Шепотом

Среда наступает незаметно. Вчера мы с Сонькой ходили в парк, где она покормила уток, насобирала листьев и попробовала утащить в дом очередную живность. Соня всегда отличается огромной любовью к животным. Необоснованной и чаще всего невзаимной. Я, в принципе, не против какого-нибудь компактного домашнего чудовища, но не все арендаторы согласны иметь дело с владельцами питомцев, значит, найти квартиру станет в разы сложнее. А брать животное на год, по-моему, жестоко. Приручить, чтобы бросить – не по мне. Поэтому обойдёмся. Отведя Соню в школу, отправляюсь на собеседование, зависнув там часов до трёх. Но когда дочь звонит в третий раз, извиняюсь и выхожу, поднимая трубку. - Что-то случилось? – спрашиваю первым. - Нет. Пап, у меня уроки закончились, мальчишки разбежались, сказали, у них сегодня карате. Можно Никита меня проведёт? - Никита? Какой Никита? – хмурюсь. - Ты его не знаешь… – начинает Сонька, я перебиваю: - Сейчас узнаю. Дай ему трубку. Секундная заминка – и неуверенное дочкино: - Хорошо. - Алло, здравствуйте… – решительно начинает некий мальчишка. - Ты понимаешь, какую ответственность на себя берёшь? – грубо перебиваю. Ни к чему сантименты. - Понимаю, но… - Вот поэтому не суйся. Передай Соне, пусть ждёт меня, я скоро приеду. Отключаясь, захожу обратно. - У нас к Вам ещё пара вопросов, – доброжелательно говорит приятной наружности женщина. Сажусь на стул и снова готовлюсь отвечать. Освобождаюсь примерно через полчаса. Понятия не имею, зачем они мариновали меня так долго. Проверяли выдержку или ждали, на каком моменте отсохнет язык? В любом случае, они просили подождать: свой ответ я получу через несколько дней. Забрав с парковки байк, еду в школу. Думаю извиниться перед дочкой, но её там не оказалось - персонал сказал, она совсем недавно ушла с каким-то мальчиком. Звоню. Грустный ответ: стоим возле дома, кода не знаем, ключей нет. И она до сих пор с тем мальцом. Ну, сейчас оба получат втык. Доезжая до нашего дома, вижу: стоят возле подъезда. Настроение у меня хуже некуда: злой как чёрт. У обоих виноватые глаза, а я с трудом удерживаюсь, чтобы ни на кого не наорать. - Софья, марш домой, – отдаю ключи и набираю код. – Обед в холодильнике, потом уроки. Вперёд. Она стоит молча, не возражает, но и не уходит. Делает два шага и, уцепившись за край моей ветровки, пытается подавить всхлип. Дочь, наверное, считала, что это обернётся шалостью, но я таких шуток не понимаю. У меня, пока ехал, чуть сердце не выскочило. - Соня, – непререкаемо. Кидает на меня неуверенный взгляд, но, поджав губы, всё-таки юркает в подъезд. Тогда я, крепко ухватив мальчишку за предплечье, отвожу данный субъект в сторону – он морщится, но не истерит и не отнимает руку. Рядом с подъездом располагается небольшой палисадник с парочкой деревьев, клумб и прочей мурой, туда-то я и отволок этого провожатого-добровольца – не люблю выносить сор из дому. - У тебя мозги есть? – почти шиплю, стараясь не говорить громко, чтобы не услышали соседи. Мальчишка поджимает губы, гордо выпрямляя спину. - Не думаю, что это настолько страшно, она ведь не маленькая. - Она? Не маленькая? – у меня чуть брови на лоб не полезли. – Ей всего восемь. Приезжаю в школу – её нет. Соображаешь, что я мог подумать? Он, сначала не веря, смотрит на меня, а затем хмуро кивает: - Понимаю. Извините. Она сказала… Закатываю глаза: - Мало ли что она сказала. Эта хитрая пакость даже меня временами дурит, не то, что чужих людей. - Но я же этого не знал! – мальчишка хмурится ещё больше, а я тяжело вздыхаю: дети… Злость понемногу улетучивается. Так, вдох-выдох. Больше всех виновата моя ненаглядная дочурка, а этот пошёл у неё на поводу. Соучастник, но в какой-то мере неосознанно. Решив закруглиться с обвинениями, я спокойно предлагаю: - Хочешь кофе или чая? - А? – он секунд пять глупо хлопает глазами, но быстро спохватывается: – Хочу, с радостью. Никита, – протягивает руку для пожатия. - Саша. Можно на ты, – с хмыком её пожимаю. Никита немного отступает, пропуская меня вперёд, и мы поднимаемся в нашу с Сонькой квартиру. Видно, что мальчишка здорово ошарашен поворотом событий. Дверь не замыкаем, позволив свободно зайти внутрь. - Разувайся, – киваю на полку для обуви. – Кухня там, – указываю в нужную сторону. – Чай сейчас сделаю. Вспомнилось, что байк я опять оставил во дворе, и надо бы его хоть пристегнуть, поэтому обуваюсь обратно. Спускаюсь вниз, чтобы всё сделать. Когда начинаю подниматься, навстречу спускается один мужик – сосед с первого этажа. - Твой мотоцикл? – спрашивает, наверняка заранее зная ответ. - Мой. Извините, он, наверно, мешает? Мужик засовывает руки в карманы драных потёртых треников и со знанием дела тянет: - Хоро-оший. Видел такой на витрине. Ты его, что ли, нигде пристроить не можешь? Дядька косит под приличные сорок-сорок пять, с «пивным» пузом, небольшой лысоватостью и желтеющими то ли от кофе, то ли от сигарет, то ли от всего вместе зубами. Чтоб мне до таких годков, если стану похож, не дожить. Тем не менее, мужик оказывается дельным: когда я рассказываю ему, что действительно не могу нигде пристроить свою тарантайку, он подсказывает одну платную парковку. - Буквально в двух шагах. Дерут прилично, но охрана неплохая. Сколько я там работал – ничего свистнуть не успели. - Так вы рекламируете? – смеюсь. - Нет, Боже упаси, – дядька тоже улыбается, – место правда хорошее, я много где прозябал, поэтому знаю. - Посмотрим, – как раз вспомнилось: у меня ж там дети, поэтому наскоро попрощавшись, я поднимаюсь к себе. Дети пили чай. Кто его приготовил – неизвестно. Но факт – справились без меня. Сонька о чём-то увлечённо рассказывала Никите, а тот поддакивал и задавал наводящие вопросы. Никем не замеченный, я тихо затворяю за собой дверь. Зеркало в коридоре висит так, чтобы показывать отражение сидящих в кухне людей. Они, в свою очередь, могут увидеть меня, но, во-первых, в комнате царит темнота, а во-вторых, вряд ли кто-то додумается повернуть в сторону голову. Малец умудрился меня заинтересовать. До этого момента я не особо рассматривал мальчишку, но теперь, прислонившись к стене, с лихвой навёрстываю упущенное. Когда я увидел его в первый раз, неплохое шестое чувство, не раз помогавшее при откровенно хреновых знаниях на отлично сдавать университетские тесты, подсказало единственно верную характеристику: «Слишком гордый, чтобы сдохнуть». Именно так, без лишних слов и запятых. Теперь удалось заметить штрихи, доказывающие верность моего предположения. Тёмно-русые, скорее каштановые волосы, до безобразия взъерошенные в чёрти-какой причёске, немного курносый нос, отчасти пухлая – детская линия губ, едва выпирающий кадык. Ростом пониже меня, но я в принципе тоже не особо высокий. Говорят, одежда – способ человека что-то сказать миру. Мальчишка надел «уютный» вязаный свитер кофейного цвета и простые светлые джинсы с неброской пряжкой ремня. Зеркало могло немного исказить отражение, поэтому, чтобы закрепить общее впечатление, я, не скрываясь, зашёл в кухню. Улыбка вежливая, до тошноты приятная, ногти не обгрызенные, а правильно обстриженные и ухоженные. Домашний мальчик – сказал бы, несмотря на вышеприведённую характеристику, если бы не… В коридоре Никита оставил две вещи: по виду набитый кирпичами рюкзак и высокие гриндерсы. Дети, видимо, слишком увлеклись разговором, поэтому ни шума, ни промелькнувшего света не заметили, а я ещё тогда, когда закрывал за собой дверь, успел мельком разглядеть странную обувку. Эти гриндерсы явно выбиваются из образа ботаника – будто установленное на стройке ярко-красное объявление: «Осторожно, опасность! Ближе не подходить!» Кислотно-оранжево-зелёные с разными шнурками они никак не вязались с обманчиво чопорным видом. Эдакий протест против серости мира. Они лучше транспаранта и надписи на лбу заявляют, что хозяину обуви наплевать на общественность и чьё-то мнение в целом. Однако я всё равно не могу воспринять мальчишку всерьёз – он подросток, а я по себе знаю, сколько в этом возрасте бывает заморочек. Завидев меня, дети прекращают беседу. - Соня, два дня. Вперёд, – сразу предупреждаю дочь, кивая головой в сторону спальни. - Ну па-ап, – жалостливо тянет она, однако я, не поддавшись на уловку, добавляю: - Три. И если я через пять секунд увижу тебя где-нибудь, кроме спальни, будет четыре. Считаю до трёх. Ра-аз. Дитё шустро исчезает, а Никита со смешком спрашивает: - Что это за шифры такие? - Дни без техники. Без компа, телевизора и телефона. Может погулять на улице, но только со мной, когда у меня будет время и желание. - Вау, – мальчишка, кажется, удивляется. – А в школе? - Телефон заблокирую так, чтобы можно было только звонить. Насчёт остального претензий не имею, школа это школа. - Кстати, – он отпивает немного чая, «обнимая» чашку обеими руками и полностью игнорируя ручку. – Почему она в четвёртом классе? Разворачиваюсь к столу спиной, чтобы пошарить по полкам и сделать себе кофе. - Мы с женой её рано отдали. В принципе, по дню рождения она подходит, поэтому в садике посоветовали отдать пораньше. - И администрация дала разрешение? – слышу стук от столкновения его чашки со столом. - А почему нет? – пожимаю плечами и проверяю температуру воды в электрочайнике. Горячая. Хотя… с отправлением в школу всё было не так гладко… Но посторонним это знать незачем. Мы молчали, пока я сыпал себе растворимый кофе и лил в кружку воду. - Ты не злишься? – нерешительный вопрос. Закончив с приготовлением, поворачиваюсь. Наблюдаю за его неловким положением и чувствую себя немного отомщённым за сегодняшний стресс. Медлю, с кружкой в руке садясь за стол. - Немного, – отвечаю после затяжной паузы. Мельком отмечаю: эта кухня действительно уютная – будто бы в тон общей атмосфере города. Здесь приятно проводить время, будь то семейный обед или ужин в одиночестве. Никита смотрит виновато, становясь похожим на побитую собаку, но одновременно не теряет странного обаяния и этой… гордости, что ли. В недолгом молчании допиваем содержимое чашек. Рядом на столе лежит нераспечатанный пакет слоёного печенья и вскрытое абрикосовое варенье – тоже нетронутое. Соня, хозяюшка, блин. - Хочешь, выйдем на балкон, перекурим? – предлагаю, поднимаясь. Насчёт подросткового курения я предрассудков не имею. Каждый решает сам для себя. - Не курю, – отвечает твёрдо. Вау, даже так. - Как хочешь. Лично я очень не против выйти на перекур. Плюс сегодня с утра, кроме пары бутербродов, во рту и крошки не было. А китайской стряпнёй, подозреваю, сыт не будешь. Мальчишка немного помялся: - Тогда я пойду. Он явно не знает, как вести себя в такой ситуации. - Вперёд, – не возражаю. Малец снова не знает, что сказать, поэтому поднимается со стула и идёт в коридор. Я следом. Никита недолго клацает выключатели, а находя тот, который даёт свет в коридоре, закидывает на плечи рюкзак. Присаживается, пытаясь обуть гриндерсы. Видимо, пытается убраться отсюда как можно быстрее. Со смешком подхожу, придерживая рюкзак за верхнюю ручку – он сильно тянет в бок, если наклониться. - Так и думал, что там кирпичи, – заключаю, когда Никита поднимается. - Книжки, – поправляет, дожидаясь пока я открою дверь. Едва замок поворачивается, мальчишка вежливо прощается и уходит. Так заканчивается наша первая встреча. Минутой позже захожу в спальню. Сидя на большой кровати, дочь пытается читать сказку с картинками и старательно не обращает на меня внимания. - Радость моя, ты постоянно выбираешь себе странных друзей, – присаживаюсь рядом, сгребая своё дитя в медвежьи объятия. Не получив ответа, кладу подбородок на её макушку. – Ребёнок, ты со мной не разговариваешь? - Немножко, – буркает. - Я волновался сильнее тебя, поэтому без претензий. Закрывая книжку, она тяжко вздыхает. - Пойдём, покормим уточек в парке, – великодушно предлагает. Кажется, Её Величество больше не дуется. Иногда я совсем её не понимаю: по-моему, единственный, кто должен злиться, – это я.