***
Тут было холодно, сыро и неуютно. Ветер здесь свободно гулял, продувая каждый тёмный угол. Где-то капало, слышался писк крыс, хождения склизких существ, они обмывали своей слизью полы, стены, потолки. В середине просторной комнаты, где были задёрнуты занавески, на полу лежали книги со странными закорючками, на пишущем столе валялись перья, листки, стоял большой деревянный стул. Молодая черноволосая девушка была привязана к стулу, не имея возможности пошевелится. Она старалась тихо дышать, не плакать, не дрожать, но это плохо выходило, то и дело и груди вырвались всхлипы и рыданья, заглушенные тряпкой во рту. С левого колена текла струйка крови, колено открывала разрезанная в клочья зелёная юбка. На руках, на щеках были царапины. В глазах пленницы читался стыд, унижение и страх. Он съедал её сердце. Отравлял все достоинства, которых было много у девушки, заставлял опустить голову и надеяться на лучшее будущее. Вряд ли. Никто не придёт. Всегда одна. Она останется тут и будет гнить. — И нет родни у чёрно тела, И нет света, нет и веры…. Да только бабочки парят, И они приведут тебя ко мне, Чтобы провалилась к чёрту, в пропасть! Не так ли, милая? Или я что-то упустил? — прошептал кто-то в темноте. От этих слов девушка вздрогнула и взглянула в самую тёмную точку. - Нет, ты не умрёшь, всё потом, всё потом. А пока спи, спи, дорогая гостья. И пленница обвисла на стуле. Вспорхнула бабочка на плечо у гостью, освещая лицо черноволосой. Кто-то улыбнулся и прошептал уже: «Всё потом, иди прочь».***
Джотто проснулся с нового крика, на этот раз кричала Лада и бегала по дому со словами «Настя». Девушка заглядывала почти в каждую комнату, выбегала и в сад, и на кухню, и в комнаты для прислуги, растрёпанная, напуганная и взволнованная. За ней по пятам прихрамывая шла Екатерина, прислушиваясь к каждому шороху, пытаясь ощутить пламя Анастасии, но ничего она не уловила. Вскоре в коридор вышла будущая и нынешняя Вонгола. Ладу еле привели в чувство, та с дрожащими руками отпивала из стакана, глаза были словно покрыты плёнкой. — П-понимаете, я почти не помню вчерашний день. Я… Я выбежала за Настей, она была сама не своя, а затем туман. Ничего не помню. — Что за дьявол! — крикнул Примо и ударил по столу, — Сначала эти щупальца, затем и это. Похищение. Кто-то похитил девчонку прямо из-под носа! Как так?! — Джотто, — холодно начала Екатерина, — Вы разве не помните? Вы сами сказали забыть о ней? Видимо в этот момент её и выкрали, и то, что она была слаба, сыграло на руку. Теперь кричать, метать не имеет смысла. Лучше всего послать за патрульными людей в участок, они бросили нас на растерзание чудищам. А если они знали об этом? И решили скормить нас им, как конкурентов? В Рундой их бы уже расстреляли, как и всю семью. — Рундой? — переспросил Алауди. — Да, наша прошлая семья, — кивнула дождь, — и ещё...может припомните, есть ли у Вонголы враги? Или у Вас? Тела осматривали перед тем, как послали за нами, скорее всего, на них не напали щупальца, следовательно, они поджидали нас. — Стойте, а как они попали в тело? — подал голос и Рёхей. — Дубина, мозгами пошурши? Они не могут вырасти за пару минут, за час, им нужно время! Время! Понимаете? Следовательно, ещё до убийства они были в телах людей? Как они попали туда? Еда, вода, лекарство, — вскипела Лада и швырнула в мужчину стакан. — Извините. — Надо узнать, что принимали погибшие. Да и вообще, что связано с ними. Есть ли родственники, какие-то связи с бароном. Джи, пожалуйста, займись этим. — Да, Примо, — кивнул хранитель урагана и вышел из кабинета. — Алауди, можешь поехать в участок? — Пф, — фыркнул облако и также лениво вышел за хранителем. Когда комната опустела, глава семьи преспокойно сидел в кресле и рассуждал. На столе — листок, на листке — краткие записи, мысли, цепочки, они порождали предложения и продолжение мыслительного процесса. Джотто думал о редких детективах, которые наверняка ушли на путь зла, решили помогать чокнутому профессору. Но при чём тут была его семья? Да, она убивала неугодных, защищала, занималась редкими поставками кое-каких веществ, охраняла людей, его люди были осторожны и терпеливы, их очень тяжело вывести на чистую воду, даже заметить при выполнении работы. Кому был неугоден он? Этот профессор действительно чокнутый, из-за его вмешательства теперь под угрозой целый мир, он и другие могут не родиться, зачем ему это? И какой ценой? Но додумать эту мысль Примо так и не смог. В кабинет робко постучали. — Да? Показалась заплаканная, чужая ему Элеттра. Она опустила плечи, ссутулилась и смотрела в пол, в руке девушка держала потрёпанное письмо. Тихо, мышкой, она дошла до стола, положила эту бумагу и отошла подальше к двери, опираясь, ища опору. Джотто сначала хорошенько осмотрел девушку, а затем вслух принялся читать, голос становился всё тише, пока и вовсе не замолк. Зрачки у мужчины сузились, то ли от шока, то ли от поражения и скрытого страха, он вчитывался, перечитывал каждое слово, не веря. — Когда? — наконец-то выдал слово Примо, убирая поганый листок подальше. Девушка вздрогнула, но всё же ответила: — Вчера днём, господин. — Когда ты успела меня называть господином? — удивился мужчина. Ему хоть и было жалко сироту, но противно смотреть на подавленную, побитую будущую женщину. — Утрите слёзы, вам не о чём беспокоится. Вас никто не выгонит. Я позабочусь об этом. А пока приведите себя в порядок. Элеттра послушно вышла из кабинета и пошла куда глядели её глаза. Она была убита ещё вчера, уничтожена, она потеряла из-за болезни мать, а затем из-за какого-то преступника отца. Того, кто растил её, любил и лелеял, желал истинного счастья. Слёзы полились из глаз, девушка стала усиленно их вытирать не останавливаясь. Девушка увидела перед собой сверкающее от солнца лезвие с рукояткой, не услышала не единого звука. Решение от всех проблем пришло моментально. Самое яркое, самое понятное, самое простое. Там. В небесах. Она. Будет. Не. Одна. Успев замахнуться, девушка так и не смогла свершить того, чего жаждала душа, не дали, оттолкнули и дали по щекам. В ярком свете солнца было не увидеть лишнего в этой картине, от солнца хотелось рыдать, закрыться в подвале и ждать ночи там. От пылающих от удара щёк исходил жар, хотелось зарыться головой в землю от стыда. — Совсем обезумела?! Дура! — крикнул мужской голос, руки обхватили плечи Элеттры и стали трясти. — Дура! Приходи в себя, я ещё не закончил! — Нет! — слабо забилась девушка, пытаясь вырваться из плена. — Это тебе нет! Ишь чего захотела! Жизни себя лишить, ты действительно настолько дура, что не ценишь её? — солнце, это было действительно солнце. Яркое, сильное, неподвластное. Он будто горел, был зол, пылал. — Ты ничего не знаешь!!! — Я знаю только то, что ты хотела закончить жизнь самоубийством! Чем ты думала? — Тем! Я одна, все меня покинули… — Это не повод идти на поводу чувств, надо вставать и бороться дальше! Дура! — хватка ослабела, как и голос. Мужчина не мог больше говорить, Рёхей лишь посмотрел несостоявшейся самоубийце в глаза и ушёл. Здесь он был бессилен. А девушка осела на холодный пол, чувствуя дерущее её внутри одиночество.***
Она была в заперта уже в новой тёмной и прохладной комнате. На комоде стоял подсвечник с маленькой свечкой, которая не горела. Кровать была на удивление мягка, приятна на ощупь и пахла горными цветами. Рядом с кроватью стоял стул, резной, из дерева, красный. У противоположной стены был круглый стол с двумя стульчиками, на нём — ваза с цветами. Силы, которые можно было бы потратить на освобождение, не нашлись. Девушка была прикована к постели, могла шевелить ногами и кричать, но крики её были не слышны, только в этой камере. Надежда с каждым часом таяла. У девушки, пожалуй, было только две вещи с собой, кольцо и коробочка, которую похититель так и не забрал. И это был плюс в этой ситуации, если бы только она могла вызвать пламя, но эта способность исчезла. — Свет, пронзающий тьму, проглотит тебя, Станет хранителем твоим и тенью. Лёгкий танец на плече почувствуешь, Спокойствие по телу разольётся, только не бойся. Бабочка — страсть и сила волшебства. Колдовать сможешь диковины всякие, Но для этого нужна сила воли И желанье твоё. — Дурацкая песня, — человек вошёл в комнату незаметно. — Успокаивает, да? Одна совсем, даже твоя магия не помогает? Ведьма, сжечь бы тебя на костре, всё! Прикинулась родственницей Примо, околдовала высокопоставленных людей, что ты скажешь в своё оправдание? Не молчи, ну же! — крикнул человек, возвышаясь над бьющейся девушкой. Её слезинки блестели, он это видел и усмехался. — Хват-тит, — прошептала Анастасия, пытаясь рассмотреть пленителя, но чёрный плащ скрывал даже руки. — Что именно? Ты жива, благодари хотя бы за это! Я не отдал тебя церкви, они бы тебя изодрали, как волки. — Хватит. Хватит! — прошипела уже девушка и плюнула в лицо похитителя, за что получила звонкую пощёчину. — Тварь, — крикнул человек и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. — Ты ступишь в пламя! Ты сгоришь дотла! Ты будешь вся гореть, орать и биться, Да только нет тут никого, Да только тебе одной суждено разбиться,- и который раз за день Анастасия зарыдала в голос.***
Она гуляла в парке, нигде не было ей места. Она всё вспоминала и вспоминала слова Рёхея, угнетала и угнетала себя больше. Элеттре хотелось обратно в детство, в беззаботное и прекрасное детство, чтобы никто не посмел её тронуть, заставить страдать. Девушка гуляла до позднего вечера, сидела на лавочке, ходила, мочила руки в небольшом фонтане. Желание смерти стало теперь настолько противным, что хотелось удушиться, за грехи затянуть петлю, но жить ей всё же хотелось больше, ведь она не нашла свою любовь и счастье. И пускай Джотто был всегда с ней добр, прощал маленькие интрижки, он впустил её в свою семью, доверял тайны и планы, воспитывал. Как она могла ненавидеть его? Того, кто заботился о ней больше двух лет. Солнце почти скрылось за горизонтом, стало ещё прохладней, одиночество охватывало с головой. Одна единственная подруга исчезла, что теперь ей делать? Как хотелось поговорить и поплакать на плече у друга. Элеттра не заметила, как рядом с ней встал высокий знакомый мужчина. Он переступал с ноги на ногу, волновался, руки холодели, да и вообще был не похож на себя. — Зачем Вы здесь? — решила прервать молчанье девушка, глянув на Рёхея мрачно. — Хотел скрасить Вам одиночество, Вы были правы. Я обезумел, такая красивая, сильная девушка решила завязать петлю, — выпалил солнце и низко поклонился в знак извинения. — Красивая? Правда? — мрачная маска спала, Элеттра с неподдельным интересом осмотрела его и весело хмыкнула. Её никто так открыто хвалил, тем более иностранец. Он отличался от других людей, даже нравом и словами, часто разговаривал на другом языке, смеялся, кричал «экстрим». Столько было в нём необычности, хоть изучай его — не могу. — Да. Правда. Идёмте, — сначала громко произнес солнце, а затем тихо от смущения. Он повёл её под руку к дому, их скрывали кусты и деревья. Они были совсем одни в тиши и красоте сада. Молодые люди. Красивые люди. Наверное аромат дивных роз опьянил их настолько, что они стали говорить без умолку, мужчина заставил её заулыбаться, а затем рассмеяться. Но долго веселье не продлилось. Солнце окончательно село, зажглись фонари, пробудились мотыльки. При звёздном сиянии Элеттра казалось ещё красивей, а её красные губы манили, как и красивое тело. Даже вымученное страданьем лицо придавало ей иной вид, более взрослый и жизненный. Над нелепой шуткой молодые люди вновь рассмеялись, но затем Рёхей замер, что-то толкнуло его, заставило очнуться, проснуться, пелена с глаз сошла, почудились новые звуки, запахи, которых он никогда прежде не знал. Какая-то внутренняя радость облюбовала его, заставила вспотеть и занервничать. — Что? — смущённо произнесла Элеттра, уводя взгляд подальше от настырного Рёхея. Ей стало неловко, он так на неё смотрел, по новому, как на женщину. Девушка замерла, на лице выступил румянец, а затем одинокая слезинка выступила и мгновенно скользнула на губы. - Как? — тихо прошептала черноволосая. Её будто током ударило, ведь она только что разделила чувства мужчины, прочувствовала всё то, что сейчас говорило в нём. — Как так можно? — ещё раз прошептала она. Рёхей приблизился, осторожно, нежно смахнул ещё одну слезинку, взглянул в глаза Элеттры. — Так не должно быть, — он был не в силах сказать что-то иное или же прекрасное «люблю», «желаю», только это. Так не должно было быть, он из будущего, а она из прошлого. — Разве не так называется твой «экстрим»? — спросила итальянка, чувствуя, как тело становится ватное, неподвижное, тяжёлое. Он подхватил её, крепко обнял, а затем поцеловал. Впервые мужчина чувствовал это. Хотелось ещё и ещё. Выпить до дна это чувство, но… Рёхей тихо и много говорил «я не могу», «не должно», «почему», «чёртов экстрим», но он не смел её отпускать, как и она. Им просто хотелось быть. Существовать. Сейчас.