Холодный январь в Париже

       Эсмеральда проснулась на рассвете и сначала не сразу вспомнила, где она. Но, увидев спящих Гренгуара и священника, кивнула сама себе. До вчерашнего вечера никто так не заботился о ней, как этот кюре, Клод Фролло. Во Дворе Чудес её по-своему любили, названый брат Клопен иногда подкидывал ей мелкие монетки, недавно обретённый муж Гренгуар пробовал научить её грамоте. Она сама жила беззаботно, принимая жизнь такой, какая она есть, не задумываясь о том, что может быть и по-другому. Но неожиданно забота незнакомого священника о ней, бродяжке со Двора Чудес, тронула её сердечко почти до слёз. Девушка никогда не знала отца и очень смутно представляла материнскую любовь. Цыганка, растившая её с тех пор, сколько Эсмеральда себя помнила, умерла, когда девочке едва исполнилось шесть лет. И она не задавала себе вопросов о матери. Рядом всегда был Клопен, названый брат, готовый ради неё на всё. Потом появился Гренгуар. Но ни тот, ни другой никогда не спрашивали, тепло ли ей, не хочет ли она поесть, не носили на руках, как маленькую, чтобы она спокойно спала. Девушка инстинктивно понимала, что жизнь в таком месте, как Двор Чудес, просто не располагает к таким заботам. Наверное, она и дальше прожила бы без них, но так случилось...        Девушка тихонько села в постели. Она согрелась за ночь, вроде бы даже жар и кашель прошли. Хотела было встать и подойти к окну, посмотреть, не кончился ли снегопад. Но это было невозможно сделать, не разбудив Гренгуара, спавшего на полу рядом с кроватью - келья была совсем маленькой, и Эсмеральда рисковала просто наступить на него. Тогда она осталась сидеть, укутавшись в одеяло и рассматривая более внимательно келью. В неясном свете занимавшегося утра ещё мало что можно было разглядеть, но она увидела множество книг на полках, подоконнике, столе и даже под столом. В дальнем углу какие-то странные приборы. "Наверное, этот кюре очень умный. Вот, и Пьера учил. Может, и я когда-нибудь научусь читать и писать получше. Пока-то плохо получается...".        Задумавшись, она не отдавала себе отчёта в том, что переводит взгляд попеременно с одного на другого, из тех, о ком были её мысли. Вдруг, поймав на себе пристальный и ласковый взгляд священника, смутилась. Он уже проснулся и теперь смотрел на девушку. - С добрым утром, дитя, да благословит тебя Господь! - негромко сказал он. - Как ты себя чувствуешь? - С добрым утром, господин кюре, - так же тихо ответила она. - Я уже совсем здорова. Может, мы... Когда Грен проснётся, мы пойдём домой?       Вместо ответа Фролло протянул руку и приоткрыл окно. Снег продолжал идти густой пеленой. Священник снова закрыл створку, чтобы не пускать в келью холодный воздух, и сказал: - В такой метели вы просто можете заблудиться. И не забывай, что ты босиком. У тебя что, нет никакой обуви? Как же ты... - У меня были туфельки, но на одной недавно оторвалась подошва. Ничего, я привыкла. Я ведь больше танцую, чем просто хожу, и согреваюсь. Вот платья сама могла бы сшить, а не из чего, где же ткани взять? Иной раз что-то находится у модисток и белошвеек, ну, кусочки ненужные. Одна дама-швея у моста Менял мне отдала как-то, но то летом было, и два платья я себе сшила из лоскутков. Так а туфельки-то не сошьёшь, - она вздохнула. - Как бы то ни было, вы пока побудете здесь, я должен... - Фролло не успел договорить, как проснулся и от души потянулся на полу Гренгуар. - Доброе утро, мэтр! Привет, моя Эсми! - он пружинисто вскочил, свернул одеяло и пояснил: - А то из-за меня не пройти, не проехать. - А тебе хорошо спалось, Пьер? - спросил архидьякон. - Как убитый спал, правда. Но, мэтр, должно быть, мы мешаем Вам? - А я как раз говорил Эсмеральде, что не отпущу вас в такую метель. К тому же, - он улыбнулся, - Ты не забыл, что у нас ещё одно важное дело? - Да-да, - поэт улыбнулся в ответ. - Эсми, помнишь, я тебе вчера ещё сказал, чтобы ты слушалась мэтра? - Я буду, Пьер, буду, - девушка спустила ноги с кровати и, по-прежнему путаясь в полах облачения, встала. В этот момент в дверь кельи тихонько постучали. Фролло открыл и взял у послушника письмо и небольшой свёрток. - Благодарю, сын мой, ты быстро обернулся, - и он вернулся в келью. - Так, посмотрим, что у нас получилось. Эсмеральда, это для тебя, - он протянул свёрток девушке. Она снова села на кровать, развернула и охнула от изумления. Там оказалась юбка из тёмно-зелёного сукна, такая же блузка с длинными рукавами на множестве мелких стеклянных пуговичек, льняная сорочка, светло-коричневая шерстяная шаль и чулки. Обнаружились ещё деревянные сабо и широкий пояс. - Что... это? Это... для меня?.. Зачем? Господин кюре, Вы... послали за одеждой специально для меня? - Да, дочь моя. Здесь недалеко живёт одна добрая женщина, из моих прихожан. Она очень много делает для тех, кто нуждается. Я и обратился к ней с просьбой, которая для неё не обременительна. Поэтому ты переоденься, а мы с Греном пока выйдем, чтобы тебе не мешать.        Эсмеральда смущённо кивнула. Пьер, прежде чем выйти, подмигнул ей, чем слегка ободрил. Но ей всё равно было неловко от такой заботы. Тем не менее, когда дверь кельи закрылась снаружи за мужчинами, девушка сняла данное ей священником облачение и своё старое платье, и впрямь сшитое из лоскутков, оделась в принесённую одежду. Та оказалась почти впору, только рукава были чуть длинноваты. Но Эсмеральда немного подогнула их, и получилось, как надо. Натянув чулки и сунув ножки в сабо, она почувствовала, что совсем согрелась. Расчесав волосы, за неимением гребешка, просто пропуская их сквозь пальцы, девушка заплела их в косу. Затем подошла к окну и протёрла лицо собранным с подоконника снегом, чтобы окончательно проснуться. Но ей думалось, что нужно обязательно что-то сделать для человека, который принял такое участие в её судьбе. Оглянувшись, Эсмеральда увидела на столе вчерашние тарелки и кружки. Хорошо бы их помыть, а потом и пол вымыть, или хотя бы протереть. Только где взять воды? Подумав, она достала с одной из полок большую и довольно тяжёлую чугунную миску, кружкой набрала в неё снега, толстым слоем устилавшего подоконник снаружи, не без труда поставила в очаг, чтобы он растаял, немного поворошила кочергой угли, чтобы они разгорелись. Воды из растаявшего снега вышло около половины миски, но девушка решила, что для нескольких кружек и тарелок хватит, перенесла нагревшуюся миску на стол и стала мыть посуду, закатав рукава платья ещё выше.