Люди буквально влюбляются в свою боль, они просто не в состоянии её бросить. Чак Паланик.
«Он моя боль. Я не в состоянии его бросить» Гарри. Если Гарри казалось все запутанным, когда он увидел Луи с котом, то теперь он был в замешательстве крайней степени. Сейчас уже почти утро, и он думает лишь о том, как чувствует себя Луи. Свежие порезы — это ужасно больно, какими бы неглубокими они не были. Он переворачивается с одного бока на другой, вздыхает, встает и ходит туда-сюда, меряя шагами комнату. Ему хочется понять, почему Луи делает это, ему хочется думать, что это из-за него. Гарри не чувствует вины. Не чувствует, потому что это правда, он ужасно бы хотел, чтобы Луи морально страдал из-за него, сожалел, хотел извиниться, но порезы… Это слишком ужасно. Это больше, чем он хотел, и это излишество приносило боль ему самому. Парень хватает воздух, будто это последние запасы кислорода на земле, берётся за голову. Он отчаянно хотел понять прямо сейчас. Его рука тянется к дверной ручке, но он вовремя одергивает себя. Луи спит и не будет с ним разговаривать. Зачем? Почему именно лезвие? Он хотел убить себя или просто поиздеваться над своим телом? Мысли не дают покоя. Луи поцеловал Гарри. Стоп. Или Гарри Луи? Парень садится на кровать и ужасается от подобного вопроса самому себе. Он уверен, что это был Луи. Был уверен, пока не задал сам себе этот вопрос. Это ведь даже не поцелуй был. Гарри закрывает глаза, чтобы вспомнить легкое касание губ, совсем не похожее на Луи, невесомо, как будто они были где-то не в этой вселенной, как будто это произошло не с ними. Он сглатывает. Нужно спать. С утра пораньше Гарри был уже на ногах. Решив больше не думать о поцелуе, личностных расстройствах Луи и отложить все расспросы на потом, он пошел к доктору. Просто найти Лестера и убедиться, что брат не умрет от заражения крови — это его единственная цель. Особняк доктора Лестера расположен прямо напротив того, в котором сейчас жили Гарри и Луи. На часах девять часов утра, когда Гарри подходит к дверям дома. После двух звонков дверь открывает молодая девушка, лучезарно улыбаясь Гарри. — Вы к мистеру Лестеру? — спрашивает девушка, явно строя глазки Стайлсу. — Да, — уверенно отвечает он. — Проходите. Я сейчас позову его. Через несколько минут спускается Лестер. Он явно не ожидал увидеть Гарри у себя дома. — Гарри? — удивленно восклицает он. — Доброе утро, доктор. — Какое же оно доброе? Ты меня разбудил. Старик смеется — это смущает Гарри, но хозяин приглашает парня присесть. Стайлс собирается с мыслями. По дороге сюда он был полностью уверен, что старому доктору можно доверять, а теперь он сомневается. Вдруг он сдаст Луи в психушку, ведь это могут расценить как попытку суицида. Старик стучит пальцами по столу, дожидаясь, пока его гость нарушит тишину. — Чаю? — спрашивает девушка, подкравшись сзади. Теперь она одета в униформу горничной. — Нет, спасибо, — отвечает Гарри. — Что ж, — начинает доктор, — что заставило тебя, мой мальчик, прийти ко мне спозаранку? Гарри тяжело вздыхает. Нужно рассказать. Он же сам говорил, что дружит с Луи. Сейчас сидя напротив доктора, Стайлс понимал, что пришел не только за медицинской помощью. — В общем, — он выпрямляется на кресле, — Вчера Луи… Я видел, как он режет себя. Вены. Ну руку. Парень выдохнул, радуясь тому, что смог озвучить это. Но реакция старого доктора была не такой, как Гарри предполагал. Он не удивился, не воскликнул «Боже мой, как он мог!» Ничего, только слегка приподнял седые брови. Все знакомые Луи тоже заразились от него безразличием? Или что это? — Может быть, удивитесь хотя бы? — Времена, когда я удивлялся таким выходкам Луи, закончились, — Лестер вздохнул, — Теперь я лишь могу зашить его порезы. — Что это значит? — Гарри испуганно посмотрел по сторонам, будто предметы вокруг могут помочь ему понять, что вообще здесь происходит. — Он не первый раз режется? — И не последний, я думаю, — это прозвучало как сухой факт. В тот момент парню казалось, что безразличием можно отравиться. Так, что потом будет долго тошнить. Это, по правде говоря, до противного обидно — натыкаться на безразличие там, где ждал бурной реакции, похожей на твою. — Что с ним не так? Зачем? Я просто не понимаю, чего ему не хватает в этой жизни. — Ты не знаешь Луи, чтобы судить. — Я знаю достаточно, чтобы ненавидеть его до конца жизни, — лицо парня вспыхнуло, он не собирался выворачивать доктору свою душу, не собирался давать ему понять, что уже никогда не сможет просто ненавидеть Луи. — Он конченый ублюдок. — Пожалуйста, Гарри, не нужно судить, пока не узнаешь. — Я знаю о нем такие вещи… — и в следующее же мгновение Гарри поблагодарил доктора за то, что тот перебил его. Он почти было обмолвился о Клэр. Но он знал, что этого делать не нужно. Это слишком личное, страшное, больное, чтобы обсуждать с кем-то, кроме Луи. Да и наверное вообще, чтобы произносить вслух. — Не знаешь, — протестовал Лестер. — Чего я не знаю? — Я не могу тебе сказать. Старик вскочил с места и отошел к большому шкафу в углу комнаты. Он долго искал там что-то, пока Гарри сидел сам не свой. Зачем он здесь? Он сам теперь не понимал. Узнать что-то про Луи. Разве это выход. Выход откуда? Почему он должен беспокоиться о том, кто унизил его? Он осознавал всё это, умом, знал, что должен просто не лезть не в свое дело, но сердце не хотело признать этого. Два человека ведут борьбу в его голове. И скорее, чем один из них одержит победу, оба умрут. Останутся два трупа, которые будут разлагаться на непонимание и щемящую боль без четкого основания. — Пожалуйста, — тихо сказал Гарри. Лестер обернулся на него. Этот парень действительно искренне хотел знать что происходит. Старик видел это в его зеленых глазах, так по-детски невинных. Как будто этот парень нес в себе свет, которого так не хватает окружающим. Как будто он мог дарить его, помогая им светиться изнутри самим. Как будто он готов был гореть, чтобы освещать душу Луи Томлинсона. — Что ты хочешь знать? — Всё, — твердо произнес парень. — Всё, чего я не знаю. Все те вещи, которые заставляют вас считать Луи непотерянным человеком. — Зачем тебе это, парень? — доктор догадывался, но хотел, чтобы Гарри признал сам. — Я, — замямлил Гарри, — Я хочу… Хочу найти причину, — он вздыхает и опускает глаза, будто стыдясь самого себя сейчас, — Найти причину, чтобы простить его. Доктор не ошибся на его счет. Он не хотел ошибиться. Он подошел к Гарри и ободряюще хлопнул по плечу. — Присядь, парень. Гарри снова сел в кресло. Каждая клетка его тела напряжена до предела. Он так хочет знать все, но боится узнать что-то страшное. Лестер долго что-то обдумывает, а чаша терпения Гарри пустеет с каждой секундой. — Луи болен. Слова громом пронеслись в голове парня. Болен? Гарри сразу же вспомнил перечень всех смертельных болезней, какие знал. Луи умирает? Он отгоняет от себя такие мысли сразу же, Лестер ведь не сказал, что Луи умирает. Болен, просто болен. Он успокаивает себя. — Болен чем именно? — нетерпеливо спрашивает кудрявый. — У него импульсивное расстройство личности. Что? И как это нужно понять? Гарри даже представления не имеет, что это значит. — Что, блять? — единственное, что он смог сказать. — Луи болен не физически, он болен морально, Гарри. Он не может контролировать свой гнев, он импульсивен, агрессивен. Луи эмоционально неуравновешен. Слова повисли в воздухе. «Луи эмоционально неуравновешен». «Тоже мне Америку открыл. То, что Луи псих, я и так знал», — подумал Гарри. — По вашему, — Гарри вскочил с места, — Я не знаю, что Луи псих? Я сам имел возможность убедиться. — Он не псих, он болен, Гарри, и ты должен ему помочь. — Что? Я ему ничего не должен. — Гарри, — взмолился доктор. Он подошел к нему и взял двумя руками за плечи. Лестер сверлил его взглядом, таким прожигающим, таким жалобным. — Я прошу тебя, помоги ему, — он зажмурил глаза под большими очками.— Я видел его в ту ночь, не знаю, что именно спровоцировало его, но я знаю одно: он никогда так не переживал ни за кого, а в ту ночь он хотел умереть, лишь бы уменьшить твою боль. — Он сам… — Он сам причинил тебе боль, я все понимаю, мальчик мой, но это болезнь делает его таким. Я не пытаюсь оправдывать этот поступок, но я хочу, чтобы ты его понял. Не могу представить себя на твоём месте, я не знаю, что бы делал. Но я верю, что тебе под силу помочь ему. Потому что ты сильный. Ты куда сильнее, чем он. Гарри понятия не имел, о какой силе говорит доктор. Ведь именно Луи заставлял его чувствовать себя таким слабым. — Давно он такой? — уже чуть смягчившись, спросил Гарри. — Ему поставили диагноз в восемнадцать. Он был нормальным, но потом что-то поломалось в нём. — Это лечится? — с надеждой спросил парень. — Только притупляется временами. Гарри отвернулся от доктора и обхватил голову руками, пытаясь прогнать миллион мыслей и сомнений из своей головы, которая сейчас готова взорваться. Слишком много всего, это слишком для него. Гарри почувствовал какое-то головокружение и тошноту. Он не уверен, что так должно быть. Он ни в чем теперь не уверен. — В тебе есть что-то. Я видел это в его глазах, — вдруг сказал старик. Опять говорит загадками. Что это вообще должно означать? Гарри искренне не понимает, как он оказался в самой гуще всего этого дерьма. — О чём вы говорите? — Ты сам поймешь. — Он ведь не убьет меня в припадке гнева? — спросил Гарри. — Он пьет таблетки. И да, — доктор взял свою большую аптечку, — Советую тебе поскорее сообщить Луи о том, что ты знаешь. Он не любит секретов. Доктор зашагал в сторону двери, и Гарри направился следом.***
Гарри еле нашёл комнату Луи — прошлой ночью он забрел туда, просто следуя за котом, а когда выходил был близок к тому, чтобы забыть собственное имя. Уже чуть более весёлый старик ввалился к Луи без стука, а Гарри следом. Парень мирно, будто младенец спал на своей окровавленной кровати. Адольф, как верный кот, свернувшись, лежал под боком хозяина. — Подъем, суицидник недоделанный, — крикнул Лестер. Такт, видимо, не самая сильная его сторона. Парень в кровати поморщился и натянул на себя одеяло, но доктор непреклонен. Он стягивает одеяло с Луи, и тот полностью просыпается. — Док, какого черта ты тут… — вдруг Луи замечает в дверях копну кудрей, вспоминает картинки вчерашней ночи и моментально замолкает. Лестер долго копается в своей аптечке и достает всякие зажимы, иголки, что-то похожее на пинцет, и сердце Луи пропускает тревожный удар. Парень знает, методы доктора не самые гуманные. — Может не надо, — встревоженно просит Луи. И где-то в углу он слышит смешок Гарри. Парень бросает на брата грозный взгляд, давая понять, что он не желает его видеть. Но не сейчас Гарри будет беспокоиться о его желаниях — он мечтает насладиться этим зрелищем. Даже если Луи болен, это не дает ему право безнаказанно унижать людей. И его испуганный вид сейчас веселит Гарри. Тревога прошлой ночи прошла, и теперь он в безопасности, просто пара швов, которые пугают Луи как маленького ребенка и смешат Гарри. Лестер одергивает руку парня и разматывает бинты. Он долго осматривает все шесть порезов, два из них более глубокие, их точно нужно зашить, а остальные просто царапины. Доктор достает зажим и подносит к одному из порезов, чтобы было легче зашивать. Глаза парня лезут на лоб. — Стоп, стоп, что ты делаешь? А где же мое обезболивающее? И пусть он, — указывает на Гарри, — Свалит отсюда. — Во-первых, все свои запасы обезболивающего я потратил на него, — доктор тоже указывает на Гарри, — Во-вторых, ты не заслужил никаких поблажек, поэтому Гарри будет стоять здесь и смотреть на твой позор. Может тебе станет уроком, и ты не будешь повторять такой ошибки. И, в-третьих, скажешь Гарри спасибо потом. Луи кидает озлобленные взгляды то на доктора, то на Гарри, выражая тем самым протест против всего, что сейчас происходит. Он не хочет, чтобы брат видел его таким. Лестер зажимает кусок кожи концами зажима и Луи чуть не подпрыгивает на кровати от ужасающей боли. Он отворачивается, чтобы не видеть крови и рассеченную кожу. Когда он в порыве режется, это не кажется ему таким ужасным и противным. Кровь представляется ему чем-то символическим, но на утро приходит понимание того, что все это глупость, не содержащая и десятой того великого смысла, который он видит в этом всём, ранее оставляя на коже порезы. — Расслабься, Бу. Доктор вонзает иглу, и Луи кричит от боли. — Твою мать, Лестер, — он снова кричит и съеживается он боли, — Не называй меня так. Старик искренне смеется и продолжает свое дело, но пациент никак не успокоится. Каждое движение доктора сопровождается стонами, криками и отборным матом. — Гарри, — зовет Лестер, и парень подпрыгивает на месте от неожиданности. Все это время он, забыв о своем реванше, с болью в сердце наблюдал за Луи. — Возьми его за вторую руку, — приказывает доктор. — Что? Зачем? — Быстро, — говорит доктор, и Гарри уже идет и неуверенно садится с другой стороны от Луи. Это что-то неправильное. Но вид Луи разрывает ему сердце: пот стекает ручьями, следы крови еще виднеются на многих участках тела, он дрожит и отрывисто вдыхает порции воздуха. Гарри протягивает руку брату, и тот недоверчиво смотрит глазами, прекрасный голубой цвет которых не меркнет и не темнеет сквозь боль и злость, которую он сейчас испытывает. Они сомневаются, это странно для них обоих. Торопящие слова доктора, нарушают неловкую тишину и Луи кладет свою ладонь в ладонь Гарри. Они переплетают пальцы, создавая связь между ними. Что-то личное, что-то, что началось прямо сейчас. Луи цепляется за его руку, как за единственное, что может его спасти от боли. От всего. Он сжимает пальцы, чувствует тепло кожи Гарри, зажмуривается, когда чувствует как нить стягивает края кожи. Безумно больно, но он знает, что сможет это вынести. Потому что теперь, когда человек, которого он чуть не убил, раздавил морально, держит его за руку и смотрит на него так, будто он единственное, что важно — не остается чего-то невозможного. Остальное время летит быстро. Лестер зашивает, Луи сжимает ладонь Гарри, каждый раз когда ему больной. Нет никаких нежных слов утешения, нет ничего такого. Только боль, только кровь вокруг, только крики и мат. Только их руки, которые не разжимаются даже, когда доктор уходит. Луи без сил откидывается на подушки и засыпает снова, не отпускает ладонь Гарри, как будто боль вернется снова, если он отпустит. Когда Гарри смотрит на спящего Луи, он может даже сказать, что Луи ему нравится. Во сне он не разговаривает и значит никаких обидных словечек в стиле Томлинсона. Он такой уязвимый и умиротворенный, что это заставляет Гарри улыбнуться. Будто только когда он спит, заметен тот человек, о котором говорил Лестер. Гарри почти слышит как стучит его сердце, как ритм приходит в норму. Сердцебиение на самом деле правдивее слов и громче любого крика. Гарри нравится слышать его. […] Он просыпается абсолютно один. Нет Гарри, который должен держать его руку. Разве не так должно быть в идеальной истории? Но нет, Луи не идеальный и Гарри тоже. Им нужно пережить это поодиночке. Парень смотрит на свою руку и вспоминает снова. Ему теперь плевать на боль, порезы, кровь. Той ночью Гарри поцеловал его, так нежно, как этого не делал никто другой. Так, как он не заслужил. Войдя в ванную, парень замечает серый комок шерсти. Бедный Адольф свернувшись лежит в углу. Луи тянется к коту, потому что он единственный, кто понимает. — Прости меня, — он гладит кота и сжимает в объятиях, — Я напугал тебя вчера. Папочка так не будет делать. «Наверное не будет» проносится в голове. Потому что он не может контролировать свой гнев. Он сильнее, чем Луи. Он разрушает его, и только физическая боль может избавить от него. Потому что, когда он злится, он хочет разрушать, но разрушать окружающих больше нельзя. Остается только он сам. Он играет с гневом, но все время проигрывает ему. Иногда проигрыши обходятся ему слишком дорого.***
Очередной скучный день в Хэмптонсе. Солнце печет так, что каждый, кто оказывается на улице, мечтает лишь зайти обратно в тень. С самого утра у Луи ужасное настроение, он кричит на всех, кто попадается у него на пути: горничная не так убралась в его комнате, садовник косил газон и разбудил его, водитель не прибежал после того, как Луи просто подумал позвать его, еще не произнеся вслух, бассейн на заднем дворе слишком холодный, а тот, который спортивный, ему не нравится. Все живое, что находится в радиусе ста метров от него, обречено попасть под его горячую руку. С самого утра Гарри обходит Луи за километр. Не то чтобы он его боится, но быть оскорбленным ни за что никому не хочется. Даже Адольф сбежал сегодня от нервного хозяина, и теперь они с Гарри лежали на большом одеяле в тени дерева. Кот так прикипел к Гарри, что вечно ходил за ним следом. Подложив руки под голову, парень лежал и обдумывал ситуацию с Луи. Третий день он никак не мог рассказать брату о том, что знает. Каждый раз был не тот случай. Они за три дня перекинулись всего парой слов типа «Как твоя рука?» или «Ты видел Адольфа?» Вот и сейчас Луи направлялся под тень дерева, потому что искал своего кота. — Я его не брал, он сам пришел, — сказал Гарри, даже не глядя на брата, заметив боковым зрением его силуэт, который он, увы, ни с чьим спутать не мог. — Знаю. Он любит тебя. Он не врет и не издевается как обычно. Просто говорит правду. Луи взял Адольфа и отодвинул от Гарри, ложась рядом в точно такую же позу. Гарри был удивлен, раньше ничего такого Луи не делал. Но он все равно не смотрел. Сегодня из-за жары Стайлс оделся в майку и шорты, не скрывая своих ран на теле. И сейчас Луи отчетливо видел последствия своего гнева. Шею все так же украшали синяки и засосы, он видел тату, которые не заметил той ночью: звезда, театральные маски, даты на ключицах. Он изучал сейчас каждый сантиметр кожи Гарри. — Ты злишься? — неожиданно спросил Луи, нарушая тишину. — Я знаю, что ты болен, — резко даже для самого себя сказал Гарри. Луи быстро поднялся со своего места. Все неправильно, он не должен был знать. Томлинсон даже знает, кто именно сказал ему. Старик Лестер, который вечно лезет не в свое дело, по мнению Луи. Слова, которые он хочет сказать просто застряли в горле. Он попытался встать и уйти, чтобы избежать разговора, но Гарри схватил его за руку. — Стой, Луи, — просит он. — Не трогай меня, — рычит парень. — Не указывай мне вечно что делать, а чего нет. Я знаю и хотел, чтобы и ты знал об этом. Было бы лучше, если бы я лгал? — Почему же ты не бежишь? Давай, — он повышает тон, игнорируя вопрос — Беги, как все. Ты ведь знаешь, пара не тех слов — и я могу наброситься на тебя. Я опасен для общества, у меня даже справка дома есть, но я думаю ты итак знаешь, — он тараторит без разбора, — Ведь знаешь же? — Заткнись ты наконец. Я никуда не собираюсь уходить. Я хочу помочь. Луи поднимает взгляд на Гарри, видит что глаза напротив не врут ему. Такие зеленые, каких он еще никогда не видел. Сердце пропускает удар, который кажется Гарри мог услышать. Сомнение съедают его сейчас. Никто никогда не хотел ему помочь, все, кроме Зейна, отвернулись от него, когда узнали, что он болен. Как будто он больше не достоин общаться с ними. А теперь теперь, напротив сидит сводный брат, которого он унизил больше всех и показывает ему нечто иное. — Луи, — зовет Гарри, вытаскивая его из раздумий, — что мне сделать, чтобы ты понял, что я хочу помочь? Я не они, Луи. Я не уйду. — Поцелуй меня, — он сам поражается своим словам, что прозвучали так уверенно и однозначно, будто он готовил их заранее, хотя это было не так, — Поцелуй меня по-настоящему. Гарри как будто ждал именно этого. Ждал все эти дни. Голос сомнений как по щелчку затих в его голове впервые за значительный отрезок времени. Он медленно притягивает Луи к себе, нежно касается его губ. В тени огромного дерева, на большом одеяле они впервые целуются по-настоящему. Ладони Гарри аккуратно обхватывают лицо Луи, а тот в свою очередь притягивает кудрявого за талию. Никто из них не хочет больше искать оправдания своим поступкам, когда они вдыхают запах друг друга, когда Гарри чувствует вкус Луи у себя во рту, когда Луи мечтает лишь об одном: чтобы эти руки вечно гладили его лицо. Потому что вся боль растворяется в этом поцелуе. Потому что Гарри влюблен в свою боль. Потому что Луи впервые чувствует себя хорошо за последние годы. Гарри первым отстраняется, чтобы набрать в легкие хоть немного воздуха. — Теперь ты веришь мне? — спрашивает он. — Если я притворюсь, что нет ты поцелуешь меня еще раз? — и он с придыханием улыбается. Гарри широко улыбается в ответ, качая головой. Впервые их улыбки адресованы друг другу. Что-то началось для них обоих. Для сильного Гарри, которого Луи в этот момент заставлял чувствовать слабость и для слабого Луи, которому Гарри сейчас дал понять, что он может быть сильнее страхов и гнева. Началось что-то, чего они оба боятся и хотят одновременно. Что-то, через что они должны пройти вместе.