Лента Мёбиуса

Центральная Африка. Тренировочная база "Валькирия". - Не думала, что скажу, но ей идет, только… - Ребекка подошла к портрету, с которого смотрела девица словно вышедшая из саг и сказаний. Все что требовалось для красавицы тех лет: соразмерность пропорций, светлая кожа, мягкие золотые волосы, спускавшиеся к плечам, лукавые синие глаза – тупая покорность в женщине у её предков в чести не была, а вот весёлый и уживчивый нрав – иное дело, рост высокий для женщины тех лет и крепкая стать. Первородная давно не удивлялась, что брат не рядил свою даму сердца в роскошные наряды, вот и здесь: застежки-фибулы* явно отливали медью, а пояс был расшит не золотой нитью, а лишь янтарным бисером на несколько тонов темнее пошитого из довольно грубого бежевого полотна платья. Кинжал в роскошных ножнах, свисавший с пояса пресекал любые догадки о низком статусе женщины: свободная и вполне состоятельная девушка, пусть и не из семьи ярла.** В блондинке с картины лишь изредка и в мелочах угадывался вожделенный сексуальный объект, а так она была чем-то вроде постоянной спутницы в жизни. – Это вправду она, что тут копья ломать. - Выходит, что так. – Клаус откинулся в кресле. – Я ведь сразу даже и не понял, внешность часто повторяется. Написанный в семнадцатом веке портрет утратил часть красок – волосы девушки приобрели пепельный подтон вместо золотого, серый оттенок глаз вместо голубого скорее повторял цветотип Ребекки. Людей похожих как две капельки воды сотни, если не тысячи прошли мимо них за тысячелетие, но ничего общего кроме определенных черт лица они не имели. Клаус был не дурак – не строение костей, а мимика, повадки делают человека самим собой, отражают истинный характер. Вот и здесь лучезарная улыбка юной девушки, любящей жизнь во всех красках и проявлениях, говорила сама за себя – несомненно он рисовал Керолайн. Ребекка вздохнула, но воздержалась от обычных упреков, так как со временем осознала, что брат не только и не столько счастлив произошедшему: эйфория появлявшаяся при наличии Керолайн под боком в отсутствии девушки легко рассеивалась, - сколько смущен и напуган фатализмом встречи. Слишком много было Керолайн в его жизни до того, как она вообще родилась на свет, слишком часто он рисовал ее лицо, и то, что выражение этого лица на рисунках абсолютно соответствовало сегодняшнему оригиналу заставляло и ее порой вздрагивать. Неудивительно, что Керолайн наслаждалась абсолютной безнаказанностью - с хера ли Ник позволит хоть волосу упасть с головы той, что сопровождала его уже десять веков! Ни Элайджа, ни Кол не знали, как точно она выглядела, тайна девушки, смотревшей из золоченых рам, была доверена только одной Бекс да и то, потому что она была слишком уж любопытна и настырна ещё в те далекие дни, когда Майкл отвешивал воспитательные затрещины неродному сыну. Однако главное знали все Первородные - их вечность истекает, и найденная братом Керолайн – не причина, а лишь символ перемен. Новый Орлеан. Старый квартал. Солнце быстро выжигало кожу, и женщина заметалась под лучами – плохой контроль над разумом сейчас сыграл дурную шутку, снизив и способность к спасению до нуля. Запахло паленым мясом и волосами. - Черт! – Сообразив, что она так может и сгореть ненароком, Марсель отшвырнул брюнетку в тень. Ожоги довольно быстро исчезли, но этого было недостаточно. – Держи. Неловко подхватив ножи, его гостья кое-как вспорола вены на запястьях и под коленями – по телу заструилась кровь. Оба выдохнули. - Пей. Прошло минут пять прежде, чем Петрова пришла в себя. Все ненужное осталось на полу, вместе с «грязной» кровью, но даже при поступлении свежей в сосуды, мысли не успокаивались мгновенно. Да и нынешняя «молодость» обращения сильно ограничивала возможности регенерации. Впрочем, совсем скоро на губах девушки расцвела вполне счастливая улыбка. - Полагаю, я сдержу обещание. - Ну да, на пару недель, - хмыкнул чернокожий хозяин Нового Орлеана. – Впрочем, мне и их достаточно, но не меньше. На случай, если передумаешь - не забывай, что у меня ведьмы. - А у меня я сама. - Не особо шикарный вариант, если честно, - по тому, как цепко оглядел ее Марсель и иронично приподнял брови акцентируя внимание на декольте, не занавешенное никакими драгоценностями, в который раз осознала, что о ее положении наслышаны все вампиры – и угодные и не очень. – И все же, чем ты вызвала неудовольствие настолько, что тебя лишили защиты? - Я отказалась от неё добровольно. Захотелось стать свободной от присмотра? - Наложницы Майклсонов никогда не становятся свободными, - заинтересованный взгляд превратился в ленивый, - только невостребованными. - Твоя статистика, конечно, точнее на целую дополнительную единицу. Я в душ. Насчет дурного нрава досужие сплетни не врали – заявиться на чужую территорию с предложением союза и притом откровенно портить кровь хозяину, да ещё напоминать о его происхождении - в последние годы вампиры так не рисковали. Особенно недавно обращенные. Но в этом конкретном случае Марсель не позволил себе наказания. Пусть какое-то время он и пылал гневом на Клауса, но из Первородных лишь Элайджа вызывал в нем истинное отторжение – Марсель никогда не забыл неизменного равнодушия к ребенку, рожденному рабом, и ушата презрения, которым старший из Майклсонов окатил сестру, лишь заподозрив во взаимной симпатии. Там не было ни ревности, ни насмешки Николауса, только ледяное отвращение к человеку другого круга, посмевшего посягнуть на Ребекку. Позже, изучив историю и узнав о происхождении Первородных, Марсель понял, что абсолютно усвоивший нравы своего времени и культурной среды, Элайджа не мог смириться с тем, насколько сильно роняла свой статус Бекс интрижкой с бывшим рабом. В отличие от ублюдка-Клауса, пусть и официально признанного, но с детства наделенного птичьими правами в семье, старший Первородный привык принимать социальное расслоение как непреодолимую данность, ретуширующуюся лишь абсолютной собачьей преданностью. Постоянно занимающийся самообразованием Марсель со временем все понял, но ничего не простил. Было и ещё кое-что, - мужчина прислушался к звуку воды в ванной комнате, принюхался и довольно улыбнулся, поняв, что женщина моет волосы. - С одной стороны – Кетрин была в статусе личной рабыни, и могла похвастаться лишь самым что ни на есть крестьянским происхождением, да черт с ним с происхождением, кому до этого есть дело теперь - слишком много вызова и вульгарщины в её поведении для претензии на аристократизм. Элайджа предпочитал брюнеток с формами, но все они были обладательницы куда более изысканных манер. С другой стороны – когда Кетрин пришла сюда, она не выглядела жертвой многочасовых пыток. Вампиры не имеют увечий, но обычно все пережитое отражается на лице, и он не раз в жизни встречал эти ходячие оболочки, оставшиеся от в прошлом эмоциональных существ. Клаус практиковал эмоциональные встряски для своих жертв, и Марсель мог понять жажду мести, наказание и насилие страхом, но не иссушающие сознание приемы расчеловечивания от Элайджи. Так зачем ему нужен возможный активный противник, вместо преданного животного, ублажающего в постели и трудящегося на благо своего господина? Характер Катерины представлял ценность в глазах этого Первородного, а это само по себе – странность. К сожалению, раскрыть секрет отношений с Элайджей могли только он сам или Кетрин, которая не позволяла себе заснуть и на мгновение, лазить даже в голову Бекс не имело никакого смысла. Остальные просто ничего не видели, а последняя ведьма, подосланная к старшему Майклсону для смены линии Кетрин, сразу же рассталась с жизнью… Петрова покинула дом в тот же вечер, не став смущать хозяина долгими прощаниями и назойливой благодарностью за радушный прием. - Мы планируем мир в долгосрочной перспективе, так зачем нам помогать в этом ей? – не слуга, а скорее соратник – Джеймс Атенвуд, возник за спиной, рассматривая то, как Марсель ловко орудует вантузом, прочищая душевую от засора. - Чтобы заключить мир, мне нужно что-то большее, чем один город, – в случае необходимости Джеймс был так же мало брезглив, как и его лидер, поэтому промывал и складывал в тарелку ошметки волос Катерины с не меньшим энтузиазмом и тщательностью. - С Майклсонами тебе и континента не хватит. - И я о том же. Услуга, которой я расплачусь, должна стать ценой победы в войне с Эстер, не меньше. - И… - Она, - кивок в сторону тарелки, в котором плавали ошметки волос, – способ подобраться к ним и взвесить риски, а также узнать, кто чего стоит на доске. Потому что если Сальваторе и Кэролайн мне очевидны, то Татья и Кетрин – нет. С чего-то же нужно начинать. Швейцария. Альпы. Катерина отсутствовала почти полгода, а когда вернулась, тут же попросила проводить её к хозяину дома. Татия, так и не отошедшая от "приятного" знакомства, лишь презрительно кивнула головой в сторону лестницы, мол "я не служанка" и провожать не стала. - Здравствуй. Ты приехала? – Майклсон встал из-за стола, вопросительно приподняв брови. – Решила принять предложение? - Просто соскучилась. – Кетрин непринужденно села на стол и легко спросила: – А чем ты занимаешься? - Делами. Скоро буду усмирять бунтовщиков из Даверо. - Ливия? Ты вроде бы с ними договорился, - она продолжала рассеянно улыбаться. Элайджа не стал возражать напоминанием, что Даверо в Италии. - Договорился, но они убили предводителя, опять затеяли смуту. Мать снова чудит. Не хочется, но вырезать придется всех, - Катерина податливо ответила на поцелуй, шифоновая блузка отлично демонстрировала отсутствие какого-либо белья, и поначалу Первородный не сомневался в развитии событий, но потом чуть отстранился, нахмурился и уже медленнее закончил: - И другим наука. Что с тобой? - Безопасное употребление даже самых тяжелых наркотиков – чуть ли не самый большой плю.., - запнувшись, она потеряла мысль и усмехнувшись, поддразнила: - Ты тоже. Рад меня видеть. - Любой мужчина будет рад столь хорошей любовнице. Но наркотики… - он отстранился, помрачнев. Внушение: - Они тебе нужны, чтобы быть со мной? - Нет. Тут скорее я могу. Ты… - Катерина соскользнула на колени. - Я не нужна. Особенно теперь, когда стала хилой. – Уже чуть более задумчиво. – Но да, кровь двойника же… - За всё нужно платить. - И я о том же. Это совсем неважно… - Неважно, - кивнул Первородный, перебирая пальцами темные кудри. Вряд ли он говорил это ей – брюнетка была буквально накачана химией под завязку, непонятно, как только на ногах, точнее коленях держалась, скорее себе: – Я знаю, что там в твоей голове. Как же тебе повезло тогда – связанность Клауса заклинанием и его двойная природа не позволяли контролировать его личных вампиров. Обратись ты не от Роуз, а от любого моего «потомка», и через час пришла бы в замок добровольно и с песней. – Она, разумеется, была слишком занята, чтобы ответить. - Можешь поехать со мной, если по-прежнему скучаешь и планируешь повеселиться. Подожди… – через мгновение они с женщиной сидели в кресле, и её пальцы драли пуговицы его рубашки. – Мне хочется видеть твоё лицо. - За… зачем? – Её сумочка повисла на подлокотнике кресла, шифоновое платье болталось на талии. - Я скучал по нему. - Но у тебя же… А как же… - недоумение на мгновение промелькнувшее во взгляде исчезло, и снова Катерина не докончила одну мысль и перескочила на другую. - Я хочу поехать с тобой, - откинулась, послушно подставляя под поцелуи шею. - Правильный выбор. Куда тебе идти, с кем там говорить… питомцев-последователей и тех не осталось. – Пальцы мужчины охватили грудь и замерли, сжавшись чуть жестче необходимого, но Кетрин даже не смогла рассердиться, столько горькой грусти было в следующих словах Элайджи: - они не поймут, кого увидели и кто попал им в руки. - А ты можешь? – Она фыркнула и выгнулась в ответ возобновившиеся поглаживания. – Как самонадеянно. - Разве не поэтому ты здесь. – Возможно. Я хочу быть сверху и почувствовать… Ты первый сегодня. – Сморщив нос, она попыталась властно возвестить, но именно в этот момент очутилась сверху и получилось, что лишь придушенно пискнула: - Я так хочу. Скользнув ладонями по точеным ногам, которыми она упиралась в подлокотники, Майклсон лениво приподнял смеженные веки. Губ коснулась блаженная улыбка – его всегда забавляло это её самодовольство. - Ты всегда такая смешная с этим всем на лице… И идеально красивая, - проведя пальцем по размазавшейся помаде, задев звено цыганской серьги, запутавшейся в её кудрях, он осторожно подался вперед. – Моя идеально красивая женщина. - Катерина снова рвано выдохнула, вцепившись ему в плечи, и упорно смотрела, ожидая согласия. На мгновение Элайджа ощутил в ней какое-то смятение, но ведь причин тревожиться не было, а Катерине свойственно – играть в контроль: – Конечно, как ты хочешь. - Я хочу быть с тобой сейчас. - Клинок плавно вошёл в тело. Рассеянно, все еще под действием наркотиков Кетрин пробормотала: – Хочу тебя сейчас. Но мы же не можем… я не хочу себе потакать. Лицо Элайджи начало приобретать серый цвет, и, почувствовав укол резкой боли в груди, и дикую дрожь в пальцах, Кетрин отпрыгнула в сторону. Она смогла. Без радара подвески, постоянно накачиваясь лошадиными дозами героина и синтетики смогла добраться до Первородного. Позволив себе разрядку, Элайджа на пару секунд дополнительно снизил уровень контроля сознания, внушение чуть ослабло, и нарушить его приказ о ненанесении вреда стало возможным. Как на автопилоте Петрова поправила одежду Первородного и проведя ладонью по внутренней стороне бедер несколько минут тупо улыбаясь рассматривала влажную от спермы ладонь. Наконец, опомнившись, схватила нож для бумаг и принялась вспарывать вены, позволяя своей «порченой» наркотиками крови свободно вытекать из тела. - Ребекка? Я не знаю, что с ним случилось. Элайджа?! – Маленькая, глупая Татья вбежала в кабинет, и в ужасе уставилась на серое тело Элайджи. Её зрачки расширились, Кетрин усмехнулась. – Элай… Татья закричала и попятилась от вампира в чёрном, склонившейся над телом Первородного, когда та вдруг одним гибким движением поднялась и схватила первого двойника за горло. Телефонная трубка покатилась по полу. Кетрин сжала пальцы сильнее. Внушение Элайджи спало, она могла убить человеческую сучку. Она и собиралась убить её, впилась в шею, устраняя нехватку крови, когда вдруг до конца поняла… Ведьмы Марселя, к которым она обратилась настаивали – наваждение основывалось на крови, а изумруд выполнял лишь функции инструмента физического контроля? Это было так. Отшвырнув от себя полудохлую девчонку, Кетрин сделала несколько неверных шагов. Оперлась о стену, с силой ударила ладонями о стену. Подвеска теперь не имела никакого значения. Внушение тоже ушло – она могла причинять вред и Татье, и Первородным. В создателе не было крови и поэтому между ними не могло быть даже кровной связи. Те эмоции, которые она приписывала его ежечасному контролю и насилию над её волей, были её собственными. Все осталось при ней, только добавилось горькое сожаление от того, в какой именно момент она всадила кинжал. Такое не прощают, и бегать ей еще полтысячелетия, если не больше… С губ вампира слетел смешок. Унизительно, но правда: Элайджа даже никогда её не насиловал, она сама шлюха. Закрыв лицо ладонями, Кетрин заставила себя успокоиться и не скатываться в панику, но было сложно: связь воздействовала на неё раньше, влияла на её решения и поступки, но, оказалось, что совершенно в иную сторону. Элайджа сделал так, чтобы кровная связь внушала ей ощущение защищенности, которого раньше никогда не было, и потому Кетрин нарушила привычные меры безопасности. Плюсом сказались наркотики. Теперь ей как вампиру было всего несколько лет, при этом нажито куча врагов, и да, она смогла успешно скрываться в пятнадцатом веке, но мир изменился. Бешеные скорости, контроль аэропортов, камеры наблюдения… Пластические операции в её случае нереализуемы. Следующая мысль заставила пошатнуться от ужаса: у Марселя остался генетический материал. Она использовала душ и никакого растворителя после. Почему же, почему не была осторожна как всегда? Одержимая идеей избавиться от внушения не причинять вред Первородным даже в намерениях, она забыла, что под кровной связью не способна здраво оценивать риски. Вот о чем говорил Марсель, смеясь над «парой недель» на свободе. Дура! Трижды дура! Он не лгал. Ей было некуда пойти и не к чему приложить ум, не о чем и не с кем говорить, нечем заниматься…Слишком много лет и сил было потрачено на Первородную семью, изучение их мира, пока этот мир окончательно не слился с её собственным. Союзников даже временных нет. Марсель – он сам по себе, за неё он и пальцем не ударит, если только не... Выторговать счастье за кровь– то, что годиться с желторотыми мальчиками, не пойдёт с вампиром, обладающим властью, не внушит ему никакой любви, а лишь отправит её в подземелье, где в качестве бонуса к выкачиванию крови будут массово насиловать за деньги. Есть другая сторона - мать Первородных, можно заключить союз, если бы не принципиальная разница: Эстер - фанатичка, она, по сути, не может хотеть, чтобы вампиры жили. Она готова убивать своих детей, и уж точно Эстер не хочет, чтобы она, Катерина жила. Элайджа хотел, даже ублюдок-Клаус хотел, раз не убил в свое время. Возможно, временно, а может и вечно. Во время обращения Катерина разрывалась между ужасом открывшейся правды и желанием отдаться в руки Элайджи, и смесь именно этих эмоций навсегда клеймом впечаталась в ее личность, вовлекая в целую вереницу ошибочных решений. С другой стороны, в прошлую встречу она осознала абсолютно точно, что её ближайший удел - каплун на Рождество. Элайджа какое-то время будет спать с ней, но потом пустит в расход во имя счастья своего семейства. Да ради этого е*анного счастья он и себя убьет, не задумается. Склонившись к телу Первородного, Кетрин раздумывала. Вот уж правда - бойтесь данайцев… Она должна вынуть кинжал и чем быстрее, тем лучше. Ведьма создала новый, по подобию тех прошлых, однако с рядом различий. Например, им мог бить только двойник, и неважно кем он был, вампиром или человеком, и при этом только один двойник. Елена с Татьей тут бесполезны. Но какая гарантия, что тварь не солгала и не попытается уничтожить Первородного вместе с его линией? Марсель поставил условие о двух неделях – видимо, ему нужно что-то провернуть в отсутствие Элайджи. Или же в отсутствие активной деятельности Клауса. И вряд ли его условия опираются на добрую волю самой Кетрин. Она вынуждена будет выжидать две недели. Оставаться здесь нельзя: Клаус и Ребекка заставят ее сожрать собственные потроха за этот кинжал, инстинкт самосохранения никуда не делся, но и оставить Элайджу Кетрин не могла. В конце концов, она принадлежала его линии. Вампир посмотрела на очухавшуюся от обморока и отползавшую в угол Татью. Внушить ей? Но сучка всегда может сдохнуть до прихода остальных Древних или впустить людей Марселя. Записку легко потерять. Ей не хотелось рисковать. Делать было нечего. Подняв отключившуюся трубку, вампирша сунула её в руки Татье. - Набери Бекс, иначе я тебя разорву и начну с лица. Как и собиралась. Быстрее. - Татья истерически затрясла головой, соглашаясь. - Ребекка? Это Кетрин. – Кетрин поморщилась от количества грязных ругательств донёсшихся из телефонной трубки. – Заткнись и слушай. Элайджа лежит в своей резиденции в Альпах с кинжалом в груди. Это новый. Не нужно его вытаскивать, пока я не свяжусь с ведьмой его сделавшей, иначе может быть фатальный исход. Вытащить его могу только я. И поторапливайтесь. Извини, нет. Бросив трубку, она с презрением оглядела до смерти перепуганную и скулящую от страха Татью, поражаясь, что Первородные братья нашли в этой истеричке. Даже попав к Клаусу или стоя перед Элайджей в склепе Кетрин никогда не приходило в голову заплакать при виде смерти. - Ты не должна никого впускать, кроме Николауса и Ребекки в этот дом. Ни вампиров, ни людей. Через минуту только разлетевшиеся занавески напоминали о присутствии третьего в комнате. Неделю спустя. - Нужно было сразу её убивать, - сидевший в кресле напротив того, в котором покоилось тело брата Клаус резко выдохнул и зло посмотрел на рыдающую Бекс, упавшую на колени перед столом. Прошла неделя, но ничего не изменилось в картине дней – Ребекка всё так же рыдала, он изучал рукоятку, которая прожигала ладонь насквозь, стоило прикоснуться. Как и оборотни, люди, гибриды, простые вампиры и ведьмы, которых он приводил пробовать и чьи жизни напрасно извёл. Только Татья могла взять кинжал. Или Елена. Но выдернуть его Клаус не разрешал. – Я наслушался уговоров. Твоих в том числе, сестра. – Удар кулака оставил вмятину в полах. - Любвеобильные вы все, бл*дь! Ты понимаешь, что виновата? - Да! – заплаканные глаза Бекс засверкали расплавленным металлом. – Я найду и... Ник, клянусь. Нет таких пыток, через которые не пройдёт эта шлюха, клянусь тебе. Он кивнул. Знал, что не она виновата – Бекс всегда была слаба по части мужчин, просто он сам, Клаус влюбился. Непонятно из-за чего и как, но, вероятно, эта непроходящая очарованность и была влюблённостью. Следы Керолайн, её матери и Локвудов по-прежнему плутали где-то в залах музеев европейских столиц. Удалось вытащить с того света Татью, блуждавшую за завесой, вновь создавать гибридов и пестовать свою империю на Американских континентах. Клаус мог легко выйти на Керолайн Форбс, хоть завтра привезти её сюда, в свой город, дом и постель, но никогда к этому не стремился и не планировал. Но его давняя болезнь, воодушевление от того, что он, наконец, нашел свою судьбу, никуда не делась, сидела в нём, подтачивала волю и нашла выход, когда он передал Катерину брату. Позволил главной слабости Элайджи гулять на свободе, когда тот оказался в гробу. Теперь пришла расплата за недальновидность. - Сначала нужно вернуть Элайджу, а потом… - Глаза Клауса зажглись безумием, охваченные мстительной агонией брат и сестра стали похожи как никогда. – Что она сказала, Татья? Не упускай ни единой подробности. - Когда я прибежала, она уже сидела тут и начала меня душить и кусать. – Девушка заложила прядь волос за ухо и легко прикоснулась к плечу Клауса, а Бекс вздрогнула – она всё время забывала, что Татья не Кетрин, не Елена, и даже не она сама и не знает страха перед её братьями и потому ведёт себя так вольно и без малейшей опаски. - Потом бросила на пол, и я потеряла сознание. Когда я очнулась, она кричала и била руками в стену, шептала что-то над кинжалом, а потом схватила телефон и приказала позвонить Бекс… Этот рассказ они слушали, наверное, в тысячный раз, и снова Клаус не мог понять, зачем был нужен этот звонок Кетрин. Хотела, чтобы они боялись вытащить кинжал, потому что Элайджа очнётся и отомстит? Но он сам и его гнев не менее страшны по форме, не говоря уже о Коле. Не проще ли было убить Татью, и, не оставляя улик, исчезнуть?.. Почему она этого не сделала? Неужели верит, что Элайджа ей простит и это? Оставалось только согласиться с Кетрин – вытащенный кинжал гарантировал смерть брата и его линии. Но в этом случае Кетрин, Татья и Елена превращались в аналог кольев Белого Дуба для убийства Древних. Самого Клауса кинжалом убить точно нельзя, но Элайджу, Бекс и, черт бы с ним, Кола – да. В этих раздумьях гнев Клауса начинал стихать, трансформировался в глубокую задумчивость, из которой вывел телефонный звонок. Незнакомый номер, но он волчьим чутьём уже знал, кто это. - Катерина? - Этого не может быть. Ты врёшь, должен быть ещё способ, чтобы он остался жить. - Его нет. - Я не могу появится там. — Значит, он будет лежать там вечность… - Черноглазая женщина прищурилась. – Ты просила кинжал, чтобы он мог убить, не уничтожая линию, а не игр в живую и мёртвую воду. Чего же ты хочешь теперь? - Если тебя одолевают сомнения: его могу вытащить только я. Тот двойник, который вонзил кинжал и дал свою плоть на его изготовление. Я приду и вытащу, но мне нужно твоё слово. Прошла неделя с приговора из уст ведьмы, а Кетрин всё никак не могла успокоить-ся. С каждым днём её настроение ухудшалось и, если сначала вырезав какой-то ночной клуб в Восточной Европе, она думала, что перебесится, то теперь понимала, что нет. Она не успокаивалась. Это была дорога к поражению, в конце которой её всё равно найдут и будут мучить вечность. Но даже это не позволяло встряхнуться и наступил тот момент, когда она сама прыгнула в пасть ко льву. - Слово чести? – Клаус хмыкнул. – По какому же поводу? - Наказывать меня будет только Элайджа, когда очнётся. Не ты, не Кол и не Ребекка. «Он меня не накажет слишком жестоко, а если и накажет – ещё нужно поймать…» - Я не договариваюсь с предателями, и тем более у них не бывает моего слова. - Тогда твой брат пролежит ещё полтысячелетия, прежде чем ты меня отыщешь, – противным голосом объявила Кетрин и сжала губы. – Насколько я понимаю ситуацию с Эстер это совсем не входит в ваши нынешние планы. И ещё без его присмотра я развяжу междоусобную войну в Европе. Неужели ты думаешь, что Элайджа меня простит после такого? Не переживай. - Зачем это тебе? – Клаус прищурился и размеренно произнёс: – Ты ему не нужна, у него есть второй двойник, настоящий… Тебе и вправду не стоит рассчитывать на его милосердие. - Ты хочешь вернуть брата? - Да. - Тогда мне нужно твоё слово, а не мелодраматические отступления на тему спит ли он ещё и с Еленой. - Заколола ты его точно не из ревности. Что же… - По губам Древнего вдруг зазмеилась улыбка, и даже Татья вздрогнула, таким страшным теперь было его лицо. – У тебя есть моё слово, слово Бекс и Кола, что мы тебя не тронем, когда ты придёшь в дом. И вообще больше не тронем. - И не отдадите приказ меня тронуть, - уточнила Кетрин. - Не отдадим. Мне нужен живой и здоровый брат, а не жалкая вампирская шлюшка. - Тогда есть ещё один момент. Я должна прочитать заклинание, которого у меня нет. – Прежде чем Древний гибрид успел что-либо вставить: - Но у Марселя есть доступ к нему. Эти ведьмы когда-то сотрудничали с ним. Тебе нужно его добыть. - Хочешь сказать, что вы скооперировались с этим сукиным сыном? - Учитывая, что он считается твоим сыном, то тебе, конечно, виднее. Нет, не скооперировались, просто мы пользуемся услугами общих ведьм, но в данный момент я с ними повздорила. Договорись с ним. Я перезвоню через неделю, уточнить готовность. Трубка отключилась, Бекс в ярости уставилась на брата: - Ты с ума сошёл?! С какой стати, ты дал какое-то слово?! Я не собираюсь его сдерживать! - Собираешься. - Не подумаю! - Ты слишком отошла от дел, возясь с человеческими детьми, и не помнишь, какое сегодня число? - Нет. - Через две недели Большой Совет. Я его не отменял, потому что в любом случае либо Элайджа должен был очнуться и провести сам, либо нужен наместник для его линии. Она двойник, Бекс, мы просто не будем им препятствовать её растерзать, – невозмутимо пояснил Клаус. Лицо Ребекки утратило раздражение. – После брат может использовать Елену, я предоставлю ему её для обращения. А что до Катерины… Не переживай, теперь её будет мурыжить пол-Европы, пока не останутся одни обглоданные кости. Новый Орлеан. Старый квартал. «Валькирия» сияла неоновыми огнями, но Ребекка, разумеется, не направилась на танцпол, а устроилась за барной стойкой. Интересно название было выбрано случайно, или ядовитая шпилька в адрес их тренировочной базы? В первое Бекс не верила, второе же означало, что Марсель слишком глубоко знает их структуру и не планирует этого скрывать. Как она и предполагала, никто не пытался к ней клеиться или снять на ночь, а нынешний хозяин Нового Орлеана материализовался в ближайшие десять минут на соседнем стуле. - Имеет какой-то смысл, что именно я здесь, или мы можем просто получить твое заклинание? - Она не стала здороваться. - Имеет. Выбрана именно ты, потому что твоя компания для меня и безопаснее, и приятнее. Моя цена принята? - Ты приглашен на Большой Совет в качестве его гостя. У тебя есть слово Клауса. – Блондинка упорно смотрела в бокал. Кровавая Мери – сомнительный выбор, но вампиры её любили, сегодня она хотела быть как все обычные вампиры. – Он не жаждет твоей смерти. Ты это знаешь. И простит, если ты придешь с повинной. - Предлагаешь прийти, остаться и до конца дней целовать подол твоего платья? – Марсель скривился. – Уволь. - Прийти, остаться и добиться своего верностью. - Дай подумать… - Обаятельная улыбка на губах Марселя превратилась в ледяную усмешку. - Твой старший брат испытывает ко мне неприязнь такого уровня, что только чернокожие любовницы в колоде не дают заподозрить в нем расиста, Клаус – ну, его хорошее отношение остается хорошим лишь, пока я не претендую на твои чувства. Но в целом любой кандидат не должен претендовать на твою преданность и власть над Латинской Америкой, а мы знаем, что я могу. - Заблуждаешься. Ты не можешь. - Поверь, могу. Мирным путем мне не получить контроль над твоей территорией. - Это вроде как мои земли, моя линия и моё тело. – Глаза Бекс зло сверкнули. – Как же мое мнение? - Оно никого не интересует, и я меньше всего о себе сейчас. Так я хочу, чтобы моё отдали мне под давлением непреодолимых обстоятельств. Хочу прибрать к рукам тебя, твои земли и твою линию вампиров, и заодно будущее без оглядки на прихоти твоих братьев. - Не боишься, что убьют за такие «хотелки»? И мир не спасет. - Не сомневаюсь, что попробуют, поэтому мне и нужно, - кивок на помещение, но Ребекка знала, что он подразумевает целый город в качестве резиденции, - это все. Пойдем потанцуем. Тебе вроде нравится вальс. - Это ночной клуб. - В котором я хозяин. - Нет. С меня спросят за это. - Ты уже здесь. Он с тебя все равно спросит. – Марсель протянул руку в приглаша-ющем жесте. – И ты здесь, потому что должна расположить меня к себе. – Она вложила пальцы в ладонь, но взгляд серых глаз остался стеклянным. – Нет. Эта причина остаться до утра лишь для него. Но если ты не хочешь задержаться, то я отдам документы сейчас. - Элайджа… - Элайджу не оживить без участия Кетрин, а твой брат не найдет её до указанного ею срока. Твоё появление на некоторое время раньше ничего не даст. – Круговыми движениями мужчина чуть поглаживал ладонь Первородной. - Улыбнись же. Без этих своих кривых ухмылок «я циничная принцесса». - Я какая угодно, но не циничная. Но я не хочу танцевать. Молчание. - Хорошо. – Он было поднял руку, намереваясь подозвать одного из своих распорядителей, но блондинка удержала её... - Нет, не зови. Я не хочу танцевать, но мы могли бы прогуляться. – Ребекка потупила взгляд. - По твоей столице. Я здесь не была последние... много лет, и было бы интересно посмотреть место, где мы… где ты… Он не дал ей договорить, склонившись над её ладонью в долгом поцелуе. А Ребекка на мгновение напряглась и отметила про себя: Марсель никогда не обретет нужных манер, его порыв был слишком откровенен для того, кто хочет править. Неуместен. Не то что Элайджа и Кол, даже взрывной Клаус при всем своем обожании Керолайн не позволит себе такой демонстрации ценности женщины перед подчиненными. Но она не была циничная и расчётливая и потому, когда Марсель вновь поднял на неё взгляд, выражение лица девушки оставалось нежным и счастливым. Швейцария. Альпы. Кетрин осторожно подошла к дому. Он был светлым, в летнем солнышке почти праздничным, словно сошедшим с туристических флаеров вроде «Побродим по Альпам», и ничто не предвещало беды. Она уже была приглашена в дом Татьей, поэтому не стала медлить и переместилась прямиком в кабинет Элайджи. Он сидел в кресле в той же позе, в которой она его оставила две недели назад. С нежностью проведя ладонью по щеке, Катерина поддалась минутной сентиментальности - прижалась в поцелуе к мёртвым губам. Быть иссушенным безумно больно. Ей ли этого не знать, поэтому, не став больше медлить ни секунды, девушка положила ладонь на рукоять, отчетливо произнесла заклинание, выдернула кинжал и снова приникла с поцелуем. У неё были пять целых минут, чтобы оказаться далеко отсюда, и не страшно, если одну растратить на порыв. Или две. Почему-то её взволновало понимание, что первый вдох будет из её рта. Но третьей минуты она себе не позволила. - Ничего не хочешь сказать? – Ребекка стояла у окна, скрестив руки на гру-ди. Отрезая путь из дома. - Не дождёшься моего брата в сознании? - Нет, – фыркнула Кетрин. - Я ухожу. - Не через окно. Петрова насторожилась мгновенно, её мысли заметались, но она была здесь не хозяйка и не противница Первородной. Путь к холлу лежал через гостиную и вампирским слухом девушка услышала голоса. Множество голосов. Гостиная была полна народу. Стараясь не слишком паниковать, но приготовив метательные ножи, брюнетка принялась спускаться по лестнице. Не дойдя последней ступеньки, она остановилась. На неё смотрели глаза. Женские и мужские, но все бесконечно взрослые, алчные, жадные. Они её узнали, узнали лицо, тело и запах. Она сама сняла защиту, сама отменила внушение Элайджи… Кетрин замерла как лисица перед стаей волков, зная, что стоит ей сдвинуться с места, и её схватят. - Я им не приказываю и даже не созывал сюда. – Манерным жестом, развалившийся в кресле внизу, Клаус отмахнулся от полного ненависти вопросительного взгляда Кетрин. - Разве Элайджа не говорил о Совете? Или ты его не спросила? Ка-акая жалость. Спешили куда-то, наверное, – Он подхватил с подноса бокал – Вдова Клико Розы с кровью, - и подняв в шутливом тосте, возвестил: - Вы свободны в своих действиях, дамы и господа. Её кровь, тело и прочие прелести... Угощайтесь! Одурев от ужаса, Кетрин метнула стол в проход и выбрала свой единственный верный путь к спасению – по лестнице обратно в кабинет. Дверь разлетелась в щепки в следующую секунду под напором вампиров. Он уже увидела перед собой оскаленные клыки и, не глядя, двинула по ним попавшейся под руку вазой. Те пара минут, истраченные на поцелуи с Элайджей решили её судьбу… Глухой шлепок. Дымящиеся сердца покатились по полу. - Вон, - скомандовал ледяной тон. «Спасена… Спасена!» - Элайджа! – она бросилась на шею к Древнему, повисла на нём, покрывая его лицо поцелуями и не видя ничего от пережитого ужаса. – О, Элайджа! Ты жив… Ты жив… Аа… - Ты, - вырвав крик боли, запястье Древнего пробило грудную клетку девушки и жёсткие пальцы сжали трепещущее от счастья сердце. Открыв рот, Кетрин ловила ртом воздух, глядя на руку в своей груди. – Ты… Лицо Майклсона потемнело от ярости. - Я вынула из тебя кинжал, - умоляюще прошептала Кетрин. – Я вернулась ради тебя. – Чересчур быстро для правды добавила: - Я полюбила тебя. - Ты его воткнула. – Элайджа рывком вынул руку из её груди. Улыбка его была поистине ужасной, но всё же он её не убил. Хотя рана еще не затянулась, Кетрин решилась на кивок. - Я был так добр с тобой, что дал тебе свободу ото всех включая себя. Недооценил твою способность течь как шлюхе в любой момент – сам виноват. Только поэтому ты останешься жива, Катерина, но теперь ты узнаешь, что значит, когда я сатрап. Отныне я буду вести себя с тобой как господин, которым являюсь для своей линии. – Пальцы, перепачканные кровью, охватили её подбородок и щеки, вынуждая глядеть прямо.– Я планировал тебя возвести на пьедестал, а вместо этого ты с утра до ночи будешь делать то, что так не любишь: драить полы, посуду и стены в этом доме, и уставать как уставала семнадцатилетняя Катерина Петрова, когда была человеком пятнадцатого века. Это ясно? - Да. - Ночью я буду развлекаться с тобой как с вампиром, и поскольку ты не раз доказала, что ни на что больше не годишься, то при моем неудовольствии, - он посильнее растянул паузу, увидев как её начало потряхивать от ужаса, - тебе остригут волосы, выставят на всеобщее обозрение голой и будут пороть вместо нажатия на кнопку дверного звонка. Надеюсь, ты все очень хорошо уяснила. Подарив ей болезненный поцелуй, он отпихнул её лицо. Кетрин собиралась уже отступить в сторону, когда, с треском порвав её платье, Элайджа сдёрнул с плеч рукава. - Попроси у Татьи что-нибудь попроще, прелесть моя. Служанки не носят такой одежды. – улыбнувшись, глядя на одуревшую от ужаса девушку, уточнил: – Если я хотя бы заподозрю, что ты что-то затеваешь, вспомни, что чувства юмора у нас в семье все ушло на Клауса с Колом. Вытерев руки о бывшую минуту назад нежно-сиреневым платьем от Валентино тряпку, Древний вышел в по-прежнему распахнутую дверь. Совет. Кетрин молча стояла, переваривая произошедшее, пока не услышала насмешливый голос от двери. - Ну, не злись, у него всегда была плохо с фантазией. Сделать из обычной деревен-ской шлюшки, прикидывающейся femme fatale, обычную деревенскую шлюшку… - Бекс звонко рассмеялась. – Братец безнадёжен. Не удостоив её взглядом, Кетрин отпихнула ногой преграждавший ей путь труп и вышла за дверь. - Не очень похоже на то, о чем ты мне говорил, - пробормотал на ухо Марселю Атенвуд, направляясь вслед за Бекс, без стеснения бросившейся обнимать брата. - Я отлично знаю этого ублюдка - он к ней теперь даже не прикоснется. В случае Кетрин ужас в ожидании наказания сильнее страха самого наказания. – Марсель столь же тихо усмехнулся. – Но отметь – Кетрин Пирс по-прежнему жива, а значит, она ему для чего-то нужна. ___________________________________________________________________________ Фибула* (лат. fibula, скоба) — металлическая застёжка для одежды, одновременно служащая украшением (брошь для украшения или булавка имеющая «замок» для острого конца для крепления одежды). Ярл** (др.-сканд. Jarl) — один из высших титулов в иерархии в средневековой Скандинавии, а также само сословие знати. Первоначально означал племенного вождя, позже стал означать титул верховного правителя страны.