Адажио для струнных.

Когда я писала основное "Адажио", у меня было несколько приятных домашних сцен и мыслей, которые очень хотелось показать читателям, но по разным причинам этого сделать не получилось. Либо не очень в концепцию укладывалось, либо было лишним, либо просто немного портило ситуацию/характер. Пришлось безжалостно выпиливать. Но сейчас я поняла, что не могу не поделиться этими мыслями, потому собрала все недописанные/переписанные/вырезанные сцены и скомпоновала их в еще одну дополнительную главу. Просто как приятный бонус. Ни к чему не обязывающее еще одно утро из жизни знаменитой криминальной парочки. Приятного прочтения. --------- Когда я проснулся, за окном было уже светло. Впрочем, нельзя сказать, что и с вечера особо темнело. За это я люблю летние ночи. Солнце закатывается за горизонт, оставляя узкую, светлую, зеленовато-голубую полоску, которая путеводным маяком освещает непроглядную ночь, делая ее уютней, прозрачней, истончая и давая почувствовать ее грани. Летом я почему-то всегда сплю достаточно мало без ущерба для себя. Вот и сейчас, часы показывали всего без десяти пять утра, а внутренние ритмы уже трубили радостную музыку подъема, разливая по еще немного слабому после сна телу на редкость хорошее настроение. Я привык доверять своим предчувствиям, потому, если подъем легок, значит и весь день пройдет на высокой ноте. Тянусь до хруста в суставах и одним движением скатываюсь с кровати вниз, по-кошачьи бесшумно приземляясь на пол в упоре лежа. Все же, несмотря на в основном тихую, сидяче-лежачую работу, форму надо поддерживать хотя бы такой нехитрой утренней зарядкой. Впрочем, дело тут даже не в страхе «поднакопить жирок», а в самодисциплине, которая в порядке больше держит разум и дух, давая приятные бонусы телу. Работа снайпера требует долгой и невероятной по своей силе концентрации мозга. Час сидения с винтовкой примерно равен четырем шахматным партиям с гроссмейстером, которому ты никак не хочешь уступить, а сидеть приходится в среднем часов по десять-двенадцать. Отсутствие дисциплины расхолаживает, замедляет время реакции, заставляет упускать из виду весьма значительные мелочи, способные переломить весь ход дальнейших событий, потому, даже если очень сильно лень, хочется спать, не очень много времени или что-то болит – все равно надо заставлять себя заниматься, хотя бы немного. Положенный норматив в шестьдесят отжиманий, сотню подъемов корпуса и пятиминутный бой с тенью был с успехом выполнен, после чего ласковые струи теплой воды смысли остатки сонной неповоротливости, приятно потягивая разогретые мышцы. Было бы неплохо позавтракать, тем более, что ужина вчера как такового не получилось по причине усталости, но прежде чем спуститься на кухню, я на всякий случай, как и каждое утро, заглянул в соседнюю спальню, проверить, все ли в порядке. Вымотанный до предела за прошедшую неделю Джим тихо сопел, лежа на животе и уткнувшись носом в подушку. Его присутствие в кровати выдавали лишь едва-едва вздымающееся одеяло и кусочек макушки, торчащей черными вихрами над уютным царством белого постельного белья. Желтый электрический свет ночника терялся в первых солнечных лучах, затапливающих его комнату. Редкое зрелище: безмятежно спящий криминальный консультант в естественной среде обитания. Я хотел выключить лампу, но потом передумал и тихо закрыл за собой дверь, чтобы ненароком не разбудить, решив обеспечить ему и себе еще пару часов спокойного отдыха. На кухне я распахнул настежь оба окна, впустив внутрь редкое солнечное лондонское утро, и принялся за приготовление завтрака. Два куска хлеба исчезли в горячих недрах тостера, на сковороде радостно зашипело масло, в которое тут же были разбиты два яйца, а навороченная итальянская кофемашина распространила по комнате крепкий, сладковатый аромат. Приготовлением еды обычно занимается Джим, о чем я нисколько не жалею по целому букету причин: от элементарной лени стоять у плиты после затянувшегося рабочего дня до общей неискушенности в еде. Сделать вот такой вот нехитрый мужской завтрак из яичницы, тостов и кофе легко, но с Джимом мне не сравниться. Меня порой пугает его способность сочетать на первый взгляд абсолютно несочетаемые вещи. Я искренне не понимаю, зачем в томатный суп добавлять ложку коричневого сахара или натирать имбирем мясо, но пока еще не было ни одного случая, чтобы мне что-то не понравилось. Наверное, из всего того, что я пробовал, мне больше всего запомнился сладкий омлет с яблоками и корицей, о котором я не имел никакого представления до этого, и взял в рот кусок чисто из вежливости, чтобы не расшатать и без того хрупкое душевное равновесие начальства. Теперь это сладкое лакомство стоит у меня первым в списке любимых блюд и, честно говоря, я искренне рад, когда у Джима с утра есть время и хорошее настроение, чтобы его приготовить. Джим мне в этом напоминает чем-то Леонардо да Винчи, который в своих пергаментных тетрадях чередовал сложные инженерные чертежи и расчеты с анатомическими зарисовками и рецептами конфитюров. Что ж, талантливый человек талантлив во всем. К тому же, как говорит сам Джим, готовка его порой сосредотачивает, помогает упорядочить и структурировать мысли. Дешевые уличные забегаловки он не жалует, как и фастфуд, брезгливо копаясь палочками в китайской лапше, выкидывая мелкие луковые колечки из пожухлых салатов и кривясь при одном упоминании майонеза. Рестораны любит только строго определенные и только из-за двух-трех блюд, что там подают. Отчаянно презирает японскую кухню в том виде, в котором она есть в Лондоне, но в целом не питает слабости к какой-то одной гастрономической культуре. Можно было бы сказать, что всеяден, если бы не его разборчивость в продуктах. Теплый жидкий желток было приятно вымакивать кусочком поджаренного хлеба. Джим обычно довольствуется только одним тостом и чашкой чая без сахара на завтрак, предпочитая более плотный, хотя и более ранний ужин. Я же больше люблю в меру плотный завтрак и легкий, но поздний ужин. Для Джима же является нормой посреди ночи сидеть на кухне и пить теплое молоко с овсяным печеньем, разбирая расчеты и беспрерывно таращась в ноутбук, консультируя свою немалочисленную клиентуру. Он на работе круглосуточно, двадцать четыре на семь, даже когда спит, мне кажется, я слышу тихое, почти компьютерное жужжание, сопровождающее всю его мыслительную деятельность. А главное, что ее атрибуты наблюдаются повсеместно, даже сейчас, убирая тарелку в мойку, я нечаянно смахнул со стола несколько густо исписанных разными чернилами желтых листочков. Джим почему-то питает слабость именно к этому цвету писчей бумаги. Разбирать столь необходимый рабочий хлам на столе не хотелось, а терпеть его не было уже сил, потому я взял чашку крепкого эспрессо, любовно сваренного современным кухонным чудом техники, и переместился на подоконник, подставив лицо мягким, утренним солнечным лучам, вызолачивающим кожу. В кармане домашних спортивных штанов нашлась мятая пачка сигарет, и я не смог устоять перед искушением вбросить в кровь вместе с кофеином небольшую дозу никотина. К хорошему привыкаешь чертовски быстро. Когда-то хотелось, чтобы в стволе было на один патрон больше, потом хотелось прожить на один день дольше в сумраке камеры, а сейчас привередничаю в выборе сорта кофе и марке сигарет, которыми хочется затянуться с утра. Человек вообще странное существо. Ему вечно чего-то хочется, при чем зачастую он и сам не знает, чего, и вечно что-то не нравится. У кого-то одеяло тонкое, а у кого-то сливки взбиты без сахара. Так уж мы устроены: всегда стремиться к лучшему и никогда этого не достигать, зачастую разрушая то, что уже имеем. Я сам понял это не так уж и давно, потому просто постарался научиться наслаждаться тем, что имею в данный момент, простирая свои желания в сторону обыкновенных вещей, зачастую совершенно не зависящих от меня, вроде завтрашнего солнечного дня, прохладного ветерка или десятиминутного отдыха, чтобы просто почитать новую, пахнущую типографской краской книжку. Я сделал еще один глоток прекрасного, упоительно-ароматного, крепкого кофе и глубоко затянулся, ненадолго задержав дыхание и прикрыв глаза, чтобы оставить этот момент в себе, растянуть его чуть-чуть подольше, позволив себе таким образом кусочек того самого пресловутого рая на земле, потому что, если он и есть, то состоит целиком и полностью из таких вот мелочей, длящихся бесконечно. Кстати, Джим терпеть не может, когда я курю в квартире, постоянно выгоняя меня на крышу или просто на лестницу, если хочет досадить особенно надоедливым и скандальным соседям, хотя по последнему пункту с Джимом не сравнится никто, но иногда, когда у него неплохое настроение или он отсутствует дома, я нагло пользуюсь положением, открываю окно и, по его выражению, “совершаю медленное самоубийство”... Забавно слушать нотации о здоровом образе жизни от человека, чья профессия предполагает ее максимальное укорачивание. Небольшая керамическая чашка опустела, а сигарета дотлела до фильтра, закончив свою жизнь на ее дне за неимением пепельницы. Уходить с насиженного места совершенно не хотелось, тем более, что свежий ветерок приятно трепал отросшие, еще не высохшие после душа волосы, принося на себе запах молодой листвы и, кажется, гортензий, буйно разросшихся в небольшом палисаднике у дома. Мне кажется, я бы даже не удивился, если бы узнал, что их сажал сам Джим, но вроде бы при всех его разносторонних талантах любви к садоводству я не заметил. Внезапный тихий шорох заставил меня открыть глаза. Каково же было мое удивление, когда рядом с собой я увидел совершенно спокойно сидящую на подоконнике синицу, с любопытством разглядывающую большое и непонятное существо по имени Себастиан Моран. Стараясь не делать резких движений, я медленно потянулся к кухонной столешнице и выудил из стоящего на ней пакета кусок тостового хлеба. Птица повернула голову на бок и выжидательно чирикнула, будто бы поняла, что я хочу сделать дальше. Осторожно я растер в ладонях белый мякиш и протянул руки к неожиданному гостю, боясь спугнуть. Синица отпрыгнула на пару своих птичьих шажков в сторону, но видимо поняв, что никто ей вредить не собирается, снова чирикнула, вспорхнула прямо в мои раскрытые лодочкой ладони, зацепившись хрупкими, тонкими лапками за пальцы, и принялась за угощение. На душе в этот момент как-то странно потеплело, а по лицу расплылась дурацкая улыбка. - Ну, здравствуй, дружок. И тебе приятного аппетита. – Усмехнулся я, наблюдая за тем, как пушистая, черная птичья голова с глазками-бусинками беспокойно вертится, выклевывая самые большие и, на ее взгляд, вкусные крошки. Почему-то на ум пришла старая-престарая индийская сказка о крохе-пташке, которая, не побоявшись, вытащила из лапы свирепого тигра занозу. Это маленькое существо сейчас цеплялось своими коготками за мои огромные по сравнению с ней лапы и чувствовало себя абсолютно спокойно, зная, что этот тигр не причинит ей вреда. Видимо, она пришла за причитающимся ей воздаянием за некогда оказанную помощь. Равновесие всегда восстанавливается, не важно, сколько жизней на это потребуется и в каких обличьях. Я люблю животных. Почти всех, кроме, разве что, некоторых видов рептилий. Животные мне кажутся честнее и добрее людей. Они никогда не лгут и следуют исключительно своим путем, назначенным им природой. Однажды, когда я служил в Ираке, мы зачищали подпольный склад с оружием и внезапно откуда-то из угла послышался сдавленный, истошный писк. Я пошел посмотреть, что там такое и увидел зажатого между ящиками тощего котенка. Оставалось только гадать, как он там оказался, но я решил не продлевать мучения несчастного существа, потому вытащил оттуда, положил в походную сумку на бедре и принес на базу. Впоследствии котенок вырос в красивую, изящную рыжую кошку и так привязался ко мне, что не отходил ни на шаг, куда бы я ни шел. С тех пор у меня появился друг, с которым можно было разделить паек. Люси, как я назвал кошку, сопровождала меня на всех заданиях и во всех патрулях, тихо сидя в сумке, изредка выбираясь, чтобы принести мне из чувства благодарности задушенную крысу или ящерицу. Нельзя сказать, что я этого не ценил, но все же мертвые тушки вышвыривались куда подальше, а Люси получала дополнительную порцию рыбы или мяса, в зависимости от того, что в этот момент было в пайке. Когда моя пуля вышибла мозги Рэя, я отдал Люси бывшему товарищу по службе, попросив заботиться о ней, будучи уверенным, что это действительно будет так. Кошку любили на базе, в отличие от ее молчаливого и немного нелюдимого хозяина-снайпера. Искренне надеюсь, что она не скучала без меня, и не скучает до сих пор. Птица окончательно прыгнула вглубь моих ладоней, принявшись ворошить клювом оставшийся хлеб. Наверное, это очень забавно смотрелось со стороны. Здоровенный, немного заросший, суровый мужик с дурацкой улыбкой на небритом лице и крошечная птаха, увлеченно клюющая крошки в его ладонях, изредка щипая за кожу. Что ж, у каждого в этом мире свои слабости. Я вот люблю животных, хотя при всей своей любви к братьям нашим меньшим, меня трудно назвать вегетарианцем. Я вообще плохо понимаю, как взрослый, здоровый мужчина, ведущий более или менее активный, требующий изрядных энергозатрат образ жизни может добровольно питаться одними овощами и еще пропагандировать это. Да, у меня вызывают определенную долю умиления желтые как одуванчики цыплята, но это не значит, что я не буду есть яйца, просто потому, что хрупкая скорлупа является вместилищем этих птиц. Аналогично для коров и рыбы. Вообще, оправдание вегетарианства с точки зрения жалости к животным кажется мне с одной стороны глупым, а с другой – немного лицемерным. Природа дала нам два набора зубов, позволяющих перетирать растительную пищу и отрывать куски от мясной. К тому же, в северных широтах животный белок является почти что основой выживания, давая необходимые калории для обогрева организма. Особенно меня раздражают защитники животных, в агрессивной форме навязывающие свои взгляды всему миру. Когда человек восстанавливается после долгой, изматывающей болезни – нет ничего лучше кружки крепкого мясного бульона для поддержания сил. Когда человек теряет много крови – некоторые врачи советуют есть сырую говяжью печень, чтобы восстановить уровень железа. И, кстати говоря о тех же цыплятах, люди, которые держат собственное фермерское хозяйство, до сих пор крошат птенцам в еду сваренные вкрутую яйца, чтобы куры быстрее набирались сил и росли. В определенной мере это можно даже считать каннибализмом. Все в природе находится в кругообороте. Если животное не съели при жизни, его съедят после смерти падальщики или черви, живущие в земле, сделав почву более плодородной, выращивая на ней более сочные растения, которые будут поглощаться уже другими животными. Это нормально. Мы тоже предаем наши тела земле после смерти, в определенной мере возвращая долг нашей общей матери, из чьего чрева мы вышли, возвращая ей наши долги, накопленные за жизнь. Впрочем, некоторые религиозные культуры на Тибете хоронят своих мертвых на выжженном пустыре, расчленяя тела и выбрасывая их стервятникам на съедение, потому что верят, что после ухода души остается лишь никому не нужная оболочка, потерявшая то главное, что в ней было. А раз в ней не осталось ничего того, что делало близкого человека именно тем, кем он был, то зачем она нужна? Почести уже были возданы, мантры прочитаны, душа взошла на очередной круг Сансары. Осталось возрадоваться началу новой жизни и убрать то, что осталось от старой. Я посмотрел на желтопузую синицу, хитро косящую на меня темным глазом и представил, как это существо могло бы после смерти с тем же упоением, с каким оно копается в хлебных крошках, копаться в моих внутренностях…и не испытал никакого отвращения. Когда придет время – мне будет все равно. - Ну, что, дружок, вкусно тебе? Прилетай еще, думаю, у меня всегда найдется, чем тебя угостить. – Я осмелел и поднес ладони ближе к глазам, чтобы получше разглядеть чирикающий комок перьев. В этот момент сверху послышалось ворчание, потом звук шагов и через минуту в дверях появился заспанный, встрепанный Джим, протирающий ладонями все еще никак не желающие открываться глаза. Мятая белая футболка слегка задралась с одного края, а клетчатые темно-синие пижамные штаны чуть сползли вниз, обнажая выступающие подвздошные кости. - Привет, Себ. Ты чего в такую рань вскочил? И с кем ты говоришь? – Видимо, сегодня у всех утро наступило раньше обычного. - Доброе утро, Босс. Иди сюда, только тихо. – Я подозвал его поближе кивком головы, стараясь не спугнуть напрягшуюся в ладонях птицу. Джим на мысочках осторожно приблизился ко мне и заглянул в подставленную горсть. Где-то с минуту он тихо сопел, разглядывая живой комок внешнего мира, а затем, подавив желание протянуть руки, отошел на шаг назад. - Вот уж не думал, что отставной полковник Себастиан Моран, гроза и горечь всего Афгана на пару с Ираком, питает слабость к городским птицам. – Произнес он в своей язвительной манере. - А почему бы и нет? Я люблю животных. Неплохо, когда они отвечают взаимностью. Ты бы сам попробовал. Это достаточно легко. Вот тут лежит кусок хлеба. Раскроши его и протяни ладони как я. Большие совиные глаза удивленно округлились, но любопытство пересилило, потому он взял недоломанный мною тост, раскрошил его в длинных пальцах и поставил раскрытые ладони рядом с моими. Синица недоверчиво смотрела на нового человека, чем-то отдаленно напоминающего одного из ее родичей, но, видимо решив, что никакой угрозы это странное всклоченное существо с угощением в мягких лапах не несет, перепорхнула к нему в руки. - Себ… Себ, ты… ты это видел?! – Он удивленно переводил глаза с меня на птицу и обратно. - Я же сказал, что это достаточно легко. Только не хватай ее, пожалуйста. Это все же живое существо. И оно более приятно в общении, чем окружающие тебя люди. – Я соскочил с подоконника и поставил на плиту чайник, принявшись готовить завтрак для счастливого юного орнитолога. Через пять минут привычные ежедневные тосты с крепким чаем были готовы. Я подошел к увлеченному новой живой игрушкой Джиму, намереваясь позвать его к столу, и заглянул через плечо. Тот почти не дыша наблюдал за радостно чирикающей синицей, ворошащей крошки. - Босс, отпускай птицу и иди завтракать. - Как? - Что как? - Как ее отпустить? В эту секунду мне показалось, что это вообще первый раз, когда Джим контактировал по доброй воле с животным. Зрелище одновременно забавное и печальное. - Просто легонько подкинь ее в воздух. Она сама поймет, что надо делать. Секунду он колебался, а потом осторожно разомкнул ладони, слегка толкая их вверх. Гостья сама поняла, что бесплатный шведский стол со включенными в него двумя забавными клоунами закрылся, потому взмахнула крыльями и унеслась в сторону растущего неподалеку дерева. - Забавно… - Задумчиво произнес он, садясь за стол и пододвигая к себе тарелку с золотистыми тостами. - Что именно, Босс? – Наливаю ему в кружку свежую заварку, немного подумав, кидаю туда ломтик лимона, решив немного разнообразить сегодняшний день, выставляю на стол банку ежевичного джема и сажусь рядом. - Ты любишь животных… Впрочем, я в какой-то мере тоже. – Он внимательно смотрит на стол, потом мне в глаза, а затем его губы растягиваются в широкой улыбке. – О, Себби, ты приготовил мне завтрак! Это так мило с твоей стороны! А в честь чего? У нас годовщина? Мне порой хочется убить его за такие шутки. Абсолютно спокойно и безжалостно с тихим хрустом разорвать шейные позвонки, но потом я вспоминаю бледного, избитого, тихо стонущего призрака, которого я выкармливал куриным бульоном с ложечки, и все желание убивать куда-то улетучивается с тихим вздохом. - Просто проявление внимания, Босс. Знаешь, люди так иногда поступают. К тому же, было бы что тут готовить. Это не твой омлет с яблоками. - Тоже мне, шедевр Рафаэля. Его и ребенок сможет сделать. - Так как ты его никто не сможет сделать. Кстати, мне давно было интересно, где ты научился готовить? – Я решил выпить еще кофе, потому, постарался как можно незаметнее выкинуть в окно окурок, ополоснул чашку и поставил ее на хромированную, блестящую решетку кофемашины, услужливо предложившей мне выбрать крепость и объем напитка. - Есть захочешь – научишься чему угодно. К тому же… помнишь ту булочную в районе Ист Энда? - Да. Ее сложно забыть. - Когда я только переехал в Лондон, я жил в квартире над этой булочной и помогал ее хозяйке. Точнее, не я, а Томми Стэнтон. Я не выдержал и рассмеялся, представив как Джим по утрам, завязывая на пояснице бантик полосато-коричневого фартука, печет сладкие булочки с корицей и варит кофе, а в остальное время совершает свои гениальные преступления. Великолепное прикрытие, достойное Агаты Кристи. - Что смешного? – Слышу нотки недовольства в голосе. - А убил всех кондитер… - Меня окончательно прорывает на хохот. Через секунду за мной смеется Джим. Я пью свой кофе, а он - свой чай с лимоном. За окном раскрывается во всей своей свежей красе столь редкое в Лондоне теплое летнее утро. Сегодня я желаю, чтобы этот день просто был хорошим… _______ P.S. По многочисленным просьбам чуть позже будет еще одна бонусная глава с достаточно высоким рейтингом.