Сказка о "жадном" короле, прекрасной "драконихе" и наложнике.

Глава 12. Светло. Даже слишком, до боли в голубых глазах. Давид не мог понять, где он, и что с ним происходит. Он просто стоял посреди необъятного белого пространства. Откуда-то сладко пахло клубникой. Такой родной, давно потерянный запах. Значит, где-то рядом и его обладатель. - Я ждал тебя, мой король, - пронеслось над ухом. Мужчина заозирался, надеясь увидеть что-нибудь кроме слепящего света. - Где ты? – собственный голос прозвучал слишком громко. – Покажись! Звонкий смех. - Ты не увидишь меня, здесь слишком светло. Я же давно умер… Перед мысленным взором Давида возникло знакомое лицо: зеленые глаза, светлые кудряшки и белозубая улыбка. - Мне очень плохо без тебя, - сказал король. Свет погас. Мужчина стал проваливаться в темноту, не переставая озираться. Когда он очутился на твердой поверхности, то крепко зажмурился. Ему показалось, что он ослеп. - Открой глаза, мой король. Перед ним стоял молодой человек. Он был практически невидим, только зеленые глаза мерцали в темноте. - Отпусти меня, - немного помолчав, сказал призрак. - Что? - Отпусти меня, - терпеливо повторил он. – Разреши мне уйти дорогой Богов. Ты держишь меня здесь, и я не могу покинуть тебя. - Я не могу, Марк. - Здесь у нас нет имен. Не называй меня так. - Здесь? Где мы находимся? - Там, где я застрял по твоей милости. Тут я волен делать все, что захочу. Из воздуха призрак соткал паутину с сотней маленьких узоров и дорожек. Потянул за одну, и все творение распалось на тысячи маленьких узких ниточек. Нити собрались в небольшую, воздушную бабочку с полупрозрачными крыльями. Она полетела высоко вверх. Привидение проводило ее тоскливым взглядом. - Я хочу улететь так же, мой король. Понимаешь? Давид кивнул. В глазах его стояли слезы. - Я… я… - хрипел он, падая на колени и пытаясь схватить призрака за прозрачные одежды. - Не надо слов. По его голове прошелся ветерок – это Марк хотел пригладить волосы короля. - Грядут большие перемены. Тебе следует опасаться человека с черным камнем вместо сердца. Призрак стал растворяться. Внутри Давида все похолодело от страха. - Нет! Стой, не уходи! - Грядут большие перемены… Отсюда видно лучше… Мой король… Давид рывком сел на кровати. Он весь был в противном мокром поту. Марк! Ему снился Марк! Хрипло простонав, он поднялся с постели и подошел к балкону. Начинался рассвет. Давид шумно дышал и никак не мог успокоиться. Его била крупная дрожь. Год. Прошел целый год. Мужчина до сих пор помнил, какое отчаянье овладело им, когда придворный лекарь сказал ему о смерти Марка и их ребенка. Хотелось самому поскорее отправиться вслед за любимым, пусть даже в преисподнюю. Тогда его вытащил Кирстан. «Ты король, - сказал он, - а значит, сердца Вайтревена. Тебе не должны быть известны такие чувства, как тоска или отчаянье. Как только ты опустишь руки и голову, уткнувшись в собственные колени, народ тоже сделает это. Как, по-твоему, должны вести себя люди, если их правитель заливает собственное горе вином? – старик кивнул в сторону стола, на котором стояла пузатая бутыль. – Подними голову. Хотя бы делай вид, что ты мужчина». Король не знал, что ему делать. С одной стороны хотелось доказать, что он – мужчина, что его не зря выбрали королем и доверили власть, с другой – с головой нырнуть под толстое одеяло и продолжать жалеть себя. Но тогда Давид собрал волю в кулак и продолжил жить (предварительно допив вино). Первое время было сложно: каждая вещь в замке напоминала ему о Марке; каждая клеточка его тела требовала покоя. Но время шло, а вместе с ним затягивались и рубцы на сердце. Разве что улыбаться король стал еще реже. *** - Когда меня кинули в тюрьму, я думал, что умру. Пытался кого-то звать, пытался придумать план побега – но все было тщетно, - Феликс сидел на печке, глядя в темноту, и рассказывал друзьям о том, как попал во дворец. – Я уже отчаялся. Потом пришел стражник с каким-то мужчиной, он утверждал, что кольцо покойного Фридриха украл именно я. Но придворный не поверил стражнику, повел прямо к королеве, чтобы меня отпустили. А королева с принцессой занималась, ей не до какого-то бродячего мальчишки было. Она махнула рукой, мол, отпустите его, но Моргана оставила меня себе, чтобы я ей прислуживал. Я боялся, что вы уйдете из города, оставите меня… - Мы ушли только через два месяца, - перебил его Ральф. - Ну вот. Я несколько раз пытался сбежать, но меня всякий раз ловили и наказывали, отбивая всякую охоту высовывать нос из спальни для слуг. Каждый день я сидел у окна и старался в толпе рассмотреть ваши силуэты, - Феликс вздохнул и зябко поежился. - Мы приходили в темницы, - Ральф закинул в печь несколько поленьев, и в комнате стало немного ярче. – Все стражники в один голос твердили, что никакого маленького мальчика к ним не попадало. - Ну еще бы, - парень ухмыльнулся. – У меня после того случая со стражниками вообще отношения натянутые. Если бы Моргана меня под крылышко не взяла, то я бы закончил свою жизнь на ближайшей виселице. - Вот как. Неужели все это время ты целыми днями помогал принцессе и думал о нас? - Ну… - Феликс смутился, его щеки покраснели, и он мысленно порадовался, что в доме темно. – Не совсем. Был еще один человек… Мы с ним были вместе почти круглосуточно. И… мне кажется, что я его люблю. - Любишь? – жадно переспросила Мейбл. – И зовут этого человека? Анна, Изольда? - Кристиан. В комнате повисло гробовое молчание. Потом Ральф расхохотался. - Мать, ты оказалась права! – он хлопнул себя по колену и вытер выступившие слезы. - В смысле? – не понял Феликс. - Как-то я сказала, что этот оболтус, - она любовно хлопнула сына по плечу, - тебе всю жизнь-то испортит. Постоянно рассказывал тебе про свои ночные похождения, я все слышала прекрасно. Ну я как-то и сказала, что и ты мужеложцем вырастешь. - А ты это осуждаешь? - Нет, что ты… Конечно, я за традиционные отношения, но это не мешает мне нормально относится к… таким, как вы. Власти тоже не запрещают, говорят, даже король иногда балуется мальчиками (Феликс поспешил спрятать ухмылку), но и не одобряют. От однополых союзов и дети рождаются, но… неважно, в общем, - шепотом закончила женщина. – Расскажи о нем побольше. - Он… – с любовью вспоминал Феликс. – Он… Мягкий такой. Красивый и сильный. Он меня постоянно на руках носил, пока никто не видел. У него волосы светлые-светлые, как будто… - Как солома, - хрюкнул-подсказал Ральф. - Он кошек очень любит, - задумчиво сказал парень, пропустив слова мужчины мимо ушей и поглядев на кота, развалившегося у него под боком на печке. - Этого бы не полюбил, - ткнув пальцем в сопящее животное пальцем, сказал Ральф. В темноте никто не увидел его жеста, но кот недовольно мявкнул что-то, почувствовав больной тычок. - А еще он на пианино красиво играет, - с нажимом продолжил Феликс. Мужчина хотел было перебить его в очередной раз, но побоялся, что парочка крепких материнских оплеух все-таки прилетит ему. - Отец Ральфа тоже играл, - внезапно сказала Мейбл. – Во дворце, на приемах. Пришел, струны пощипал, проорал песню – и пошел обратно баб тискать. Красота. - Видимо, хорошо потискал один раз, - не удержался мужчина. - Неплохо, - усмехнулась она. За окном что-то протяжно замычало. - Паршивка, опять из сарая удрала, - заругался Ральф. - Пойду загоню. Он поднялся и вышел, оставив Феликса наедине с Мейбл. - Жить надо с практичным и умным, а не с красивым, - ни с того ни с сего сказала женщина. – Тогда и хорошо все будет. Возвращения Ральфа ждали в тишине. Только кот сладко урчал под боком, пригревшись.