Клочья пепла

Eurielle — Song of Durin Audiomachine — An unfinished life

— Никого нет дома! — выкрикнул Бильбо и закрыл руками лицо. — Подите прочь, довольно на сегодня с меня гостей и вашей невыносимой болтовни! Хоббит потряс кулаком в сторону двери. Прошел всего год после его возвращения в Шир, и его сородичам казалось, что мистер Бэггинс, хоть и стал немного чудным, но вполне вжился в роль добропорядочного хоббита, каким и был раньше. Однако никто из них не знал, каких трудов стоило это самому Бильбо, но сегодня, в свой день рождения, он просто не смог больше сдерживать боль, что так долго копилась на сердце. Ночами он не мог заснуть, хоть и знал, что за стеклом мирно шумят листья деревьев, а воздух напоен прохладой, и свежестью тянет от реки. И он выходил из дома, останавливался за калиткой, вдыхал полной грудью и смотрел на тропку, что уходила прочь, в темноту, разгоняемую светом луны. Сердце звало его уйти, затеряться в тиши, стать странником, потому что тоска волком выла в душе. Он думал, что воспоминания будут светлыми, пусть и печальными, а вместо этого они тяжким грузом легли на плечи и тянули его к земле. Стекленеющий взгляд синих глаз, в которых смешались боль, умиротворение и облегчение, преследовал его даже столько времени спустя. Он просто не мог забыть. Как не мог выдрать из души чувство отчаяния и полнейшего бессилия, невозможности что-либо изменить, и раз за разом слышал глухой удар о землю. И помнил озаренную сотнями факелов гробницу, залитую мягкой, трепещущей темнотой, которая поглотила смешливые глаза, ласково коснулась волос и поцеловала тех, кто ушел за грань. Он не мог забыть. Каждый раз, когда хоббит видел улыбки и слышал смех, он вспоминал и проклинал все на свете. Вместо яркого солнечного дня видел сумрачные ночи, которые разгонял теплый свет костра, вместо аромата цветущих полей чуял, как пепел кружится в воздухе, наполняя его запахом гари. И рука каждый раз тянулась к поясу, а потом он невесело усмехался этому — надо же, он и меч-то держать толком никогда не умел, а все туда же. Бильбо, сам того не понимая, ждал. Ждал, когда что-то ворвется в его дом ураганом, отрезвит от тяжелого похмелья, которым и казалась сейчас его жизнь, выломает ставни и выставит его прочь. Разметает в щепки проклятую калитку и поведет по дороге, на которую он однажды решился ступить. И вновь он ощутит рядом крепкое плечо друга, уверенного в себе и сильного, но так же, как и он сам, нуждающегося в поддержке. Снова услышит смех и порой глупые шутки двух ярких лучиков солнца, так безвременно погасших. Стук повторился, только на этот раз он был гораздо сильнее, и Бильбо не на шутку разозлился. Наверное, это выглядело смешно, а может, глупо, но он подхватился с места, сжал кулаки и направился к двери, намереваясь высказать нарушителям спокойствия все, что накипело. Кем бы они ни были. Рванул на себя дверь. И застыл. — Что стоишь, Бильбо? — спросил его тот, что повыше, прищурив теплые темные глаза. — Словно призрака увидел. — Где твое хваленое гостеприимство? — усмехнулся второй, откинув мешающую светлую прядь, заплетенную в косу. — Говорил, что можем заходить в любое время. Хоббит потерянно стоял на пороге своего дома и смотрел на двоих незнакомых знакомцев. Он похоронил их. Он видел каменные гробницы. Он видел бездыханные тела. Они не могли быть здесь. — А если он в обморок упадет? — спросил первый, и улыбка тронула его губы. — Как в прошлый раз? Кили. — Будем ловить, — серьезно отозвался второй. — Не дело нашему взломщику вновь головой биться. Фили. Бильбо посторонился, пропустил гостей внутрь и так и не произнес ни слова. Просто смотрел и чувствовал, что сердце заходится в бешеном стуке и так и норовит выпрыгнуть из груди. А голова — да, как всегда невовремя, — кружится. Может, он просто заболел? Может, у него видения? — Ну что, мистер Бэггинс? — протянул ему руку тот-кого-звали-Фили. — Накормишь уставших путников? Или нам разорить твою кладовку? Опять? Хоббит, словно во сне, пожал руку гостя, и ощущение теплой, жесткой ладони, крепко сжавшей в ответном жесте его пальцы, будто вырвало его из дурмана. Живые. Мистер Бэггинс и сам не заметил, как слезы потекли по его щекам, а уж он считал себя привычным нынче ко многому. А в глубине души билась тоска: неправда! Быть такого не может! Ну и пусть. — Как же так? — осипшим голосом спросил Бильбо. — Я же… видел. — Видел, — согласился Кили и опустился на скамью за столом. — Но у нас могут быть свои секреты, верно? Пусть даже и такие… необычные. — Мой брат хочет сказать, — хлопнул хоббита по плечу Фили, — что мы понятия не имеем, как это произошло, ведь верно, Кили? Лучник расплылся в улыбке, но глаза остались серьезными, и кивнул. Они стали другими. Они повзрослели. Но без сомнения, это были Фили и Кили, племянники Короля-Под-Горой, погибшие в Битве Пяти Воинств. Сражаясь за узбада. За Торина Дубощита. Когда кто-то вновь постучался в дверь, Бильбо был готов действительно признать, что помешался, потому что те, кому никак не полагалось разгуливать в мире живых, сейчас сидели у него в гостиной и терпеливо ждали хозяина. Негромко переговаривались и, кажется, раскуривали трубки. А табак был знакомым, с терпким, летним запахом. Хоббит открыл дверь, приготовившись увидеть за ней если не Смауга, то хотя бы Гендальфа. Но новый его гость поразил его куда больше. — Добрый вечер, мистер Взломщик, — он улыбнулся, и Бильбо, отступив назад, увидел шрам над правой бровью. — Я рад тебя видеть, Бильбо. Мистер Бэггинс окинул взглядом знакомое лицо, но такое выражение хоббит видел, помнится, всего пару раз — и не мог забыть. Он улыбался. В черных волосах седины прибавилось, но это лишь доказывало, что прошел год, что все то, что помнил Бильбо — было. — Где же твой дуб? — спросил Торин. — Ты обещал его посадить в своем саду, когда вернешься. Неужели ты не выполнил обещания, друг мой? Бильбо пожал ему руку, вздохнул, ощущая, как что-то рвется в душе, и та ломает клетку, выдирает забитые колья, сносит цепи, сжигает воспоминания, и ночная свежесть перестает пахнуть гарью и оседать горечью пепла на губах. Их похоронили в каменных гробницах. Значит, рожденные из камня, да?