Холодный январь в Париже

- Идёмте же! - Фролло первым направился к упомянутой им таверне. Гренгуар последовал за ним, а Гудула замешкалась, и Эсмеральда тоже остановилась. - Что ты, матушка? - Нет... Я не пойду, там люди. Я боюсь людей, они злые. И будут смеяться. Я ведь столько лет провела в башне... Мои лохмотья...        Услышав последние слова затворницы, Гренгуар обернулся, решительно скинул свой плащ и, чуть ёжась от холода, накинул его на Гудулу. - Над чем смеяться? Над лохмотьями? Ничего, матушка Гудула, мы потом придумаем для тебя одежку, а пока вот. - А ты, сынок? - тронутая обращением "матушка", Гудула ответила поэту, назвав его "сынком". Ей происходящее казалось сном: она столько уже видела разных снов за эти годы — как к ней возвращается дочь. То её совсем крошкой приносят в люльке, то приводят за ручку маленькой девочкой, то приходит молодая женщина и говорит: "Я ваша дочь". Но ни в одном сне она не видела священника, который привёл юную цыганскую плясунью, на шейке которой в ладанке хранился башмачок. - Сейчас пойдём за Его преподобием, согреемся, - и Гренгуар, взяв под руки обеих женщин, повёл их к Фролло, с улыбкой наблюдавшему за этой сценой.       Вскоре все четверо сидели за столом в таверне. Священник выбрал местечко подальше от входа, куда бы не проникали любопытные взоры горожан. Он слышал слова Гудулы, да и сам понимал, что женщине очень непросто будет возвращаться к обычной жизни. - Пока нужно подкрепиться и согреться, - Фролло спросил у кабатчика свежего хлеба, яичницы и горячего имбирного напитка. Гудула, когда принесли еду, сперва взяла только тоненький ломтик хлеба, осторожно понюхала и пробормотала: - Хлеб... Не ела его мягким так давно... Только чёрствые корки... - Почему же, сестра Гудула? - спросил Фролло, наливая ей напиток в кружку. - Потому что, святой отец, думала, что недостойно вкушать пищу, когда нет на свете моего дитяти. Я хотела уморить себя голодом. Но, должно быть, Господь вразумил меня, и я приняла обет съедать только корку и выпивать только глоток воды каждый день. В надежде, а вдруг случится чудо? И оно случилось, случилось! - женщина прижала хлеб к лицу, снова отложила его на тарелку и протянула руку к сидящей рядом Эсмеральде, чтобы убедиться - она не сон. Девушка в ответ погладила эту руку и прошептала: - А я... Столько раз проходила мимо Гревской площади... Я очень испугалась тогда... И старалась не приближаться к башне. Но мы же не знали... Матушка... Я... я хочу, чтобы ты никогда ни в чём не нуждалась... - И это не так сложно устроить, - сказал архидьякон, слышавший всё сказанное. - Теперь вы, дети мои, можете покинуть Двор Чудес. Пока можно пожить в кельях при монастыре, но в ближайшее время Гренгуар получит крышу и стол от щедрот Его Величества, и можно будет не думать о хлебе насущном. - Как нам благодарить Вас, господин кюре! - воскликнула девушка. Вдруг, хлопнув себя по лбу, вскочила и посмотрела на поэта: - А Джали? - Не волнуйся, Эсми. Пока я могу попросить кого-нибудь из бродяг последить за ней, а потом заберём её с собой. А сейчас поешьте-ка, всё остынет. - И ещё... Господин кюре, можно... Матушке тоже надо какую-то одежду, и... - Не беда, дитя, я всё устрою, - Фролло с отеческой нежностью взглянул на Эсмеральду. Снова кольнула мысль о Жеане - он так давно не видел брата и не имел о нём вестей. Молодая девушка, его ровесница, напоминала о нём своим присутствием. И снова смутное сожаление о принятом когда-то сане и обете безбрачия, о том, что у него могла бы быть такая дочка... А девушка тем временем заботливо кормила мать, следя, чтобы та съела всё, что было на тарелке, и сама тоже не отставала. Когда всё было съедено и выпито, священник предложил вернуться в Собор и решить вопрос с временным проживанием Эсмеральды, Гренгуара и Пакетты. Однако, поэт собрался сходить на Двор Чудес, проведать Джали. Пообещав, что скоро вернётся в Собор, он ушёл. А Фролло тем временем позвал мальчика-слугу в таверне и попросил принести бумагу и перо с чернильницей. Написав короткую записку, передал мальчику вместе с монеткой и попросил доставить по назначению. - Я обратился к той же даме, что помогла с одеждой для тебя, Эсмеральда. Она поможет и твоей матери. Думаю, мы сейчас вернёмся в Собор и подождём, пока заодно я найду вам келью, где вы поживёте какое-то время. - Господин кюре, - Эсмеральда робко подняла на него глаза. - Но мы же не можем... Даже, когда будем жить в своём доме вместе с Греном... Ничего не делать. Может быть, Вы... Поможете нам как-то устроить?.. Только я ничего не умею, кроме как танцевать и показывать фокусы с Джали. - Тебе не будет необходимости, дитя, работать, чтобы прокормить себя и остальных. Но если ты так хочешь... Я кое-что придумал, но об этом немного позже... Сестра Гудула, - обратился он к бывшей затворнице, - Вы поели? Согрелись? - О, да, Ваше преподобие, моя душа насытилась и согрелась - я нашла мою доченьку! А тело... Да мне, пожалуй, всё равно, каково ему приходится. - Не говорите так. Вы нашли дочь, и нужны ей здоровой, - Фролло ободряюще кивнул. - А теперь идёмте же обратно в Собор.       Он расплатился с трактирщиком, и они вышли на улицу. Снегопад не прекращался. Согревшись в таверне, девушка и женщина слегка задрожали, поэтому священник предложил ускорить шаги. И вот они снова оказались в его келье. Приведя их, он сказал: - Располагайтесь, как удобно, а я схожу попрошу, чтобы вам приготовили келью, где вы пока поживёте. И для поэта тоже, - с этими словами он вышел. Мать и дочь остались вдвоём. Они сидели на узком ложе и пристально рассматривали друг друга. Мать прервала молчание первая: - Дитя... У тебя личико стало ещё милее, чем было в детстве. Волосы чудесные, глазки ясные! Я смотрю на тебя и вижу такой, какой была младенцем. А потом вижу, что ты выросла и стала прелестной девушкой. Жаль, что я не видела этого - как ты росла. А ножки - такие же маленькие ножки, как и раньше! Или мне кажется? Покажи-ка мне их, - смутив девушку чуть не до слёз, Гудула сняла с её ножек сабо и чулки и стала ласково гладить. - Мамочка, ну, что ты... Зачем? - Зачем? Вот когда у тебя будут свои дети, ты поймёшь, зачем! - Гудула наклонилась и поцеловала пальчики ног Эсмеральды. - Когда дитя ещё так мало, что не умеет ходить, матери нет большей радости, чем вот так целовать крохотные ножки, зная, что скоро они будут бегать. Я не успела тогда... Не успела полностью насладиться этим счастьем, так не мешай мне теперь! - А что делает ребёнок, когда хочет так же... Порадоваться, что у него есть мать? - Эсмеральда, не дожидаясь ответа, взяла руки матери и в свою очередь осыпала их поцелуями. Эту-то трогательную сцену и застал вернувшийся Фролло. Несколько мгновений он стоял у порога кельи, не решаясь прервать её, но Гудула заметила его первая. - Ваше Преподобие, неужели это не сон, неужели это правда, и моё дитя со мной? Агнесс, моя Агнесс... - Что? - девушка удивлённо подняла головку. - Агнесс? - Да, дитя! Так я назвала тебя, когда ты появилась на свет. Но ведь ты была крошкой, когда нас разлучили, и не помнила своего имени. Как тебя называл Его Преподобие? И этот... Молодой человек, Пьер, да? - Эсмеральда... Эсми... - робко и растерянно произнесла девушка. - Это из-за ладанки...