Смотреть на огонь

Пять лет назад. - Уже четыре часа он стоит на ветру. Поговори с ним, убеди вернуться в тепло. На смотровой башне нашего замка всегда ветра, кажется, облака ложатся прямо на высокие шпили, и орлы касаются кончиками своих крыльев шероховатого камня. С тех пор, как наш мальчик вернулся домой, он целыми днями стоял здесь и смотрел вдаль. Будто ждал кого-то. Иногда мне казалось, что он хочет раскинуть крылья и броситься вниз, но у него не было крыльев. Он потерял их и одно из сердец, едва выжил после страшного боя в Мглистых горах, воины принесли его почти бездыханным. Ди только вздохнул. - Бесполезно. Не трогай его, Камран, в сердечных делах никто не может быть ни помощником, ни советчиком. - В сердечных, - раздраженно бросил я, - он уже остался без одного из сердец. Будь он простым смертным, уже был бы мертв! Самое страшное, что он хочет умереть, раз запретил лечить его… - Он не хочет, поверь мне, - Ди мягко сжал мой локоть, успокаивая, - он просто хочет любви. И готов носить след от раны в память о любимом. - Он упрям, совсем, как ты! Ди рассмеялся тихо и мелодично. - Верно. Все будет хорошо, Ками. Пойдем вниз… Я тут же опомнился, замечая, что Ди стоит на ветру без плаща, стащил свой и укутал его, обнимая бережно, будто невзначай касаясь небольшой еще округлости живота. - Данго, мы ждем тебя внизу, - крикнул я, у меня тоже есть упорство и принципы. Сын обернулся, его удивительные огненные волосы подхватил ветер, растрепал во все стороны. Мальчик ласково улыбнулся. - Иду, папа. Не беспокойся за меня. Мушар выглядел, словно древний старик. Его лицо высохло, скукожилось и потемнело, как гнилой абрикос, да и на посох свой шаман опирался слишком тяжело, лишившись прежней горделивой поступи. Мудрец нашел меня на берегу, где я стоял со своей безутешно рыдающей матерью. Она бессвязно бормотала, что боги отвернулись от нас, что новый сёгун привел в Яхиту иноверцев с их жестокими и бессмысленными законами и обычаями, что она никогда не услышит детского смеха, потому что мое дитя… Я не успел вернуться вовремя. Мой сын умер семи дней от роду, не дожив до именования. Теперь его душа обречена скитаться между двумя мирами, тогда как маленькое тельце предано ветру и волнам. Если бы я сразу поехал домой, а не стал делать крюк через Сумантару, то успел бы увидеть сына и наречь его именем. - Приветствую, достойный герой, - промолвил сухим и хриплым, как трение камня о камень, голосом шаман. Моя мать тут же вздрогнула и опустилась перед ним на колени, отдавая дань мудрости говорящего с духами. - Покинь нас, Шаора, я хочу поговорить с твоим сыном, - велел Мушар, и мать немедленно ушла, даже не оглянувшись. Я слушал, как гремит море, как кричат на разные лады чайки, и как ветер свистит в ущельях. Звуки, знакомые с детства, такие же привычные, как лязг стали, ржание коней и стоны умирающих. - Ты стал великим воином, Шторм. Слава о тебе гремит по всему континенту. - Это не моя слава, Мушар. И ты это отлично знаешь. Шаман опустился на камень, щурясь на темное море. - Мы живем в плохое время, мальчик. Чужой бог пришел в наши места, иногда мне кажется, что не только ты, что прокляты мы все. Ты уже виделся с Кайори? Я кивнул. Моя жена встретила меня сухо, охваченная обидой за неоправданную задержку в пути. Что ей какие-то каменные, если ее дитя погибло без именования. Я выслушал ее запальчивые обвинения, отметив про себя, как она похорошела. С годами Кайори становилась все красивее, высокая, статная, она носила дорогие платья и закалывала волосы гребнем с драгоценными камнями. Она была расстроена, но не выглядела убитой горем. - Шторм, - Мушар посмотрел мне в глаза, - не хочу разносить сплетни, меня это не касается, но люди поговаривают… Он облизнул тонкие, серые губы. - О чем говорят люди? - Люди склонны болтать. Говорят, к твоей жене приезжает гость из префектуры, знатный человек. Конечно, это досужие слухи, но… ты так редко бываешь дома. Удели внимание своей жене, обиженная женщина опасней сотни скорпионов. По-правде, мне не хотелось сейчас говорить о Кайори. Я чувствовал свою вину перед женой. Хорошие мужья должны быть рядом, когда их сыновья появляются на свет, а я пропустил рождение обоих своих детей. Может быть, потому духи отняли их. И не рыжая прядь тому виной. - Мудрейший, я напал на след этого человека. Каменный великан Аэн рассказал, что ковал меч для наместника Шендры, великого Сокола Шахина. - Светлые духи! – воскликнул шаман. – Тогда я не понимаю, почему ты все еще жив. - Я поеду в Шендру и узнаю правду, пусть даже мне придется за нее умереть. - Несчастный, - покачал головой Мушар, - духи лишили тебя разума за то, что ты вторгся в их обитель. Я только усмехнулся. Бросил прощальный взгляд на бушующие волны и пошел домой. - Не желаешь ли искупаться, муж мой? – спросила Кайори, рассмотрев богатые дары, которые я привез ей. – Я наполню твой чан розовой водой. - Ты довольна подарками? - Да, мой повелитель, - кивнула она. Глядя на ее плавные движения, я думал о том, что мог бы попытаться все исправить. Если после похода в Шендру я останусь жив, то вернусь в Яхиту насовсем. У нас будут еще сыновья, такие же сильные, как я, и такие же красивые, как Кайори. Я стану обучать их воинскому искусству и однажды они превзойдут меня. Вода благоухала розами и чем-то древесно-тягучим. Я откинул голову, наблюдая, как скачут тени по потолку, в их бешеном танце виделось что-то недоброе. Надо пригласить шаманов, не Мушара, молодых, чтобы очистили дом от злых духов. Кайори дважды подливала горячей воды, потом растерла меня полотенцем и поднесла чистую одежду. - Я вышила тебе рубашку, муж, примерь. Я тут же надел к ее удовольствию, рубашка была хороша, с яркими красными нитями по горловине, из тонкого дорогого полотна. - Нравится? - Очень красиво. Кайори улыбнулась и задула свечи. Тонкие сильные руки обвили мою шею, теплое женское тело прижалось ко мне, жена потянулась за поцелуем. Но я остановил ее. - Зачем ты погасила свечи? - Чтобы духи не видели нашей любви. - Зажги снова, - я увидел в ее глазах колебание и приказал, - зажги. Она отшатнулась. Глянула с обидой. - Снова нужен огонь? Опять будешь представлять, что у меня рыжие волосы? - Кайори… - Нет, муж мой! Теперь ты меня послушай. Я долго терпела: одиночество, страх, косые взгляды. Я хотела быть тебе хорошей женой, даже несмотря на проклятье. Но за все годы ты ни разу не возлег на ложе со мной. - Что ты такое говоришь? – возмутился я. - Правду! – Кайори отступила на шаг, выпрямилась, сверкнула глазами. – Ты обнимал мое тело, но видел перед собой того рыжего колдуна. Он заворожил тебя, околдовал, ты действительно проклят, Шторм! Видят боги, я не хотела, чтобы все сложилось так… Я смотрел на свою жену во все глаза. Никогда прежде я не видел ее такой гневной, никогда ее рот не открывался для злых и обидных слов. Она замолчала, но в ее молчании чудилось что-то невысказанное. - Говори все, говори всю правду, Кайори, - с угрозой промолвил я. У нее дрогнули и жалко скривились губы. - Твое дитя… я так надеялась, что у нас будет сын. Что ради него ты вернешься домой. Когда он родился… я увидела его и лишилась чувств. Он был рыжим. Его волосы пылали, как огонь, как твоя проклятая прядь! Я позабыл дышать. Мой ребенок родился похожим на него, на убитого мною юношу. Как такое могло случиться, ведь в нашем селении все черноволосы? - Я задушила его, - выкрикнула Кайори, - я задушила это отродье колдуна. Я не поверил своим ушам. - Ты убила нашего ребенка?! Как ты посмела, несчастная? - Посмела, - вздернула она подбородок, - посмела убить огненное дитя! Когда все ушли, я взяла платочек и… От ярости у меня потемнело в глазах. Я бросился к ней, намереваясь задушить ее, как она моего сына. Но ноги вдруг подогнулись от внезапной слабости. Перед глазами метались черные тени, словно духи слетелись на пиршество. Я повалился на бок, охваченный странной хворью, потянулся к ножнам и с ужасом увидел, что они пусты. Кайори постояла надо мной, потом пнула в бок расшитым сапожком и ушла, ничего больше не сказав. Я посмотрел ей вслед мутными от дурноты глазами. Схватил ножны и прижал к груди, прямо к промокшей рубахе. Что это? Почему она вся в крови, ведь на теле нет ран. Духи тянулись ко мне, обдавали холодом, звали за собой. Из последних сил я поднялся на ноги, опираясь на ножны, сделал шаг к двери, другой. Слабый, как дряхлый старик. Колдовство Кайори убивало меня, но я знал, что могу получить силу, немного силы из огня, немного из камня, немного из воды. Совсем чуточку из воздуха. Но где сейчас сыщешь огонь, на дворе ночь, ветер доносит запахи соли и рыбы. Море – оно даст мне шанс. Недаром любой воин из Яхиты славился стойкостью в бою. Защитные символы позволяли отыскать спасение в любом месте, будь то пустыня, или горы, или морская пучина. Я брел к берегу моря, с превеликим трудом переставляя ноги, мое тело под рубашкой сочилось кровью, и я слабел все больше. Но нужно дотянуть хотя бы до прибрежных камней. Нынче ночью море было бурным. Трепало волосы, обнимало ледяными руками и без того испускающее дух тело. Я смог доползти до прибрежных скал и свалился без сил, понимая, что это конец. Последним отчаянным усилием дотянулся до шершавого, бездушного камня, проговаривая про себя заклинание. Дай мне силу выжить, выжить и добраться до Шендры, расспросить, узнать, я не могу умереть, не узнав имя… Татуировка на груди, связавшая меня с камнем, осталась холодной. Нить жизни перетерлась, ее почти не было, как и горячей крови в моем теле. Рыжий, ты ждешь меня с той стороны? Густая соленая капля смочила мне растрескавшиеся губы, я потянулся за живительной влагой, пить хотелось невыносимо. Я глотал сочащуюся мне в рот жидкость, не задумываясь ни о чем. Мой разум еще пребывал в черном беспамятстве, в глазах мутилось, я не чувствовал ни рук, ни ног, только бесконечную слабость, будто стал младенцем. Так дитя бездумно тянется к материнской груди, ведомое одним лишь инстинктом – выжить, обрести силы. Но что, если мать вместо ласки накроет твой рот платком и не позволит дышать. - Ты дрожишь? Тебе холодно? – услышал я чей-то голос, ласковые ладони погладили по голове, по обнаженной груди. – Я согрею тебя, подожди. Потерпи немного, пей… ты должен пить, иначе умрешь… И я пил, подчиняясь неведомому спасителю. Этот голос, эти руки – они не могли врать, я чувствовал. Капля за каплей солоновато-сладкая жидкость капала мне на язык. Если бы только не холод, от которого все тело сводит судорогой. - Проклятье! – воскликнул кто-то, на миг отвлекся, а потом влага вместо капель полилась тонкой струйкой. – Пей, мой любимый, пей. Это вылечит тебя, даст силы. А потом я согрею тебя… - Рыжий, - простонал я, сглотнув, захлебываясь, облизывая губы, - Рыжий… - Это я, я, - снова ладонь гладит по щеке, потом требовательно разжимает челюсти, и заставляет пить. Я пью, все еще не в силах открыть глаза, но чувствую, как силы буквально вливаются в мое тело, как крепнут мускулы, как в жилах начинает двигаться кровь. Мне почти хорошо лежать головой на чьих-то коленях, чувствовать глубокое размеренное дыхание, тепло кожи, стук сердца. Я насыщаюсь не скоро, потом мне хочется спать. Я так и не согрелся, потому сгибаюсь в три погибели и чувствую, как меня накрывают теплой шкурой, а кто-то обнаженный, горячий ложится рядом, притирается к спине, обнимает поперек живота. Мне кажется, что это кто-то бесконечно близкий, любящий и любимый. Но, возможно, это всего лишь сон. - Не уходи, - шепчу я, засыпая. - Не уйду, - отвечает кто-то, прижимаясь сильней. Когда я проснулся, в пещеру заглядывал утренний свет. Мне хорошо спалось на разогретых камнях, под теплой шкурой буйвола, хоть я и был обнажен до пояса. - Ну вот ты и проснулся, - раздался скрипучий, как старая телега, голос шамана. Мушар сидел у входа в грот и пристально смотрел на меня. Я тоже сел на своем ложе, откинул шкуру и провел рукой по груди. На груди и животе осталась корка от засохшей крови. Я тут же вспомнил вчерашнее: объяснения с Кайори, внезапную слабость, как я полз по берегу, истекая кровью и готовился испустить дух. - Помнишь, кто тебя спас, мальчик? Взгляд упал на догоревший костер, где еще дымились угольки, там виднелось что-то знакомое. Я бросился к кострищу, разворошил пепел и нашел обрывок нарядной рубашки, вышитой моей женой. Красная и черная нити по кромке ворота не сгорели в огне, но, оказавшись в моих руках, расползлись тонкими змейками: алой и мглистой, нырнув в черноту угля. Колдовство! Моя жена пыталась убить меня с помощью черного колдовства. - Вспомнил? - Что случилось? – в растерянности спросил я. Оглядываясь, я припоминал свой сон. Или это был не сон. - Это был он? Рыжий? Я кинулся к шаману, схватил за цветные лохмотья его одеяний. - Говори же, мудрейший, ты видел его? Мушар кивнул. Его глаза, наполненные безбрежным спокойствием, созерцали темное, бьющееся о скалы море. - Видел. Он ушел на рассвете. Не хотел уходить, но… здесь ему темно, душно. Здесь теперь всем душно. В растерянности я отпустил его, схватился за голову, силясь понять, осознать происшедшее. - Так он не умер? Тот мальчишка выжил?... Но как?! Клянусь всеми богами, я разрубил его надвое, я видел, как остановилось его сердце! Шаман долго молчал, а потом заговорил устало, безразлично. - Возможно, дело в его нечеловеческом происхождении, - промолвил он, - а может быть… - Что «может быть»? – выкрикнул я с несвойственной мне горячностью. Но в груди разрывалось от волнения. От какого-то странного предчувствия, предвкушения. Рыжий выжил! Я не убил его, он жив, дышит одним со мной воздухом, он был рядом этой ночью. Он поил меня лекарством и согревал своим телом. Мой враг, мой заклятый друг, мое второе я. - Может быть, дело в тебе. В той пряди, которую ты носишь не только в волосах, но и в глубине сердца, - подтвердил мои мысли шаман, - Шторм, я уже очень стар. Говорящие с духами быстрее, чем воины, делаются немощными, а я пережил много битв. Самих богов пережил, ибо в нашем краю теперь царствуют другие боги. Ты – последний из моих питомцев. Скажи же мне, до сих пор ли ты хочешь избавиться от проклятья? Вопрос удивил меня до глубины души. - Но… я так и не узнал имени. - Он назвал мне свое имя, - промолвил Мушар, - поэтому я повторяю: ты хочешь излечиться? - Что? Излечиться?! Нет! – решительно воскликнул я. – О чем ты говоришь! Он спас меня от верной смерти! И он жив, а значит, это не проклятье, это… - я осекся, не зная, как назвать то, что происходило. - Притяжение, - подсказал мудрец, - одна судьба на двоих. - Где мне искать его? - Думаю, там, где вы встретились впервые. В Мглистых горах. Мушар посмотрел на меня долгим, тяжелым, как камень, взглядом. Я подошел к нему и склонил голову. Шаман положил мне на макушку сухую, коричневую ладонь. - Говорят, среди людей ходит много таких, как он. Полудемоны, оборотни всяких родов, даже богоравные Амиэ, но тех я никогда не видел. Спутать их с человеком немудрено, но только их кровь способна вернуть с того света стоящего одной ногой в могиле. - Я найду его. Найду и нагляжусь, и упаду на колени, выпрашивая прощение, и избавлюсь от кошмаров, глядя в темные, глубокие, как колодцы, глаза. Я вышел на берег, и все в мире мне казалось другим. Краски стали ярче, морской воздух, испокон веков соленый и пахнущий тиной, вдруг сделался светлым и чистым. Галька блестела под ногами, будто драгоценные камни, чайки не орали, как оглашенные, а словно бы пели – разве они умеют? Это обман слуха и зрения, такой же обман, в каком я жил с той минуты, как разрубил Рыжего. Только эту иллюзию хотелось длить и длить. Рыжий, Рыжий – пело сердце, прыгая в груди. Сейчас, мой хороший, прямо сейчас я отправлюсь в путь, только заберу меч и лук, да возьму коня. Небо сверкало синевой, и дорога манила вперед. В селении стояла непривычная тишина. Не лаяли собаки, не ржали кони, людей и тех не было видно, только трепетали на ветру черные с желтым флаги тетраида. Как не вовремя. Я шел к площади, озираясь в тревоге. Присутствие Видящих в селении могло помешать моим планам, да и вообще – после Сумантары я не любил слуг Четырехликого. Мне бы только забрать меч. Я не собирался драться, просто уйти. Меня ждал Рыжий… Но тут раздались голоса. Целая толпа двигалась мне навстречу. Я увидел белые и алые маски Видящих, людей с фанатичным огнем в глазах и свою жену во главе процессии. Кайори заметила меня, выкрикнула что-то и указала пальцем. Маски со зловещей неторопливостью повернулись в мою сторону, и впервые в жизни я бросился бежать. Перемахнул через низенькую оградку чужого дома, потом еще через одну. На соседней улице наткнулся на воинов с мечами. Всех их я знал в лицо, но они держали в руках оружие и смотрели, как на злейшего врага. - Оэн, Рэл, что с вами? Это же я! - Колдун! Убийца! – с криками они бросились на меня, замахиваясь острыми клинками. Я с легкостью вырвал из рук Оэна его тяжелый, грубый меч, ударил плашмя Ниаята. Рэл скрестил со мной клинок, я увидел в его глазах безумие, подобное тому, что охватило в Сумантаре Бранку и Ригера. - Рэл, очнись! Это я, Шторм. Мне пришлось ударить его. Тупой меч не повредил ему, но отправил в долгий сон. Я снова бросился бежать. Спиной почувствовал ледяное дыхание колдовства и тут же острые, как кинжалы, зубы рванули беззащитный голый бок. Я рубанул мечом призрачного пса, но другой вцепился в правую руку. Я упал, перекатился, махая мечом вслепую. Будь со мной мой меч, точнее, меч Рыжего, я бы отбился. А так не успел. Набежали люди. В толпе замелькали маски. Сколько же их тут, подумал я и потерял сознание.