Неуловимый

      Один день назад.       "Вскоре, после того как обломки рассудка Ривая уже въелись ему в мозг, он ощутил непривычные ему эмоции, которые, подобно кислоте в мясе, разрушали его организм. Словно сейчас его тело отказалось не только воспринимать действительность, но и действовать дальше. Алые капли крови скользили по мягкой, немного смуглой щеке, оставляя алые дорожки возле подбородка и оголенной шеи, они подобно глине застывали, так и оставляя эту картину испачканной красной гуашью. Ривай видел, как металлическая пуля со свистом пронзила мягкую плоть. Судьба самолично предоставила ему шанс насладиться зрелищем, как веки парня закрылись. Казалось, навсегда. Но это лишь было необдуманная идея мозга мужчины, которая, как назло, отказывалась уходить прочь из мыслей. Не сжав плечи, всего лишь прижав к себе еле дышащее тело, Ривай посмотрел из под плеча на угрозу жизни, которая, по всей видимости, свалила настолько быстро, что мужчина даже не успел моргнуть. Тяжесть тела совсем не ощущалась, даже на минуту показалось, будто душа покинула тело, а она и была тем источником веса, который был в теле Эрена. Аккерман, положив голову на плечо, уткнулся носом в его шею, при этом сжав рубашку на спине Джагера. У него была такая худая, ровная спина. Ривай почувствовал позвонки даже через тонкую ткань одежды.       Сейчас он вновь переварил всё, что получил и потерял. И если бы не эта чертова сухость и неконтролируемое желание сдерживаться, он бы, наверное, заплакал. Прошло менее двадцати секунд, но мужчина уже почувствовал забытое чувство потери заново. Теперь на этом чертовом Нью-Йоркском кладбище прибавится ещё одна мраморная могила, которую будет посещать лишь один человек.       Больше не будет никаких занятий, под предлогом которых встречались. Не останется больше пиджак Ривая у Эрена. Ни один человек больше не узнает имя шатена. Никто не пожалеет о том, что он умер от рук неизвестных. Не дрогнет ни один голос, не пройдёт на порог Ривая больше ни один человек. Мужчина вспомнил ту чертову войну, на территории России. Сибирь была всегда холодной, как и натура русских военных. Несломленные, целеустремленные люди, которых лишили всего. Ривай чувствовал этот сердечный холод, чувствовал и боль, которая таилась внутри ненависти к живому, чувствовал боль одиноких. Как тогда, когда Германия для своих корыстных целей вновь предала Америку, забирая с собой следы преступлений и тела свидетелей, которые ещё несколько минут назад были союзниками. Среди этих самых тел были и два непохожих на другие, французские черты лица Изабель и гражданина Америки — Фарлана. Тогда, ещё в то далекое время, год назад, Ривай так же почувствовал это самое замкнутое чувство бездействия.       И словно небо проливалось на солдат, и от проблем захотелось закричать. Громко и в голос. И снова с неба проливались на него ответы и вода. Но крик был бесполезен, никто из них всех — военных, пленников и друзей погибших ничего не хотели менять. И Ривай тоже.       Почувствовал на долю секунды свободу, теряя всё подряд в разницу около миллисекунды, нажимая на курок, рассматривая сквозь дождь на падающие, бездыханные тела других. Война бесследно уничтожала всё на своём пути.       — Эрен... — сквозь робость в голосе, мужчина произнёс заветное имя, — что это было... Эрен, — действительно, что же? Была ли это та ошибка, и почему сейчас вновь повторилось всё? Почему. Сквозь тонкую, режущую слух тишину, внезапно почувствовалось биение мальчишеского сердца. Оно эхом прозвучало в теле Ривая, смешиваясь с его собственным пульсом.       Мужчина широко открыл глаза, недоумевая и утопая в собственных вопросах. "Он жив!" — Ривая озарило. Отталкиваясь от его плеч, мужчина посмотрел на рану в плече. Прошло более одной минуты, но Эрен продолжал терять кровь. Подхватив под руки его мягкую тушку, Ривай нащупал в его штанах сзади твердую вещь. Вытащив её из спрятанного внутреннего кармана, мужчина опешил.       — Это ещё что за хрень? — произнёс он вслух, нахмурив брови и рассматривая стальной пистолет, магазин которого был полностью заряжен и блистал на солнце. Затертая краска на спусковом крючке говорила о том, что оружие уже использовалось ранее. Ривай знал эту модель, она была одной из самых быстрых и удобных для дальней стрельбы — (MRI) Desert Eagle. Его внешний вид был далеко не самым безобидным. Черная сталь отражала лучи солнца, подобно зеркалу. Ривай знал всю мощь холодного оружия, поэтому он просто отказался принимать за факт то, что Эрен носит с собой пистолет не просто так. Ривай не верил самому себе, поэтому, откинув мысли прочь, сосредоточился на главной проблеме. Модель была хороша, но выдавалась лишь тем, кто имел доступ не только к боевому оружию, но и сдавал предназначенные для стрельбы экзамены. И, вновь глянув на это милое и невинное лицо, Аккерман подумал о том, что только лжецы выживают в этом мире. Ведь это значило, что Эрен мог получить это оружие несколькими способами. Вариант а: он его украл у военного. Вариант б: получил незаконно по наследству или как подарок. Вариант в: имел возможность пройти экзамен или специализировался в военных действиях. Возможно, в его сознание приходила мысль, что он мог бы бросить Эрена здесь. И может даже он бы так и сделал, будь то кто-нибудь другой. Но, лишь плюнув на подобную мерзость, спрятав боевое оружие за пазуху куртки, мужчина сейчас бежал в поисках ближайшего госпиталя. Не останавливаясь, он не надеялся, что люди ему помогут. Он лишь надеялся на свои силы. Поворот, ещё один, несколько терпеливых минут и мольб, и новое встреченное жизненное препятствие. Возле уха со свистом пролетает тяжелая сталь, оглушая слух ровно в половину. Обернувшись, мужчина не видит никого, но через одну секунду резко разворачивается, не давая противнику прицелиться. Разворачиваясь, Аккерман одним резким движением достает оружие из кармана. И, прицелившись за дерево, стреляет на несколько сантиметров выше верхней ветки, за которой было именно тот этаж, на котором сидела та особа.       Благодаря удобному прицелу, время на него почти не тратилось.       Промахнулся, но, убедившись что Аккерман выстрелил в ответ, она исчезает за бордовым кирпичом стен.       Сердце бешено стучит, и он слышит свою аритмию, вовсе не от страха, а от злости. Ривай вновь взял эту мерзость в свои руки. И, если бы не опаска, что мужчину могут посчитать за нападавшего, выкинув ему оружие с отпечатками пальцев, он добегает до дороги, попутно ловя машину с раненным Эреном на руках. Без сомнения, стоять пришлось менее чем несколько десятков секунд, так как равнодушных водителей не так уж и много. В данный момент Ривай просто ненавидел всё, поэтому с водителями не мог спокойно говорить.       — До New York-Presbyterian Hospital, у меня ранен человек, ему срочно нужна медицинская помощь! — громко и со спешкой произносил Ривай, укладывая тело в машину и снимая свою кофту для того, чтобы остановить кровотечение, зажав рану.       — Что?.. Ка... О боже, садитесь! — не на шутку перепуганный водитель просто потерялся в круговороте своих собственных вопросов, — как это могло случится с вашим сыном? Это же чертов город!       Волнующийся человек за рулем говорил всё, что приходило ему в голову. Они уже давно нарушили все возможные правила дорожного движения и услышали не меньше десятка хоровых оскорблений. Руки молодого парня за рулём сильно дрожали, словно сейчас он может быть виноватым в смерти незнакомых ему людей. Не каждый раз приходится видеть такое зрелище.       — Что? — сощурив глаза и протянув гласную, Ривай с презрением спросил человека. Нет, он конечно знал, что они разного возраста, но сейчас стало даже немного стыдно. — Да какой к черту... да пошел ты, какая разница?       Действительно, как можно волноваться о подобных вещах, когда в вашей же машине умирает человек, ведь когда женщины рожают, никто же не спрашивает, кто их муж?       Наклонившись к парню и, взяв его лицо в ладони, Ривай поцеловал прохладные, немного посиневшие губы подростка с таким трепетом и теплом, с каким делают в последний раз.       — Потерпи ещё немного, скоро тебе будет лучше, — тихо, — скоро... совсем скоро.       Прикрыв глаза, Аккерман дотронулся лбом до чужого лба. Совсем скоро ему станет лучше, ведь больница уже виднелась в отражении бокового зеркала автомобиля. Не дожидаясь пока водитель толком припаркуется, Ривай открыл дверь и снова подхватил Эрена.       — Помогите! — крикнул он санитарам, спокойно курящим возле центрального входа в госпиталь. Те, не ожидавшие такого резкого обращения, не на шутку перепугались, — У него кровопотеря!       — Быстрее позови доктора Дорена, живо! — скомандовал высокий шатен своему коллеге, который тут же метнулся выполнять указания, попутно выкидывая окурок.       Оставшийся же попытался перехватить у Ривая раненного, но тот не на шутку был серьёзен и зол. По его лицу можно было понять, как чувствует себя человек, который стоит на утесе и рискует всем. Доктор не первый раз сталкивался с родственниками, которые, теряя надежду, делали необдуманные решения, поэтому он считал их выбор вполне обоснованным, ведь Ривай переживает шок.       — Я сам, — холодно бросает мужчина, следуя за развернувшимся доктором. Спустя пару секунд подбежала, судя по всему, регистраторша, так как она дала подписать бумаги, но откинув их прочь, Ривай лишь презрительно глянул на неё. Какая к черту разница, какого его имя, кто он такой и какая у него родословная? Сейчас этот человек умирал и ему срочно нужна была первая помощь.       — Деньги есть, — на всякий случай крикнул Ривай доктору, который подбежал секунду назад. По его возрасту можно было предположить, что он и является тем самым лечащим травматологом Дореном.       — Жизнь не купишь, сэр, — этот мужчина был настолько спокоен, что можно было сказать либо слишком уверен в своих силах, либо настолько ничтожен, что даже не принимает во внимание людские смерти. — Обещаю, мы сделаем всё, что в наших силах.       Но Ривай не мог верить на слово. Внутри мужчины бились противоречивые чувства, но выбора не было. Ривай в последний раз взглянул этому человеку в глаза, то ли для того, чтобы человек сделал свою работу на совесть, то ли потому, что боялся. Да, возможно так оно и было. И даже несмотря на то, что самые бесстрашные и смелые идут вперёд, разгребая в стороны всё свои проблемы, у мужчины было одно, одно единственное слабое место. Обычно наши страхи возникают из-за того, что мы боимся смерти. Война изменила этого человека, словно в игре на выживание, когда люди жертвуют ради чего-то, она показала, что ради победы нужно откинуть человечность и страхи. Но здесь был другой случай, несмотря на то, Ривай был готов броситься на произвол судьбы, поменяться с этим чертовым Эреном местами, ведь он бы с радостью умер первым, нежели вторым. И не потому что нуждался в тепле и боялся его потерять, не потому что боялся остаться одиноким, он боялся сделать неверный выбор, окончательно закопать свою надежду и веру. Она и так, словно под тяжелым мрамором, лежала поверх человеческих черт, крепко закрывая их от внешнего мира.       — Пожалуйста, — он так редко говорил столь дорогие и ценные слова. А порой они были настолько нужны, но их просто не хватало. Он не мог. — Это все, что я прошу.       Тяжело вздохнув, Ривай быстро передал доктору уже заметно побледневшего Эрена, который рефлекторно морщил брови. Словно за куклой, Ривай следил, как на чужих руках уносят этого человека, который безжизненно свесил ноги, откинув голову назад. Медперсонал кучкой быстро забежал в операционную; мужчина наблюдал за всем до того момента, когда дверь захлопнулась перед ним. А на самом дереве была прибита металлическая пластинка, на которой выгравированными черными буквами виднелась надпись: "Операционная. Посторонним вход строго воспрещен." Подобно яркой вспышке, словно в его сердце попал осколок льда, перед глазами блеснула секундная картина, которая, как кинопленка, отражала реальность и нечто забытое. Картина, как уносили Эрена, менялась быстро, возвращаясь обратно.       — Это где-то было... опять, — уперевшись в стену рукой, брюнет перевел сбившееся дыхание. В его сознании снова возникали странные вещи, словно из ночных кошмаров. Но почему-то, даже без тех кровавых зрелищ, именно эта картина была самая пугающая. Это не был сон, это была реальность. Галлюцинации? Когда-то Ривай уже видел во сне, как он лично уносил кого-то из солдат хоронить на поле. Но... это точно была война, но она не была похожа на другие. Невозможно передать, что чувствует человек во сне, но в тех снах, которые снились бывшему военному, была связывающая нить между человечеством. Не чувствовалась та ненависть к людям, всегда присущая теперешнему времени. В мире капрала, так называли Ривая, не было ненависти к тем, кто имел сердце. Иногда ему снились такие странные картины, будто нечто похожее на силуэты людей, которые не имели четких очертаний, и невозможно было понять кто они, выделялись среди гигантских пустых черных пятен. Люди, как казалось во сне не имели ничего, кроме ярко-красного нарисованного сердца, а те, к кому чувствовалась ненависть и отчаяние, были намного больше. Они заставляли просыпаться в холодном поту, когда сливались с тенями людей и тушили их сердца. Просто они исчезали, а пятна росли. И в одном единственном, последнем сне и теперешней картинкой, была воплощена реальность. Капрал, который нес на руках человека, проходил по белоснежной, подобно совести невинных, тропе, на которой после шагов оставались алые следы. А человеческое сердце больше не было таким ярким, оно угасало. Но капрал настойчиво продолжал бороться, он шел и шел, не давал громадным теням поглотить этого человека. И до тех пор, пока оставался хоть контур сердца человека на руках, Ривай шел. Этот сон в прошлый раз оборвался на том, что пепел человека растворился.       — С вами все в порядке? — женщина, на вид лет тридцати, подбежала к схватившемуся за сердце мужчине, который медленно сползал на пол от боли. — Вам плохо?!       — Всё нормально, — он потянулся к переднему карману куртки. Сейчас ему нужно было срочно позвонить Ханджи. Срочно. Она единственный человек, хоть и ненормальный, который знает о галлюцинациях. Ривай никогда не понимал, что хотела эта женщина, но как только начиналось подобное, она всегда твердила: "Запоминай всё, что видишь. Это настолько же важно, как и твоя жизнь". Она говорила как психолог, словно понимала, и это бесило Ривая. Она молчала! Как бы мужчина не просил эту сумасшедшую рассказать хоть что-нибудь, да хоть как успокоиться при подобном, она настойчиво твердила: "Потом ты всё поймешь, это важно, прости, я не могу сказать сейчас тебе". А потом эта женщина убегала из чертовой комнаты и, громко хлопнув дверью, про себя шептала: "Ещё не время... ты не должна... не должна... не должна...". Но каждый чертов раз приходилось заходить к ней и просить её дать ту самую таблетку, которая якобы была от головной боли. А почему, как вы думаете, Ривай вообще ей рассказал о том, что ему снится подобная ересь? Не-ет, это было вовсе не потому, что кое-кто нуждался помощи у сумасшедших. Ненормальных слушать — как об стенку горох. Эта чертова женщина единственная, чьё лицо во снах имело ярко выраженные черты. Глаза, нос, даже эти чертовы очки, которые она носила непонятно для чего, ведь проблем со зрением у неё не было — всё было схожим. По началу Ривай скидывал это на простое совпадение, ведь на протяжении длительного срока он не раз говорил себе о том, что Ханджи просто его единственная живая тетка. И это нормально видеть таких людей во сне, не так ли?       Его руки безумно дрожали, наверное, вовсе не от страха. Но было что-то такое, почему он не хотел её слушать. Что-то, что не имело причины, и даже не потому, что Ривай всегда отказывался принимать помощь, а потому что Ханджи... была чокнутой.       — У меня просто прихватило сердце, — четким голосом отмахнулся мужчина от медсестры. — Это не проблема для военных.       — Да что вы все такие стойкие? Военные, школьники, подростки — вам нужна помощь, организм у всех один, и это вам не нерушимая стена, — даже не дослушав последующие замечания, она просто подхватила под руку Аккермана, помогая добраться до больничных палат. Последний же дальше спорить не стал, смирившись с тем, что и у галлюцинаций есть плюсы, попросил:       — Положите меня в одну палату с тем человеком, за ним нужен глаз да глаз, — он сказал это сквозь силу, но руку, все-таки, убрал с плеча.       — Кто бы говорил, — она, немного задумавшись, ответила не сразу, — в этой больнице есть определенные правила, если вы не будете тревожить пациента, я смогу что-нибудь придумать.       Кивнув в сторону палаты номер шесть, она поспешила удалиться за доктором.

***

      Комната, в которой находились герои незавершенной войны, была укутана пеленой ночного забвения, на котором мерцали несколько сотен ярких белоснежных звезд, освещавших всё сказочное небо. Солнце настолько любило луну, что каждую ночь умирало, давая своей возлюбленной дышать. Ветер еле заметно трепал шторки в больничной палате, наполняя комнату свежим воздухом и легким холодком, который скользил по еле-еле загоревшей коже Джагера, вызывая фриссон. Поэтому Ривай снова натянул повыше мягкую больничную простынь, которая сплошь пропахла медикаментами и запахом теперешнего пациента. Аккерман никогда не был заботлив, и если бы ему когда-нибудь сказали, что он вновь поверит в счастье и перестанет спать ночи из-за кого-то сопляка, а уж тем более настолько переживать и пропускать рабочие будни, то он, наверное, посмотрел бы на человека сказавшего это со всей злобой и непониманием.       Сейчас же он, воспользовавшись моментом, с трепетом перебирал каштановые пряди между пальцами и заботливо следил за тем, чтобы постельное белье не сползло и Эрен не замерз. Конечно, Ривай бы мог сейчас закрыть это чертово окно и дело с концом, но медсестра настойчиво попросила не делать этого, хотя бы потому, что свежий воздух полезен, да и запах йода был бы очень не кстати.       — Спи, — шепотом, еле слышно. Он не надеялся, что его кто-нибудь услышит, — ты, наверное, тоже устал от этой жизни, раз хранишь револьверы в штанах.       Ривай немного оскалился: в его голове до сих пор не укладывалось то, что этот безобидный пацан хоть как-то связан с взрослым миром, полным ненависти и отчаяния. Хотя мужчина мог предположить что угодно.       Неразделенная любовь, злоба, эгоизм, депрессия, хобби, увлечение, баловство, да что, черт побери, угодно, но только не действительность. Он не понимал множество вещей, но с каждым новым днем ему все больше казалось, что эта бестия, которая упала ему словно снег на голову, эти сны, эта взаимность — не могли быть просто так. Это не совпадение, в жизни не может быть столько безосновательных причин. И с каждым новым вопросом, возникшим у Ривая в голове, он понимал, насколько ущербны его знания о Джагере. Насколько же много ему еще предстоит о нем узнать? Что придется еще осознать? И вот с каждой подобной херней приходилось говорить: "Он не такой, пожалуйста, не такой."       А "такой" — это, собственно, какой? Да какого черта в центре известнейшего штата Америки произошло покушение на убийство? В поисках ответа, Ривай перерыл все ящики с информацией в своей голове, и более правдоподобным было именно то, что Эрен как-то связан с военной службой. В ином случае незаконное ношение оружия по стране было бы наказуемо. Мужчина не мог знать, насколько далеко он от истины. После лечения бы обязательно возникли вопросы, не исключено, что новость о этом инциденте уже не была показана по телевизору и подробно не изучена. Мужчину бесило то, что он не знал абсолютно ничего, словно реальность в сотый раз обводит его вокруг пальца, и он теряет какую-то зацепку.       Чтобы развеяться, мужчина решил всё-таки пройтись по больничному крылу. Сейчас у него было желание выпить чего-нибудь крепкого. Но, к великому сожалению, не стоило забывать о трех вещах: а) Он находится в госпитале, где строго-настрого запрещены не только алкогольные напитки, но и обычные продукты в целом. б) Сейчас была глубокая ночь, поэтому покидать палату было запрещено. в) Пить Аккерман бросил, почти. По крайней мере, он был уверен, что алкоголь теперь не вызывает у него прежнюю зависимость. Раньше это был единственный способ подавить свою депрессию. И мужчина вовсе не был алкоголиком, но избавиться от привычки, после которой оставалось немало последствий, он сам не мог. Тогда впервые в жизни он по совету Ханджи пошел к врачу. И знаете что? Такой глупой научной версии, почему возникает депрессия, он не слышал еще никогда.       "Депрессия, — говорил врач причину, — причины могут быть самые банальные. Например, в вашем организме может просто не хватать химического вещества — серотонина."       Позже выяснилось, что недостаток серотонина влияет на способность сосредоточиваться на работе, спать, есть, радоваться приятным мгновениям жизни. Когда это вещество отсутствует полностью, человек ощущает безнадежность, чрезмерную усталость, пессимизм, собственную бесполезность, мучительное беспокойство, трудности с принятием решения, а затем погружается в безысходную грусть, приводящую к полной апатии, самоубийству или вот таким вот привычкам.       Вот и Риваю сейчас хотелось "восполнить запас серотонина" в организме. И плевать он хотел на правила. Поэтому, встав со стула, он убрал рукой прядь волос со лба, при этом целуя Эрена в лоб, якобы извиняясь так за то, что придется отлучиться.       Вскоре шаги стихли, оставив в комнате мальчишеское посапывание.       Все пациенты госпиталя спали тихим, совершенно умиротворенным и облегчающим сном, практически все. Человек, чей блеск стали был ранее упомянут, ожидал нового, все того же тихого и удобного момента. У этой особы не было привычки бросать начатое. "Главное самообладание, — гласил его девиз, — обязанность завершать, отец."       Тишина каждой палаты была неприкосновенна, но вскоре человек спрятал бинокль обратно в сумку, наблюдая с крыши госпиталя собственными глазами.       — Наконец-то.