puzzle

в сеуле цветет вишня, белое и розовое, улицы заметает лепестками, как снегом. хансоль не выходит из дома второй день, только изредка смотрит в окно. время просто такое, особенно неудачное, хотя кажется, что хансоль в принципе неудачник по жизни. у него на горле тяжелая рука, железная надежная хватка, а он еще пытается куда-то дергаться. в лондоне солнечно и серо, во всяком случае, именно так кажется по фоткам. у хесана там полный биг бэнг и полный зал, и среди всех этих лиц нет хансолевого. между ними полмира, хансоль даже заходит как-то в книжный и меряет пальцами расстояние, рейс сеул-лондон, кончики хансолевых пальцев как первый класс. мир кажется таким крошечным и круглым, возьми в руки и брось куда-нибудь. может, кто-нибудь и поймает. второй день город пахнет дождем и цветами, спать не получается совсем. хансоль красится фиолетовыми тенями — в тон мешков под глазами, рисует смазанные жирные линии по векам. у него в душе оживает то ли эмо-кид, то ли очередное альтер-эго. хансоль смеется себе под нос: надо меньше читать гуля. весь день танцует перед зеркалом, пробует новые движения. ночью он опять пересматривал видео аябамби, воркшопы, рекламу, клипы. они такие красивые и близнецовые, и хансолю почти больно от того, как много вокруг него пустого места. где-то же есть его половина, неидеальная, стриженная коротко, в кедах с посеревшими шнурками. читает по клубам для своей толпы, а для хансоля вот как-то никогда не читал, вообще ничего, если не считать нотации. хансоль смотрит фанкамы с ним, худым и высоким, обнимает подушку. время не лечит, и то, что не убивает сейчас, обязательно добьет потом. ночью на улице прохладно, хансоль покупает кофе в автомате, а потом шатается по парку, там темно и страшно, кажется, что в любую минуту случится что-то ужасное— потом хансоль вспоминает: уже случилось. капля бьет по носу, дружеским таким щелчком. потом дождь барабанной дробью ложится на плечи, словно город — это такая огромная ударная установка, а там, за тучами, сидит кто-то и отбивает свои чудные ритмы. у хансоля в наушниках один за другим их трэки, и хансоль не плачет на партиях донсона и согуна. на партиях хесана сцепляет челюсти, но лицо если и мокрое, то только от дождя. это потом хесан говорит свое "стилл элайв", и от него — в тысячный раз — так больно и плохо, что хочется отгрызть себе руку, чтобы хоть как-то заглушить это чувство. в небе — белые росчерки молнии, мокрая ледяная взвесь падает на лицо. в лондоне часто идут дожди, но хансоль почему-то уверен, что сейчас там солнечно. там хесан трогает не его, делает фото не с ним, не думает о хансоле, наверное. такая роскошь — хансоль бы многое за это отдал. не давиться чужими припевами, не проверять твиттер и фанаккаунты (кидо, экс-топпдогг), не пытаться жить нормальной жизнью, ожидая звонка или сообщения, а на самом деле жить. хансоль мокрый насквозь, до трусов и носков, и косметика вся, наверное, потекла, хорошо еще, что без туши. стилл элайв, говорит хесан. хансоль отвечает: нет. иди нахрен. вытирает лицо рукавом — толку от этого, конечно — и уходит домой. улицы блестящие от луж, и потоки черной воды тащат за собой полосы белого и розового. хансоль так замерз, что уже и не болит толком. так, тянет немного. думается: если и добьет, то не сегодня.