Когда мы вместе

Начался февраль. Второй день подряд столбик термометра днем держался на отметке ±15 градусов, хотя обычно в это время средняя температура в Токио не превышает 10 градусов Цельсия. В полдень Акихико валялся на веранде с закрытыми глазами под ярким солнцем. Ветра не было, лучи приятно припекали ему лицо и ладони. Растянувшийся на пластиковом лежаке писатель походил на довольного чеширского кота. Услышав шуршание, Акихико лениво повернул голову и приоткрыл глаза. Мисаки вынес на веранду недавно постиранное белье и стал развешивать вещи на веревки. Писатель с интересом наблюдал, как его любимый ловко управляется с огромной простыней. Юноша был одет в темно-зеленый свитер и черные брюки, красиво подчеркивающие его узкие бедра. Мисаки чувствовал на себе взгляд супруга, но специально не поворачивался, продолжая заниматься бельем. Закончив с вещами, он взял пластмассовый зеленый таз и направился к двери. - Иди сюда, - поманил любимого Акихико. Мисаки поставил таз на пол и подошел к мужу: - Что тебе, лентяй? - Я не бездельничаю, а ловлю вдохновение, - писатель потянул юношу за руку. – Вот, поймал! Поддерживая игру, Мисаки лег сверху, слегка коснувшись носом лица супруга. От юноши приятно пахло чистотой и свежестью. Акихико обхватил его за тонкую талию и медленно провел ладонью по плечам и спине. Любимый показался писателю маленьким и хрупким, как новорожденный котенок; хотелось беречь милое создание, защищать, заботиться, ласкать. Разомлевший в руках мужа Мисаки дразнил его, дотронувшись кончиком языка до губ мужчины. Прежде чем Акихико ответил, юноша приподнялся и убрал лицо, а через несколько секунд поцеловал прикрытое веко супруга. - Мисаки, ну что ты делаешь… - протянул довольный Акихико, затем, проведя пальцами по темно-каштановым волосам мужа, развернул его голову и поцеловал в губы. Последовала целая серия медленных поцелуев. Мисаки чувствовал, что его уже везде огладили. - А если вас дети увидят?! – раздался сердитый голос. Усами оторвались от своего приятного занятия. - Брат! – воскликнул Мисаки. – А ты почему не на работе? - Утром забыл папку с документами и вернулся за ней, - объяснил Такахиро. - Дети сейчас на занятиях, - напомнил другу Акихико. – Ты что, ребенок?! Впрочем, лучше не отвечай. Такахиро пробурчал что-то себе под нос и ушел. Заметив на лице брата обиженную мину, Мисаки хотел было его догнать, но Акихико сильнее прижал юношу к себе. - Он женатый человек, все понимает, - прошептал писатель, слегка прикусив супругу мочку уха. Согретый юноша снова успокоился и положил голову на плечо мужа. - О чем ты думаешь? – спросил Мисаки. - Вспоминаю эпизод из романа Габриэля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества», - Акихико перебирал пальцами локоны возлюбленного. – Там есть одна героиня, Ремедиос Прекрасная. Однажды, когда она развешивала постиранное белье, подул ветер, мокрые простыни обхватили девушку и унесли под облака. - Романтично… - промурлыкал в ответ Мисаки. - Возможно, но я тебя не отпущу, ты останешься здесь, рядом со мной. Ты мой, понятно? - Да, - Мисаки улыбнулся и снова поцеловал супруга. Пока родители мирно наслаждались близостью друг друга, их дочь Эрика развернула масштабные боевые действия. Неприятности начались с ремонта в школе, когда в спортивном зале красили стены. Несмотря на меры предосторожности, запах распространился на весь первый этаж. На перемене девочка застала свою подругу Акеми плачущей в туалете. - Что случилось? – поинтересовалась Эрика. - Аллергия на краску, - объяснила Акеми. – У меня глаза слезятся. А еще живот болит. Похоже, месячные начинаются. - Иди лучше домой, отлежись, - посоветовала Эрика, - а то у тебя вид, как у живого трупа. - Пыталась. У нас первым уроком японский язык. Училка заболела, ее заменяет швабра Хаяси. Я сказала, что мне плохо, а она в ответ: «Перетерпишь». Сама знаешь, без ее справки охранник не выпустит. - Точно, - согласилась Эрика, - как в коридоре драка, так этот бездельник в форме смотрит вместе со всеми, а как дорогу перегородить – «мистер Добросовестность». - Не знаю, что делать, - Акеми вытерла слезы носовым платком. – С тех пор как в новостях показали сюжет о пропавшем мальчике, у нас повысили меры безопасности. А в слезах идти на урок нельзя – засмеют. - Я знаю! Вылези из окна во двор, - предложила Эрика. - Швабра предкам позвонит. У нас второй урок тоже японский. Хорошо, если только предкам, а то и полицию вызовет. Она может. - Точно. Как бучу поднимать, ее хлебом не корми. Все равно иди, а я потом подойду к Хаяси и скажу, что это я тебя отпустила. - Она тебя съест, - предупредила Акеми. - Посмотрим, кто кого, - Эрика гордо подняла голову. – Пошли, а то перемена кончается. Акеми последовала за подругой. Девочки открыли окно в дальнем конце коридора на первом этаже. Хлюпавшая носом Акеми быстро выпрыгнула и побежала в сторону остановки. Убедившись, что охранник не преследует ее подругу, Эрика собиралась уходить, но ее остановила высокая женщина с пышной копной волос на голове. Это был завуч по воспитательной работе Юкико Хаяси. - Усами, почему не на уроке?! - Сейчас пойду, - спокойно ответила Эрика. - Окно зачем открыла? – строго продолжила завуч. - Чтобы Акеми смогла пойти домой. У нее аллергия, слезы в три ручья, а еще месячные. Вы как женщина должны понять. - Тебе кто дал право решать?! – Хаяси повысила голос. – Ты у нас что, директор?! Я отвечаю за вас, неблагодарных малявок. - Значит, и за здоровье тоже отвечаете, - парировала Эрика. - Подумаешь, аллергия. Что же теперь ремонт не делать? У меня, например, диета, но я не требую на этом основании убрать пончики из столовой. - Акеми плохо. Почему вы не хотите проявить понимание? - А ко мне кто проявит понимание?! Тружусь в поте лица с утра до ночи, порчу здоровье и фигуру. Завуч пустилась в долгие рассуждения об избалованных детях, диете и пончиках. - Если я правильно поняла, проблема в том, что вы едите пончики из столовой, которые портят фигуру, - заключила Эрика, - а заодно и настроение. - Живо на урок! – скомандовала Хаяси. – Жду твоих родителей! Не желая тратить время на пустую ругань, Эрика направилась в класс. Следуя примеру отца, вместо того чтобы орать или жаловаться, девочка стала думать, как скорректировать поведение Хаяси. За пышную прическу и скверный характер завуч получила кличку Швабра. Вечно недовольная, она то пыталась ввести школьную форму, то тащила всех на очередную добровольно-принудительную экскурсию. С подростками у завуча постоянно возникали конфликты. Со своей диетой Юкику проела плешь всем учителям и ученикам. Женщина обожала сладкое, особенно пончики. Страстно желая похудеть, она не могла пройти мимо свежей выпечки из школьной столовой. За каждый съеденный пончик Юкику нещадно себя корила, а потом выплескивала плохое настроение на окружающих. В тот день, когда Акихико приехал забрать дочь из школы, Хаяси сразу отвела его к себе в кабинет. Сначала она рассказала про побег Акеми, после чего плавно перешла к своей диете. Связи между этими событиями писатель так и не уловил, но пообещал предпринять меры. Опасаясь, что разговор перейдет на мужчин и Юкику продержит его до позднего вечера, Акихико поспешил ретироваться. - Достала! – ругался писатель, открывая дверь своей машины. – Ваша завуч как репей! Я теперь еще долго не смогу есть пончики. - Акеми за сегодняшний случай достанется, - согласилась Эрика. - Ты же знаешь ее маму. Швабра станет жаловаться, что ей нахамили. Вот и объясни потом, что просто стало плохо. - Да уж, - задумчиво произнес писатель, - мама Акеми не удосужится разобраться в ситуации. - Дело не только в Акеми, - продолжила Эрика. – Хаяси на всех доносит. - Лично у меня разговор с ней начинается и заканчивается пончиковой диетой. - Может, если швабра прекратит есть пончики, она подобреет? – предположила Эрика. - Интересная мысль, - поддержал Акихико. – Заедем по дороге в тайский магазин, - в глазах писателя блестели огоньки. - Пап, ты что-то задумал? - Когда надо отказаться от вредной привычки, шоковая терапия – действенный метод, - писатель хитро улыбался. Такахиро считал свой офис шумным местом, где постоянно играет симфония из стука каблуков, шуршащей бумаги, нажимаемых клавиш и кликающих мышек. По долгу службы Такахаси доводилось бывать на заводе и стройках, но за неделю жизни в пентхаусе Усами он убедился, что даже международный аэропорт по количеству производимых децибелов не может сравниться с детьми, вступающими в пубертатный период. Атмосфера в семействе Усами напоминала мужчине детский лагерь: днем было относительно спокойно, но к вечеру собиралась целая тусовка юных бойцов, музыкантов, баскетболистов и прочих друзей. На «поиграть в приставку» было составлено расписание. Раньше Такахиро дома встречал только один сын, а теперь мужчина, держа на лбу холодную тряпку, ждал одиннадцати вечера, когда наступало время отбоя. - Нарузе, иди сюда! – раздался голос Мисаки. – За тобой папа приехал. «Наконец-то! – подумал сидящий в кабинете Такахиро. – Главную прыгалку-бегалку забрали!» - Папа, - в кабинет вошел Махиро, - у нас начинается охота на демонов. Пойдем! – мальчик потянул отца за ногу. - Нет! – воскликнул Такахиро. – Я не хочу ловить демонов, слушать симфонии, клеить очередной шедевр современного искусства или прыгать на батуте! Я устал, - взмолился мужчина. - Зря. Дядя Акихико придумал отличные квесты. Он и Эрика верховные князья Тьмы, а мы воины Света. Предстоит пройти множество испытаний ради того, чтобы спасти сильфиду Мудрости. - Вот иди и спасай, - попросил Такахиро. – Кстати, мама за тобой сегодня приедет? - Нет, сегодня я с вами останусь, - сообщил Махиро. Движимый робкой надеждой, Такахиро спустился вниз. В гостиной он увидел отца Нарузе и Мисаки. - Я хочу купить своему бандиту вкусняшек. Не помнишь, на что у него аллергия? – спросил старший Тагути. - На марципан, - сообщил Мисаки. – Нарузе, властью Цитадели Бендрагона вызываю тебя! Послышались шаги, и через несколько секунд мальчик спустился по лестнице. - Дядя Мисаки, так нечестно! – заявил Нарузе. – Ты применил самое сильное заклинание! - Друиды зачарованного леса в лице меня и мамы сильно в тебе нуждаются, - старший Тагути надел на сына куртку и увел. Мисаки закрыл за ними дверь. - А нет какого-нибудь заклинания тишины? – спросил Такахиро, поправляя холодный компресс на голове. - Посиди в комнате Джеймса. Там звукоизоляция, - предложил Мисаки. - Твой юный Моцарт опять готовится к какому-то конкурсу. Не знаешь, когда закончится охота на демонов? - В одиннадцать. - Пораньше никак? - Братишка, ты всегда можешь пойти к себе домой, - напомнил Мисаки. - Не начинай! – прервал Такахиро. - Тогда придется потерпеть. Мы же не можем просто взять и выгнать детей на улицу. Пока они ловят демонов, мы можем поиграть в приставку. - Классная вещь. Джеймсу подарили? - Нет, Акихико купил ее себе, но иногда разрешает пользоваться другим. - Когда же он наиграется? – проворчал Такахиро. - Боюсь, никогда, - Мисаки улыбался. – Хотя от его увлечений есть польза. Сегодняшняя охота приурочена к приближающимся тестам по истории. Акихико всю неделю собирал интересные факты, чтобы сочинить задания. Так материал усваивается детьми гораздо лучше, чем если бы мы встали над ними с ремнями в одной руке и учебниками в другой. - Моя голова скоро опухнет от вашего дурдома на колесах. Пойду на кухню, там вроде, запретная зона, - Такахиро грустно вздохнул. На следующий день с утра Мисаки направился в дом престарелых. Джеймс участвовал в конкурсе композиторов в Мусашино, считавшимся негласным отборочным соревнованием перед международным музыкальным конкурсом имени королевы Елизаветы в Брюсселе. Мальчику, чтобы обрести психологическую устойчивость, необходимо было практиковаться на настоящих зрителях, а не только в кругу своих. Выездные концерты также позволяли услышать независимое мнение. Больницы, детские дома и дома престарелых открывали широчайшее поле для поиска благодарных слушателей. Мисаки понимал, что самостоятельно Джеймс с руководством богоугодных заведений договориться не сможет. Взяв на себя роль продюсера, юноша узнал, когда у директора приемные дни и записался в очередь. На встрече он вкратце объяснил суть дела. Руководители дома престарелых попросили принести им диск послушать, но потом согласились, так как им необходимо было как-то развлекать людей, проживающих в этом доме. Естественно, все концерты были бесплатными, и оборудование требовалось привезти свое. В доме престарелых Джеймс стал настоящей звездой. Симпатичный, добрый, талантливый мальчик завоевал сердца стариков и персонала, что существенно подняло его самооценку. Выслушав очередную порцию жесткой критики от профессора Хасимото, Джеймс уже не расстраивался, как раньше, а сразу начинал думать над ошибками. За свой юный возраст мальчик получил красивое прозвище Моцарт и очень им гордился. Иногда, в силу особенностей аудитории случались забавные казусы. Во время своего второго приезда Джеймс играл легкую джазовую музыку одного современного композитора. Сразу после концерта к нему подъехал на коляске один дедушка и протянул записку. В ней черным по белому было написано «Великолепное исполнение классики». Джеймс стал объяснять, что играл совсем другую музыку. - Детка, он глухой, - сообщила находящаяся рядом бабушка. Тогда мальчик взял листок бумаги и написал на нем «Извините, но я играл джаз». Старик слегка улыбнулся, затем написал «Каждый слышит то, что хочет слышать». Намного позже, сталкиваясь с неконструктивной критикой, Джеймс повторял это выражение. Очередной концерт директор дома престарелых попросил приурочить к государственной проверке. Он хотел показать комиссии, что заботится не только о физическом здоровье подопечных, но и об их духовном благополучии. Согласовав время, Мисаки вернулся домой. Привычным жестом юноша повернул ключ и открыл входную дверь. В следующее мгновение на его голову выплеснулось ведро воды с разбухшими макаронами. От неожиданности Мисаки громко вскрикнул. - Что за дурацкие выходки?! – юноша отряхивал с плеч макароны. Из кладовки высунулся поникший Такахиро. - Брат! – воскликнул Мисаки. – От тебя я такого не ожидал! - Извини, - промямлил старший Такахаси. – Я эту ловушку не на тебя ставил, а на Акихико. Даже с работы специально отпросился. - И что же сподвигло тебя к этой в высшей степени мудрой мысли? – с сарказмом спросил Мисаки. - Усами первый начал, - оправдывался Такахиро. – Он мне подсунул булку с жуками! - Какую булку? Такахиро проводил мокрого брата на кухню, где на середине стола стоял пластиковый контейнер. В нем лежал надкусанный пончик, где вместо начинки были запеченные кузнечики. - С утра собираю себе обед, - рассказывал старший Такахаси, - смотрю – на столе стоит тарелка с двумя пончиками. Я взял один с собой. Часов в двенадцать решил пообедать, сделал себе чаю, укусил пончик, а там… Я новый костюм от ужаса облил! Естественно, это сделал Акихико. Больше некому! Я решил отомстить, но ты пришел первым. - И пострадало невинное пальто, - заметил Мисаки, - между прочим, мое любимое. А где второй заряженный пончик? Выбросил? - Я его не трогал. Пропал куда-то. - М-да, - Мисаки задумчиво изучал улику. – Выходит, мой благоверный сам нашел кузнечиков, замесил тесто, выбрал момент, когда меня нет, испек пончик, напихал туда насекомых. Может, когда захочет! - Это не должно сойти ему с рук! – настаивал Такахиро. - Братик, обещаю сегодня вечером провести тщательное расследование по факту нанесенной тебе психологической травмы, - успокоил его Мисаки. – Виновные свое получат, но до суда прошу все ловушки убрать. Есть еще? - Ну… - Такахиро замялся, - другое ведро прикреплено к двери кабинета. - И он еще жалуется на детей! Судя по поступкам, они для тебя самая подходящая компания. Что встал, как пень?! Пошли кабинет разминировать! Тем временем главный подозреваемый обедал в компании Манами. Супруги Усами договорились по возможности помочь Такахиро помириться с женой. - Как там мой блудный муж? – Манами отрезала кусочек дорадо. - Достал по самые гланды, - честно признался Акихико. – Забери его назад, будь человеком. - То есть состояние моих нервов тебя не волнует, - женщина взяла стакан свежевыжатого апельсинового сока. - Свои дороже, - продолжил писатель. – Репутацией клянусь, у него с Арису ничего не было, а насчет увлечений… Не хочу сыпать соль на рану, но ты тоже не без греха в кармане. Вспомни историю с Даичи. - Я не прогоняла Такахиро, - возразила Манами, - он сам решил переехать. Что касается Даичи, прошу заметить, я потом не предъявляла претензий мужу на тему романтичности или утонченности. - Он сожалеет. - Он или ты? – прервала Манами. – Для протокола, если Такахиро хочет вернуться, пусть приезжает, но если Его Высочество пожелает уйти - скатертью дорога. Я не собираюсь прыгать перед ним на цырлах. Сейчас он ведет себя так, словно я должна быть благодарной по гроб жизни за уникальный шанс стать госпожой Такахаси! - Ты сердишься, я понимаю… - Пойми еще кое-что, - голос женщины стал серьезным. – Всю жизнь я выполняла чьи-то желания: сначала - родителей, потом - мужа. Я переживала по поводу своей внешности, успеха, ума и что я не являюсь министром Японии. Надоело! Можно полосовать себя, как инквизиция еретика, а твои близкие все равно будут смотреть в чужой огород, сравнивая урожай! - Мне ты нравишься такой, как есть, - Акихико пытался направить разговор в более позитивное русло. - И ты мне нравишься, - Манами смягчила тон, - но я не собираюсь первой мириться с Такахиро ради твоего удовольствия. А если сейчас я услышу фразу «Подумай о сыне», ты мне больше не брат. - Примитивными методами не пользуюсь, - писатель собирался продолжить, но тут завибрировал его мобильный телефон. – Да, конечно, приеду, - ответил на звонок. - Куда собрался? – поинтересовалась Манами. - В школу к Эрике вызывают. Мы с дочкой задумали отучить одну худеющую особу есть пончики, но, похоже, наши методы показались ей слишком жесткими. - Чему ты учишь ребенка?! – шутливо заметила женщина. – Мастер вредных советов! - Тому, что вместо того, чтобы жаловаться на реальность, следует поискать пути ее преобразования. Конечно, в рамках Уголовного кодекса. В кабинете директора школы собрался педсовет. С утра завуч Хаяси, как обычно, съела пончик в столовой. Да второго урока женщина читала себе нотацию, а после третьего повторила ее на бис для всех окружающих. Когда урок японского языка плавно перешел в курс здорового питания, Эрика окончательно уверилась в своей правоте. На перемене Юкику обнаружила у себя в кабинете тарелку с пончиком. Не в силах удержаться, женщина надкусила манящий предмет. Ее крик по количеству децибел был сравним со звуком реактивного двигателя - вместо любимого завучем клубничного джема внутри пончика оказались печеные кузнечики. Придя в себя, она первым делом побежала к директору сообщить о хулиганстве. Началось разбирательство. Эрика призналась в своей проделке сама. Не желая слушать аргументы девочки, директор немедленно вызвал в школу ее отца. До его приезда проказницу посадили ждать приговора в учительской. Никто не мог даже подумать, что дочь и отец в этом деле заодно. Директор школы лично встретил писателя и проводил в учительскую, где уже ждали все стороны процесса и сторонние наблюдатели. - Вот, полюбуйтесь! – Хаяси сунула Акихико под нос экзотический пончик. – Ваша дочь даже не отрицает своей вины. - Эрика, зачем ты это сделала? – писатель старался изобразить строгость. - Хотела помочь, - девочка сделала невинные глаза. – Госпожа Хаяси много раз жаловалась, что не может пройти мимо пончиков. Уверена, после такого шока она даже смотреть на них не сможет, и соблюдать диету станет проще. Еще госпожа Хаяси учила, что не следует оставаться равнодушными к чужой беде, а я внимательно слушала. Кузнечики куплены в магазине тайской кухни и хорошо прожарены, так что здоровью сенсея ничего не угрожает. - Ну, э… - директор не знал, что сказать. – Хорошо, что вы, юная леди, сразу во всем сознались. Однако в дальнейшем следует сначала спросить разрешения. - Я прошу прощения, - продолжила Эрика. – Госпожа Хаяси, позвольте мне убраться у вас в кабинете, чтобы искупить вину. - Я… не знаю… - завуч замялась. Она ожидала бурных разборок, скандала, криков, чего угодно, кроме извинений. - Вот все и разрешилось, - резюмировал директор. – Эрика вытрет пыль в кабинете и пообещает впредь сначала думать, потом делать. Но и вам, госпожа Хаяси, следует сделать выводы: все-таки дети не диетологи и могут неправильно понять ваши рассказы о здоровом питании. - Тогда мы можем идти? – спросил Акихико. - Идите, - ответил директор. Отойдя от учительской на достаточное расстояние, писатель поднял ладонь. - Дай пять, это было круто! - На, - Эрика ударила по руке отца. - Особенно про урок взаимопомощи. Но пыль придется вытереть. - Пап, обижаешь. Я предложу кому-нибудь из двоечников сделать домашнее задание по математике или экономике, а они кабинет до блеска вылижут. - Моя девочка! – Акихико потрепал ее волосы. – А почему ты подкинула только один пончик? Мы же два испекли. - Репутацией клянусь, не знаю, куда делся второй, - ответила Эрика. – Я утром отлучилась на пять минут, прихожу, а пончика нет. - Странно. Может, упал, - предположил писатель. Хаяси покинула учительскую через несколько минут после ухода Акихико и Эрики. Чтобы снять стресс, женщина направилась в столовую. Она долго смотрела на пончики, но воспоминания о жареных кузнечиках надежно закрепились в памяти. Завуч поняла, что больше не сможет есть сдобные контейнеры калорий. План Усами увенчался полным успехом. Через неделю завуч похудела на два килограмма. Наблюдая за тем, как уменьшаются цифры на весах, Юкику мысленно благодарила хулиганку. С улучшением фигуры вверх пошло и настроение женщины. Завуч по-прежнему строго следила за дисциплиной, но в случае плохого самочувствия отпускала без вопросов. Если нужно было замещать других учителей, Хаяси предпочитала держаться заданного предмета и не переходить на личные проблемы, боясь, что кто-нибудь из детей снова захочет ей «помочь». После пончикового скандала и смелого признания Эрику выбрали старостой класса. Девочка восприняла свое новое назначение как еще один шаг к мечте стать главой холдинга Усами. Побочным эффектом жуко-булочной затеи стал тот факт, что Такахиро тоже не мог смотреть на пончики. Выслушав объяснения друга, старший Такахаси остыл, но по-прежнему не решался переехать к себе домой. В субботу днем Такахиро собирался вместе со всеми смотреть кубок мира по биатлону; вот-вот должна была начаться смешанная эстафета. Мужчина занял стратегически выгодную позицию в мягком кресле. Постепенно подтянулись Махиро, Эрика, Нарузе и Акеми. Равнодушный к спорту Джеймс предпочел остаться у себя и слушать найденную в интернете запись оперы. Акихико сел посередине дивана и положил левую руку вдоль спинки. Перед самым началом гонки Мисаки устроился рядом с мужем, положив голову на его плечо. Ладонь Акихико мгновенно переместилась со спинки дивана на плечо юноши. При этом супруги даже не посмотрели друг на друга. Инстинктивность этих жестов напомнила Такахиро о Манами. Мужчина представил себе, как жена ласково снимает с него тапочки и кладет под голову подушку, а сам он при этом лениво поворачивается к экрану телевизора, чтобы быть в курсе последних политических страстей. Такахиро захотелось снова окунуться в семейное благополучие, которое он забыл. После окончания гонки Такахаси позвонил жене. В воскресенье вечером он приехал домой с чемоданом. Манами задала только один вопрос: - Скажи, Такахиро, согласен ли ты остаться со мной, такой, как есть? Учти, кардинальных перемен не будет. - Да, - четко ответил мужчина. - Тогда добро пожаловать домой! Ты как раз к ужину. У нас сегодня рыбная запеканка. - Отлично, я скучал! - Пап, ты сегодня останешься с нами? – из своей комнаты выскочил Махиро. - Знаешь, сынок, - Такахиро поднял ребенка на руки. – В гостях хорошо, а дома лучше!