Клочья пепла

All is undone. Ash in the sun, Cast into Darkness The light we had won.(с) Oh, Grey Warden (OST Dragon Age: Inquisition)

«Если бы у меня были крылья… Смотри, Фили, я бы достал вон ту звезду! А ты бы выковал браслет для матушки, и мы бы вправили ее туда. Правда, здорово?» Ночь опускается неслышно, как подкравшийся кот, теплый, с басовитым мурлыканьем примостившийся на руках. Кили все равно не сможет заснуть. Слишком свежи воспоминания. Он сжимает кулак, впивается ногтями в ладони, пытается отрезвить замутненное сознание болью, но ничего не выходит. Он привык. Он мог бы помочь, если бы мог раскрыть крылья, приросшие к спине, словно вторая кожа, но земля предательски потянула вниз, обрывая сердце. Кили не может забыть, как ни старается. Просыпается от звука глухого удара, видит перед собой пронзительные васильковые глаза, в которых светится лишь мольба. «Уходи…» И он послушался. Бросил все и исчез, забывая пройденные пути, заметая снежной пылью дороги, звенящие за спиной сотнями крохотных колоколов. Забывая ночи, проведенные у костра, и веселый смех, от которого робкое пламя радостно рвалось вверх. Забывая детство, солнечное, полное шелеста деревьев над головой и верной руки брата, ловко подхватывающей, когда он спотыкался. Забывая первый доверенный ему секрет, первую боль в разбитом — как казалось тогда, — сердце, его звенящий смех и тяжелую ладонь, легшую на затылок. «Все пройдет, не переживай. Беды обойдут тебя стороной». Обойдут, да вернутся. Сторицей, сполна, ударят в спину, разорвут его на части, превратят в ошметки души, сожгут дотла. В комнате пахнет отчего-то полынью, и Кили вскакивает с кровати и выходит прочь, припадая на левую ногу. «Уходи…» Всегда можно сбежать, но разве выйдет уйти от пепла, что остался на месте бьющегося сердца? Не пепел — тлеющие угольки безумия, вот-вот готовые вспыхнуть пожаром. Он долго идет по гулким переходам и не может избавиться от видений, преследующих, словно темные духи, скрежещущие по каменным стенам острыми когтями. Холодный воздух обрушивается водопадом, но, вопреки обычаю, не вымывает жуткий сон, не заставляет встряхнуться, по каплям сцеживая въевшийся под кожу ужас. Он закрывает глаза и распрямляет плечи. Как и учили его. «Давай же… Чего ты сутулишься? Ты из рода Дурина и должен нести это знание гордо, как стяг. Посмотри на Торина. Видишь? Это и определяет в первую очередь твою храбрость. Посмотришь опасности и боли в лицо — победишь. Отвернешься, попытаешься избежать — погибнешь от удара в спину». Посмотреть опасности в лицо? Он смотрел. Но не знал, что же ждет его в будущем, не знал, что будет проживать день за днем, не замечая, погружаясь все глубже в грезы. Ложные воспоминания, о которых следовало забыть, выдрать их из груди, вырезать наживую. Рассвет медленно окрашивает горизонт в пламенные цвета. Кили стоит на стене и смотрит туда, вдаль. Вскоре небо отцветет, как маки летом, и вновь станет того необычного, яркого василькового цвета. И он снова не сможет оторвать глаз от него, и вновь будет сидеть неподвижно и тоскливо глядеть в синеющую даль. Ждать. Ждать чего? Того, что никогда не произойдет? Верить, что это всего лишь затянувшийся страшный сон? А потом молча спускаться вниз, в усыпальницу, и говорить, захлебываясь, рассказывать неживому и холодному мрамору о том, что наступила весна. Но он будет молчать. И только на мгновение привидится, что кто-то положил теплую и живую ладонь на плечо, да сжал ободряюще. И только ради этого еще бьется сердце.