Между 25-м и 138-м километром

*** Желтый автобус с шипением открыл пневматические двери и выпустил стаю галдящих, уставших, обменивающихся впечатлениями и номерами сотовых подростков на школьную парковку. Я украдкой посмотрел на Дэна. Пшеничные волосы растрепаны, вспухшие губы сжаты в тонкую полоску, пальцы теребят ремешок, прикрепленный к телефону. Не включил до сих пор… Заметив мой вопросительный взгляд, он прошептал: - Потом. Мы оба хорошо помнили, как между стволами деревьев мелькнули первые фигуры полицейских и добровольцев, прочесывающих метр за метром заповедник. Двадцать детей и двое учителей более 48 часов не выходили на связь… ЧП уровня штата. Мы оба видели, как шериф, возглавляющий спасательную операцию, сообщил по рации тем, кто ждал на границе, бригадам реанимационных машин и егерям о том, что дети найдены. Все живы и здоровы. Сквозь зелень папоротников навстречу нам бежал человек, одетый в обычный спортивный костюм. - Дэнни!!! - Паа? Глядя на бегущего мужчину, я только и успел прошипеть на ухо Хансену: - Почему ты не сказал, что твой отец – мэр нашего города? - А что, это имеет значение? - Дэн улыбнулся, подпрыгнул и повис на загорелой шее. Мэр опустил сына на землю, осмотрел его со всех сторон, вытер пот со лба и лишь тогда заметил меня, стоящего рядом. Копы, периодически патрулирующие наш квартал, смотрели на нас, мексиканцев, примерно так же – холодно, оценивающе. «Не замышляешь ли ты чего, маленький Мигель Герреро?» «Нет, сэр. Да, сэр. Мне нравится Ваш сын, мэр Хансен. И Вы даже не представляете, чем мы занимались прошлой ночью. Да и этой - тоже. Каково, а?» - Дэнни, ты в порядке? - Конечно, Паа! – на лице Дэна бегущей строкой были написаны восторг и благоговение перед отцом. – Я хочу познакомить тебя со своим другом… - Мальчик мой, может, сперва ты поговоришь с мамой? – мэр обнял за плечи сына и увел в сторону, абсолютно не обращая внимания ни на меня, ни на окружающих. Ну так… Ежу понятно – папенька волновался. Брось, Мигель. Это еще ничего не значит. Дэн вернулся через пять минут. Счастливый. Должно быть, я так же, как и он, не умел скрывать эмоции, потому что этот маленький сукин сын, абсолютно не стесняясь толпящихся вокруг людей, взял меня за подбородок, приподнял, заглянул в глаза… - Скажи мне. - Все будет хорошо, Дэн. А что я еще должен был ответить на этот умоляющий взгляд? Что его папА с первых же секунд заметил, как я держу за руку его сына? Что дома ковбоя ждет хороший нагоняй за то, что якшается со сбродом? Невдалеке миссис Норрис переругивалась с мэром. - Поймите, мистер Хансен, правила предписывают доставить учеников до школы в специальном автобусе… Нет. Можете следовать на своей машине за нами. Чего Вы опасаетесь? - Вы уже умудрились!.. - Вашими молитвами нас нашли довольно-таки быстро! – я впервые слышал в голосе преподавателя столько язвительности. – При случае обязательно поблагодарю Дэниэля за то, что согласился принять участие в этом походе. Думаю, на шоссе мы точно не потеряемся. Слава Богу, у нас есть еще немного времени. Похоже, Дэн подумал о том же. Во всяком случае, в автобусе мы оказались одними из первых. Ковбой молчал всю дорогу, лишь изредка протягивая руку и касаясь моих пальцев. Интересно, мать снова пила, или слухи о том, что мы потерялись, дошли до нее сквозь дурман виски? Может, переживает сейчас, слушая местное радио? Парковка опустела в считанные минуты, толпы родителей увезли своих горе-туристов по домам с уверениями «больше никогда и никаких походов!», машина мэра, черный джип, стояла за нашей спиной, но мистер Хансен не выходил, будто давая нам попрощаться под его пристальным надзором. - Я пошел. Напряжение, разлитое в воздухе, было сродни предгрозовому. Что бы он ни сказал сейчас – все равно будет так… Как будет. Развернувшись на 180, я заставил себя сделать первый шаг. - Эй, пастушок! В мою спину вонзились два слова, сказанные с такой нежностью и лаской, что я оцепенел. - Да? – оборачиваться не хотелось. Все равно – будто в аквариуме, под всевидящим оком папаши. - Сегодня суббота, так? - И что? - До понедельника! – легкий, беззаботный смех. Я не выдержал. Обернулся. В три прыжка оказался рядом с ним, уже готовым окунуться в свою беспечную гладкую и холеную жизнь. - Обещай! Стоя спиной к машине отца, он поднял руку, оттянул ворот футболки, расстегнул замок на тоненькой цепочке. В раскрытую ладонь скользнул согретый теплом кожи кусок металла. - Обещаю. Машина скрылась за поворотом, а я все еще стоял, сжимая обычный серебряный крестик. Дом встретил меня привычной тишиной. - Пако! Я вернулся! Ни топота ног за спиной, ни сердитого голоса матери, спрашивающего, кто пришел. Заглянув по очереди в спальни, кухню, гостиную, проверив задний двор и заглянув на всякий случай в подвал, я убедился – дом пуст. В комнате Пакито царил беспорядок, ящики комода были выдвинуты и переворошены, коробка с любимыми «трансформерами» - наполовину пуста. Что за чертовщина тут происходит? Спальня мамы выглядела гораздо лучше – в ней царил относительный порядок, не считая груды грязного белья, сваленного за креслом. Я метался по опустевшему дому, словно безумный, потеряв способность думать. Наконец, взгляд упал на дверцу холодильника, к которой магнитом был прилеплен коричневый лист оберточной бумаги. «Мигель! Маму увезли в медицинский центр. Пакито забрали органы социальной защиты. Ничего не могла поделать. Миссис Мартинез» *** - Слава чистилищу, ты додумался до того, чтобы привязать веревку! Мигель приволок к полыхающему на все окрестности костру оба рюкзака, со стоном схватился за поясницу и опустился на каменистую землю. - Пастушок… - Ну? - Мне нужно сказать тебе кое-что. Глядя на Хансена, упорно прячущего глаза под слипшейся от пота и грязи челкой, Мигель почувствовал, как сердце, еще несколько минут назад гоняющее усталую кровь туда-сюда по телу, ухнуло вниз. - Говори. - Я подумал… Ковбой поднял голову. - Я пойду с тобой. - Куда? – удивился Мигель, устало растягиваясь на земле. – Вещи я принес, все на месте, можно расслабиться и… - Ты понял. - Не совсем. Твоя манера изъясняться всегда спотыкалась о логику. - Куда там тебя отправили? – ковбой уставился на всполохи огня. – В ад? Ну, а мне-то что в раю делать? - Ээээ… Дэн… - казалось, впервые за все время этого тяжелого пути Герреро лишился возможности говорить связно. – Ты… Это... Ну, в смысле… Как бы… А, вот! Бога не гневи! - Уже. - Уже – что? - Прогневил я твоего Бога! И нечего так смотреть, будто у меня вторая голова выросла и начала с тобой на латыни разговаривать! - Знаешь… - Мигель задумчиво протянул это, вновь принимая сидячее положение, - Похоже как раз-таки на то. Ну, на это. Ну, что вторая – и на латыни. Потому как из твоих бредней я ни черта не понимаю, но мне уже страшно. Признавайся, ковбой, что ты успел натворить? - А ничего! – казалось, на Хансена напал приступ нездоровой бравады. – Я сказал этому твоему Богу, который, кстати, так любезно отправил нас сперва на тот свет, а затем заставляет шляться в этом, искупая неизвестно что не понять чем, все, что я о нем думаю. Да, Бог? Дэн задрал голову и крикнул в черное небо: - Знаешь, на чем я твое чистилище вертел? Мигель съежился и втянул голову в плечи. Ничего. Все та же темнота, ветер, полыхает костер. - Уфф… Больше не делай так, ковбой. - Боишься, что карающей молнией и тебя зацепит? – саркастично усмехнулся Хансен. - Нет. Я всего лишь хочу знать, почему. Тишина была мягкой и ничего не значащей. Всего лишь очередная ночь в чистилище. Привычное явление. В паре метров от костра блеснуло серебристым боком. Мигель сделал шаг. Второй. Подобрал зажигалку, подаренную Томасом, задумчиво повертел в руках, сопоставляя гневные выкрики ковбоя с валяющейся в пыли безделушкой. - Не зажглась, да? Тяжелая рука ухватила его за пояс штанов, рванула на себя так, что, потеряв равновесие, Герреро буквально рухнул на колени, оказавшись нос к носу с разгневанными голубыми глазами. - Представь себе! Пауза. - Представь себе! – голос Дэна звенел над проклятой темнотой, набирая обороты. – НЕ ЗАЖГЛАСЬ! Я брел по этой гребаной пустыне, понятия не имея, где ты и что с тобой! Я и Бога твоего просил, и Мать его, мать ее!!! И что? Ты думаешь, хоть кто-то из них отозвался? Хрен! Так зачем мне рай, если руководят им эти лицемеры?! - Дэн… - Мигель подобрал под себя ноги, мимоходом вспомнив о стертых от падений коленях, - послушай. Ты что же, в приказном порядке потребовал явить меня пред очи твои светлые? Или сообщил, что являешься оскароносцем и тебе льготы положены? - Ничего подобного! Я всего лишь сказал, что мы должны вместе выбраться из пустыни!!! - Вот как… Должны, значит. Ниньо, здесь мы никому ничего не должны. - Ты обещал! И я! - Мало ли, кто кому и что обещал… - Пастушок усмехнулся, на потрескавшихся губах проступила капля крови. – Радуйся, что костер дали. - Разве по мне не видно, насколько я рад? – последнее слово Дэн выделил, скривившись, словно откусил пол-лимона. – По горло! По самую макушку! Спасибо тебе, Господи, и за этот костер, и за чудесную погоду сегодня днем, и за сытный ужин, а отдельное гранмерси за увлекательнейший познавательный тур по замечательным местам! Ах, да, ну и за то, что не дал потеряться этому кретину! - И почему я не удивлен? – улыбнулся Мигель, откинулся на согнутые в коленях ноги Хансена, сидевшего теперь у него за спиной и прикрыл глаза. – Естественно, кретин. Эй, ковбой! - Ну? - Что изменилось? *** Маа сосредоточено перебирала пакеты из супермаркета, проверяя, все ли куплено для ужина. Сегодня она забирала меня из школы. - Так. Милый, мы забыли молоко и кленовый сироп. Кажется, кто-то останется без оладушков на завтрак… - Я могу и бутербродом обойтись. – сидеть на кухне с очередным пакетиком лимонных леденцов и умиротворенно наблюдать за привычной беготней и воркотней вездесущей Маа казалось таким… Неправильным. Где же Мигель? Рука по привычке потянулась к шее, на которой еще неделю назад висел крестик. В минуты глубокой задумчивости я всегда теребил его – это успокаивало. Будто Бог и впрямь видел, что мне нелегко, и таким образом утешал и поддерживал. - Дэниэль Хансен! – мама негодующе сверкнула на меня ярко-голубыми глазами. – Что это еще за заявления о бутербродах? Сперва – они, затем – хотдоги с лотка на улице, а потом кто, спрашивается, будет давать тебе пепто-бисмол и водить по врачам с гастритом? Что это, кстати, ты там сосешь? Взяв в руки пакетик с леденцами, она сморщила нос. - Дэнни, милый, ужин скоро будет готов, не порть себе аппетит. Убери эту липкую гадость с глаз моих долой, пока она не оказалась в мусорном ведре. И прекрати щупать свою шею… Может, у тебя уже аллергия начинается – кто знает, что за красители использует производитель? Постой. В глазах Маа появился тот самый блеск, который не предвещал ничего хорошего. - Где твой крестик? - Я… Ну… - отчего-то говорить правду оказалось совсем не так легко и приятно, как описывали в порядочных литературных произведениях. – Мне кое-что рассказать тебе. - Похоже, я поторопилась с заявлением насчет ужина. – мама зачем-то сполоснула руки под краном, вытерла их полотенцем, присела рядом со мной на кухонный диванчик. – Сынок, что случилось? Я вижу, что ты сам не свой после этого похода. Да и отец… Это как-то связано с тем мальчиком? Он украл у тебя крестик? Он вымогает у тебя деньги? - Маа… Первые несколько фраз дались мне с огромным трудом, а затем… Будто прорвало плотину. Я взахлеб рассказывал ей о мальчике с глазами цвета маслин, волосами черными, как безлунная ночь. Я перескакивал с кролика на стирку футболки в ручье, со спальника с пухом канадских гусей на разведение костра без спиртовых таблеток. Я говорил, говорил… Господи, наконец-то я мог поговорить о том, кто занимал все мои мысли! А внутренний голос нашептывал – ты не можешь рассказать матери правду о том, что произошло в палатке. Так же, как и не расскажешь ей о том, как вторую неделю по ночам, затаив дыхание и стиснув зубы, спустив трусы до колен, дрочишь по нескольку раз за ночь, вспоминая, как твоего «дружка» касались влажные губы Мигеля. Вспоминая, как он, разведя твои ноги до упора, терся о твою промежность своим вставшим членом. Касался сомкнутых в страхе, напряжении и неизвестности мышц ануса, бережно лаская тугое колечко пальцем, смоченным в слюне, своей и твоей сперме… Ибо второй ночью вы исследовали тела друг друга жадно и неистово, понимая – завтра вас найдут. Все это я опустил. Моя умная Маа выслушивала поток моих слов, периодически кивая головой, словно соглашаясь с тем, что Мигель – лучший, и круче парня свет просто не видел. Наконец, я выговорился. - Мальчик мой… Ты же понимаешь, что крестик придется вернуть. - Но, мам! Это был подарок! В знак дружбы! - я в возмущении привстал, но она мягко положила мне ладонь на колено. – Как ты себе это представляешь? - Дэнни, послушай. Это не просто кусок металла. Это твой крест – и твой личный символ Веры. Доверия Богу. Он защищает тебя от невзгод, напастей, а что сделал ты? Подарил Божье доверие другому человеку – пусть даже и такому замечательному, как этот мальчик. Так нельзя, сын. Объяснишь это Мигелю… - Да его нет в школе уже вторую неделю! - Я поговорю с отцом – пусть он наведет справки о его семье… Как ты говоришь – Герреро? У папы много знакомых в мексиканском квартале. С языка чуть было не сорвалось «слишком много», но я вовремя остановился. - Как думаешь, с ним все в порядке? - Малыш, я не могу сказать тебе наверняка, но думаю, что отсутствию Мигеля в школе есть разумное объяснение. Может, заболел его младший брат – и он помогает матери? Волна облегчения накрыла меня с головой. Как я мог забыть о Пакито? Конечно же, маленькие дети часто болеют, а Мигель сам говорил мне, как он привязан к брату. Должно быть, мелкий пацан заболел, и мама попросила старшего сына присмотреть за ним, пока они с отцом на работе. *** Я опустил руку и коснулся спутанных волос цвета воронова крыла. Пастушок по-прежнему сидел, откинувшись на мои колени, все тело горело от солнечных ожогов, любое движение вызывало боль до выступавших на глазах злых слез, позвоночник затек от долгого пребывания в неудобной позе… Пальцы скользнули в густую шевелюру. Остановились, привыкая к новым ощущениям. Я осознанно перебирал пряди волос человека одного пола со мной. Парня. И это доставляло мне удовольствие. - Ммм. - Чего? – я постарался вложить в это единственное слово максимум равнодушия. - Продолжай. Что-то в интонациях пастушка подсказывало – я могу сейчас хоть на суахили с ним разговаривать… Ему и так все ясно. - Просто я понял, что нам с тобой по пути. Ну, собственно говоря, вот я и решился. Жаль, не могу взглянуть в его глаза. - Ты ошибаешься, керидо. – уставшие нотки, голова все дальше отклоняется назад, подчиняясь неспешному ритму скользящих пальцев. – И даже если ты еще триста раз крикнешь в небо, где и на чем ты вертел здешнее «делопроизводство», дорогу в рай тебе не закроют. Ибо вера – она внутри каждого из нас. - Тогда почему ты должен отправляться в ад? – сам не ожидал, что задам этот вопрос с такой детской обидой в голосе. - Спроси лучше, в какой момент вера покинула меня, керидо. От спокойствия, с которым это было сказано, повеяло таким холодом – будто морозный январский ветер тысячами колючек впился в самое нутро моей души. Разум топал левой ногой и призывал остановиться, но – если бы я слушал разум, разве оказался бы здесь, между 25-м и 138-м километром чистилища? Мы связаны с тобой, пастушок. Я наклонился и прижался губами к вихрастому затылку. - Так что с твоей пропавшей верой, Мигель Герреро? *** Миссис Мартинез бездумно перебирала содержимое ближайшего к прилавку стеллажа, стараясь не встречаться со мной взглядом. - Соседи вызвали полицию. Твоя мать бегала по улице в ночной рубашке и кричала о том, что ты не в походе – тебя наверняка похитил отец. Когда приехали копы, Пако рассказал им, что тебя нет уже два дня – и все это время ему нечего было есть. Она… Голос пожилой соседки, подкармливавшей меня и брата, задрожал. - В холодильнике у вас нашли бутылку растительного масла. На столе – пустую коробку из-под кукурузных хлопьев. Мальчик голодал… Мигель! Почему ты никогда не говорил мне о том, что вам настолько тяжело?! Тебе всего тринадцать лет! О чем только думает ваш отец?! Я тяжело вздохнул. - Папа шлет деньги. - Тогда почему…?! Выйдя из бакалейной лавочки, я задрал голову, стараясь удержать подступившие слезы. Солнце сияло среди чистейшей голубизны неба, равнодушное и единое для всех – и белокожих мальчишек с ямочками на щеках, живущих в престижных кварталах, и смуглокожих оборванцев, имеющих мать-алкоголичку и кучу проблем. В последнее время отец слал денежные переводы регулярно, раз в месяц. Он устроился временным управляющим на большое ранчо в Коннектикуте и сообщал в редких телефонных звонках, что пробудет в этой должности не менее полугода. Суммы, проставленные на желтоватой почтовой бумаге, были не то, чтобы большими – но их вполне хватало бы на жизнь… Получив деньги, мать закрывалась в своей комнате, откупоривала новую бутылку виски – она по-прежнему покупала самое дешевое пойло – и спустя пару-тройку часов из спальни доносились рыдания вперемешку с угрозами. Пару раз Нина, ожидавшая на кухне, пока мы с Пако соберемся и выйдем на улицу, слышала происходящее. - Эй, Мигель! Это не может продолжаться до бесконечности! - Ты можешь предложить выход? – устало спрашивал я, замывая следы блевотины на вытертом линолеуме. - Я не знаю… Может, позвонить отцу? - Ни за что! Мне тринадцать лет, и я достаточно взрослый для того, чтобы присматривать за братом и контролировать ситуацию с мамой! - Тогда ты должен забирать у нее деньги! Ваш отец присылает их на всех, а не для того, чтобы ваша мать.. -Заткнись. – вежливо советовал я. И вот теперь я стою и думаю, что же делать, сжимая в кармане то, что придает мне сил и заставляет двигаться вперед – маленький серебряный крестик. В медицинском центре Миддлтона приветливая дежурная ответила мне, что моя мать до сих пор находится под капельницами и все визиты к ней категорически запрещены. Сжалившись надо мной, впустила на несколько минут в больничный коридор, где сквозь стеклянное окно я смог увидеть кусок кровати и руку с прикрепленной двумя полосками лейкопластыря иглой, уходящей в вену. - Мэм, моего младшего брата забрали органы социальной защиты! – я умоляюще сложил руки. – Может, Вы дадите мне записку для них, что я могу забрать его домой? - Господи, о чем ты говоришь? – удивленно спросила эта добрая женщина с усталым лицом. – Тебе самому не мешало бы отправиться к ним и остаться на несколько дней – до тех пор, пока твоя мать не придет в себя. Хотя сильно сомневаюсь, что в ближайшем времени вам можно будет вернуться домой. - Но почему??? - Малыш… Скорее всего, городским советом будет решаться вопрос о лишении миссис Герреро… твоей мамы… родительских прав. И если ваш отец не осядет в городе - передачи вас с братом под опеку муниципалитета. Нина и Долорес, закатав штанины спортивных штанов, сосредоточено мыли полы в доме. Санчес выкрасил качели на заднем дворе в ядовито-зеленый цвет и теперь стонал, что у него кружится голова от запаха ацетона. Я подклеивал отварившиеся куски обоев на стене в своей спальне. - Мы – всё! – Нина вышла из-за угла, встряхивая гривой вьющихся волос. – Надеюсь, это поможет. Я тоже надеялся на это. В любой момент могли приехать представители органов социальной защиты и убедиться в том, что маленькому Пако будет хорошо жить в чистом и уютном доме с трезвой матерью. А потом вернется отец – и мы снова станем семьей… - Я скучала по тебе. Жаркое дыхание в ухо. Ну конечно же, Ло. С того момента, как я бездарно облажался с ней, прошло немало времени. И не было недели, чтобы я не видел её смеющиеся глаза. Не чувствовал легких, как ветер, прикосновений, не ощущал волнами исходящее от нее любопытство вперемешку с едва оформляющимся женским желанием. Запах приторных сладковатых духов забивал ноздри, а в висках стучало – не мое. Не хочу. У подъездной дорожки посигналил автомобиль. Я выглянул в окно на кухне и обомлел. - У нас гости. - Кто бы это мог быть? – Нина удивленно рассматривала машину – черный джип, сверкающий хромированными деталями и отполированными боками. - Мэр Хансен… - если честно, я сам не знал, чего ожидать от этого визита. Видимо, устав ждать, мэр хлопнул дверцей авто и двинулся вперед, морщась то ли от внешнего вида моего дома, то ли от запаха покрашенных качелей, заполонившего всю округу. - Что он здесь делает? – Санчес настороженно разглядывал идущего человека. - Сейчас узнаем. Нина легким движением взбила кудри и решительно вышла на крыльцо моего дома. *** Я нежился в тепле его рук, не задумываясь, откуда столько счастья на одну немытую голову за вечер. Достаточно было того, что мы снова вместе. На заднем фоне всеми цветами радуги семафорила мысль о том, что зажигалка Томаса подвела, не сработала, что все это – фикция чистейшей воды, очередное гребанное испытание, но и об этом тоже думать не хотелось. - Мы могли бы… попробовать. Позвучало это настолько спокойно и безотносительно предыдущей темы разговора, что сперва я решил, что не понял. Затем я решил, что не понял, еще раз. Затем весь мой сон как рукой сняло. - Нет. - Ты отказываешь мне… После всего, что говорил раньше? – казалось, Дэн мало того, что удивлен, похоже, он еще и оскорбиться успел. Одному Богу известно, что в его голове успело сместиться на 180 градусов с момента моего отсутствия, но, похоже, молнией шарахнуло не только в дерево. - Именно так. К чему вдаваться в подробности? Я хорошо помнил свои обещания в свете одинокой серебристой звезды. Никаких искушений. Да и к чему это? Да, я любил его. Вопреки всему, что пишут в умных дамских романах и не менее умных книгах о психологии подростков. Наверное, в моей голове что-то сместилось с того самого момента, как я увидел пряничного мальчика, сидящего у костра. Когда мне захотелось попробовать его на вкус. Потрогать. Увидеть в его глазах отблеск того же зарева, которое полыхало в глазах Санчеса… Я ощущал себя Раулем. Ноем. Моисеем. Гребанным царем Соломоном всемогущим. 
 Да, я хотел его в свои тринадцать. Четырнадцать…Восемнадцать. Так же, как в первый раз. А кто сказал, что любовь зарождается исключительно между людьми разных полов? Полная лажа все эти заявления. Я любил его на протяжении пяти лет. И если Господу не нравились мои чувства – он мог бы посадить меня в ржавую колымагу одного. Аллилуйя. Я усмехнулся, представив лицо ковбоя, когда (если) он вспомнит все. - Давай спать, ниньо… Подбросив в костер сухие ветви, в изобилии валяющиеся вокруг, вытянулся на земле, подложив под голову рюкзак. Сердце гоняло кровь неровными толчками. Вопреки всему… всем заверениям и обещаниям… Я надеялся. Спустя несколько минут за спиной завозилось, вздохнуло тяжело и упрямо, трижды чертыхнулось и замерло. Рука легла на поясницу, бедра зашевелились, устраиваясь поудобнее и едва касаясь моих собственных, затем, будто плюнув на предрассудки – какого черта, нас все рано никто не видит! – вжались плотно, так, будто это было в порядке вещей… Будь проклято это чистилище с его вечными искушениями! - И если я узнаю, что ты трахался еще и с этой самой… как ее… Ниной… Я откушу тебе голову. - Значит, я могу спать спокойно. Я вдохнул запах… Пот. Адреналин. Измученное жарой и пылью тело. Не имел значения ни один из этих факторов. Я хотел его так же, как и пять лет назад. *** - Добрый день, мисс… - Рибальта, сэр. - Мне сказали, что по этому адресу я могу найти дом семьи Герреро. - Совершенно верно. Сквозь полуопущенные шторы на кухне я наблюдал за тем, как Нина беседует с отцом Дэна. Он улыбался, жестикулировал и выглядел совершенно не так, как при последней нашей встрече – пристальный взгляд из-под бровей, заранее зачисливший меня в список самых опасных преступников штата. Беседа затягивалась, я начал нервничать, когда мэр пожал руку Нины, словно закрепляя сделку, а затем шагнул на крыльцо. Мне ничего не оставалось, кроме как выйти ему навстречу. - Здравствуй, Мигель! - Добрый день, мистер Хансен! - Сегодня я прочитал сводку всех чрезвычайных происшествий за два последних дня. И наткнулся на фамилию, которая показалась мне знакомой. Я навел справки –и не ошибся, как оказалось. Это ведь твоя мать сейчас находится под наблюдением врачей в медицинском центре Миддлтона? - Да. – я опустил голову, прекрасно понимая, что этот факт только что перечеркнул всяческую возможность встречаться с Дэном – ни на школьных переменах, ни в кафе за поеданием бургеров, ни вообще в этой Вселенной. - У тебя еще и младший брат есть? – продолжал допытываться мэр. Интересно, зачем он спрашивает? Думаю, в сводке было написано не только о том, как и при каких обстоятельствах забрали мою мать, но и о том, что в доме находился маленький мальчик семи лет. - Есть, сэр. А то ты сам не знаешь… - А где ваш отец? Ему сообщили о происшедшем? - Я звонил ему два дня назад. И сегодня утром. Его телефон недоступен. Но это нормально. Иногда он уезжает в отдаленные уголки ранчо, на котором сейчас работает – и там нет сигнала сотовой сети. Скажите… - мне очень не хотелось выглядеть просящим, но выбора не было, - а в его отсутствие могу я забрать брата домой? Ну… пока маму не выпишут? Внезапно мистер Хансен положил мне руку на плечо и увлек в сторону заднего двора, туда, где скрипя цепями, покачивались на ветру качели, выкрашенные Санчесом. Что он задумал? - Мигель, я заметил, что вы с моим сыном сдружились за время этого похода… - казалось, слова давались с трудом этому немолодому мужчине с намечающейся лысиной – И не буду скрывать – ваша дружба принесет немало беспокойства и мне, и матери Дэниэля. Но, раз он так решил… Я всегда старался предоставлять ему свободу выбора. Наверное, было слышно, как шмякнулась в песок моя отвалившаяся челюсть. Но нет, мистер Хансен говорил абсолютно серьезно, чуть понизив голос и доверительно обнимая меня за плечи. - Когда возвращается ваш отец? - Думаю, через пару-тройку месяцев, не раньше… - голова шла кругом от того, что, возможно… - Твою маму выпишут через несколько дней – максимум, через неделю. Я буду лично ходатайствовать перед органами опеки, чтобы ей отдали младшего сына – с испытательным сроком, естественно. Но ты же понимаешь – тебе придется наблюдать за ней до возвращения отца… - Да, сэр!!!! Мир вокруг окрасился всеми оттенками радуги. Дэниэль Хансен, твой отец совсем не так плох, как я думал… За строгим фасадом кроется любящее и чуткое сердце. И он верит в нашу дружбу! На долю секунды мне стало стыдно, кровь прилила к лицу от мыслей о том, что «дружбой» тут и не пахнет. И я искушал своего «пряничного мальчика» неизведанными им ранее чувствами и ощущениями еще несколько дней назад осознанно, приняв решение после того, как увидел тень от пушистых ресниц на молочно-бледной в свете луны щеке… Я тряхнул головой. То, что происходит в моей семье, не имеет ничего общего с чувствами, которые я испытывал к Дэну. - Будем считать, что мы договорились. – мэр взглянул на наручные часы, заторопился. – Если хочешь, я расскажу Дэниэлю о том, что у тебя семейные проблемы… - Не надо! – вырвалось у меня. Мать-алкоголичка, не имеющий постоянной работы отец, младший брат, которого со дня на день могли отправить в приют.. Нет уж. Я сам ему все расскажу. Когда наступит нужный день.