происшествия с мамой. Майки стал более замкнутым, Элизабет всегда пыталась быть рядом, чтобы пытаться помочь, а все слова, адресованные мне, были так осторожно подобраны и также осторожно сказаны. Ведь одно лишнее слово — и я разобьюсь, словно фарфоровая кукла. Так считали они, но так не считал я. Поздно, я уже разбит. Я давно не видел Фрэнка, с того дня он не появлялся. И я искал везде, где было возможно. Я все время думал, что он пропадает здесь или на самой окраине Парада, но его не было ни здесь, ни там. И как бы мне не хотелось, но я ловил такое тонкое чувство, которое мелькало в моем сознании, — беспокойство. А еще я скучал. И скучал безумно. Как бы мне не хотелось это признавать, но, увы, чувства сильнее. И я просто лежал здесь. Такой мертвый и совершенно беспомощный. Я хотел бы найти Фрэнка. Очень хотел. Нет, я бы не орал, не злился. Мне нужна его энергия, его живая энергия. Он — единственное напоминание о жизни, что была у меня когда-то. Отражение в воде было черным, да и что еще может там отразиться? Душа? Увы, ее облили бензином и подожгли, так что остался лишь один пепел. Да, думаю именно это отражение я здесь и вижу. В воде отражается моя подлинная сущность, такая же черная. Я пытался кидать камешки в воду, но они просто пропадали в воде, оставляя круги. И ничего больше. Никакого чуда. У Фрэнки получится сотворить чудо, но не у меня. Я слишком мерзок для этого. Стоп, а что если?.. Мысли смешались в один большой ком так, что сосредоточиться на какой-то одной я просто не мог. Это было даже хорошо, ведь в таком случае я понял бы всю глупость этого поступка. И эти самые мысли были моим камнем, который тянул меня ко дну, сквозь черную воду. А она была такой теплой и такой воздушной. И медленно каждая клеточка моего тела соприкасалась с этим источником жизни, полностью отдаваясь ему. Я не хотел сопротивляться, не пытался выбраться наружу, просто уходил на дно, широко раскинув руки в стороны и моля о том, чтобы я захлебнулся этой черной водой. Но я всего лишь недополтергейст, а они, увы, не умирают, потому что уже мертвы. Вода шумела в ушах, и я даже не пытался пошевелится. Черные воды крепко держали мое тело в своих оковах, не позволяя шевелиться. А это мне и было нужно. Упасть на дно и слиться с песком. Чтобы меня больше никто не нашел и не вспомнил. Но на самом деле я захлебывался, только не черной водой, а своими такими же черными мыслями. А сердце раненной птицей рвалось сквозь толщу воды, и ему нужен был лишь еще один глоток свободы. Такой живой свободы. Но оно будет похоронено здесь, потому что я так решил. Потому что я его хозяин. Воды сочилась под одежду, заставляя все тело покрыться гусиной кожей. Легкие сжимались, пытаясь выдавить хоть один порыв воздуха, которого бы хватило на вздох. Вода давила на глаза и на все тело, припечатывая его ко дну. Но мне и было это нужно. Этот пресс быт таким теплым и приятным, что у меня не осталось даже сил на сопротивление. А оно мне и не надо было. Давай же, вода, забери меня в свои чертоги и подчини своей воле.

* * *

«Не бойся меня, Джерард. Я не причиню тебе зла». Голос был совершенно незнакомый и какой-то… отреченный. Я не мог определить, откуда именно он доносится: казалось, он был вокруг. Казалось, что говорит сама вода. Но мне все равно на слова. Пусть убьет меня, уничтожит. Знаете, что видно, когда смотришь на черное небо сквозь такую же черную воду? Видно свою душу, ведь она такая же черная, как и все вокруг. Пальцы касались мягкого песчаного дна. Какое же я ничтожество. Даже не могу утонуть, а ведь так бы хотелось. Но здесь меня никто не найдет, никто и никогда. А вода все говорила со мной, нашептывая приторные слова на ухо и нежно касалась моего тела, легко развивая волосы в течении. «Ты же все хочешь узнать. Так пошли со мной». «Нет, не хочу. Утопи меня». «Это невозможно, ты даже сам не сможешь убить себя». «А жаль». Вода говорила даже не со мной, а с моими мыслями. Это было странно, но я уже привык к странностям. «Разве ты не хочешь узнать прошлое, Джерард?» «Не хочу» «Ложь». «Ты не можешь знать, ложь это или нет, потому что я сам этого не знаю». «Закрой глаза. Это не больно». И я подчинялся, даже против своей воли. Черные капли давили на веки, заставляя закрыть их и не смотреть больше на всю эту черноту. «Можешь открывать». Кажется, я ослеп. Яркий свет буквально резал мне глаза. Давно я не видел такого. «Куда ты меня привела?» Губы не слушались, как будто мне зашили рот крепкими нитями. Я мог лишь думать, но я знаю: она слышит мои мысли. «В твоей душе, Джи». «От нее ничего не осталось». «Память остается всегда». Я стоял в белой комнате: белый пол, белые стены, но только потолок… там была вода. Вода того самого озера. Единственное, что было правда не белым, так это стены. Хотя, может, они и белые. Мне слишком слепило глаза, поэтому я не мог определить. На стенах были буквально вырезаны зеркала. И их было великое множество. Какие-то совсем тусклые, а другие, наоборот, идеально чистые, блестящие просто. Кто-то невидимый толкал меня в спину, заставляя идти прямо к одному из зеркал. Я пытался остановится, но тщетно. «Что-то» было сильнее, и мне пришлось поддаться. Это толкнуло меня прямо в спину, и я буквально впечатался в одно из зеркал. «Смотри внимательнее, Джерард». Все обычно. Просто я. Та же куртка, те же брюки и то же лицо, такие же темные волосы и серо-зеленые глаза. Все как обычно. Что я должен там увидеть? Но тут же отражение рассеялось легким туманом. Только сейчас мне стало жутко. Легкие прилипли к сердцу, отказываясь работать и заставляя меня хватать воздух ртом. В голове было много мыслей, даже слишком. И вот отражение прояснилось. Там был я. Только совсем другой я. Взлохмаченные волосы, цвета вороньего крыла, сверкающие глаза и улыбка. Когда-то я улыбался так искренне, так честно. Когда-то я чувствовал счастье. И еще кое-что. Этот «я» был совсем миниатюрным. Маленький пухлый мальчик, который был счастлив сейчас как никто другой. А вот подбежал еще один и нацепил на мою голову венок из маргариток. Эти дети были счастливы, никаких правил и запретов. А я узнал второго, ведь он так радостно улыбался, эту улыбку я узнаю из тысячи других. Малыш Фрэнки. Вот кто сейчас так задорно смеялся и пихал темноволосого в плечо, чтобы тот наконец спрыгнул в реку. Солнце светило так ярко, а небо было таким голубым. И эти два малыша были счастливы, ведь они еще не знают обратной стороны этого мира. Изображение пропало, а Нечто снова начало толкать меня. На этот раз зеркало было словно запыленное. Только слой пыли был совсем тонкий. Трое парней радостно улыбались. На них были накинуты легкие мантии, а голову украшали какие-то странные квадратные шапки. Один из них был очень сильно похож на меня, ну точно, это же Майки. Никогда еще не видел его таким счастливым. А вот Фрэнки совсем не изменился. Такой же ребенок с довольной улыбкой. И я, худой, бледный, но такой счастливый. Даже не могу поверить, что когда-то был таким. Вот ко мне подбежала какая-то девушка и поцеловала меня в губы, одновременно обнимая за плечи. И мама… обнимает сначала Майки, а потом меня. Даже Фрэнку перепало объятий; странно, но именно в этот момент он перестал улыбаться и обнял маму так осторожно, будто это последнее, что осталось в его жизни. Тучи на ясном небе сгущаются, и на эту радостную компанию градом обрушились тяжелые капли дождя. Снова туман. Но я был счастлив и улыбался почти так же, как в этих отражениях. А слезы серебренными струйками лились по щекам. Самое пыльное зеркало. Слой был настолько толстый, что почти ничего не было видно. Я хотел было прикоснуться и стереть эту грязь, но руки не слушались меня, все тело перестал контролировать разум. Дым рассеялся, но я ничего не увидел. Лишь серое пространство. Зато в голове отчетливо звучали надрывные крики и рыдания. Кто-то снова звал меня, но грязи было слишком много. Лишь очертании. Что-то высокое — и больше ничего. Множества теней. Больше я ничего не смог увидеть. Но сердце больно сжималось, а в голове путались мысли. Мне было страшно, ведь крики стали еще громче, а кто-то звал меня так отчаянно. Голову буквально разрывало от этого, хотелось сбежать, хотелось выключить весь этот мир. «Тебе пора, Джерард». «Другие зеркала…» «Тебе пора». Водяной потолок обрушился на комнату, топя под своими водами все стены и зеркала. Стекла лопались и взрывались, куски стен начали обваливаться прямо в эту черную воду. Казалось, сама лава раскалилась в моей голове. И я хотел лишь одного: взорваться и не чувствовать больше боли. Но зеркала… Я должен узнать еще одно. Слишком рано…

* * *

— Джи! Очнись! Прошу тебя, открой глаза, крошка Джи… Фрэнки… Его голос буквально вырвал меня из оцепенения. Сильные руки крепко держали меня, а он сам согнулся так, что волосы закрывали его лицо и громко всхлипывал. Его пальцы дрожали, да и его самого просто трясло. Попытка пошевелиться была неудачной. Тело было ватное и хватка слишком сильной. Но, к счастью, парень почувствовал мои телодвижения и повернул ко мне голову. Щеки блестели от слез, но глаза сияли также ярко, губы дрожали. — Джи… Сказал, как будто это самое важное словно в его жизни. Но даже голос дрожал. — Все хорошо, Фрэнки. Он улыбнулся мне, и сейчас я готов был отдать все — лишь бы эта улыбка не исчезала с его лица. Но Фрэнк тут же вздохнул и буквально на выдохе произнес те слова, от которых мое сердце практически разорвалось на части: — Они напали на нас, Джи.