Холодный январь в Париже

       За решёткой в полумраке ниши угадывалась тёмная, почти бесформенная неподвижная фигура. Ни звука, ни шевеления. Фролло обратился чуть громче: - Сестра Гудула... Отзовитесь, мне нужно поговорить с Вами. - Кто меня зовёт? - раздался каркающий хриплый голос. - Сам дьявол? Или те ведьмы, что украли и сожрали моего ребёнка? - Ни тот, ни другие, - мягко ответил священник. - Я викарий Собора Парижской Богоматери, и... - Собора Парижской Богоматери? - насмешливо прокаркал голос, - А что бы сказала Богоматерь, если бы у неё отняли младенца? Неет, господин святоша, Господь Бог давно уже отвернулся от меня, и мне ничего от Него не надо! Убирайтесь! - фигура зашевелилась и вдруг резко оказалась у решётки, худые пальцы вцепились в прутья, глаза засверкали. - Хорошо, сестра Гудула, я уйду. Но перед этим прошу: выполните одну мою просьбу. - Просьбу? - хриплый смех, раздавшийся из ниши, был так страшен, что мог бы обратить любого в бегство. Услышав его, Эсмеральда содрогнулась и крепче схватила Гренгуара за руку, прошептав: - Зачем господин кюре привёл нас к этой страшной женщине? А вдруг она нападёт на него? - Не бойся, - Пьер ободряюще сжал её ладошку. - Мэтр знает, что делает. - Да, просьбу, - голос архидьякона был всё так же тих и спокоен. - Я знаю, что у Вас есть одна вещь, которой Вы дорожите больше жизни. Покажите мне её. Это маленький башмачок, верно? - Вы... Нет, Вы сам дьявол! Откуда Вам известно про башмачок? - Я сам видел его. Прошлым летом, возвращаясь в Собор, я шёл по Гревской площади, как раз мимо башни. И вот тут, на уступе у решётки, что-то блеснуло. Подойдя, я и увидел, что это маленький башмачок, расшитый кружевом, золотыми нитями и блёстками. Я ещё удивился, откуда он тут взялся, и подумал, может, какая-нибудь из добрых женщин, оставляющих Вам милостыню, пришла сюда с ребёнком и уронила башмачок. Хотел его забрать, но Вы протянули руку, и башмачок исчез в ней. Затем... Простите, что снова напоминаю... Я услышал, как Вы плачете, бормоча: "Дочь моя... Башмачок... Всё, что осталось". Я ещё окликнул Вас, как сегодня: "Сестра Гудула", но не получил ответа и ушёл.        Стоявшая у решётки женщина запустила пальцы во всклокоченные волосы. - Да, я почему-то положила тогда его на солнышко. Ах, вот почему: мне захотелось взглянуть, как он блестит и сверкает. Это напомнило мне весенний денёк, когда мы с моей малюткой гуляли в садике, и она, ещё не умея ходить, так потешно дёргала ножками, сидя у меня на коленях, и башмачки, в которые она была обута, сверкали на солнце... Моя детка... Её больше нет... - вдруг затворница подняла голову и с подозрением спросила: - А зачем Вам башмачок, господин викарий? У Вас же нет детей, и Вам неведомо, что это значит, когда твоего ребёнка... Когда ты возвращаешься от соседки, вот тут, напротив, и - пустая кроватка, а на полу валяется крохотный башмачок, упавший с её ножки... Нет, нет, не мучайте меня, я устала, устала плакать и звать свою дочь, которой больше нет на свете! - Гудула издала звук, похожий на всхлип, затем на рычание: - Убирайтесь прочь! Вы, должно быть, хотите отнять моё единственное сокровище! Прочь, прочь! - и она закашлялась, прижимая руки к груди. - Что же... Если Вы, сестра Гудула, не хотите показать башмачок, тогда мы покажем Вам другой... Эсмеральда, подойди сюда, - позвал он. Девушка, обмирая от страха, вышла из за спины Гренгуара, не выпуская, однако, его руки. - Ага, вот я и узнала Вас, господин Сатана! Вы привели эту проклятую цыганку, пожравшую мою малютку, чтобы отобрать моё сокровище! Иди сюда, иди, ведьма! Я разорву тебя на куски! - Гудула вытянула руку и едва не схватила Эсмеральду, но Фролло перехватил эту руку и удержал в своих. - Отпусти меня, дьявол! - завизжала затворница, пытаясь вырваться. Фролло же, не повышая голоса, обратился к девушке: - Дитя моё, открой, пожалуйста, ладанку и достань то, что там лежит. - Но мне нельзя... Если я открою... - Я прошу тебя. Если ты откроешь, то обретёшь счастье. - Мне страшно... И эта женщина... Позвольте мне уйти, я боюсь её! - Дочь моя, ты ведь хотела что-то сделать для меня в благодарность за то, что я сделал для тебя. Вот теперь я и прошу... - Да, господин кюре, - пробормотала девушка. Дрожащей рукой открыла ладанку и с удивлением достала оттуда крохотный башмачок розового шёлка, весь в кружевах и блёстках. - Ты всё-таки украла его, колдунья! - никто не успел опомниться, как Гудула, вырвав руку из рук священника, протянула её и схватила башмачок с ладони девушки. - Он мой! Теперь я хорошенько его спрячу... - Отдайте! - забыв о своём страхе, Эсмеральда потянулась к решётке. - Он всегда был со мной, вот здесь, у меня на шее! Пожалуйста, верните!       Затворница исчезла в глубине ниши, и вдруг оттуда раздался изумлённый вопль: - Два! Два! Их теперь два! - она снова подлетела к решётке и протянула наружу лежащие на ладонях два совершенно одинаковых башмачка. - Откуда он у тебя? Девчонка, отвечай! - Я же... Я сказала, что ладанку ношу с детства. Но не знала, что в ней. Цыганка, которая меня растила, велела не открывать. Иначе я не найду родных... - Родных? Ты помнишь своих родных? Кто они? Откуда? - голос затворницы прервался, она снова закашлялась. - Не помню, матушка... - сказала Эсмеральда и осеклась, сама не понимая, как у неё вырвалось это слово. - "Матушка" ?! Ты сказала "матушка"?! - затворница Гудула задрожала, её ладони, на которых лежали башмачки, судорожно сжались. - Повтори ещё раз, повтори! - Матушка... - робко произнесла девушка, - Но я... Сама не знаю, почему так назвала Вас... - Зато я знаю! - воскликнула Гудула. - Потому что ты - моя дочь! Ты жива, тебя не сожрали цыгане, не выпили твою кровь! У кого ещё, кроме моей дочери, мог бы быть второй башмачок? Иди ко мне, дитя! - и она разжала руки, порываясь обнять девушку сквозь решётку, башмачки упали в снег. Их бережно подобрал стоявший рядом Гренгуар. Эсмеральда всё ещё стояла, словно оцепенев, и Фролло легонько подтолкнул её ближе. Тогда девушка тоже протянула руки и попыталась обнять мать. - Значит, это правда! Я нашла тебя, матушка! Но как же... Тебе же нельзя здесь оставаться. Гренгуар, господин кюре, придумайте что-нибудь. Мы же не можем сломать эту решётку. - Не можем, - кивнул священник, - но я вижу у того конца площади патруль, думаю, мы попросим солдат помочь нам. Раз затворничество сестры Гудулы было добровольным, значит, прервать она его может по доброй воле. Если понадобится, я сам напишу прошение епископу. - Патруль, солдаты? - девушка снова вздрогнула. От священника это не укрылось. - А чего тебе бояться? Сейчас день, ты не делаешь ничего дурного, да и мы с тобой рядом... Господин офицер! - возвысил он голос и помахал рукой начальнику караула. Тот в сопровождении четырёх солдат проезжал по площади. Услышав зов, привстал на стременах: - Что там ещё у "Крысиной норы" стряслось? - Небось, безумная задела почтенного слугу Господа, - со смехом отозвался один из солдат. - Вот он и зовёт на помощь слуг короля, - добавил другой. - Как бы то ни было, наш долг - выяснить и помочь, - и офицер направил коня к Роландовой башне. - Господин офицер, - начал Фролло, когда тот приблизился, - эта женщина прерывает своё многолетнее затворничество в Роландовой башне, и я просил бы Вас и Ваших солдат помочь мне освободить её. Видите ли, на всякие формальности ушло бы слишком много времени. - Так это же архидьякон Собора Парижской Богоматери! - воскликнул офицер, взглянув на Фролло. - Конечно, Ваше преподобие, мы поможем. Так, отойдите-ка, - он едва взглянул на девушку и поэта, стоявших рядом, но Эсмеральда узнала его и шёпотом сказала на ухо Пьеру: - Это он... Тот офицер, из-за которого я не смогла уйти с площади вчера...