Холодный январь в Париже

- Господин кюре, но Вам и совсем не подобает идти ночью в такое место. Во Двор чудес горожане и днём-то боятся заходить. Там всякие люди встречаются. Вы сделали мне так много добра, я не хочу, чтобы с Вами плохо обошлись. - Тогда придётся попросить Квазимодо, - пробормотал Фролло будто про себя. Достав из кармана маленький плоский свисток, он сказал девушке: - Подожди, я скоро, - выйдя из кельи, он свистнул двумя короткими свистками, гулко отдавшимися в пустом коридоре. Спустя несколько мгновений из мрака выступила фигура, безобразная настолько, что казалось, будто одна из гаргулий Собора покинула свой вечный пост. Фролло подошёл ближе к стене, где горел факел, и, при его свете, глядя прямо в лицо этому порождению тьмы, стал, отчётливо выговаривая слова, объяснять что-то. Фигура безмолвно качала головой, огромной и лохматой, лишь в конце этой необычной беседы у неё вырвалось короткое хриплое: - Да, отец, - и странная тень снова растворилась во мраке. Фролло же вернулся в келью. - Что же ты не ложишься? - с мягким упрёком спросил он девушку, всё ещё сидевшую у стола и в задумчивости глядевшую на пламя свечей. - Или ты хочешь ещё поесть? - Спасибо, господин кюре. Я не голодна больше. Просто задумалась, и... - вдруг голос девушки прервался, и она закашлялась. Встревоженный архидьякон подошёл ближе и всмотрелся в её лицо. Щёки девушки горели, в глазах появился лихорадочный блеск. Фролло коснулся ладонью её лба. - Дитя, да у тебя жар. Всё-таки ты столько пробыла на холоде... Ну-ка, ложись. - Ничего... Всё... Пройдёт... - сквозь кашель бормотала Эсмеральда. Но Фролло отвёл её к кровати, уложил и укрыл одеялом. - Сейчас я сделаю лекарство. И ещё - не волнуйся, я нашёл способ предупредить Пьера. Мой приёмный сын Квазимодо пошёл на Двор чудес. Если получится, он приведёт Гренгуара сюда. - Ваш сын? Ой, разве можно было отпускать его одного туда ночью? - Эсмеральда в волнении села на кровати, но, снова закашлявшись, вынуждена была лечь. - Видишь ли, Эсмеральда... Мой Квазимодо, он... В общем, он никого не боится, скорее, все боятся его. Но не думай пока ни о чём, вот, выпей это, - Фролло поднёс к губам девушки кружку с микстурой. Она глотнула и сморщилась. - Ой, горько как! - Зато поможет. И кашель пройдёт, и жар тоже. Допей, совсем чуть-чуть осталось. Вот тебе ещё немножко мёда, чтобы горечь прошла. И постарайся уснуть, во сне всё пройдёт. - Господин кюре, как мне благодарить Вас? - прошептала Эсмеральда. - Вы мне спасли жизнь. Накормили, дали лекарство. И Грена предупредили. Я... скажите, что мне сделать для Вас? - Скажу. Ты должна выздороветь, и это будет для меня самым главным, - архидьякон снова улыбнулся девушке. - Вот так, ложись-ка поудобнее, - он чуть подогнул угол тюфяка под головой девушки, чтобы получилось что-то вроде подушки, укрыл её одеялом и погладил по волосам. - Только... Господин кюре, не уходите... Мне страшно одной. - Не уйду, дитя, не бойся. Я же должен дождаться Квазимодо и, если повезёт, Гренгуара вместе с ним. Спи, да благословит тебя Господь! - архидьякон осенил девушку крестом. Она улыбнулась, закрыла глаза и вскоре уснула. Фролло некоторое время прислушивался к её дыханию, немного хриплому и тяжёлому, затем снова сел за стол. Его собственную усталость как рукой сняло - теперь все мысли о том, как помочь этой девочке, случайно оказавшейся на его пути. Фролло отодвинул тарелки и кружки, достал лист пергамента и перо и стал писать. Он успел исписать лишь половину страницы, как девушка беспокойно завозилась на ложе и застонала. Священник встал и, подойдя к кровати, всмотрелся в юное личико, на котором выступила испарина. Тоненькие брови приподнялись, словно от страха или удивления, губы сжались. Снова жалобный стон, стиснутые кулачки прижаты к груди. Стон перешёл в кашель, но Эсмеральда не проснулась. Фролло испугался, не задохнулась бы девушка во время приступа, и осторожно повернул её на бок. Удивительно, но это помогло, она перестала кашлять и задышала спокойнее. Архидьякон вернулся к своему письму. Закончив его, сложил и запечатал личной печатью, затем взял новый лист, но, только обмакнул перо в чернильницу, его внимание вновь было привлечено голоском девушки. Она вскрикнула: - Отпустите, я же ничего не сделала... Больно, нет! Не надо! - должно быть, ей снилось что-то страшное, но она никак не могла проснуться, заметалась на узкой кровати. Фролло подошёл, положил руку на лоб Эсмеральды. Жар не проходил, и священник, разорвав на полосы одну из своих рубашек, смочил их в холодной воде и обмотал лодыжки и запястья девушки. Ещё один такой компресс положил на лоб. Видя, что она по-прежнему спит беспокойно, стонет и вскрикивает, Фролло осторожно взял её на руки и стал носить по келье, укачивая, как ребёнка. Вспомнилось, что маленький Жеан в своё время быстро успокаивался и переставал плакать, когда старший брат носил его на руках. Как оказалось, это подействовало и на пятнадцатилетнюю девушку - она успокоенно вздохнула и прижалась во сне к священнику. В этот момент сердце его дрогнуло от давно забытого чувства нежности и умиления. Должно быть, эта девочка послана ему, чтобы он снова мог испытать такое чувство. Фролло бережно прижимал девушку к себе, прислушиваясь к её дыханию. Оно становилось всё ровнее и спокойнее, должно быть, компрессы и лекарства действовали. Архидьякон решил всё-таки закончить начатое и дописать второе письмо, ибо оно, как и первое, было в интересах девушки. Но, уложив Эсмеральду на кровать, чтобы вернуться к своему занятию, он увидел какой-то маленький предмет, должно быть, выпавший из открывшейся случайно ладанки. Взяв его в руки и поднеся поближе к свече, чтобы разглядеть, Фролло вдруг улыбнулся. Бесшумно и аккуратно, чтобы не разбудить девушку, положил этот предмет обратно и застегнул ладанку. Эсмеральда продолжала безмятежно спать, жар уменьшился, хоть пока и не исчез совсем. Но Фролло надеялся, что к утру всё пройдёт. Вскоре и второе письмо было дописано, только он сложил его, чтобы запечатать, раздался стук в дверь. Каким тихим он ни был, всё же разбудил Эсмеральду. Она открыла глаза и потёрла их кулачками.