Если ты не будешь контролировать свой гнев, твой гнев будет контролировать тебя. Стивен Кинг.
„Я должен быть сильнее его гнева. Я должен бороться за него.“ Гарри. Когда Гарри проснулся, он не увидел Луи, мирно спящего рядом, была лишь пустая сторона кровати, и его настроение заранее было испорчено. Парень знал, что Луи никуда от него не уйдет, но он так хотел видеть, как Томмо проснётся и будет прятать глаза от яркого света, сонно улыбаться и потягиваться на кровати. Просто он мечтал об идеальной истории любви, идеальном утре, но пока все шло с точностью до наоборот. Нет ничего идеального. Парень снова откинулся на подушку и попытался заснуть. Может быть, в следующий раз, когда он проснётся, Луи вернётся и всё будет идеально. По крайней мере, ему так хотелось. С утра пораньше Томлинсон отправился к Лестеру, чтобы тот посмотрел его порез. Он успел сто раз обозвать себя самыми ужасными словами за то, что сделал вчера: испортил идеальный вечер, заставил Гарри грустить, а теперь оставил его одного. Не спрашивая разрешения войти, Луи прошёл прямо в большие двери жилища доктора и направился вверх по лестнице. Он так делал с самого детства. Может быть, сейчас Луи притворялся, что доктор его раздражает, но в глубине души они оба знали, что Лестер — единственный, кому парень может доверить все свои секреты. Старик сидел в своем кабинете и раскладывал листки бумаги на столе. Когда дверь открылась, нутром Лестер почувствовал, что это Луи. Только он имеет привычку не стучаться. Он поднял уставшие глаза на парня. — Мистер недосамоубийца? С чем пожаловал на этот раз? — с легким оттенком сарказма спросил доктор. — И тебе доброе утро, док, — поприветствовал Луи, проигнорировав обидное прозвище. — Почему не спишь? Мучают мысли о своей импотенции? — сейчас очередь Луи давить на больное. — Ты хоть понятие имеешь, что это такое? Надеюсь, ты доживешь до такого возраста, когда тебя самого будут мучить такие старческие болезни. — Надеюсь, док. — Так что тебя привело? Луи, до сих пор стоявший в дверях, подошел к стулу напротив стола и опустился на него. Он боялся сказать Лестеру, что опять сделал это. Но врачебная помощь нужна ему прямо сейчас. — Вот, — он протянул руку, на которой болтался окровавленный бинт. Мужчина и бровью не повел, лишь тяжело вздохнул. Он распутал бинт и осмотрел руку. — Сядь на диван, — доктор указал на черный кожаный диван в углу кабинета, а сам начал искать инструменты в ящичке стола. — Расскажешь, что к чему? — спросил старик, все еще копошась в ящичке. Луи вздохнул и опустил взгляд на свои руки. Он не должен говорить, но это ведь Лестер, он не сдаст никому. Если все держать в себе, можно взорваться. На секунду он сам себе задал вопрос „Как Гарри справляется один?“. Он правда не понимал, откуда столько силы в этом мальчике, столько мужества, стойкости и всепрощающей любви. Но Томлинсон не такой, ему нужно выговариваться хотя бы иногда. — Я и Гарри, — начал он, — мы встречаемся. Ну, знаешь, как бы тайные отношения. Вчера все было идеально, понимаешь? — доктор качнул головой, давая понимать, что он все слышит. — Все было идеально, пока я не сорвался. Я зашел за рамки и… Накричал на него, выгнал, а потом это, — он указал на руку. — Но Гарри все равно меня простил. Я не хотел ранить его. Доктор сел напротив Луи, кладя его руку на подставку. — Ты ведь понимаешь, что Гарри — твой шанс спастись? Помнишь, что сказали доктора? — Да, помню. Благоприятная обстановка, любовь и стабильность в семье — залог успешного лечения, бла бла бла. Я все знаю, но я не могу так сразу. — Подумай о нём. Ты его любишь? Этот вопрос вызвал кучу противоречий в голове Луи. Любит? Они встречаются всего один день. Он не знал, как это — любить. Он считал любовь словом-клише. — Не знаю, док. Я просто хочу быть с ним, без всяких громких слов. Следующие полчаса доктор просто молча обрабатывал рану, светил все время фонариком в глаз. Все выспрашивал что-то. — Спать хочется? — спросил доктор. — Нет. — Руки чешутся? — Нет. Он снова начал светить фонариком в глаз, расправившись с рукой. Что-то вечно записывал в блокнот и задавал наводящие вопросы. Луи знает эту тактику „я-все-равно-найду-признаки-наркомании-у-тебя“, Лестер всегда так делает, когда подозревает, что Луи принимал что-то. — Бля, док, я не употреблял ничего сегодня, — не выдержал он. — Даже травки не курил с утра? А вчера, хочешь сказать, вечером ты был не под кайфом от малой дозы героина? , — доктор откинул фонарик назад. — Не ври мне, Уильям. Почему ты не принимаешь таблетки? — Откуда ты знаешь про героин? — непонимающе спросил парень. — Я доктор, это моя работа. Ещё раз спрашиваю, почему ты не пьешь лекарства? Луи опустил глаза. Он подводит всех: отца, доктора, Гарри. Всех. Что-то наподобие совести мучало его. Никто не может понять, что эти таблетки — зло. Они превращают его в сонное существо, не способное мыслить и соображать. Он всей душой ненавидел этих врачей и их лекарства. — Я хотел, чтобы этот вечер был наш с ним. Без таблеток, — вздохнул парень. — Героин тоже с вами? — нервничал доктор. — Черт, док, что ты прикопался? Героин, героин. Это моя жизнь, моё тело, я делаю что хочу. Ясно? — парень вскочил с места, а за ним и Лестер. — Слушай сюда, я не шучу, — лицо мужчины налилось краской, — еще одна доза героина, и твой отец узнает, что ты не бросил. Я позабочусь о том, чтобы тебя надолго упекли в больницу. Ты ведь знаешь, каково там, — лицо парня исказилось от воспоминаний о тех временах, — вижу, знаешь. — Не смей угрожать мне. — Еще как смею. Луи сорвался с места. Ему неприятен этот разговор. Он сам хочет разобраться во всём, но каждый лезет к нему со своей помощью. Только ничего не помогает, все становится хуже и хуже. В такие моменты он на грани срыва. Ему нужно уйти, пока он не наговорил лишнего. — Что скажет Гарри, когда узнает, что ты под кайфом, когда проводишь с ним время? Томлинсон остановился на полпути и замер. Его глаза потемнели от злости. — Не смей. Никогда. Никогда не смей впутывать сюда Гарри, — сквозь зубы процедил он. — Если ты доведёшь все до крайности, Бу, мне придется сделать это. Он больше не слушал доктора, не слушал голоса в голове, ничего. Нужно уйти отсюда и вернуться к Гарри, который утром так мило спал, чьи губы трепетали, и он говорил что-то во сне, какие-то звуки, понятные только ему самому. В этот момент он был готов отдать весь мир ему одному, свою душу и тело, всё, что есть во вселенной, лишь бы он такой был рядом всегда. А в следующую секунду его охватила паника и он не мог ничего с собой поделать. Лишь порезы и наркотики помогали ему не срываться на людях. Лишь для Гарри он хотел измениться, но не знал, с чего начать. Он так глубоко погряз в этом дерьме. Кое-как дойдя до комнаты Гарри, Луи осторожно открыл дверь. Среди кучи белых простыней и подушек спал Гарри. Его ноги были поверх одеяла, а руки сжимали подушку, рот был немного приоткрыт, и длинные ресницы трепетали во сне. Луи скинул кеды и осторожно забрался под одеяло, устроившись у Гарри за спиной. Это так по-детски сейчас, но ему это нужно. Это успокаивает парня. Мальчик был таким тёплым, домашним, с ним спокойно. Это то, чего Луи хотелось больше всего в жизни. Расслабленное сонное тело рядом — и он уже счастлив. Он положил руку на талию кудрявому, и Гарри сразу понял, что сейчас он не один. Его губы расплылись в сонной улыбке, и он по инерции прижался к Луи. Ему хочется просыпаться так каждый день. — Куда ты уходил? — сонным голосом спросил парень. — У меня были дела, — заверил Луи, целуя парня в шею и гладя живот. — Не скажешь мне? — так же лениво, как и в первый раз поинтересовался Стайлс. — Это не так важно. Гарри повернулся к Томмо, чтобы видеть его глаза, лгущие ему прямо сейчас. Рука Луи потянулась к щеке Гарри, чтобы погладить мягкую кожу. Парень сразу же заметил новую повязку на руке. Взгляд зелёных глаз остановился на злополучной белой повязке. Он всё понял. Всё, что вчера произошло. Луи снова режет себя. В этот момент Гарри почувствовал себя таким бесполезным и глупым. Он бросил своего парня вместо того, чтобы помочь ему в такой момент. Вся магия идеального утра растворилась за долю секунды. — Лу, ты… — Прости меня, — он опустил глаза, принимая самое безобидное выражение лица. — Ты не должен этого делать. Ты ведь понимаешь это? — Гарри оттолкнул руку Луи и встал с кровати. — Ты эгоист, Томлинсон, чертов эгоист. Как ты мог? — Это выходит само собой, — пытался оправдаться Луи. — Для этого у тебя теперь есть я, Лу, — Гарри вскинул руками и обернулся обратно. — Я здесь, чтобы помогать тебе. Говори мне, когда тебе плохо, проси меня о помощи. Делай что угодно, только не ври мне и не молчи. — Я не знаю, Гарри… Черт, не знаю, прости. Я стараюсь, но это сложно. — Старайся больше. Я обещал же, что мы пройдем через это вместе? — Да. — Так и будет. Только не молчи, — отчаянно просил Гарри. — Ладно. Только не сердись, солнце. — Обещаешь? — Обещаю. — Иди сюда. Гарри широко раскрыл свои объятия, призывая Луи прижаться к нему. Томмо вскочил с кровати и направился к Стайлсу. Гарри снова прощает его, снова он не заслуживает этого. Он прижался к его груди, чувствуя себя в безопасности, чувствуя любовь, которую Гарри дарит ему. Не нужно больше слов, когда в комнате слышно лишь их дыхание, они сами понимают свои ошибки, они хотят исправиться. Спотыкаясь и падая, вставая на ноги, они вместе ошибаются и вместе исправляются. Память Луи хранит его гнев, даже когда тот не чувствует его. Гарри вступает в схватку с гневом Луи, даже когда не осознаёт, что делает это. Но сейчас девять часов утра, за окном светит солнце, бабочки летают в его животе, Луи в его объятиях, он слышит, как бьётся его сердце, чувствует запах его волос, и это самое лучшее, что он может себе представить.***
Уже полчаса на огромной кровати сидели Гарри и Луи. Между ними лежит кожаный блокнот с большим количеством надписей. Каждый из парней сверлит друг друга взглядом. Это дневник Гарри. Туда он записывает все свои мысли, и теперь ему хочется помочь Луи, используя этот дневник. По мнению Гарри, выражение мыслей на бумаге помогает избавиться от груза на душе. Он просто пытается помогать своими способами, но Луи упрямый. Он не хочет писать там, как школьница. — Луи, смотри, это мои записи, — Гарри берет коричневый блокнот в руки и указывает на исписанные страницы, — записи есть мысли. Если ты не хочешь говорить со мной напрямую, то напиши это здесь, и я прочту. Я буду знать, что тебя беспокоит. Нам будет легче. Мы будем общаться. Луи окинул парня скептическим взглядом. По его мнению, Гарри сейчас похож на наивную школьницу, пытающуюся сделать плохого парня пай-мальчиком. — Гарри, это не поможет моей болезни. — Просто попробуй. Смотри. Кудрявый полон энтузиазма, он берет ручку и закрывает дневник. На нем размашистым почерком написано „Собственность Гарри“. Парень задумчиво улыбается и накрывает рукой надпись так, чтобы Луи не мог видеть того, что он пишет. Он морщит лоб и снова улыбается, будто это самая гениальная вещь во вселенной. Вскоре Гарри убирает руку и протягивает дневник Луи. Тот непонимающе смотрит на своего парня, сияющего улыбкой. Глаза падают на надпись на обложке. „Собственность Гарри и Луи“. Теперь это их общие записи и мысли. Томмо издает легкий смешок и поднимает глаза на Гарри. Этот наивный мальчик когда-нибудь сведет его с ума. Это настолько мило и искренне с его стороны, что Луи не может больше говорить „нет“ своему мальчику. Если он хочет, он получит свои записи, даже если они не помогут. — Ты невероятный, — Томлинсон тянется к Гарри, с чьих губ не сходит улыбка. Он целует уголки губ и еще на секунду замирает, чтобы уловить это тепло, которое исходит от парня. — Теперь пиши о том, что тебя волнует, — говорит Гарри. Луи берёт ручку и блокнот, опирается спиной на подушку и закусывает конец ручки. — Дорогой дневник, — он начинает писать и говорить вслух одновременно. — Ты не должен говорить вслух. — Мне нравится говорить. Не мешай. Итак, дорогой дневник, — он снова начинает писать, — обычно так к тебе обращаются во всех фильмах. Мой до неприличия милый парень хочет, чтобы я писал тебе о своих переживаниях. Так вот: Адольф часто исчезает, и я подозреваю, что он нашел себе какую-нибудь кошку. Может быть, у него беременная кошка на стороне? Как думаешь? Я ужасно ревнивый, поэтому это волнует меня в первую очередь. Наш повар перестал обжаривать яичницу по утрам с двух сторон, и это тоже волнует меня. Садовник каждое утро будит меня своей газонокосилкой, мне нельзя водить машину на территории США, и вообще, у меня устала рука. Пока. Гарри резко вырывает дневник из рук Луи и кидает злобный взгляд на него. Томмо пожал плечами, будто не понимая, чем парень недоволен. — Ты невыносим, придурок. — Я сделал, как ты хотел: написал о том, что меня волнует. — Ты все портишь. Вечно всё портишь. Я хочу помочь тебе. — Я сам могу себе помочь. Мне не нужна помощь, мальчишка, — нервно говорит парень. Гарри вспыхнул и вскочил с кровати. Опять Луи нарывается. Он всё время пытается задеть Гарри в такие моменты. Уже больше недели они встречаются, и он все время отлынивает от разговоров разными способами. Разговор всегда уходит в другое русло. — Я не мальчишка, — зло процедил Гарри. — А кто же ты? — с насмешкой спросил парень. — Я твой парень, черт возьми. Ты не можешь меня оскорблять. — Правда? — Луи тоже встал с кровати и приблизился к Гарри. — Да, чёртов псих, — будто вызывая Луи, сказал он. — Не зли меня, мальчишка, — еще ближе приближаясь сказал Томмо. — Я ведь и вправду псих. — Псих, — прошептал Гарри к уже так близко подошедшему Луи. — Глупый мальчишка, — протянул он, прижимая кудрявого к стене и хватая за бедра. — Неуравновешенный, саркастичный ублюдок. Ты испортил мой план, — так же томно шептал Гарри, закатывая глаза от удовольствия, которое доставляли собственные слова. Луи издал что-то похожее на рык и с размаху ударил кулаком по стене. Прямо рядом с Гарри, отчего тот чуть не подпрыгнул на месте и испуганно посмотрел на лицо Томлинсона, которое выражало удовольствие и злость одновременно. — Напомни мне прочистить твой грязный ротик, — выпалил Луи и мигом впился в губы Гарри, жадно закусывая нижнюю губу. Это было жарко. Им обоим было так жарко в тот момент. Руки Луи блуждали под футболкой Гарри, царапая бока и прижимая все плотнее к стене. Гарри отчаянно вжимался в стену и искал руками опору. Он знал, что сейчас сам нарывается на такой дикий и грязный поцелуй, но был немного растерян. Томмо улыбнулся сквозь поцелуй, схватил запястье Гарри одной рукой и положил его ладони на свой зад. Большие руки сжали пятую точку Луи и притянули к себе еще ближе, уничтожая любое расстояние между ними. Томлинсон издал стон удовольствия и удвоил напор. — Вот так. Хороший мальчик, — шептал Луи сквозь поцелуй. Лицо Гарри вмиг раскраснелось. Ему нравилась эта грубость, эта наглость парня. Он подавлял в себе воспоминания о той ночи, потому что сейчас он верил Луи, верил, что он не зайдет слишком далеко. Он влюблён в эту безбашенность Томмо, такую противоположную ему самому. Влюблён в его напор и страсть, в наглый язык, вырисовывающий неимоверные принты во рту, влюблён в каждую мелочь. Луи резко хватает его за волосы и оттягивает голову вниз, обнажая нежную кожу на шее. Он спускается ниже к ключицам, засасывая каждый миллиметр на коже и тут же зализывает свои дикие поцелуи любви. Гарри лишь может постанывать и шептать „Луи, Луи, Луи“. Снова и снова имя парня срывается с его губ, заставляя Томлинсона сходить с ума. Он никогда не мог представить себе, что его имя может звучать так красиво, так страстно, так желанно, пока не услышал, как это имя выдыхает вместе со сладкими стонами этот мальчик. В нём столько обожания и желания. Это невозможно. Он отстраняется от Гарри, в последний раз целуя его в губы с ужасно пошлым звуком, и прислоняется к стене рядом. Оба тяжело дышат, а щёки горят румянцем. Волосы Гарри сбились на бок, он выглядит таким потрёпанным и счастливым. Луи издает смешок, когда Гарри начинает дуться и грустно смотреть вниз. — Не ври, что тебе не понравилось, — говорит Томмо. — Ты всегда используешь этот прием: заставляешь меня забыть о твоей проблеме с помощью поцелуев, — жалобно, будто маленький ребенок, жалуется он. — Не порть момент, — Луи хитро улыбается и тянется к уху Стайлса. — Или я возбужу тебя до такой степени, что ты будешь умолять меня хотя бы о дрочке. А я буду неуравновешенным, саркастичным ублюдком. Луи чмокает Гарри и похлопывает по заднице, направляясь к двери. Его способ работает. Пока что.***
— Гарри, вставай, — Луи толкал спящего парня в плечо. Тот никак не хотел подниматься, и Томмо забрался на кровать ногами и начал прыгать. — Вставай! Сегодня будет отличный день! Луи прыгал на кровати как какой-то подросток, пока Гарри не решил наконец открыть глаза. Он вздохнул и перевернулся на другой бок, пытаясь игнорировать назойливого парня. Но тот не унимался. Томлинсон стянул одеяло с кудрявого и начал тянуть его за руки, пытаясь поднять. У него просто отличное настроение с самого утра, потому что рано утром, в пять часов, прилетел Зейн. С самого начала отпуска в Хэмптонсе он ждал приезда Малика. Ему так не хватало друга. — Бля, я ведь сплю, — недовольно бормотал Гарри. — Вставай, у нас много дел, неженка, — Луи сел на бёдра парня и наклонился, чтобы подарить ему легкий утренний поцелуй. Гарри сдался и приподнялся в постели, потому что Луи пытался откинуться назад, а разрывать поцелуй не хотелось. Но все же это неизбежно. — Что случилось? — поинтересовался недовольный Гарри. — Зейн случился, — громко заявил Луи. — Сплю я, значит, себе спокойно у себя, потом слышу, что дверь открылась. Я думал, ты, начал что-то говорить типа „Гарри, еще рано“, а оказалось, совсем не Гарри, то есть не ты, — Луи тараторил и счастливо улыбался. — Ну ты понял. Хорошо, что я не полез целоваться. — И где сейчас Зейн? — поинтересовался парень. — Он готовится к большой вечеринке, которая состоится прямо здесь, — Луи слез с Гарри и пошел прямиком к двери. — Разве тебе разрешили? — Только если ты будешь хорошим мальчиком и не станешь звонить злому папочке. — А что мне за это будет? — Гарри мечтательно закинул голову назад. — Мы что-нибудь придумаем, — Томмо открыл дверь, — жду тебя внизу. Дверь закрылась. Гарри не нравится эта идея с вечеринкой, но, с другой стороны, ему нужно отвлечься от последних событий. И где ещё, как не на вечеринках Зейна и Луи, можно оторваться на полную катушку? Еще ему стыдно появляться перед Зейном. Луи уже давно сказал ему про их суперсекретные отношения, ему казалось, Зейн будет смотреть на него другими глазами. Гарри потряс головой, будто прогоняя оттуда лишние мысли, и направился в душ. Вечеринка так вечеринка. Он пойдет туда и оторвётся. […] На удивление, встреча с Зейном прошла на оптимистичной ноте. Гарри и раньше нравился брюнету, а теперь, когда он стал якорем для его друга, у него и вовсе не было причин плохо относиться к Гарри. Он просто решил смириться с этим и посмотреть, к чему это приведёт. Парни сидели за круглым столиком в саду и обсуждали список гостей. — Я не буду приглашать «мистера и миссис „Мы дети политика“», они мне не нравятся, — Луи не любил Хэнка и Хейзел, а Гарри хотел пригласить их. — Почему нельзя хотя бы один раз прислушаться к моему мнению? Один ёбаный раз, Луи, — раздраженно сказал Гарри. — Они оба на тебя так смотрят, — Луи приподнял брови. — Как? — Как будто они хотят тебя привязать и трахнуть. — Не приписывай другим людям свои собственные желания, — вмешался Зейн. — Он дело говорит, — подметил Гарри. — Ну бля, — Томмо закатил глаза, — вы надо мной издеваетесь? Оба парня осуждающе посмотрели на него. Гарри хотел видеть хоть каких-то своих знакомых на вечеринке, потому что будут только знакомые Зейна и Луи, а он не хочет чувствовать себя лишним. — Это не только твоя вечеринка, бро, — сказал Зейн. — Ладно. Заебали ныть. Ты, — обратился он к Гарри, — иди и пригласи своих дружков. Гарри победоносно улыбнулся и захлопал в ладоши, как маленький ребёнок. — Это всё? — Нет, — сказал Зейн, и они с Луи одновременно вскочили с места, — торжественная клятва вечеринок. Что это вообще значит? — Что? — спросил Стайлс, прибывая в недоумении. Оба парня переглянулись и хитро улыбнулись. Сейчас они похожи на пару подростков, которые собрались подложить кнопку учителю на стул. — Это клятва, которую мы приносим перед каждой вечеринкой. Это традиция. Луи положил руку на список приглашенных, как будто он президент, дающий клятву своему народу на конституции. Он оглядел всех присутствующих и начал. — Я, Луи Уильям Томлинсон, торжественно клянусь оторваться на полную катушку, выпить столько, сколько смогу, обдолбаться и быть абсолютно счастливым. Аминь. Все это время Гарри смотрел на него, как на конченого психа. Надо же такое придумать. Клятва. Что ещё скрывает Томлинсон? — И вы всегда выполняете свои обещания? — с насмешкой спросил Стайлс. — Нет, вообще-то, но мы работаем над этим, — сказал Зейн. — Теперь ты. — Я? — Да. Океей… Гарри подошёл к списку, он пытался не засмеяться, но пока что ничего не выходило. Луи и Зейн одарили его неодобрительными взглядами. Парень потянулся рукой к списку и тут же, не выдержав, заржал. — Гарри, давай же, у нас много дел, — сказал Зейн. Луи подошел к нему и схватил за запястье, подводя ближе к столу и шепча на ухо. — Будь моим хорошим мальчиком, сделай это. Для нас это важно. Пару слов и всё, — Гарри приоткрыл рот от такой близости Луи у кого-то на глазах и совсем перестал смеяться, — давай же. Через секунду Гарри как послушный парень, полный серьезности, положил руку на список. — Я, Гарри Эдвард Стайлс, торжественно клянусь оторваться на полную катушку, — он кинул взгляд на Луи, — выпить столько, сколько смогу, обдолбаться и быть абсолютно счастливым. Аминь. Когда он закончил, Луи и Зейн свернулись пополам от смеха. Они держались друг за друга и откровенно насмехались над бедным Гарри. — Придурки, — он надулся, как ребенок, — это не смешно. — Ты видел свое лицо? — задыхаясь от смеха сказал Зейн. — „Торжественно клянусь…“, — он начал растягивать слова, как это обычно делает Гарри. — Идите вы. Так и знал, что вы ненормальные. Он развернулся, чтобы пойти домой и пережить свой позор в одиночестве, но Луи схватил его за запястье. — Мы пошутили, малыш. Сейчас Зейн сам принесет клятву и мы пойдем по делам. Отдышавшись, Зейн положил руку на листок и произнес торжественные слова, пока Луи шептал Гарри на ухо всякие пошлости, от которых щеки парня загорались румянцем. Он знал, как успокоить своего мальчика. Им обоим так нравилось это чувство вечной возбужденности и неудовлетворенности, чего-то недоступного и такого сладкого. Вечеринка полностью проходила на улице. Огромное поместье могло вместить в себя десять вечеринок, но они ограничились задним двором и бассейном. Громкая музыка разрывала барабанные перепонки. Толпа была просто огромная, машины еле помещались на парковке у главного входа. Пьяные гости купались в фонтане, забыв про бассейн. Гарри давно потерял из виду Зейна и Луи, которые в свою очередь устроили состязания на то, кто больше мартини выпьет и, вообще, они были пьяны, хотя было всего одиннадцать вечера. Стопка за стопкой они опустошали рюмки. В глазах темнело от количества алкоголя, но никто не сдавался. — Меня вырвет сейчас, — сказал Зейн. — Ты всегда можешь сдаться. — Не дождешься, — он опустошил ещё одну рюмку. В компании Гарри было не менее жарко. Кудрявый хоть и пил не так часто и много, но бывали случаи, как сегодня, когда он просто отдавался в объятия вечеринки. Он уже шатался из стороны в сторону, когда подошел к толпе, играющую в бутылочку. Алкоголь делает Гарри смелее. Он просто присоединился к кругу. Все шло так быстро: бутылочка крутилась, кто-то целовался, снова и снова. Все было хорошо, пока в очередной раз после раскрутки не пришла очередь Гарри целоваться. Бутылочка остановилась, и парень поднял свои глаза. Он увидел Хэнка, так же пьяно улыбающегося ему. Парень растерялся на секунду и подумал: „Какого черта я вообще решил играть в эту глупую игру?“. Все смотрели на них. — Я передумал играть, — выпалил Гарри, вставая на ноги. Хэнк тоже встал. — Ты не можешь нарушать правила, — сказал он. Вся толпа смотрела на этих двоих, и они начали скандировать „целуй его, целуй его“. Гарри тяжело вздохнул, затуманенный алкоголем мозг совсем забыл, что у него есть парень, который находится где-то недалеко. Раньше он был королем этой игры. Ничто никогда не останавливало Гарри Стайлса, когда он пьяный на вечеринке играет и должен поцеловать кого-то. „Это всего лишь игра“, — подумал он. — Ладно, ладно, замолчите, — сказал он скандирующей толпе. Он встал напротив Хэнка и быстро коснулся его губ. Гарри думал, что на этом конец, но его партнер по игре слишком пьян, чтобы оторваться от мягких губ. Он притянул Гарри к себе и углубил поцелуй, толпа начала смеяться, а Гарри попытался отстраниться, но сильные руки прижали его к себе. Хэнк попытался проникнуть языком в рот Гарри, когда чьи-то руки подхватили его. Луи, чьи глаза пылали огнём и метали молнии, набросился на него. Он повалил Хэнка на землю и начал без разбора бить повсюду. Гарри никогда не думал, что может так быстро протрезветь. Вмиг он стал мыслить как трезвый человек. Он испугался и кинулся назад. Все сбежались вокруг дерущихся. Они кричали, но никто не подходил. Когда Стайлс подошел к ним, он понял, что это не драка. Луи просто избивает Хэнка, как тогда на парковке с тем парнем. Он отчаянно бьет парня по лицу, животу, ребрам. Стайлс подбежал к ним, пытаясь оттащить Луи, пока тот совсем не убил парня. Он попытался схватить парня за плечи, но тот сильно брыкался и откинул Гарри назад. — Ты его убьёшь, придурок, — кричал Стайлс. Все вокруг с испугом наблюдали за картиной, боясь подойти к ним. Гарри безуспешно пытался оттащить Луи. Не было ни единого подхода к нему. — Лу, прошу, ты убьешь его, — он схватил его за плечи, создавая зрительный контакт. В глазах Томлинсона стояли слезы, они потемнели и выражали глухую боль и ярость. — Посмотри на меня. Тихо, — он пытался успокоить парня, — я здесь. Спокойно. Луи моргнул несколько раз, пытаясь понять, кто перед ним на самом деле. Его кулаки сжимались ещё сильнее, а дыхание стало более тяжёлым. Краем глаза Гарри заметил, что прибежавший Зейн оттащил Хэнка, пока он сам держал Луи. Люди начали расходиться, и на секунду показалось, что это конец. — Лу, — осторожно позвал Гарри. — Не называй меня так, — закричал он, — никогда не называй меня так, ты… Я тебе доверял, а ты ведешь себя как последняя шлюха, — ярость новой волной накрыла его. — Я тебе доверял. — Это просто игра, это ничего не значит, — пытался оправдаться Стайлс. — Прости меня, Лу. Томмо развернулся и с размаху ударил парня по лицу. Гарри откинул голову и схватился за губу, из которой пошла кровь. В зелёных глазах блеснули слезы обиды. Он верил, отчаянно верил, что, даже несмотря на болезнь, Луи больше никогда не тронет его, не причинит боли. Как он ошибался. Болезнь и гнев бьют по людям без разбора. — Чёртов псих, — послышался голос Зейна сзади. Он оттащил Луи в сторону и залез в его карман. Томлинсон брыкался, пытаясь вырваться на свободу, чтобы снова накинуться на Гарри. Нащупав в карманах пузырек с таблетками, Зейн уже по инерции быстро засунул лекарство в рот своему другу. — Тихо, Томмо, пойдем к тебе, пока ты не заснул. Луи уже стал тише и податливее. Он оперся на друга, и они поплелись наверх, оставляя гостей на произвол судьбы. Гарри буквально побежал в свою комнату, вытирая слёзы со щёк и кровь с нижней губы. Боль, обида и разочарование душили его. Слёзы невольно катились из глаз. Он захлопнул за собой дверь и сполз по стене вниз. Рыдания вырывались из его груди. Он чувствовал себя таким жалким, трусливым, бесполезным и беспомощным. Он так верил в Луи, а теперь он снова делает это. Унижает Гарри на глазах у всех. Он сидит так более получаса, а потом, даже не снимая одежды, ложится на покрывало и отключается. Он хочет отключиться и больше ничего не чувствовать. На часах пять утра, все гости разошлись, и только Луи, очнувшись от лекарств, слоняется по дому. Зейн настолько переволновался, что заснул рядом с ним. Он раз десять подходил к ручке двери и тянулся к ней. Гарри не простит его, не на этот раз. Но толика надежды таилась в его душе. „Была не была“, — подумал он и тихо открыл дверь в комнату Гарри. Парень лежит поверх покрывала в одежде, свернувшись пополам. На его щеках следы слез. Он плакал во сне? Это разрывает сердце Луи. Он достает из шкафа плед и укрывает спящего. Он наклоняется над ним и слышит размеренное дыхание младшего парня. Гарри выглядит таким потерянным даже сейчас. Это всё из-за него, из-за Луи, и это ещё больше разрывает ему сердце. — Прости меня, мой мальчик, — шепчет он. Томлинсон быстро отходит, чтобы не разбудить Гарри. Он пришел сюда за другим, Луи хочет использовать способ Стайлса, чтобы сказать ему самое важное. Дневник лежит на тумбочке. Он тянется к нему и берет в руки. Раскрыв нужную страницу, он берет ручку, садится прямо на белый пушистый ковер и начинает писать. „Дорогой дневник, прости, что в прошлый раз я был невежлив. Мне нужно кое-что сказать Гарри через тебя. Сегодня случилось ужасное: я избил друга Гарри, а потом ударил его самого. Я не специально… То есть, я не хотел так. Чёрт! В общем, я просто слетел с катушек, когда увидел, как какой-то урод целует губы моего мальчика. Они принадлежат только мне, он не должен быть так делать. Я знаю, это была игра, но я бы не поступил с ним так ради игры. Я не должен был так делать, мне так жаль. Я не хотел его бить, просто так получилось, я даже не помню, как это случилось… Это же Гарри, черт возьми! Он моё всё. Кажется, я люблю его. Знаю, что я не тот человек, который может говорить о любви, не знаю, как это, но я чувствую к нему что-то очень сильное, и мне это нравится: сходить с ума по его губам, волосам, улыбке, ямочкам, хриплому голосу, глупым шуткам, по Гарри полностью. Если это не любовь, я не знаю, что это, но это волнует меня больше всего во вселенной. Он волнует меня, сводит с ума, я виноват, чертовски виноват. Знаю, что мне нет прощения, но я пишу это сюда, потому что готов на всё, если он простит меня. Он теперь моя жизнь“. Он положил дневник рядом со спящим Гарри и вышел за дверь, пока за окном не встало солнце и не разбудило Стайлса. Любовь заставляет нас ошибаться, заставляет прощать, страдать, снова ошибаться и причинять боль. Отношения не строятся просто так, особенно когда ты болен, особенно когда любишь сводного брата, особенно когда оба имеют свой характер. Это долгая борьба с гневом, в которой обоим нужны силы и выносливость, а главное, та самая всепоглощающая любовь, чтобы снова вставать на ноги и двигаться дальше рука об руку, вместе.