puzzle

не взлетел один раз, так чего вообще решил, что получится в другой. идиот, дурак, тупица — смешно, но, когда зовешь так сам себя, оно больнее и безнадежнее, как диагноз. неудачник — это тоже что-то такое, состояние души и стиль жизни, и, если и быть кмс, то по проеболу. они все знают, что их самолет неисправен и этот недолгий полёт над огнями сцены, над городами голов, светящейся цепочкой лайстиков может стать последним, роковым, окончательным. оттолкнуться от земли, подобрать шасси и, раскинув крылья, реветь свои песни в надежде, что волшебство продлится подольше. что, когда они упадут, это будет насмерть, потому что жить на земле они уже не смогут. о камбеке говорят редко и шёпотом, обычно ночью, и тэян злится, цедит слова, а потом уходит за сигаретой. говорит: сидел бы сейчас в андеграунде, читал бы о том, как всё бесит и какой он клевый, но нет же. говорит: хунус-хуюнус. юнчоль смотрит на его крошечную фигуру, скрючившуюся на подоконнике, оранжевой точкой тлеет в темноте сигарета. тэян курит в окно, а юнчоля рвёт от желания оказаться то ли у него под боком, то ли на другом конце планеты. они все плохо переносят происходящее. топпдогг. то, во что они превращаются. плакать хочется, но у юнчоля сухие совсем глаза и, наверное, никаких уже ожиданий. падают, пролетев совсем немного. и сейчас, сейчас просто хочется, чтобы было не очень больно. — запишем чего-нибудь? — спрашивает совсем тихо тэян. — кавер какой. когда ещё будет такая возможность. его голос усталый, и пустой, и, наверное, немного отчаявшийся, и у юнчоля внутри воют сирены, сходят с ума все приборы. — хорошо, — говорит, кивает для верности, хотя тэян смотрит в окно, на улицу. — потом как-нибудь напишешь нам песню. тэян хмыкает сухо и невесело и щелчком отправляет сигарету в полет за окно. в комнате слабо пахнет дымом, и юнчоль хочет завернуться в этот неприятный, но привычный такой запах, как в одеяло. падать всё-таки очень страшно.