Между 25-м и 138-м километром

Глава писалась невероятно долго, под шум перфораторов, вынос миллиарда мешков с кирпичами, посреди "стройки века", порой - в единственном свободном уголке квартиры, порой - на обрывках листов из блокнота... Ремонт закончился одновременно с последними строчками. Заранее стыжусь ошибок и возможных несоответствий... Но обещаю исправиться. Мигель в очередной раз поежился. Даже в темноте, опустившейся на пустыню, было видно, что Хансен напуган. Да вот только чем? Неужели воспоминания, пришедшие из прошлого пятилетней давности, настолько ужасны для него нынешнего, восемнадцатилетнего? - Не молчи. – Тронул за коленку дрожащего от холода и температуры ковбоя. - Кто такая Ло? – впервые за полчаса Дэн нарушил тишину. Вопросом в лоб, на который Мигелю отвечать не то, чтобы не хотелось… - У нас с ней был секс. – Выдавил он неохотно. – Постой! Откуда ты знаешь про Долорес? Что там снова привиделось твоей дурной головушке? - Секс, говоришь? Интересно, почему я не удивлен? – в голосе Хансена проскользнули собственнические нотки, но похоже, он даже не обратил на это внимания. – Еще бы, с такой-то хваткой, как у нее! - Ну, она всегда получала то, чего хотела. – Мигель усмехнулся, взъерошил смоляную шевелюру. – Не парься, ковбой. Шансов заполучить мое сердце у нее было столько же, сколько достичь Северного полюса на ковре-самолете. - Да с чего ты взял, что меня это волнует? – Хансен взвился было в приступе негодования, но обожженная кожа невыносимо болела при малейшем движении, и ему пришлось вновь опуститься на остывший песок. - Ну, а что скачешь тогда, словно решил принять участие в Кентукки Дерби, а лошадь дома забыл? – Ехидство пастушка шло вразрез с заботливыми действиями, он с размаху шлепнул мокрую майку на разгоряченный лоб Дэна и теперь обтирал его, стараясь не причинять боли. - Так кто такая … Долорес? - Часть моего детства. Мы проводили много времени впятером – я, Ло, ее подружка Нина, сын владельца местной автомастерской Санчес и его друг… Рауль. – Голос Мигеля дрогнул. Влажная ткань скользнула по вздувшимся желвакам. - Смотрю, это имя до сих пор не оставляет тебя равнодушным! - Да ты и про него вспомнил? Прогресс. Определился бы уже, ниньо, к кому ревновать. – Похоже, мексиканцу доставляло удовольствие и нахождение среди чертовой пустыни, и внезапный холод, пронизывающий до костей, и злость, волнами исходящая от Дэна. – А то черт ногу сломит в твоей логике. - Какая ревность?! - Ну, такая, знаешь ли. Общепринятая, человеческая. То при имени Долорес тебя налево перекашивает, то при имени Рауль – направо. - Я слышал эти имена! Не более того! - Тогда почему бы тебе не закатить мне истерику по поводу миссис Мартинез? Про нее ты тоже слышал. - Пфф!!! – Похоже, Дэн и сам осознал, как выглядит со стороны. – Хватит меня натирать! И так холодно. - Договорились. Да и воду не мешало бы экономить. - О, черт! - В этот момент Дэн осознал, что беспокоило его параллельно с всплывшим осколком памяти. – Чем ты мочил майку? - Угадай с трех раз, ковбой. - Ты расходовал воду, предназначенную для питья?! - Керидо, – Мигель вытер почти высохшей майкой свое лицо, стараясь избавиться от налета грязи, – ты думал, я вырыл артезианский колодец, пока ты… отсутствовал, пребывая в иных мирах? - Ничего я не думал. - То-то и оно. В наступившей тишине было слышно, как часто и дробно стучат зубы Хансена. В который раз Герреро пожалел об оставленных пледах, которые можно было хотя бы попытаться прихватить.… Да толку-то от этих мыслей? От холода, пришедшего на смену пустынному зною, разболелась голова. Хотелось лечь, закрыть глаза... Какая разница, вспомнит он или нет? Осталось всего два дня. Или вечность – в зависимости от того, какой дорогой они идут. Усталость накатывала волнами, уговаривая – отдохни. Не думай ни о чем. Ковбой в безопасности, ты можешь позволить себе несколько часов сна. Что-то колючее и сухое оцарапало локоть. Мигель дернулся, обернулся и успел заметить скрывающийся за нависшим песчаным гребнем чахлый ком перекати-поля. *** Из подручных раскопочных средств в моем распоряжении были только руки. Ими-то я и углубил вырытую днем яму с подветренной стороны бархана, стиснув зубы, чтобы не стонать каждый раз, когда сгоревшая кожа натягивалась на плечах и спине. Опустился рядом с ковбоем, трясущимся в лихорадочном ознобе. Спать, Мигель. Хотя бы пару часов. Ты отдохнешь, наберешься сил, завтра… А наступит ли это «завтра»? Ты не позволишь чистилищу взять верх над вами. - Куда ты? – Хриплый, надтреснутый голос. - Постараюсь добыть нам тепло. Честно говоря, план у меня был слабый. Точнее, совсем никакой. Но в нашем положении выбирать не приходилось. Осторожно шагнув в темноту, выдохнул. Потрогал висящую на сгибе локтя свернутую кольцами веревку, один конец которой я только что привязал к ноге Дэна. Пресвятая дева Мария, будь благословенно имя твое, не оставь нас своим заступничеством. Помоги нам, грешным… Господь всемогущий, дай силы на то, что я задумал, и укажи обратный путь… Обрывки молитв, которым учил нас падре Руис, теснились в голове, наползая один на другой, смешиваясь, превращаясь в вязкую кашу ничего не значащих слов. Вокруг царил кромешный мрак. Сделал несколько шагов вперед, почувствовал, как ноги коснулся шелестящий ком, ухватился за него. В ладони тут же впились миллиарды мелких колючек. Ничего. Потерплю. Шаг за шагом, метр за метром, я продвигался вперед. Второй ком норовил сбежать, вырваться, гонимый ветром вперед по равнине. Скользя пальцами по веревке, я вернулся в наш лагерь, сложил добычу у ног ковбоя, напрягшегося при звуках осыпающегося песка. - Все в порядке, ниньо, это я. Как ты? - Терпимо. - Ну, вот и продолжай в том же духе! - Мигель, это…опасно. - Не опасней, чем химер душить. – Отчаянно хотелось подойти и хотя бы прикоснуться к нему. Дать понять, что все будет хорошо. Я проверил веревочный узел и снова вышел «на охоту». Следующий заход был более длительным. Ветер гнал мимо меня огромные шары, состоящие из тысяч сухих веток и былинок, я вглядывался в ночную тьму, стараясь не пропустить шорох ветвей, скользящих по песку. Нам нужен костер. Песок под ногами постепенно сменялся островками твердой почвы, кое-где попадались каменистые валуны, было похоже, что местность меняет свой рельеф. Мне повезло минут через десять. А может и больше – ощущение времени давно стерлось из моей памяти. Два перекати-поля приличных размеров буквально уперлись в мой живот, я отволок их к предыдущим, отметив растущую гору «топлива». Надеюсь, никчемной зажигалки Томаса хватит на то, чтобы высечь искру хотя бы один раз. В завтрашний день заглядывать не хотелось. С каждым разом веревка, привязанная к ноге Хансена, натягивалась все сильнее. Я стоял на вершине холма. Холодный ветер дул то в лицо, то, меняя направление – в спину, зажатый в руке конец троса дергался, норовя вырваться, в тысячный раз напоминая о том, что необходимо сделать петлю и закрепить веревку на запястье. Чем дальше я отдалялся от нашего лагеря, тем сильнее становился уклон земли под ногами. Похоже, завтра предстоит спускаться в какую-то долину. В последний заход повезло, тучи на небе растянуло на несколько секунд, и я увидел клубок сцепленных между собой колючек, несущийся прямо на меня. Времени на раздумья не было, я схватил добычу обеими руками, выпустив трос, думая лишь о том, что этого хватит. До рассвета точно протянем. Нам нужно тепло. Лунный свет издевательски моргнул пару раз сквозь рваные тучи, бегущие по небу, а затем щелкнул выключатель, и все вокруг вновь погрузилось во мрак. Ладони, пальцы, запястья – все саднило от заноз. Опустившись на колени, я ощупывал песок, пытаясь найти веревку. Ее не было. Ни у меня под ногами, ни в метре вправо, ни в шаге назад. То ли ветром успело занести, то ли очередной заскок администрации. Я сидел среди окружающей меня черноты, прижимая к груди колючие ветви, и глядел в условное небо. - Пошутили – и хватит! Верните веревку! Вот дерьмо. Ясен-красен, никто и не собирался любезно включать мне прожектор над головой. На всякий случай я пригрозил: - Дойду до ада – жалобу напишу! На имя Бога! Даже после этого веревка не нашлась. Хреновость моего положения доходила до меня медленно, но верно. Где-то там, в нескольких десятках метров от меня, трясло от холода парня, которого я любил. Любил так, что кому ни скажи – уссутся от смеха. Год за годом – взрослеть. Растить братишку, контролировать все чаще слетающую с катушек мать. Торговать наркотой. Заботиться о ежедневном пакете молока в холодильнике. Приходить в школу и видеть его лицо. Его фигуру, скрывающуюся за поворотом. Ловить изредка его взгляд – взрослеющий вместе с ним, вместе со мной, совершенно точно указывающий на то, что не будет ничего. Все осталось в прошлом, пять лет назад. Смотреть на него сквозь сетку забора, отчаянно болеть за эту чертову команду, ревновать к чирлидершам, видеть, что под конец он достиг желаемого и встречается с той самой Синтией. И – что? Все закончится среди каких-то дремучих песков тем, что я не выполню свое обещание? Эй, Мигель. Хватит сопливить и думать о том, что ты устал. Сейчас ты соберешься с мыслями и начнешь искать ваше пристанище. Сколько бы времени на это ни ушло. Он может рассчитывать только на тебя. А потом.… Будь, что будет. Собравшись с силами, я снова посмотрел в черную бездну над головой и заорал: - Не дождетесь! Песок холодил пальцы, ощупывающие землю сантиметр за сантиметром. Казалось, конца-края этому не будет. Пару раз я выкрикнул «Дэн!», понимая, что не мог уйти слишком далеко, но ответом на мои вопли была все та же гнетущая тишина. Ветер обдувал щиколотки, засыпая песчинками ступни, норовя выдрать тощие прутики из рук, мне казалось, что я сижу на корточках непозволительно долго… Что, уважаемая Администрация, ты ведь на это и рассчитывала? Не так ли? А не засунуть ли тебе свои шуточки в жо? Я не сдамся. Господи, помоги мне… Ни единого звука, ни шороха, ни малейшего знака, что меня услышали. *** Мигель в очередной раз вернулся с ворохом чего-то колючего, похожего на сено, свернутого в кокон, с торчащими в разные стороны ветками. Перекати-поле. И что он собирается делать с ним? Трясло меня от холода так, что мозг отказывался думать. Ухмыльнувшись запекшимися губами, я помахал кончиками пальцев вслед вновь скрывшемуся в темноте пастушку. Красавец. Привязал к моей ноге злополучную веревку, буркнул «Ща все будет!» и свалил в голубые дали. При мысли о далях голубого, бирюзового, небесной синевы цвета меня буквально скрючило от смеха. Хансен, судя по твоим воспоминаниям, «голубизна» накрыла тебя с головой еще лет так пять назад, а ты тут корчишь из себя последнего девственника Америки! Что, не нравится? А вот нечего было в палатке кайфовать… Невзирая на жажду, озноб, обожженную до состояния кирпича шкуру, тело отозвалось на крамольные мысли участившимся сердцебиением, шевелением в паху и жаром, прилившим к щекам. Пользуясь отсутствием пастушка, я собрал воедино все имеющиеся факты. Удручающе. Я хотел его тогда, в палатке. Не в целях эксперимента, тренировки, «пробы пера» перед Синтией. Я помнил, как по моему разгоряченному телу скользит влажная от пота кожа. Я искал встречи с ним, когда он по неизвестным причинам перестал ходить в школу. Я готов был пойти на конфликт с горячо любимым Паа, лишь бы Мигель не исчез из моей жизни. Так какого хуя в моей голове последние пять лет были только ненависть и раздражение к тому, кто сейчас шлялся впотьмах по холодному вязкому песку Красной пустыни, стараясь добыть хоть какое-то топливо для костра? Злость за покушение на святая святых – мою задницу – почти прошла, сменившись легкой грустью. Получается, у нас когда-то…все было? Словно ластиком по памяти прошлись, стирая то, что мне живому, перспективному, взрослому, на фиг не было нужно. И цепочка эта… Не давала она мне покоя. Что за «проснуться на счет «один»? Сильнее, чем обожженная кожа, чем стянутые в узлы напряженные мышцы, болела душа. Кто ты мне, пастушок? Кто я – тебе? Веревка, привязанная к ноге, резко натянулась, а затем свернулась на песке кольцами. Не веря своим глазам, я потянул ее на себя. Тянул до тех пор, пока не поймал в ладонь оборванный, разлохмаченный конец с пожеванными волокнами. *** Мигель не появился в школе и на следующий день. В моем сердце начал разгораться костер жгучей ревности к.. Ко всему. Мир пастушка отличался от моего так же, как обычный полевой луг с дикими цветами - от ухоженного газона моей матери, засаженного сортовыми лилиями и розами. Все, что было связано с этим мальчишкой, наполняло душу сладкой тревожной тоской. Как будто я понимал – с ним у меня не будет дороги назад. Кто, черт возьми, эта Ло? О каком Рауле она говорила? Вопросы, вопросы… Да где же он? На перемене я не выдержал, спустился в вестибюль, остановился у стенда, на котором висело общее расписание, задумчиво уставился в него. Списки предметов, кабинетов, факультативов, репетиционных залов, дополнительных занятий мелькали мелкими строчками перед глазами. Мигель не сказал, в каком классе учится. - Дэн, здравствуй! Из-за спины повеяло уже знакомыми сладковатыми духами. Нина. На ее фоне меркли все девушки, проходящие мимо нас. Смоляные непослушные кудри, забранные заколкой в высокий хвост. Черная строгая юбка, обтянувшая колени, зауженная как снизу, так и сверху, подчеркивающая изящную талию и хрупкость колен. Розовая блузка, застегнутая на все пуговицы, кроме трех верхних. В вырезе чуть просвечивает белоснежный атласный лифчик. Взгляд зацепился за несчастный клочок ткани и никак не хотел перемещаться в других направлениях. - Не знаешь, почему Мигель в школу не ходит? – вместо ответного приветствия спросил я. Проявлять вежливость не было ни малейшего желания. - У него… Обстоятельства. – Нина помрачнела на долю секунды, затем улыбнулась томно и нежно одновременно. – Думаю, через пару-тройку дней появится. Это в порядке вещей, не переживай. Что, соскучился по… другу? Многозначительная пауза, которой она выделила последнее слово, заставила меня поморщиться. Будто намекала на что-то. - Просто беспокоюсь. – Я буркнул это, разворачиваясь и торопясь на следующий урок. Отец предупредил, что заедет за мной после занятий. Это случалось довольно редко. Обычно это делала Маа, но сегодня он позвонил мне, застав врасплох посреди урока биологии, тщетно пытающегося обнаружить разницу между двудольными и однодольными растениями. - Буду ждать тебя на парковке. - Хорошо, пап. Быть сыном мэра давало определенные преимущества, мистер Финниган принял мою работу в числе первых, незаметно кивая в сторону выхода из кабинета – дескать, можешь идти, не дожидаясь звонка. Солнечные лучи освещали школьный коридор. Перебросив через плечо спортивную сумку, я стоял возле широкого панорамного окна на втором этаже и наблюдал, как к отцу, поглядывающему по сторонам, подошла Нина. Паа встал спиной к зданию главного корпуса, загораживая собой просвет между своей и соседней машинами. Теперь совершенно точно никто, проходящий по парковке, не мог видеть, чем он занят. Никто, кроме меня. Происходящее развернулось передо мной, как на ладони. Нина погладила моего отца по руке. Грациозно, словно пантера, откинулась назад, прислонившись спиной к задней двери отцовского «форда». Медленными движениями Паа расстегивал пуговку за пуговкой на розовой блузке, открывая себе (и мне) вид на тот самый атласный лифчик и ложбинку между двумя небольшими грудками. Потянув вниз блестящую ткань, обнажил их, сжал пальцами напряженный – даже через стекло было видно – сосок, второй рукой сминая и задирая подол юбки, скользя по загорелому бедру. Нина лукаво улыбнулась, прикусив нижнюю губу, еще сильнее откидываясь, выгибая по-кошачьи спину, раздвигая ноги чуть шире… Шире, чтобы отцу было удобнее пробираться наверх, туда, куда я уже не мог заглянуть. Бросало то в жар, то в холод. С отстраненным безразличием я наблюдал, как отец оглядывается, смотрит на часы, прикидывая, сколько времени осталось до звонка… Не торопись. Я подожду. Мне уже некуда спешить. Одним движением расстегнут брючный ремень, мужские пальцы копошатся в ширинке, мне плохо видно, но я и так знаю, что сейчас произойдет. Нина опускается на колени, ее блузка по-прежнему расстегнута, лифчик сдвинут вниз. Должно быть, сейчас ее соски скользят по ворсу брюк, трутся об него, коснувшись оголенного паха. Да ты эстет, Паа. Обеспечил себе роскошный вид сверху. Ну и зачем тогда глаза закрывать? Голова девушки размеренно двигается в районе расстегнутой ширинки, отец облокотился на зеркало бокового вида – будто замер в ожидании нерадивого чада, опустил руку на черноволосый затылок, прижал… Вжал в себя влажный рот, нежные губы, улыбающиеся мне еще несколько часов назад, заставляя пропустить член в самое горло. Сквозь стекло я видел, как закашлялась, подавившись, Нина. С каким-то гадким злорадством подумал – да ты, небось, в своем квартале и не такое принимала в глотку. Перед глазами встала Маа в голубом переднике, разливающая по тарелкам суп. Стало нечем дышать. Судорожно цепляясь за шпингалет, я тянул на себя оконную створку, глядя, как голова внизу двигается все быстрее, наращивая темп. Отец дернулся – раз, второй, третий, отпуская чужой затылок. Удовлетворенно откинулся на крыло джипа, похлопал Нину по покрасневшей щеке. Деревянная рама распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Я вдохнул свежий воздух. В голове прояснилось. Наши взгляды пересеклись. Испуганный – Нины, судорожно застегивающей блузку, бегающий и ускользающий – отца. Равнодушный – мой. - Ты уже освободился? - Да. - Тогда спускайся. Я жду тебя. На заднем сидении пахло ванилью и лимоном – еженедельная химчистка салона, услуга входит в обязательное обслуживание автомобиля. - Дэнни! – отец сел за руль, завел машину, достал из бардачка полировочную салфетку, стер несуществующий слой пыли с приборной панели. Избегая смотреть мне в глаза. – Ты уже взрослый мальчик… Конечно, Паа. Для дружбы с Мигелем – нет, я не дорос, а вот видеть, как ты чуть не трахнул на школьной парковке несовершеннолетнюю мексиканку – в самый раз. Ненавистный ремень безопасности был отброшен в сторону. Раз уж я теперь взрослый… - Видишь ли… - Побелевшие костяшки пальцев, стискивающих несчастную салфетку. – Твоей матери в последние несколько месяцев нездоровится. А у меня есть определенные потребности… Черт! Дэнни, я люблю твою маму. И не хотел, чтобы ты стал свидетелем этой кошмарной сцены… - Кошмарной? – Я ухмыльнулся во все 32 зуба, меня распирала ненависть к сидящему за рулем мужчине, лицемерно поющему дифирамбы моей Маа. – А мне показалось, что тебе нравится. - Дэниэль Хансен! – Казалось, отец потерял дар речи. – Ты забываешься! - Ни в коем случае, сэр. – Издевку в моем голосе не расслышал бы только идиот. Мой отец таковым не являлся. В напряженном, тягучем, словно патока, молчании мы доехали до дома. Припарковывая машину возле гаража, отец бросил сквозь зубы: - Мать не должна знать ни о чем. Ясно? - Да. Утреннее желание поговорить с Маа переросло в твердую уверенность – я расскажу ей про Мигеля… Она поймет. *** Я очнулся, хватая воздух ртом. Странное дело – чем ближе мы находились к этому чертову бюро пропусков, тем чаще меня посещали эти… видения. Сколько я был в отключке? Минуту? Две? Час? Обрывок веревки все так же валялся у моих ног. Где ты, пастушок? Содрогнувшись от картины, представшей перед глазами – бесконечная темнота, Мигель, потерянно стоящий посреди миллиардов песчаных холмов и зовущий меня на помощь – я вскочил на ноги. Обожженная кожа напомнила о себе болью, но ни воспринимать ее в полной мере, ни жалеть себя и стонать у меня не было времени. Чертово чистилище! Нашло-таки способ разлучить нас! Очередное гребанное испытание! А если – нет?... Если нас сознательно развели в разные стороны? После того, как я… Ну да. Закатил истерику. Выяснял, кто кому и кем приходится. Защищал «тылы», не понимая, что главное – не это. Не целостность и сохранность моей глупой задницы… Главное – то, что он всегда был рядом. И не его вина в том, что я, здесь и сейчас, не готов ответить взаимностью ни на его чувства, ни на его желания. Хансен, да твой пастушок в лепешку готов расшибиться ради тебя. Ни с того, ни с сего вспомнил себя, увязшего в болоте, смирившегося с тем, что спустя пару часов придет обещанное «ничто», и как Герреро, упершись ногами в землю, наматывал эту самую веревку себе на локоть. Глаза – дикие, морда – чумазая, решимости – три ведра… Я, говорит, люблю тебя. Да, пять лет назад меня накрыло от твоих поцелуев. А сейчас… Что сейчас-то происходит? Сердце стучало, будто ненормальное. Я осмотрелся по сторонам, получив исключительно полезную информацию – кругом одна темнота, взобрался на бархан… - Мигеееель!!!! Тишина. Господи, помоги мне… Ни единого звука, ни шороха, ни малейшего знака, что меня услышали. Интересно, а чего я ожидал? *** Интересно, а чего я ожидал? Очередного Томаса, прогуливающегося по песку с фонарем, аки Иисус – по воде? Вот что я тебе плохого сделал, Господи, что ты так наказываешь меня? Задумчиво обнимая ворох ветвей, я топтался на месте, прислушиваясь к внутреннему голосу. Естественно, он, тарахтящий без умолку в самых неподходящих ситуациях, сейчас благополучно молчал, но я доверял ему. И своей интуиции. Здесь же все на ней построено, не так ли, Администрация? Наконец, мне показалось, будто я слышу слабые крики слева от себя. Неужели Хансен набрался сил и выполз из укрытия, обеспокоенный моим отсутствием? Так и есть. Звуки стали чуть громче и отчетливее. Подхватив «топливо», я на негнущихся от усталости ногах двинул было в направлении голоса… А вдруг это – мираж? Галлюцинации? Проделки чистилища, направленные на то, чтобы увести меня еще дальше от Дэна? На всякий случай я крикнул: - Эй, ковбой, это ты? - Ы-ы-ы…. – Донеслось в ответ. - Дэн, это точно ты? Да? - А-а-а… Я отчетливо видел вдали, метрах в трехстах от себя, фигуру, призывно машущую в воздухе руками. Ну, чего стоим, Герреро? Сомнений нет, это он. Да и не мог ты уйти далеко, так что давай, двигайся живее, тебе еще костер разводить! Стараясь не думать о том, что случится, если в зажигалке Томаса совсем не осталось бензина, я сделал еще один шаг. Какая-то мысль сверлила мозг, буквально сковывая по рукам и ногам. Герреро, ты клинический идиот. Да что там – идиот, твои ноги умнее тебя в сто раз! Куда это ты прешь бодрым шагом, если чувствуешь, что по-прежнему спускаешься? Так же, как и до этого? Дорога назад, к лагерю, должна идти в гору. Невзирая на темноту, мои глаза отчетливо видели силуэт Дэна, мозг отмахивался от вопящей во все горло интуиции и требовал продолжить движение. С трудом заставив себя остановиться, я в отчаянии взмолился: - Господи Иисусе, Святая Мария! Прошу – покажите дорогу назад! Клянусь, я все понял! Никаких искушений больше… Я не за себя прошу – за него… Он пропадет там – один. Дайте мне вернуться! Он ведь в рай идет. Я его провожу – и все, отправляйте меня, куда хотите! Хоть в ад, хоть на урановые рудники. Ну, Иисус, ты же не бросишь его здесь умирать второй раз, среди пустыни? Зря, что ли, он химеру душил и меня на руках носил? Одинокая звезда над моей головой моргнула раз… Два. Устойчиво закрепилась тусклым фонарем на небосклоне, развеяв темноту настолько, что я мог видеть песок под ногами. Мало. Очень мало света. Силуэт Дэна сперва померк, а затем и вовсе растаял зыбким завитком тумана. Ну, и куда мне теперь? Вправо? Влево? Тонкий серебристый луч явно не собирался ни выкладывать лунную дорожку у меня перед носом, ни махать прожектором, указывая мне направление. Но… Раз сработало… Медленно, все еще не веря тому, что это делает Мигель Герреро, я опустился на колени. Сердце бухало неравномерными ударами. Впервые в жизни мне хотелось до отчаяния, до дрожи, до обморока и мурашек, бегущих по коже – верить… - Пресвятая Богородица… Голос дрожал и срывался от того, что горло перехватили неведомые мне раньше спазмы. - Это я виноват. Соблазнял его, злил, раздражал. Потому что люблю… Да ты и сама знать должна. Помоги. Ты же – мать, неужели не жалко его? Одного сына отдала – других пощади… Звезда на небе неодобрительно моргнула, будто намекая… Да я и сам понимал, что шагнул через голову начальства к вышестоящему руководству. - Пожалей. Он там сейчас переживает. Если я не вернусь – кто нальет ему воды и скажет, что все будет хорошо? Даже у Сына твоего был Левий Матфей… Рядом с первой звездой медленно стала разгораться вторая. Ее свет был ярче и теплее. - Я раскаиваюсь во всех грехах своих, Святая Мария. Только помоги… Пламя, полыхнувшее на небосводе, превратило ночь в день. В пяти метрах от меня отчетливо виднелись отпечатки моих ног, идущие вверх и налево, к валунам, которые я видел в предпоследнюю погоню за перекати-полем. Прижав к груди охапку ветвей, я крикнул в ослепительно белое небо: - Спасибо!!!! *** Больше никогда!!! Слышишь, чертов пастушок! Темнота давила на черепную коробку так, будто имела объем и вес. Я шел вперед, с трудом передвигая ноги. Голова кружилась и гудела – то ли от перегрева, то ли от избытка мыслей. Карман обтрепанных до состояния ветоши джинсов оттягивал единственный предмет, который я взял с собой. Если я не найду его… Значит, все было зря. Споткнувшись о неразличимый в темноте камень, я чуть было не рухнул вниз, под откос. Судя по всему, я добрался до вершины какого-то холма. Подергав веревку, привязанную к рюкзаку, оставшемуся где-то там, позади, я убедился в том, что все в порядке, никто не пришел и не забрал продовольственные запасы. То ли чистилище было уверено в том, пастушок вот-вот найдется, то ли готовило к тому, что дальнейший путь придется преодолевать одному. - Мигееель!!!! Ну да. Как я и ожидал. Подъем закончился, силы – тоже. Опустившись на плоский валун, я всмотрелся в непролазную темень, пытаясь понять, что же делать дальше. Где ты? Страшно ли тебе? Если дождаться утра – найду ли я тебя, а ты – меня? Или мы останемся здесь, наблюдая за тем, как жаркое нутро пустыни поглощает каждого из нас по отдельности? Я почувствовал на своих губах прохладу твоего поцелуя. Еще вчера лил дождь.. Ты касался меня, я глотал капли воды, стекающие с твоего подбородка, подбирался к твоим губам, отдавался им, мучимый жаждой твоего тела. Я хотел тебя. Ближе. Глубже. Слиться с тобой в одно целое. Какая разница, Дэн? Именно сейчас, когда небытие слишком близко, когда оно дышит в твою спину и шепчет – «ты – мой!», есть ли разница? Паа любит Маа. Это не мешает ему трахаться с Ниной. Что есть – любовь? Он спас тебя. Он убил тебя. Ты хотел его пять лет назад. И сейчас хочешь. Так имеет ли значение, кто из вас будет снизу? Я опустился на колени. Небо над головой засияло серебристой дымкой, будто подтверждая правильность моих действий, но, если честно, мне было абсолютно все равно. - Господи!... – Мысли разбегались в разные стороны, слова католических молитв испарились, будто их отродясь не было в моей голове. – Чем бы ты ни был занят сейчас… Посмотри сюда. Видишь? Одинокая звезда согласно моргнула. Видит. - Я грешил. Редко, но было. Не почитал родителей так, как надо, злословил, гордым был… Клянусь тебе – я все понял. Ты даже можешь не отправлять меня в рай – я согласен. Судя по ровному свечению, звезда внимательно слушала мой бред. - На коленях прошу - покажи ему дорогу обратно. Я обещал… Мы вместе должны выбраться отсюда. Серебристое свечение стало тусклым, а затем совсем погасло. - Твою мать!!!! И ты еще претендуешь на то, чтобы зваться справедливым?! Я в бешенстве ударил кулаком об землю. Пальцы нащупали сучковатый кусок дерева. Дерево?! Дрожащими руками я ощупал обломок ветви, затем – землю под ногами. Судя по всему, здесь явно росло что-то посерьезнее, чем верблюжья колючка. Я сгреб в кучу щепки, тонкие ветки, сухую кору – все, что валялось в пределах досягаемости. Достал из кармана зажигалку, подаренную Томасом Мигелю. - Пресвятая Богородица! Помоги… Колесико «зиппо» чиркнуло по заклепке, в воздухе запахло бензином. Ничего. Ни малейшей искры. Еще раз. Скрежет кресала в тишине был громким и … таким же бесполезным, как фонарик без батареек. - Эй, Господи! Я устроился поудобнее, отбросив в сторону бесполезный предмет, скрестив ноги и подперев голову рукой. Терять было нечего. Чертово чистилище не вернет мне Мигеля, как бы я ни просил. - Не слышишь, значит. Значит, будем по-другому разговаривать. Как тебе игра в одни ворота? Ответом мне послужило дуновение ветра – едва слышное, скользящее по ногам, теплое. - Думаешь, я правильный такой? В рай меня? А вот фиг вам всем. Не пойду я туда. Над головой раздалось едва слышное ворчание грома. - Срать. Можешь хоть торнадо устроить. Рокот усилился. - Ага. Шантаж-монтаж. Не вернешь мне его – немедленно, слышишь? – я дойду до бюро пропусков, твою эту, как ее… Анжелику в песок закопаю, на дорожку в рай кучу наложу, а Петру в подробностях расскажу, что я думаю о всей вашей богадельне. Гром осуждающе загрохотал совсем близко. И низко. - Верни. Его. Мне. Иначе я за себя не ручаюсь. Небосвод полыхнул ярким и ослепительно-белым, страх сковал позвоночник ледяной коркой, но взгляда я не отвел. Молния шарахнула в метре от меня, осветив окрестности на километры вокруг. Зажгла обломки дерева. Замерев, я смотрел, как разгорается высохшая древесина, как пламя взметается ввысь… Шорох камней, осыпающихся под медленными шагами. - Дэн? На пыльном лице Мигеля отчетливо виднелись светлые дорожки, прочерченные отнюдь не потом. Плакал. - Я тут… - Вижу. - Мне… - Ничего не говори. - Мне нужно… - Не важно. Он поцеловал меня. Слегка коснувшись губами вспотевшего виска. Я увидел, как в его глазах вспыхнуло то, чего я никогда не замечал раньше. И готов был поклясться, что в моих он видит то же самое. Правду о нас двоих.