Глава пятьдесят третья Одинокие души дымящих
Марта — девушка цветок. Марта — прекрасное имя с нотками черёмухи. Марта — огненно-рыжая киллерша с приятной улыбкой, чистеньким лицом и не менее волшебными глазами. Как она попала в Мальфиоре, не знала даже сама девушка. Ещё подростком девушка увлеклась химией, биологией и математикой, это определило её дальнейший путь — медицина. Учёба занимала всё свободное время, уматывалась каждый день и, приходя то со школы, то вскоре с института, падала на кровать и тут же засыпала. Не было времени думать о парнях, о дружбе, об отдыхе, но после института организм дал сбой. Руки стали дрожать, бессонные ночи, пачки сигареты. Она дымила пару раз за день, и всё время уходила в свой мир, отдаваясь в философию. Этим девушка смешила товарищей по работе. Но это была почти единственная вещь, которая могла её успокоить. Вскоре Марта встретила Юни, маленькая хрупкая девочка сразу распознала солнце и предложила работу. Не прошло и года, как две, так называемые, семьи слились, и её перевели в химический цех. Работёнка сначала нравилась солнцу, но как дело дошло до практики, залилась слезами. «Как вы можете! Они же живые», за эти слова она поплатилась сразу, будучи избитой и оставленной в небольшой комнатке, ей пришлось переосмыслить свою жизнь и перестать жить чувствами. Она знала, что не сможет убежать от этого, а поэтому стоило сначала обзавестись нервами, союзниками, а потом начать продвигаться вверх. Постепенно солнце стало выделяться, делало малозначимые заказы офицеров, капитанов, лечило рядовых с миссий. За рвение её перевели на нынешний пост, и так таковой доброй девушки доктора Марты больше не существовало, осталось только имя. Её закалила боль и страх подопытных. Солнце резало людей, извращало их тела, делало из них гибридов, как из пластилина вместе с командой Смерти. Она стала не последним человеком в нарастающей мощь семьи, а зато, что девушка не лезла в тёмные делишки, её поощряли и рекомендовали. Этому Марта была рада. Не открывать лишний раз рот — главное правило в семье Мальфиоре. — Я зло, и в этом есть своя прелесть. Деньги, крыша над головой, положение — это прекрасно! Конечно, мне жаль крыс и других подопытных, но это-жизнь. Не хочу потом скрываться от собственных заказчиков, проживать жизнь в захолустье, — дымила она на крыше, разговаривая сама с собой. Подул ветерок, и пришлось отвлечься от философических разговоров и глянуть за плечо. Даже спиной она чувствовала пристальный взгляд. За нею же стоял он. Рудольф собственной персоной. Он насмешливо разглядывал рыжую, а затем достав из кармана пачку и зажигалку, подошёл к дымящей поближе. — Злюшка, — позвал задорно Рудольф, растягивая это приятное для него слово, — А кто-нибудь из твоих приятелей знает, что ты излишни сентиментальна? — Откуда? — в такой же манере попыталась ответить Марта, но не получилось. — Ну-у, даже в стенах есть уши. Поверь, я знаю. Тяжёлое нынче время настало. — Мне жалко их, — тяжело вздохнув, доктор затушила сигарету о перила и повернулась к мужчине. Он не был красив, не отличался резкими чертами лица, проницательными глазами, волшебной улыбкой или ямочками. О нём можно было сказать «Невидимка», человек, который даёт себя видеть, когда этого хочет. Его образ забывался тут же, как только пропадал из вида. Он был слишком простой, слишком приближенный к настоящему человеку, без изменений, модификаций, как было модно в их круге. Такой же мужчина был внутренним, полностью соответствуя внешней оболочке. Являлся облаком, что тоже ему подходило. — Ох, Март, жалость — это последнее дело. Ты лучше о карьере подумай. Подумай, их нет — всё будет хорошо, ни тысячных смертей, ни особых эпидемий, они будут — наш босс взревёт и атомную бомбу пошлёт. — Ты прав, но они тоже люди. Одна вообще под сердцем ребёнка носит. Видно, они тоже не хотят войны. Тогда кто объявил, не знаешь? — Даже думать не хочу, ты же прекрасно знаешь, что любопытных тут не особо жалуют. И да, они люди, тем более не такие чистые, как ты думаешь, например: наркота. Продвигают же они, верно? Поэтому, если их не будет, ничего такого не произойдёт. В такое время особо. Слишком много тайн, — выдувая ядовитые пары, мужчина посмотрел на тусклое солнце и улыбнулся, — А хотя… в твоих словах есть доля правды, но никому она не нужна. — Мне страшно просто. Рудольф, как дальше быть? Волнения вспыхивают в разных частях мира! Я боюсь. — Я не хочу тебя разочаровывать или вдохновлять, утешать тем более. Давай сама, — и затушив сигарету, Рудовльф направился к лестнице. Внезапно остановившись, он окинул девушку взглядом, — Послушай, чтобы ни случилось — не смей сдаваться. Это — твой выбор. Подчиняться, самой себе пудрить мозги, жить по своим убеждениям, всё это — твой выбор, — сказал он, оставляя её. Марта осталась одна, слова Рудольфа пугали её, обнадёжили. Ей показалось, что он внезапно отдалился от неё, лишил такой дорогой поддержки. Хотелось задохнуться. — Так… не должно, не должно, — прошептала девушка и тоже стала закругляться.***
Полная тишина. Надрывая связки, она кричала, бившись о стены, она не могла вынести гробовую глухую тишину. Не было её сил. Не было ничего. — Самую буйную давай, — командовала людям в форме Ара. Самая буйная уже лежала калачиком на койку и всхлипывала, отвернувшись к стенке. Последующие часы она слышала злорадный смех, вперемешку с пиликаньем прибором, — Что ты чувствуешь? Что? — Р-раздирает, — застонала она, чувствовала, как внутренний жар прожигает лёгкие. — Ммм, — хищно улыбнулась Ару, — да ты крепкая, твой организм привык к нагрузкам, — проведя по голому животу рукой, женщин хлопнула его и крикнула, — Будешь моей любимицей, пока ни сдохнешь, а там посмотрим. Одевайся! А затем пришла очередь мужчины. — Пётр, да? Теперь ты будешь Зубастиком, давай сыграем? — угрожающе ухмыльнулась Ару. Мужчина сглотнул.***
— Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять, но до ста считать устал охотник, нажал на курок, и проблема решена. Шесть, семь, восемь, десять, сто, досчитал охотник наконец-то, но где-то он перескочил и шлёпнулся в овраг. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, охотник стал память напрягать, но устал мозг опять, ведь камень ворона за зайца подарила. Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, коль ты не хочешь со лба камни отдирать — не убивай, совет бывалой. Хоть до ста ты досчитай, не искупить грехи, ты знай, ребёнок, — хриплым голосом Бельфегор рассказывал самому себе сказку. Он, конечно, нашёл слабость камеры — вентиляцию, но не решался провернуть операцию, ведь принц был почти бессилен. Пластиковых вилок хватало только глаза наколоть, на большее они просто сломаются. Чтобы в конец не помереть со скуки, ему приходилось себе же придумывать необычные загадки, и до ночи решать их. А ещё его мучила Сабина. Он не знал, что с ней. И Никто не говорил. Мужчина не находил себе место, слонялся от стены до стены, постоянно оседая на пол. — Моему первенцу угрожает опасность, а я, как лох последний, сижу и в потолок смотрю. Ши-ши-ши, как не смешно. Сдохну, если не выберусь. Сделать бы иллюзию, но у нас иллюзионистов нет, Лягушачья бошка в траур ушла, Трезубный хрен развлекается голыми бабёшками в голове, это не весело, не весело! Что делать, а? Я же принц в конце концов! Должен, должен. А-а-а… Телекинез. Может попробовать? Я читал где-то об этом, это когда ты концентрируешься на предмете и можешь передавать с таким содержанием сообщения через каналы земли. Бесплатно, без регистрации, только где кнопка «скачать»? Он сосредотачивался на Мукуро. Пытался хотя бы образ петуха ему прислать по этим «каналам», но ответа так и не было. Или он где-то тупил, либо Бьякуран подавлял телекинез. — Петух, петух, петух, — подходил конец третьего дня, а будущий король маялся с этой маловероятной затеей. Даже на подобном операционном столе он думал о двух вещах. Первая — зарезать всех. Вторая — передать наконец петуха. — Что петух? — не понятливо, глухо и тихо прозвучал голос Мукуро-сама. — О, хвала небесам! — взвыл Бельфегор, обрадовавшись. — Так я не понял, при чём тут петух? — Ты слышишь меня, правда, слышишь? — Ну, я же не такой тупой, как труселя с соседней камеры, я ж иллюзионист, ёпта! Я вообще думал, что ты не ко мне обращаешься, а тут «Мукуро, сучара, да снизойди до меня» и снизошёл, вот такая история. А что, одиночество полное в лом? — А тебе? — Ку-фу-фу, мне прекрасно, эльфийки в розовом пеньюаре… — Фи, это не достойно короля. Надо выбираться. — И как? Внешние силы заблокированы, телекинез — внутренняя, понимаешь? Можно, конечно, всех подключить, но это будет заметно. — Сабина? Как она? — Лучше пока что, отходит после приступа первого дня. — Что? — Ты тупой? Ей плохо. Помирает она тут, так ещё токсикоз жуткий начался, а эти гарпии к тому же хотят над ней эксперимент один поставить, так как она беременна, «ценный экземпляр» так они говорят. А если это случится, я на сто процентов уверен, что помрёт. — Нет! — Да, соболезную. Не знаю, чем помочь. Бельфигор осел на белый пол. Он абсолютно бесполезный. Он может её потерять. Не может помочь. Не может выбраться, найти выход. Бесполезный… — Нет. Нет. Нет. — Ку-фу-фу, они делают всё без наркоза, представляешь, что происходит с жертвой? — продолжал Мукуро, — А тебе самому это нравилось, не так ли? Но ты был крайне избирательный в плане жертвы. И красиво делал свою работу, любя. А тут…***
Что станет с нею? Куда бежать? Она задымила. Густой пар медленно рассевался в воздухе. Настала поздняя осень. Похолодало значительно, и дожди стали обычным явлением. В саду было безлюдно. Три рядовых и она. Со своими ужасными мыслями. На мгновение ей показалось, что кто-то следит за ней, но это был лишь простой миф. По мокрой дорожке будто плыла невысокая девчушка с интересной шляпой на голове. Марта взглянула вперёд и не поверила своим глазам. — Юни… Она обернулась и уставилась пустыми глазами на неё и улыбнулась. Юни скрывала себя уже много месяцев и только на мгновенье проснулась ото сна, чтобы сказать очень важное, но это было немыслимо тяжело. Не хватало духа. За ней шёл Гамма. Он поглядывал на своего маленького босса и переживал, каждую секунду. За хрупкую, невинную и сильную девчушку, которая несла на себе непосильную ношу, как и её мать. Юное небо приоткрыло рот: — Спаси, — слетело только с губ её, и сердце солнца дрогнуло и забилось в рваном ритме. А пара исчезла также неожиданно, как и появилась.***
Он сходил с ума от ярости. Всего одно кольцо. Всего. — Где оно!!! — орал он, схватив неожиданно Резу. Та от неожиданности выпустила из рук поднос с чаем, и тот разбился. — Бьякуран-сама, не переживайте так. Одно кольцо не помешает вам захватить мир. — Ты не понимаешь! Это — конец, я уязвим. — Всего одним кольцом, не смешите… Бьякуран-сама, — она набрала побольше воздуха в лёгкие и произнесла, — вы великий человек. — Правда? — мужчина нахмурился, потом усмехнулся и заинтересовано взглянул на женщину. — Правда-правда. Посеять смуту в народе за пару дней, заставить бояться даже имени — это талант. Но ещё вы сплотили две слабых семьи и сделали из них смертоносное оружие, заставили их уважать, только за это вам нужно аплодировать. Вы принесёте этому миру очищение и… — … осуществлю мечту, — договорил Бьякуран и улыбнулся во весь рот, как умел только он. Рядом с ним стояла уверенная в своих же словах женщина, красивая, похожая на змею, которая вдохновляла его. Была его музой. Делала всю грязную работу, подчинялась, имев свою волю, а это его заводило, а ещё она умела читать цветы и язык жестов, и это была их маленькая тайна. Расстегнув пуговицы на обтягивающей блузке, он прикоснулся к её оголённой шее и провёл обжигающую цепочку языком. Та дрогнула, не зная куда деться. Похоть и желание затмевали разум. Грудь вздымалась, тихие протяжные стоны слетали с губ. Они наступали на битый фарфор, уходя в свою атмосферу. Захлопнув дверь, чтобы им никто не помешал, они занялись своей похотью. И этим боем руководил Бьякуран и одерживал победу.***
Фран резко открыл глаза. Ему было не хорошо. Он чувствовал, как начинала кружиться голова, как что-то сильное надвигалось сюда. Это ощущение, как глоток свежего воздуха, заставило парня задышать вновь. Это чувство заставило его воспрять духом, очнуться ото сна. Заставило почувствовать жизнь. Вновь. — Близко… Тоже самое было и с Тсунаёши. Он чувствовал. Чувствовал тёмные облака над ним, сквозь стены, сквозь всё, как они сгущались.