Осенние заморозки

Джон уверенно шёл в сторону стрельбища, ведь они договаривались с Теоном встретиться там ещё рано утром. В голове он перебрал уже кучу вариантов разговора, как он скажет Теону, что был с Роббом, как испортит их отношения раз и навсегда и, возможно, сделает больно. Этого делать совершенно не хотелось, но других вариантов Джон не видел — он не мог соврать. Какой бы вариант Джон ни выбрал, он сделает больно либо Теону, либо Роббу, и не было ни одного варианта, где Джон бы не сделал больно самому себе. На стрельбище был только Бран с Ходором. Маленький Старк с трудом натягивал тетиву, сидя на плечах здоровяка. — Ходор, ты можешь не двигаться? — Бран выглядел опечалено: у него всегда не очень хорошо получилось стрелять из лука. — Ходор, — сказал Ходор, который выглядел не менее опечалено. По всей видимости, ему уже надоело стоять столбом и получать выговоры за каждую неудачу Брана. Когда Джон подошёл к Брану, тот перестал натягивать тетиву, обречённо вздохнул и посмотрел на брата. — У меня вообще ничего не получается: ни верхом ездить, ни из лука стрелять, что уже говорить о драках на мечах. Я ни на что не годен, зачем вообще я существую? Почему Боги так поступают? — мальчик разочарованно бросил лук, который попал под ноги Ходору. — Ходор, — устало вздохнул здоровяк. Может, ему тоже хотелось стрелять из лука, ездить на лошадях, а не только крутить им хвосты, и драться на мечах, но никто не знал, чего он хочет. Джону хотелось поддержать брата, но тот действительно мало что мог после своего падения. — Значит, Боги оставили тебя для чего-то другого… — Ходор, — перебил Джона Ходор, но особого внимания на это никто не обратил. — … хотя я сам уже не знаю, чего от нас хотят эти Боги, да и есть ли они вообще. Может, их придумали для того, чтобы запугивать людей, для соблюдения правил, — Джон закончил. — Как детей запугивают сказками, — осмыслено согласился Бран. — Мейстер Лювин говорит, что, когда становится очень трудно, нужно думать о том, как будет легко и просто потом. Чем труднее нам представляется испытание, тем большую плату мы за него получим, — вспомнил Джон слова старого мейстера и понял, что эти слова пригодятся не только Брану. Юный Старк отвернулся. На одну секунду Джону показалось, что тот заплачет, но мальчик сдержался. В этот момент Джон понял, что проблемы в любви ещё не самые важные: можно влюбляться и терять людей много раз, но, став калекой, ты никогда не обретёшь прежней жизни. — Ты давно тут стреляешь, Бран? Не застал Теона? — Джон поднял с пола лук, и вытащил из колчана, висящего на Ходоре, стрелу. — Ещё с самого утра, но Теона тут не было, — на лице Брана возник немой вопрос, почему Джон интересуется Теоном, но расспрашивать мальчик не стал. Натянув тетиву, Джон задержал дыхание и прицелился, смотря на кончик стрелы. Когда Сноу разжал пальцы, стрела со свистом слетела с лука и угодила почти в самое яблочко. — Не паникуй, когда начинаешь целиться, и попробуй задержать дыхание, — серьезно сказал Джон, отдавая лук обратно в руки Брану, — Пробуй, постоянно пробуй, и тогда что-то будет получаться. Легче опустить руки и отказаться от затеи, чем научиться. Джон решил сходить к мейстеру, узнать, был ли у него Теон, и, если был, то куда же он направился. Идти было недолго, к тому же на небе появилось долгожданное солнце, которое хоть и не грело, но определённо поднимало настроение. — Мейстер Лювин? — дыхание Джона немного сбилось, так как он резвым шагом поднялся в башню. — Милорд, — мейстер выглянул и кивнул Джону, — По какому вы поводу? — К вам не заходил Теон? — не этот вопрос мейстер ожидал услышать, поэтому немного удивился, но почти не показал этого. — У милорда жар, пока ему не станет легче, он будет у меня, — пожилой мужчина внимательно смотрел на Джона, до сих пор не понимая, почему вдруг тот интересуется Теоном. — Я подойду, — это скорее было утверждение, чем вопрос. Пройдя в комнату с кроватью, Джон присел на край ложа и взглянул на Теона. Тот был плох: лоб покрылся испариной, губы были сухими, цвет лица бледный. — Мне казалось, что я не долезу до конца башни мейстера, — Теон устало улыбнулся, — стало так плохо — все ваша северная погода, никак не привыкну. Теон прикрыл глаза, и в это время подошёл мейстер Лювин и положил на лоб того мокрую марлю. — Мне нужно протереть ваше тело холодной водой, милорд, чтобы вам стало легче, — старик намочил ещё одну марлю в холодной воде. — Делайте, что хотите, — невнятно сказал Теон, но, когда холодная вода начала стекать по его разгоряченному телу, он застучал зубами. Джон взволновано перевёл взгляд с Теона на мейстера. — Что это за болезнь? Это пройдёт? — Должно пройти, если не будет осложнений. Раз тело так горит, это значит, что лорд Грейджой сам борется со своим недугом внутри, — рассказывал мейстер, попутно обтирая тело трясущегося Теона. Джон на самом деле переживал за Теона, ему было страшно видеть его в таком состоянии, а самое ужасное было то, что Джон никак не мог ему помочь. Нужно было во многом признаться, многое сказать, но сейчас было не то время, да и Джон вообще передумал признаваться Теону в своей измене. По крайней мере сейчас. — Теон, — мейстер Лювин, закончив обтирать Теона, удалился, а Джон сразу взял его за руку, — я очень сильно переживаю за тебя. Теон лишь устало и еле заметно улыбнулся, но ничего не ответил. С марли, которая была у больного на лбу, капала вода, обмачивая черные волосы. Теон так медленно моргал, что Джону порой казалось, что вот-вот он не откроет глаза, задремав. Джон сжал руку Теона еще сильнее, а затем поднес ее ко рту и легко коснулся губами бледной кожи. — Не болей, я прошу тебя, — прошептал Джон. — Думаешь, мне самому нравится болеть? — перед этими словами Теон хмыкнул, голос его был уставшим и хриплым. Реакция Теона заставила Джона улыбнуться. — Ты для меня важен, — казалось, что Джон говорил это Теону, но больше он говорил это самому себе. — Устал, — слабым голосом сказал Теон и закрыл глаза, его грудь часто вздымалась, а губы совсем пересохли, Джону захотелось смочить их той же влажной марлей, но во врачиваниях он не смыслил ничего, так что не рисковал даже с такими мелочами. — Я принес маковое молочко, — мейстер Лювин тактично не обратил внимания на то, что Джон держал Теона за руку, он лишь приподнял голову больного и помог сделать ему пару глотков лекарства, — Теперь милорду нужен отдых. Когда Джон спустился с бесконечных лестниц башни местейра, на выходе его встретил Призрак. — Что ты, псина? — шутливо сказал Джон, обнимая безмолвного лютоволка. Животное игриво прикусило руку своего хозяина и предано взглянуло красным взглядом, — что мне делать со всеми своими проблемами? Сноу сделал вид, что слушает ответ Призрака. — Что? Ты серьезно думаешь, что я сам должен расхлебывать все то, что натворил? Понимаю, Призрак, понимаю, но что делать, если я не знаю… что мне делать? — Джон снова изобразил внимательность, — Думаешь, отдохнуть от всего? В лесу? Ну, Призрак, я же не лютоволк, мне одному в лесу будет страшно. Взять тебя с собой? Будешь защищать? Ты меня почти уговорил, Призрак, с таким талантом убеждения тебе надо было в советники короля. За монологом Джона лютоволк наблюдал с особой внимательностью, заинтересованно навострив большие уши. На земле лежал снег, с каждым днем его становилось больше — еще на прошлой неделе землю покрывали только белые островки, а на сей раз белая пелена затягивала почти все подворье Винтерфелла. Недолго думая, Джон таки решил прогуляться по лесу. Попутно отвечая на игры Призрака, Джон направился на конюшню. По привычке Джон направился к своему рыжему коню, но, когда его встретила серая голова, он моментально вспомнил о подарке Робба. О Роббе Джону не хотелось думать, ему вообще не хотелось думать ни об одном человеке на всем Свете. Похлопав по шее серого, Джон взял суконку и быстрыми движениями смахнул с коня пыль и остатки соломы. Неспешно Джон начал седловку: надел уздечку, затем седло и, приложив усилия, затянул подпругу. Выведя животное на улицу, Джон легким движением запрыгнул в седло и огладил лошадь по шее. Призрак крутился у ног жеребца, пытаясь начать с ним играться, но серый только неободрительно взмахнул головой. Сжав бока лошади ногами, Джон заставил лошадь двинуться вперед. Вначале жеребец загарцевал, но Джон продвинул его сильнее, и лошадь оживленно двинулась вперед. Всегда, когда холодает, лошади начинают вести себя энергичнее, так что Джон приготовился крепче сидеть в седле и оказался прав. Как только огромные ворота Винтерфелла захлопнулись, конь Джона пошел боком, а когда всадник ударил его каблуками по бокам, прыжком двинулся вперед. Джона прилично качнуло, но он сумел удержаться в седле и сразу пустил лошадь рысью, чтобы она быстрее согрелась и не дурачилась. Лютоволк трусил за Джоном, моментами отвлекаясь и оборачиваясь на звуки движений каких-то лесных животных. Тонкий слой снега тихо похрустывал под кованными копытами лошади. Жеребец недовольно отфыркивался, постоянно пытаясь перейти с рыси на галоп, а на удерживания Джона лишь недовольно помахивал головой. Наконец, объехав корнистое начало леса, Джон выехал на пустую дорогу и пустил лошадь галопом. Мах у серого был широкий и мощный, Джон привстал на стременах, чтобы лошади было удобно скакать, и для лучшего равновесия запустил руки в густую темную гриву. Резкие порывы ветра заставляли коня прижать уши, но это скорее раззадоривало его — жеребец начинал выше вскидывать ноги при галопе и иногда подыгрывать задом, создавая Джону небольшую тряску. Он не собирался сбрасывать юношу, просто игрался. Когда они выехали на поляну, Джон пустил своего коня быстрее и наслаждался чувством полета и полной свободы. Он наслаждался пустотой своего маленького мира: только огромный лес и Джон — сколько же этот лес всего пережил: здесь погибла куча людей, здесь любили друг друга, ссорились, мирились… Скольких же он укрыл от опасности, а скольких подверг гибели? Никто не знает ответа на эти вопросы, да и никогда не узнает, и, по сравнению с этим, вопросы Джона к самому себе казались вообще невесомыми, не тяготящими и не давящими. Проскакав всю полянку на большой скорости, Джон чуть притормозил коня перед деревьями для безопасности. Призрак совсем не отставал от лошади, скачущей галопом; Джон и представить себе не мог, сколько мощи будет в этом лютоволке, когда он вырастет. Переведя серого на шаг, Джон совсем распустил поводья и ободрительно похлопал коня по шее. — Я смотрю, ты даже не устал, — Джону нравился этот конь. Пока Джон шагал верхом по лесу, Призрак недалеко отошел, скорее всего решил поохотиться, и, к большому удивлению, волк вернулся не один, а в сопровождении Серого Ветра. — Робб, — прошептал себе под нос Джон. Наверное, Старк заметил, как Джон выезжал за ворота замка и отправился за ним, а Призрак и следы по свежему снегу помогли ему легко догнать брата. Чертыхнувшись, Джон подобрал поводья и пустил лошадь галопом, но быстро сообразил, что Робб в любом случае его догонит, а если и не догонит, то поговорит с ним завтра, послезавтра, на следующей неделе — но поговорит. Избегать — не вариант. Поразмыслив, он осадил лошадь, на что серый недовольно привстал на дыбы, вырывая черную землю из-под белого снега. — Джон, — далеко отдалось эхо, пролетело сквозь деревья и растаяло в морозном воздухе. Вначале Джон стушевался, а потом отпустил поводья, прислонил руки ко рту и закричал: — Робб, — Серый Ветер сразу сорвался с места, а Призрак, метнув короткий взгляд на хозяина, побежал следом за собратом. Где-то за деревьями раздалось ржание лошади, серый Джона сразу заводил ушами, развернулся в сторону ржания и ответил лошади Робба. Часто лошади подставляют своих всадников при попытках скрыться — стадные животные, но, тем не менее, они во многом помогают в быту, и путешествия без них невозможны. Бывали даже случаи, когда конь вытаскивал своего раненого всадника с поля боя, но это было большой редкостью. Наконец Робб выехал из-за широких крон старых деревьев, попутно чертыхаясь и вытаскивая из волос старую листву, на лбу его красовался красный след и казалось, что вот-вот вылезет шишка. — Этот черт, — Робб указал пальцем на своего коня, — испугался птицы и вписал меня головой в ветку толщиной с мою ногу! Я думал, что выпаду из седла, в глазах моментально потемнело, а гнедой еще подбил задом так, клянусь, сами Боги удержали меня в седле, иных вариантов я не могу допустить. Рассказывал Робб очень эмоционально, все время потирая место ушиба, словно пытался препятствовать росту шишки, но ничего у него не выходило — лоб лорда предательски увеличивался в размерах. — Сильно плохо? — жалобно спросил Робб. — Ну, — Джон виновато прикусил губу и всмотрелся в огромную шишку на лбу Робба, — как тебе так сказать… — Я все понял, — обреченно вздохнул Робб, — конечно, восхитительно, прекрасно, Джон, это было незабываемо: я и эта ветка — буря эмоций. Юноши засмеялись, Робб подъехал к Джону и потянулся к нему через седло. — Робб, — Джон отстранился и отвернул своего коня от коня Робба, потому что они уже тянулись друг к другу носами. — Что? Это все из-за шишки, я теперь не так прекрасен? — Робб шутил и обворожительно улыбался. Вздохнув, Джон хотел было начать свои объяснения, но Робб перебил его. — Ты не переживай так, шишка скоро пройдёт, и ты сможешь хвастаться всем девочкам Винтерфелла, что я только твой, — у Робба было такое отличное настроение, что Джону было ещё труднее сказать то, что он хотел. — Я очень люблю тебя, и, — Робб опять хотел перебить брата, — Робб! Прекрати, я тут слова подбираю! — Тише, тише, Джон в ярости, отступаем, — зашептал Робб. — Робб Старк, имей же ты совесть! — Все-все, молчу и слушаю, — лорд уверенно подпер подбородок кулаком, изображая внимательность. — Как я уже сказал, — Джон метнул строгий взгляд в сторону Робба, тот наконец успокоился и начал слушать, — я тебя люблю, но вместе мы быть не можем. Вздохнув, Робб думал что-то возразить, но сдержался, ожидая следующие слова. — Ты — лорд Винтерфелла, тебе почти все время нужно сидеть в замке, принимать глав других домов, а потом жениться, — последнее слово Джон по-особому выделил, — мы оба знаем, что от этой обязанности тебе никуда не сбежать, что в будущем тебе надо зачать наследника. Мне не нужно это, честно. Я обожаю наши прогулки, я очень долго мечтал о поцелуе с тобой, а о том, чтобы когда-то разделить с тобой ложе, я и мечтать не смел, но это произошло. Я люблю наши скачки, твои шутки, ценю твою поддержку. Именно потому, что я на самом деле люблю тебя, я не хочу делить тебя ни с единой женщиной в этом мире — мне будет омерзительно спать в своих покоях одному, когда ты засыпаешь в чужих объятиях. Мне не хочется видеть твоих детей, не хочется видеть твоей жены и довольствоваться редкими поцелуями где-то в конюшне или в Богороще. Как бы мне этого ни хотелось, ты никогда не будешь моим, а мне порядком надоело гоняться за призраками и жить в неопределённости. Пойми меня, Робб, я бастард, здесь я никто. — Но я никогда не позволю тебе уехать, если ты к этому клонишь, — наконец Робб обрёл свою холодную серьезность. — А что ты сделаешь? Не будешь жениться? Продолжать род? Что, скажи мне? — голос Джона подрагивал, но он совладал с собой. Роббу нечего было отвечать и повисло неприятное молчание. — Хочешь, я откажусь от Винтерфелла? — куда-то в сторону сказал Робб. — Не неси глупостей, ты сам понимаешь, что это плохая идея, и мы оба знаем, ты даже не серьезно говоришь это. Ты такая личность, что я могу надоесть тебе через пару лет, и всю оставшуюся жизнь ты будешь жалеть о своём поступке и винить во всем меня, — Джон был прав. — И что ты предлагаешь, — было видно, что Робб расклеился: он поник, опустил плечи и взгляд его был устремлён куда-то в рыхлый снег. — Я уеду, — выждав паузу, сказал Джон, — но не один. Я уеду с Теоном, если он согласится. Как и я, он здесь никто, и я надеюсь, что ты отпустишь его, как пленника. Ради меня. — Что ты несешь? — вспылил Старк, — Какой Теон? Ты хочешь сказать, что со мной стабильности нет, что я непостоянный, но Грейджой? Ты сам себя слышишь, Джон? — Мне хорошо с ним, — Джон знал, что эти слова сделают больно Роббу, но тот постоянно делал больно самому Джону, чтобы он сдерживался, — он не такой, каким кажется, и я хочу быть рядом с ним, подальше от тебя и подальше от Винтерфелла. Всегда я буду любить тебя, но, чтобы не повторять ошибок, мне нужно просто не видеть тебя. Обозленно пришпорив коня, Робб скрылся среди деревьев.