ID работы: 2088135

Между 25-м и 138-м километром

Слэш
NC-17
Заморожен
87
автор
Размер:
209 страниц, 17 частей
Метки:
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
87 Нравится 93 Отзывы 56 В сборник Скачать

Forse che si forse che no...

Настройки текста

Название главы переводится "Возможно -да, возможно - нет" (мое любимое выражение на итальянском)

Незакрепленный полог палатки хлопал от поднявшегося ветра. Я заворочался под теплым и невесомым, «из пуха канадских гусей», почувствовал, как шею обнимает тонкая рука. Ах да, это Мигель. Даже во сне он был… крутым. Кожа на руках - в шрамиках и царапинах, на ладони, по-хозяйски лежащей на моем животе – твердые мозоли. Гибкий, подтянутый, состоящий из сплошных сухих мускулов, он напоминал мне хищного мангуста. Или… Цыганенка-конокрада. Я почувствовал, что мочевой пузырь переполнен. Откинув угол спального мешка, стал выбираться наружу. Рука мгновенно напряглась, и пальцы цепко ухватили меня за плечо. Черные, как ночь, глаза смотрели на меня без малейших признаков сна. - До чего ты чутко спишь! – Смуглое тело, уже готовое отражать еще неизвестную ему опасность, восхищало и завораживало одновременно. - Привычка. – Мигель расслабился и отпустил меня. – А ты куда собрался? - Мне…это… В туалет нужно… - Надеюсь, в темноте не было видно, как я покраснел. - Отлить? – догадался Мигель. - Фу, черт, ну можно не так грубо? – Я взглянул на него с укоризной, а спустя секунду мы оба прыснули смехом. - Тише ты, весь лагерь перебудишь! – Мигель, давясь хохотом, положил мозолистую ладошку мне на губы. – Еще решат, что мы тут с тобой… - Что – мы тут с тобой? – Удивился я. - Ничего. Слушай, ковбой, ты такой правильный, что и материться, небось, не умеешь? - Умею! – Обиделся я. – Просто Маа говорит, что культурные люди могут донести до собеседника свою мысль без употребления нецензурных выражений. - Фу-ты, ну-ты. Ладно, пошли. Провожу тебя, а то потеряешься еще в кустах. Заодно и сам ото…Посс.. В туалет схожу. Ночной лес выглядел странным и пугающим. Поваленный ствол дерева, в дневном освещении выглядевший совершенно обычно, сейчас казался устрашающе-огромным, топорщащиеся редкие сучья царапали голые ноги. Тишина стояла – как в склепе. Треск ветки под ногами прозвучал, будто оружейный выстрел. - Давай отойдем подальше! – Я потянул Мигеля за собой, в сторону журчащего вдали ручья. - Сколько можно идти? – Герреро дернул меня за руку, останавливая у развесистых папоротников в человеческий рост. – Или ты кабинку туалета ищешь? Я разочарую тебя, но здесь их нет. А если сейчас из кустов выйдет какой-нибудь гризли, то ты не только… пописаешь, но еще и кирпичей вокруг наложишь! - Хорошо. – Переминаясь с ноги на ногу, я смотрел на Мигеля, а он – на меня. Игра в гляделки продолжалась пару минут. – Может, отвернешься? - Зачем? – На лице мексиканца было написано такое изумление, что мне стало неловко. И в самом деле… Мы оба – парни, чего я стесняюсь, как девчонка? Достав из трусов съежившийся от холода «прибор», я повернулся спиной к Мигелю и принялся поливать папоротник. Сзади раздался тихий смех. - Дэн, а ты точно парень? Не девчонка? Прямо как принцесса себя ведешь! Ну-ка, дай посмотреть, чего ты там прячешь? Любопытные глаза скользнули взглядом вниз, рассматривая то, что я держал в руке. - Мигель!!! Это уже совсем!!! - Господи… Точно – принцесса. Ты чего? Смотри! – Парень приспустил «боксеры», вытащил свой член и помахал им у меня на глазах. – Ну? Не отвалился? И у тебя не отвалится, если кто-то увидит. Спустя несколько секунд раздалось журчание. Я украдкой покосился. Хм. У него… Больше. Не то, чтобы я был далек от мужской анатомии, сказку про «тычинки и пестики» Маа рассказывала мне последний раз, когда мне было лет пять… Но в кругу приятелей, с которыми я общался, не было разговоров на фривольные темы. И уж, тем более, никому и в голову бы не пришло показывать друг другу вот ЭТО. - Сколько у тебя? -Сколько – чего? – Видимо, в этот момент я выглядел абсолютным идиотом. Мигель снова рассмеялся, не обидно, а так, будто услышал что-то, на самом деле веселое. - Сантиметров сколько, когда стоит? - А что, нужно измерять? – Нереальность происходящего выбивала меня из колеи, я чувствовал, что все это – ночь, лес, вопросы, заданные спокойным, любопытствующим тоном – не существует на самом деле. - Все делают это, ковбой! – серые «боксеры» щелкнули резинкой, пряча от моего вороватого взгляда предмет сравнения. - Пошли. Холодно. Забравшись под раскрытый спальный мешок, еще хранящий тепло наших тел, я закрыл глаза и понял – не усну. В кои-то веки кто-то, более сведущий и опытный может ответить на вопросы, которые я стеснялся задать Паа. - Мигель, а сколько должно быть? Ну, этих… сантиметров? - Сколько природа дала. – Пастушок лукаво улыбнулся, блеснув белоснежными зубами. - А у тебя? - Интересно? - Нет! – горячо уверил я, терзаясь мыслью о том, что у меня явно меньше. Наступила тишина, наполненная ровным дыханием Мигеля, однако что-то подсказывало мне – он тоже не спит. - Эй, ковбой! - Чего? - Ты такой нетронутый… С девочками хотя бы целовался? - Сто раз! – Уверено солгал я, вспомнив детский сад и неуклюжие попытки обслюнявить мокрыми губами Синтию, дочку лучшей подруги Маа. - Ха! Врешь. – Стало понятно, что попытка показать себя настоящим донжуаном бесславно покрылась прахом. – Хочешь, научу? - Спятил?! – я возмущенно приподнялся на локте и ткнул пастушка в бок. – Ты – парень! - И какая разница? – Жаркий шепот в темноте действовал гипнотически. – Нас здесь никто не увидит, а у тебя должен быть опыт, когда ты начнешь встречаться с девчонками. Они не любят, когда их сразу тискают за грудь. Что-то внутри меня разгоралось, превращая тлеющую искру интереса в ровный огонь жгучего желания… попробовать. Узнать. Он прав – нас никто не увидит. Я нравился девочкам. Когда Маа думала, что я ее не слышу, она жаловалась Паа на то, что ей достанется несносная невестка, которая «приберет к рукам» ее ненаглядного красавчика (то есть меня), потому что я слишком мягкий. В школе у меня не было проблем со списыванием – все особи, носящие юбки, роились вокруг меня со второго класса, предлагая на выбор домашнее задание, яблоко, сходить в кино, мамины подруги трепали меня за щеки, требуя улыбнуться и продемонстрировать ямочки, а Синтия… Мне нравилась Синтия. Она была непохожей на остальных. Торчащие вишенки сосков на едва набухших грудках дерзко просвечивали через шелковые блузки. Гладкая, будто фарфоровая кожа шеи, рук, коленок, щиколоток завораживала, хотелось трогать и трогать, что она и позволяла, сидя за одним столом со мной в школьной столовой. Нежно-розовый рот… Маленький юркий язычок, скользящий по губам, когда она облизывалась перед тем, как надкусить спелую грушу, сок, текущий по подбородку… В эти моменты у меня вставало так, что норовило прорвать джинсы. Интересно, сколько должно быть сантиметров?... Ради Синтии… - Хорошо. Ты просто объяснишь мне, как это делать правильно. – Я решительно повернулся к Мигелю, зажмурился, и… Ничего не произошло. Затем в воздухе запахло лимонными леденцами. Щелк! Меня выбросило на поверхность. *** Утро началось с привычного тумана. Ручей все так же шумел внизу, будто намекая на указания в инструкции – запастись водой. - Есть идеи? – Хмурый Хансен уже надел полусырые джинсы и футболку и теперь искал в траве носки. - Одной жилетки с водой будет маловато на три дня. – Мигель рылся в рюкзаке, пересчитывая оставшиеся запасы. – Но, похоже, другого выхода у нас нет. Придется довольствоваться тем, что есть. - А может… - Дэн обернулся, взглянул пристально на пастушка, - Останемся здесь? - Сдается мне, ковбой, что нам попросту не позволят это сделать. – Герреро выудил из вещмешка банку тушенки, вскрыл ее ножом, удобно устроился на выходе из шалаша. – Если мы в ближайшее время не наберем воду и не выдвинемся в сторону пустыни, через час, максимум два здесь соберется весь чистилищный бомонд. С какой-то его частью мы уже знакомы лично, а остальным еще не имели честь быть представленными. Лично я за то, чтобы оттянуть эту встречу. - Тогда у нас действительно нет выбора. – Прихватив с собой одинокий ржаной хлебец, Хансен примостился на приличном расстоянии от Мигеля. Это не осталось незамеченным. - Эй, ковбой, ты на диету сел? Или этот тощий сухарь тебе мамины оладушки напоминает? - Заткнись. - Какие мы сердитые с утра пораньше! Что, эротические сны покоя не давали? - Если и не давали, то в главной роли точно был не ты! - Я расстроен. – Мигель выскреб остатки студня по краям банки, облизал пальцы, придвинулся ближе к вздрогнувшему Хансену. – Не я? А кто? Стая мелких поблядушек, водящих вокруг тебя хоровод последние годы? Ты променял меня – на них? Оооо, горе… - Может, прекратишь паясничать? – Дэн все так же меланхолично пережевывал хлебец. – Я не образец терпения и терпимости… Если тебе сейчас тяжело, не надо переваливать это с больной головы на здоровую. - Правда, что ль? – От веселости пастушка не осталось ни следа, он сжался в тугой комок, готовый к очередному броску. – Хансен, плевать на воду. Давай двигать отсюда. - Не раньше, чем ты мне расскажешь, что произошло в походе. – Казалось, Дэн не замечал искр негодования, во все стороны летящих от Герреро. – Ну, и параллельно – что ж я у тебя столько чувств-то вызываю? От любви до ненависти? - А нравишься ты мне! – Хохотнул Мигель. Всего на одно мгновение в его глазах промелькнуло что-то, похожее на тоску, а затем на лице появилось привычное выражение легкого пофигизма. - Это не объясняет ровным счетом ни-че-го. – Крошки хлебца стряхнуты в траву, Хансен потянулся, встал, вышел из-под навеса. – Я жду. - А оно тебе надо? - Ну, раз спрашиваю, значит…. - Окей. Я смотрю, тебе вообще нравится прямота. – Пастушок затянул лямки рюкзака, достал продырявленную жилетку. – Интересно, значит, что там такого в походе приключилось? Хорошо. Я тебе скажу. Дэн замер, напряженно всматриваясь в потемневшие до непроглядной черноты глаза Герреро. Сейчас… Может, сейчас сложится вся картинка? - А ничего не произошло, ниньо. – Мигель отвернулся. Спустя секунду тяжелая рука опустилась на его плечо. - Так сколько сантиметров у тебя? Бледность залила смуглое лицо. *** Я лежал, обнимая за шею уснувшего приятеля, и вдыхал давно забытый мной аромат… чистого и сладкого. Мама ставила в духовку противень с печеньем, мелкий носился по дому, папа строгал доски для полочки под книги. Так пахло счастье. Вздохнув, я прижал к себе белокурую голову. В носу защекотало корицей, яблоками, тягуче разлилось по груди и скользнуло вниз. Сквозь болтающийся незакрепленный полог палатки проникал лунный свет. Осторожно повернув голову, я увидел тень, отбрасываемую на щеку темными ресницами, длинными и пушистыми, как у девчонки. Бледно-розовые, четко очерченные губы улыбнулись чему-то во сне. Я смотрел на них… Приоткрытые, чуть влажные от теплого дыхания. Первая девочка, с которой я поцеловался, была старше меня на четыре года. Пыльное, засушливое лето. Ветер гоняет вдоль обочин тополиный пух, жара такая, что лед в стакане с лимонадом тает прямо на глазах. Куст сирени надежно отгораживает нашу компанию, как от дороги, так и от дома, но я не опасаюсь – мать все равно не придет. Она снова спит, выпив литр дешевого кукурузного виски. Старший брат Рамона, Рауль, раздает карты. Он совсем взрослый, водит машину, умеет виртуозно материться и много курит. - У меня шестерка пик! – гордо говорю я, обводя взглядом оставшихся. Сегодня нас пятеро, включая Санчеса с младшей сестрой Долорес и Нину, ее подружку, пришедшую с соседней улицы. - Играем на желание! – Рауль подмигивает мне, я опускаю глаза на пеструю марлевую юбку, скомканную и подтянутую от жары выше коленей. То ли судьба и в самом деле на моей стороне, то ли девчонки совсем не умеют играть… Я по очереди выкладываю, одну за одной, даму пик, короля, туз… Перед Ниной, сидящей и сжимающей в руках три карты. - Проиграла! – Неизвестно, почему радуется Долорес, Нина краснеет, Рауль и его лучший друг Санчес смотрят на меня выжидающе. - Ну, малыш, теперь ты можешь потребовать от нее выполнение любого своего желания! - А можно… я ее поцелую? Громкий гогот со стороны мальчишек, даже Нина смеется. - Пошли! – хватаю ее за руку, не дав опомниться. Пестрая юбка колышется, девушка встает и покорно идет за мной на задний двор. На полпути разворачиваю ее к себе лицом, и, привстав на цыпочки, касаюсь розовых губ своими, обветренными. Сердце бухает, ладони вспотели, мне кажется, что нас вот-вот увидят соседи… Но я не должен отступать. -Ниньо… - Нина шепчет, глядя в мои глаза. – Ты не умеешь целоваться. Смотри, как это нужно делать. Ее язык облизывает мою верхнюю губу, тоненькой змейкой вползает в мой растерянный рот, я чувствую прилив возбуждения и отвращения одновременно. Десны ощущают прохладу мягкой плоти, я зажмуриваюсь, нахально кладу ладонь на выпуклость под белой майкой. - Сильнее… Сжимаю пятерней округлость, нащупываю сосок. - Да, милый! Нина выгибается навстречу моим прикосновениям, жарко стонет. Пламя внутри меня разрастается, с каждым движением руки становясь ярче и сильнее. - Уууу… Настоящий мачо! Я отстраняюсь от раскрасневшейся девушки. - Сколько тебе лет, Мигель? - Одиннадцать. - Как и Долорес! – Нина улыбается. Проводит пальцами по моей щеке. – Не понравилось, малыш? Я смотрю на ее юбку, на просвечивающую сквозь ткань смуглую кожу. На вспухшие от поцелуев губы. - Понравилось. Нина поводит плечиком, поправляя сползшую лямку майки, тянет меня обратно, в кусты сирени, переглядывается с Раулем, я вижу, как они улыбаются друг другу. Долорес проиграла мне на четвертом круге. Я осмелел. Трогал ее маленькие грудки, чувствуя, как распирает хлопок нижнего белья. Запускал руку под подол синенького короткого платья, касался чего-то мягкого, прикрытого нежной тканью. В груди стучало – неровно, прерывисто, я прижимал Долорес к стене дома, она прикрывала глаза и не сопротивлялась, и это заводило и будоражило сильнее остальных ощущений. Нащупав и оттянув вбок резинку трусиков, я протиснул два пальца вперед, вглубь и погрузился в горячее, влажное. Похожее на… сырое мясо. От неожиданности я выдернул руку. Жар, полыхавший внизу живота, сошел на нет. Глядя на выражение моего лица, Долорес обиженно нахмурилась, одернула подол. - Лучше бы Раулю проиграла! - Так ты нарочно…? – стала ясна причина моей сегодняшней везучести. - Господи! – Юная девочка смотрела на меня взглядом, в котором одновременно читались искушенность, жалость и презрение. – Мигель, ты что, думаешь, мы на самом деле в карты собрались поиграть? Я вспомнил переглядывающуюся с Раулем Нину. Ее сведенные в истоме колени, горячие стоны, язык, вытанцовывающий сальсу у меня во рту. В мексиканских кварталах рано взрослеют… - Долго вы! – Подмигнул мне Рауль, когда мы вернулись к остальным. – Твоя очередь раздавать, ниньо. Игра продолжалась до вечера. Перед тем, как отправиться домой, Долорес еще раз бросила на меня взгляд, полный недоумения. Я поежился, понимая, что повел себя не лучшим образом – от меня явно ожидали большего. За углом дома послышался неясный шепот, два голоса спорили о чем-то. Санчес? Он же ушел одним из первых? Осторожно вытянув шею, я прислушался. Да, точно он. - Пойдем ко мне… Я сегодня один… - Не могу. Обещал родителям посидеть с Рамоном. Тонкие волоски на руках встали дыбом от странных интонаций, звучащих в приглушенных голосах. Шорох. Мои ладони вспотели, а воображение… Я шагнул вперед. Обхватив Санчеса за шею одной рукой, второй расстегивая ремень на джинсах, Рауль целовал парня взасос, пропуская язык между его губами так же напористо, как несколько часов назад это делала со мной Нина. Не в силах ни скрыться, ни слиться с сумерками, я остолбенело смотрел на то, как разгоряченный поцелуями Санчес срывает с себя футболку. - Быстрее, Рауль, умоляю тебя! Спустя мгновение полуобнаженное тело в джинсах, едва держащихся на бедрах, было развернуто и впечатано в облезшую штукатурку стены. Словно в замедленной съемке я наблюдал за тем, как Рауль потирается грудью о широкую спину, как скользит руками по бокам Санчеса, касается кромки грубой ткани и сдвигает ее... Ниже. Ниже. - Быстрее! Пожалуйста! Голова кружилась от остроты ощущений, в горле стоял сухой ком, я молча переминался с ноги на ногу и понимал – не могу оторвать взгляд. Рауль повернул голову и заметил меня, соляным столбом застывшего в нескольких метрах от сплетенных между собой тел. Не прекращая поглаживающих движений, достал из кармана своих камуфляжных брюк тюбик с прозрачной жидкостью, выдавил немного себе на ладонь. Вновь подмигнул мне. Одними губами произнес: - Нравится? Его фигура, мускулистый торс, тяжелые гриндерсы на ногах – неизменный атрибут бандитских кварталов, полное отсутствие смущения… Меня словно прошибло током от накатившего возбуждения. Вжикнула молния. Санчес выгнулся навстречу проникающим движениям, Рауль, не расцепляя наших взглядов, входил в податливое тело, сперва – не спеша, с легкой улыбкой на губах, затем – быстрее, под конец - с размаху вколачиваясь в ягодицы почти в голос стонущего Санчеса. Я почувствовал, как окатило теплом мои собственные бедра. Отвернулся и на ватных ногах побрел в дом. Спустя неделю Рауля убили в перестрелке. *** - Так сколько у тебя сантиметров? На лице Хансена блуждала ироничная усмешка. - Вспомнил, значит? – Мигель передернул плечами, будто сбрасывая с себя тяжесть упрямого взгляда. – Тебе сейчас продемонстрировать, или до ночи подождем? - А что, ты только по ночам его показываешь? Он у тебя, как Дракула – дневного света боится? Ну, чего застыл? Давай, измерим! – каждое слово ковбоя отдавалось, будто хлесткая пощечина. Мигель впервые видел его таким. - Остынь, ковбой. - Хорошо. – Дэн отвернулся, подхватил свой отощавший рюкзак. – Набери воды хотя бы в бурдюк. Я больше не намерен таскать тебя на руках, даже если тебя настигнет обезвоживание или тепловой удар. С этого момента каждый сам за себя, договорились? - Договорились. – Мигель устало вздохнул. Зря надеялся – у этого остолопа если и всплыло что-то в памяти, то явно не ключевой фрагмент. Бродит вокруг шалаша, взъерошенный, словно мокрый воробей после дождя. Большой воробей. Ну, скажем, размером со страуса. У подножия ручья болтались, заботливо привязанные к выступающей из берега коряге, две пластиковые канистры, каждая литров на десять навскидку. - Эй, Хансен! – голос Герреро дрогнул. – Кратковременный привал. - Что такое? - Тару под воду подогнали. Дэн удивленно уставился на ручей и канистры. - Не знаю, чем ты заслужил это… - С чего ты решил, что это – за мои заслуги? Может, Администрация решила занять, в виде исключения, твои руки водой, а не моим бренным телом? – Мигель продемонстрировал все тридцать два зуба, сверкающие белизной почище хансеновских. - А может, за то, что не посягал на мою задницу! – Буркнул Дэн, подставляя горловину под струю воды. - Много чести, ковбой! Пластиковая бутыль ощутимо оттягивала руки. Это тебе не бурдюк волочь. Дэн уверенно шел первым, так, будто сегодняшней ночью ему вручили медаль за мужество. Оскара. Пулитцера. Хотя… По факту, единственная награда, которая светила им в этом безумном, фантасмагорическом мире – премия Дарвина, выдающаяся посмертно. Мигель волок свою воду, отстав на несколько шагов и посмеиваясь про себя. За кромкой оврага пейзаж ничуть не изменился, на горизонте не наблюдалось ни единого проблеска пустыни, или чего-то, хотя бы отдаленно ее напоминающего. Упрямый мул впереди шел, пыхтя, строго на горячо любимый север, совершенно забыв о правилах Чистилища – путь может быть бесконечным, если ты ничего не изменишь в себе. Канистры под воду – всего лишь поощрение, то ли за «облико морале» ему, хорошему, не тронувшему свое чудо расчудесное этой ночью, то ли этому… За то, что не бросил блуждать впотьмах до второго Пришествия в поисках горячо любимого недотыкомки. Болотная жижа все так же чавкала под ногами. Дэн споткнулся. Чертыхнулся, помянув всех, проживающих в чистилище, добрыми словами, бросил косой взгляд за спину, туда, где бодро шагал пастушок, четко выдерживая дистанцию в десять-пятнадцать метров. Заснувшая было, совесть открыла глаза, нежно прошептала «привет, дружок, а вот и я!», в паху тягостно заныло при непрошеных воспоминаниях о не менее непрошеных поцелуях. - Ковбой! – Весело донеслось сзади. – Может, расскажешь, что такого увидел во сне? - Ага, счаззз. – Дэн придушил совесть, мысленно прикрикнул на не вовремя появившиеся мысли фривольного характера. – Расскажу. Сразу же после того, как ты объяснишь мне, почему пять лет назад мы с тобой в палатке целовались. - Расскажу. Не раньше, чем ты вспомнишь, почему мы с тобой не стали друзьями! - Понятия не имею, но, сдается, ты уже тогда свои руки не туда тянул! - Угадал. – Мигель ускорил шаг и нагнал упрямого мула. – И знаешь, что, ковбой? Тогда ты был не против. - Что???? Дэн остановился, балансируя на очередной кочке. - Да ты не сильно-то далеко продвинулся в своих воспоминаниях! – Герреро протянул руку, ловким жестом перехватил ручку бутыли у пошатывающегося ковбоя. – Расскажи, что снилось-то, может, тебе чистилище кошмаров нагнало? - Ага. То-то ты покраснел, как маков цвет, когда я спросил у тебя про сантиметры. – Улыбка на лице Дэна шла в разрез со злостью, звучавшей в его голосе. – Может, оно и к лучшему, что я не помню ни фига. - Это факт. Еще ненароком всплывет в памяти, что мы не только о сантиметрах говорили – второй Кондратий хватит. – Оба делали вид, что не замечают канистры с водой, перекочевавшей из рук Хансена к Мигелю. – Знаешь… Я тоже должен извиниться перед тобой. На лице ковбоя возникло замешательство. Он остановился в очередной раз, вглядываясь в глаза Мигеля, ожидая подвоха. - Я… Правда, даже не догадывался о том, у тебя в голове – большая черная дыра, а память съели инопланетяне. Поэтому не бери в голову все, что я тебе наговорил. - Детка! – Хансен, внезапно для самого себя, вплотную приблизился к пастушку, склонился, навис над ним, упрямо не отводящим взгляда. – Конкретизируй. - Все это время. Все пять лет я ненавидел тебя. Я желал тебе подвернуть ногу на этом чертовом поле, покрыться стригущим лишаем перед свиданием с очередной «синтией», или как ее там, я смотрел в твои голубые глазоньки и считал, что ты – сладенький мальчик, сливки общества, великий «обладун» всех школьных регалий. А теперь, оказывается, у тебя амнезия приключилась. Да и ху… Хуй с ней! – Мигель выпалил это скороговоркой. – В смысле – неважно, что там в твоей голове замкнуло. Извини. Просто – извини. Я был неправ. - Отлично. А… Вот это, вчера? - Пока смерть не разлучит нас. – Кривая ухмылка, полная сарказма, грусти и нежности одновременно. – Я люблю тебя, ковбой. Тебе стало легче? На горизонте забрезжило желтовато-охряным, повеяло сначала теплом, затем – сухим жаром. Топь болот на глазах подсыхала, превращаясь в глиняное крошево, переходящее в сухой песок. Две пары глаз сверлили друг друга, не обращая внимания на происходящие изменения в окружающем пейзаже.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.