Глава тридцатая. (Не)равенство. Часть вторая.
«Хуже день быть уже не может!» На месте Шона так думал бы любой. Скорее всего, Шон и сам так думал — в глубине души. В самом деле, что только сегодня с ним не случилось! Для начала он заполучил в личное пользование пойманную человеческую девчонку. Обычно люди в Арлонг-парке долго не задерживались стараниями его обитателей, но тогда Шон был уверен, что эту сумеет оставить себе. Он обратил на неё внимание, ещё только когда её вытолкнули на всеобщее обозрение у бассейна. Приятель девчонки интереса не вызвал (о чём Шон позже пожалел), а вот сама она… Шон, хоть убей, не мог рационально объяснить, чем она его зацепила с первого же взгляда. Было только одно — впечатление, что с ней всё не так просто, наполовину состоящее из чувства дежавю. Нет, Шон не хотел об этом вспоминать. Но любопытство было сильнее. Когда он уволок её подальше от чужих глаз, чтобы разобраться, отчего она кажется ему такой диковинной, он понял, что не ошибся: девчонка и впрямь была не так проста. Немногие люди могли похвастаться подобным самообладанием, особенно обладая теми же знаниями, что она. А девочка знала, кто они, что они, почему их боятся, и видела их в первый раз в жизни. Среди своих Шон не слыл писаным красавцем, но считался вполне себе интересным рыбочеловеком… Но то среди своих. С человеческой точки зрения, он был тем ещё экспонатом кунсткамеры. Впрочем, другие не лучше. Реакция девочки забавляла. Она так старалась не показывать своего страха… В чём Шон помогать ей вовсе не собирался. Она дрожала, как осиновый лист, но при этом нашла в себе силы достойно поддерживать беседу. И даже мимоходом задеть, хоть и не поняла этого. Элен… Солнце… Ещё один кусок прошлого, который он не хотел вспоминать. О, как она возмущалась, стоило ему намекнуть на участь, которую он мог ей приготовить! Он заслушался с искренним восхищением и мысленно гадал, что же она попытается сделать, когда он начнёт претворять план в жизнь. Гадал недолго: очень скоро она, снова сама того не ведая, нанесла удар в ответ. Да что она понимает, эта девчонка! На секунду, после которой пришёл гнев пополам с мрачным удовлетворением, Шона кольнула зависть. Девочка и правда считает, что… что это (он до сих пор не хотел произносить это слово вслух) ненормально? Что так не должно быть? Если бы его товарищи не были ей врагами, она бы отнеслась к каждому из них справедливо, без страха, как к равному?.. Нет. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Чудо? Чудо не произойдёт снова. В следующую минуту Шон поплатился за то, что поддался порыву изучить диковинку получше, получив мощные удары — как физические, так и по самолюбию. И всё от кого — от чёртовых людишек! Ни один человек никогда не сможет состязаться с рыболюдьми в силе — или это Шон так часто повторял эти слова вслед за Арлонгом, что принял их за непреложную истину? Ни один человек никогда не поймёт хотя бы малой толики боли рыболюдей — особенно той, что касается взаимоотношений двух рас. Или это Шон просто хотел забыть два наиболее болезненных для себя нынешнего воспоминания? Возможно, чудо и впрямь не повторится. С чего бы? Место, время, действующие лица — всё другое. И он другой. Возможно, чудо всё-таки случится, просто тоже другое… Но зачем оно ему? Он о нём не просит. Всё, что ему нужно, — чтобы всё шло, как должно. А должно — это когда миром будет управлять империя рыболюдей. Так ведь?.. Несмотря на внешнюю худобу, Шон был хоть и не слишком сильным, зато очень выносливым. Он первым пришёл в себя после вероломного нападения, быстрее других оклемался. И, вне себя от досады, вызвался выйти в бой против наглых человечков. Он даже не добрался до своего обидчика. Легко и непринуждённо его развернул предводитель этой крошечной шайки — щуплый паренёк, который за миг до того, как отправил жёлтого рыбочеловека в полёт, наградил его крайне недобрым взглядом. Как будто знал, кто перед ним. Полёт был недолгим, приземление — очень жёстким. У Шона открылись раны, нанесённые мечником, и сильно отравляли жизнь полученные в короткой потасовке с тем пареньком синяки. Только баранье упрямство не давало сознанию ускользнуть в небытие. А потом Шон был готов сказать тому мальчишке искреннее спасибо. Человек, сам того не ведая, устроил ему встречу с занимавшей его мысли диковинкой. Первый свой порыв отыграться на девчонке за выпавшие на его долю сегодня невзгоды Шон сдержать не сумел. Действовал будто не в себе. Но было приятно снова почувствовать своё всесилие, власть над чужой жизнью. Девочка болталась в его хватке, как рыбёшка на крючке. Не совсем корректная ассоциация, но именно она пришла Шону в голову первой. Нами была ему не нужна. К ней дело было у Арлонга, и Шон не собирался ему мешать. Вот только послушно уходить, когда ей об этом твердили в два голоса, рыжая кошка явно не собиралась. Шон мысленно смеялся. Столько лет Нами грабила других, лгала, причиняла множество страданий — и всё ради миража, между прочим! — словом, вела себя, как самая настоящая стерва, и всё псу под хвост из-за нелепой случайности, сведшей её с этой компанией. Вот только главное не изменилось: ей было по-прежнему неприлично легко управлять. Нет, ну разве ж это кошка? Смягчилась ты, Нами, размякла… Хотя нет, всегда верила на слово. Ушла вперёд, не оглядываясь, едва блондинистая подружка, беспомощно сидя на земле, пообещала, что с ней всё будет хорошо. Не будет, Элен. И в нынешнее своё положение себя загнала ты сама. Шон ощутил очередную волну уважения поверх разливающейся по телу боли: удар был что надо, он даже не ожидал, что она способна на настолько активные действия. Только его хвалёная выносливость и позволила не потерять сознание, а притвориться мёртвым, чтобы внушить ложное чувство безопасности. Но ранить её он пока не собирался. Если бы она не дёрнулась… …Элен боялась обернуться. Дрожащими руками она медленно собирала по частям посох, в глубине души надеясь, что до крайних мер дело не дойдёт, и просто желая оттянуть время, прежде чем взглянуть врагу в глаза. Но вот верная палка-махалка была готова, и Элен, смирившись с неизбежным, поднялась на ноги. Обычно лёгкое движение далось с трудом. Поцарапанная нога одновременно ныла и не слушалась, онемев. Элен обмерла от страха. Дурочка, как она не подумала, что от своих морских предков рыболюди унаследовали не только внешние особенности, но и средства нападения с защитой? Глупо было понадеяться, что они не воспользуются тем, чем их одарила природа, а станут выяснять отношения по старинке — кулаками, мечами, пистолетами. Они сами по себе вооружены до зубов (в случае Арлонга — буквально)! К какому бы виду рыб Шон ни принадлежал, он был ядовит. У Элен дома была детская книжка про рыб, в которой ядовитым обитателям морей была посвящена целая глава. И, если Элен помнила всё правильно, теперь с ней могло произойти что угодно: от паралича до летального исхода. «Я всего лишь оцарапалась, — точно мантру, повторяла она про себя. — Может, ничего и не будет? Мне же не всадили под кожу шип…» Те ядовитые твари, о которых она читала, были именно игольчатыми. Но, учитывая, насколько велика разница в размерах между рыбой и рыбочеловеком, Шон мог быть накачан ядом под завязку. Элен крепко стиснула в руках посох, опираясь на него. Она не помнила дословно симптомы при уколе ядовитой рыбины, но пока, кроме боли и местного онемения, ничего необычного не испытывала. Может, и пронесёт… «В деревне должен быть врач, — лихорадочно рассуждала Элен. — Вся деревня сейчас собралась в Арлонг-парке… Мне тоже надо туда». Легче сказать, чем сделать. Элен прекрасно понимала, что так просто её не отпустят. Собрав волю в кулак, она, наконец, повернулась. И чуть не упала. Рыбочеловек как ни в чём не бывало сидел на земле, скрестив ноги, на расстоянии в десяток шагов и явно никуда не торопился. Полученные травмы его будто бы вовсе не волновали. Элен растерянно перебрала пальцами по верхушке посоха, не зная, чего теперь ожидать. Впрочем, она по-прежнему не считала, что ей дадут спокойно уйти. А ещё время поджимало. Шон это тоже понимал. Удостоверившись, что всё внимание Элен приковано к нему, рыбочеловек тоже встал. На открытой дороге, залитой мягкими лучами послеобеденного солнца, он уже не казался таким страшным, как в полутёмной комнате Арлонг-парка. Пугало разве что количество красных пятен на его одежде, заставляя невольно проникнуться к нему уважением. Вот только Элен не понимала, зачем он продолжает упорствовать. Из Арлонг-парка его вышибли, снова драться с её друзьями он благоразумно не пойдёт, понимая разницу в силе, так чего же боле? Мысль, что он хочет расквитаться за правду-матку, которую Элен выдала ему в лицо о действиях рыболюдей, абсолютно не обнадёживала. Стоя перед превосходящим её ростом почти в два раза противником, Элен отчётливо осознала, что, даже несмотря на своё состояние, Шон по-прежнему превосходит её и по силе. — Если мне не изменяет память, ты что-то вещала о том, что никакого равенства в природе не существует, — оскалился рыбочеловек, демонстративно разминая пальцы. — И что пусть мы — высший вид, но и на нас найдётся управа. Не хочешь подтвердить свою теорию? Элен заметила, что невольно попятилась, только когда ногу до колена прострелило резкой болью. — Взгляни сама: мы, стоящие на разных ступенях эволюции, сейчас сошлись на одной планке. Ты бы никогда не сумела подняться до моего уровня — что ж, рок заставил меня спуститься к тебе. Меня хорошо потрепали, и долго я не продержусь — я и сейчас стою только благодаря упрямству. Меня даже бараном Шоном прозвали, как видишь, не зря. Элен бы хихикнула, но ассоциация с барашком Шоном из едва знакомого мультика абсолютно не сочеталась с этим «бараном». — Тебе выпал шанс сразиться с рыбочеловеком на, так сказать, равных. Ну, так что, ты — моя управа или прав я, а вы, люди, годитесь только, чтобы прогнуться под нами? Внутри Элен всё клокотало от злости. Да как он смеет такое говорить! Ну, сейчас она ему покажет, где раки зимуют!.. Стоп. Нет. Это как раз то, чего он от неё добивается. Как бы Элен ни хотелось доказать ему, что да, «всегда найдётся рыба крупнее» (без привязки к расе), её действия приведут к её же гибели. Шон играл словами, приглашая поверить, что сейчас всё по-честному и у неё может получиться. Вот только хотела ли она этого? И да, и нет. Элен хотела, чтобы Шон больше не стоял у неё на пути, но сразиться с ним всерьёз? Бить до тех пор, пока он не упадёт без чувств или вовсе замертво? Нет, такого исхода Элен не желала. Да и не была на него способна. Она никак не могла взять в толк, зачем он пытается ей это навязать, помимо мести. Самому хочется проверить «теорию» на прочность? Ну уж нет, Элен не собиралась в этом участвовать. Тем более он сам признался, что долго не выстоит, а значит, ей нужно всего лишь потянуть время. Главное, чтобы после оно у неё ещё осталось… — Отказываюсь, — повторила она как тогда, в Арлонг-парке. — Я не собираюсь идти у вас на поводу. Но это было не главной причиной. — Я не хочу драться, — сдавленно продолжала Элен, нервно сжимая в руках посох. — Вы не должны драться… Вы же сильно ранены, зачем вам это?.. Лицо рыбочеловека исказила кислая гримаса. Он отвернулся и, припадая на одну ногу, под пристальным наблюдением Элен спустился с тропы. Не сразу та сообразила, что лежит в том направлении чуть дальше — рисовое поле! Как в восточных странах, с крупными вырытыми в земле углублениями, залитыми водой! Залюбовавшись поразительным сходством методов выращивания риса в, казалось бы, таких разных условиях, Элен упустила момент, когда Шон остановился у одного из «водоёмов» с ростками. — Не хочешь, значит, — вырвал её из оцепенения его голос. — Тогда я тебя заставлю! Шон прыгнул в середину «водоёма», согнулся пополам, погрузив голову под воду, и стал стремительно… всасывать её?! Элен чуть не выронила посох, неотрывно глядя на разворачивающуюся перед ней метаморфозу. Целиком поглотив воду из «водоёма», Шон раздулся в огромную сферу, чем напомнил «воздушный шар» Луффи. Только, в отличие от весёлого парнишки, у Шона это выглядело не смешно. Это выглядело жутко. То, что прежде было похоже на нездоровые наросты на руках и на груди в распахнутом вороте рубашки, на поверку оказалось иглами. Длинными острейшими иглами, угрожающе встопорщившимися под прямым углом к телу. Отлипли и встали торчком полупрозрачные гребешки на локтях и шее. Напротив Элен возвышалась колоссальная человекоподобная рыба-ёж. — Впечатляет? — потусторонним голосом вопросила рыба-ёж. Элен едва слышно пискнула в ответ. Страх, который она испытала при первой встрече с Шоном, не шёл ни в какое сравнение с ужасом, который тот внушал сейчас. Главным образом потому, что Элен слишком живо представила себе, что могут сделать эти иглы. Шон криво усмехнулся: на солнце блеснули белые, будто бы заострившиеся ещё сильнее крупные зубы. И, забавляясь, плюнул в сторону Элен. Сзади что-то громко хрустнуло, и на дорогу упал сломанный ствол не самой худенькой пальмы. Элен поражённо обозревала образовавшийся пенёк. Плевок послужил в роли выпущенной пули… или взорвавшегося снаряда. «Как… Чем это? Ядом?» — Вода, — Шон словно прочёл её мысли. — Рыбочеловек, неспособный использовать воду как оружие, позор нашего племени. Элен окинула его громоздкую фигуру невидящим взглядом. Воды у него при себе — в себе — было предостаточно. А рисовое поле обширно… И Элен не придумала ничего лучше, кроме как броситься наутёк как можно дальше от воды. Точнее, постаралась — и полетела на землю после первого же шага. От того, что при попытке наступить на правую ногу пришла только сильная резкая боль и никакого ощущения равновесия, Элен охватила паника, сковавшая всё тело. Как можно скорее она подхватила едва не укатившуюся палку, поднялась, опираясь на импровизированную трость, и, прихрамывая, продолжила стратегическое отступление. Мимо свистнула ещё одна капля воды, и Элен зажмурилась, слыша, как с треском падает следующее дерево. Шон не метил в неё, и это пугало куда сильнее, чем если бы он действительно целился. Бежать было тяжело, Элен крепко стиснула зубы, чтобы не всхлипывать. Она понятия не имела, куда направляется — главное не к Арлонг-парку и не к водоёму. Одно только было относительно хорошо: став ходячим бурдюком с водой, Шон полз, как улитка. Очередь водяных пуль заставила вильнуть в сторону, превратив милый подлесок в бурелом. Приходилось лавировать: лес, на лабиринт которого Элен возлагала основную надежду, становился враждебным к ней. Стволы чуть не падали на неё, во все стороны летели щепки, под ногами мешались обломки ветвей. А потом был новый залп — но с каким-то другим, незнакомым звуком. Элен резко затормозила, едва не полетев снова носом в землю, и осмотрелась: что ещё ей приготовила эта здоровенная игольница на ножках? Увиденное заставило её покрыться холодным потом. В одном из деревцев в середине ствола засел шип, вонзившийся с такой силой, что вокруг пошли трещины. Да, по сравнению с рыбой своего подвида Шон действительно эволюционировал: свои иголки он мог использовать не только для защиты — он был живым игломётом. — Ну как? — хохотнуло страшилище издалека. — Поражает воображение? Да уж я вижу, дар речи потеряла! Ни один человек не способен на такую демонстрацию силы! А знаешь, что это значит? Элен не знала, да и знать не хотела: она лихорадочно искала пути отступления. Шон снова не метил прицельно в неё, но, в отличие от водяных пуль, выстреливал множеством иголок сразу — наверное, таков механизм, заложенный в его тело. Этот вывод она сделала, получше приглядевшись к окружающей растительности: шипы торчали то тут, то там. — Это значит, что твоим друзьям и жителям Кокояши там, в Арлонг-парке, крышка! — прогремел Шон, наконец-то освоившись с непривычной формой и весом (должно быть, нечасто ему приходится раздуваться в шар) и ускоряясь. — Жалкие людишки получат по заслугам! Вот — тот самый закон природы, на который тебе понравилось ссылаться! Распалившись, он выпустил ещё один веер шипов и на этот раз — то ли случайно, то ли намеренно — не промахнулся. Долгое время в ушах отдавался звоном собственный крик. Элен крепко прижимала к груди повреждённую ногу (всё ту же, правую) и наотрез отказывалась смотреть, как кожу и мясо прорвал острый шип. Теперь боль была почти невыносимой, а нога не слушалась вовсе, и Элен наконец-то догадалась, откуда взялась та странная царапина. Должно быть, брыкаясь в порывах вырваться, она случайно задела неплотно прилегавшую иглу… Впрочем, это знание ничего не стоило — всё было кончено. Отползая назад, прижавшись спиной к широкому стволу дерева, Элен пыталась найти выход — и не могла. Она сделала не ту ставку. Но что толку теперь сожалеть об ошибках? С самого начала напасть на Шона в лоб она бы точно не смогла, да и мало ли, какие у него припасены трюки для ближнего боя. По мокрым щекам побежали новые дорожки слёз. Было больно, и обидно (ну почему она такая дура, не смогла ничего получше придумать?!), и горько (вот тратили на неё друзья время, а она не может ничего из их уроков применить!), и страшно, хоть плачь. Что Элен с чувством и делала. Она уже не могла встать и только обхватила неловкими пальцами палку, что не остаться совсем беззащитной. Рыбочеловек приближался — уже не так быстро, как раньше. Надежда у Элен не забрезжила: даже раненый, избитый, до смерти уставший, Шон не переставал быть угрозой. Глядя, как бурдюк на ножках, тяжело переваливаясь, ковыляет ближе к ней, Элен поймала себя на том, что некогда охвативший её страх отступает. Не вызывал внутренней дрожи непривычный вид рыбочеловека, ёж из него вышел скорее нелепый, чем страшный, а смотреть на кровавые потёки и лиловые синяки на его руках и торсе (не выдержавшие давления трансформации пуговицы давно отлетели, и рубашка распахнулась) без жалости было невозможно. В минуту, без сомнения отделявшую её от неминуемой смерти, Элен снова задалась вопросом «Почему?», перешедшим в «Почему всё так вышло?» Не забыв предварительно вскинуть палку в защитном жесте, Элен отважилась озвучить свой крик души: — Зачем вы это делаете? Неожиданно это сработало: Шон убавил шаг. И, кажется, немного растерялся и завис, явно не ожидая вопроса с философским подтекстом. Ведь трактовать его можно было в отношении кого угодно: его самого в данную минуту, его самого в плане проверки давешней «теории равенства-превосходства», пиратов Арлонга в целом, расы рыболюдей в принципе (на деле Элен, конечно же, даже не принимала её в расчёт)… Заметив, как застопорили противника её слова, Элен вновь понадеялась, что в её силах потянуть время до возникновения выхода из ситуации — а хоть бы и болтовнёй. Во всяком случае, попутно это отвлекало от расползавшейся по ноге боли. И Элен решила ковать железо, пока горячо: — Вот вы всё повторяете, что рыболюди в десять раз сильнее людей, и, заметьте, я уже не ставлю ваши слова под сомнение: своими глазами видела, что это правда! Но что вы тогда тут делаете? В Ист Блю? Вы же родом с Гранд Лайн! — Элен сама не заметила, как снова завелась с пол-оборота. — Неужели на родном острове не нашлось дела по уму да по способностям? Разве это так необходимо — похваляться своей силушкой богатырской перед теми, кто защититься от ваших дурных амбиций не может, а живёт мирно и никого не трогает? Силищу девать некуда? Нравится слишком — другим страдания причинять и насмехаться над этим? Элен перевела дыхание, благо Шон окончательно замер на месте (что, впрочем, ещё не значило, что он её не достанет) и теперь безмолвно на неё воззрился с непонятным выражением морды лица. Не теряя драгоценного времени, Элен завершила жаркий монолог бесполезным, с её точки зрения, зато ставящим точку в её логичных цепочках выпадом: — Неужели вам самим нечего защищать? Ей было невдомёк, насколько она попала в цель. Шон по-прежнему не двигался с места и даже как будто дышать перестал, в упор уставившись на загнанную в угол, но продолжающую отбиваться добычу. У Элен возникло стойкое подозрение, что, хоть он и смотрит ей в лицо, взгляд его направлен не вовне, а глубоко в себя. «Неужели вам самим нечего защищать?» — Серо-голубые (как волны лагуны в погожий денёк) широко распахнутые глаза смотрят с упрёком, волей идти до конца и… грустью? «…это самое дорогое на свете, что беречь нужно всеми силами…» — Опять глаза — синие-синие, как заветное и недостижимое небо в полдень, чуть сощуренные, но добрые, совсем как произнесённые тогда слова… «Болван! Ну, додумался! Как ты мог бросить его одного, он же!..» — Звонкий крик опять стоит в ушах, будто это было вчера, и сквозь годы заставляет ощутить то же чувство вины и стыда…Откат.
— Шон, Шон, Шон! — Надоедливый младший брат опять вьётся вокруг ног, мешая пройти. — Чего тебе? — грубо откликается Шон, уже готовый перешагнуть порог. — Ты опять уходишь? — непритворно расстраивается мелкий, как будто старший брат не дал ещё давно понять, что в списке каждодневных дел встреча со старыми приятелями — самое важное. — Да, ухожу, — раздражённо бурчит Шон, почти успешно покидая дом. Мелкое хвостатое недоразумение хватает его за штанину. Шону это, конечно, как киту дробина, но явиться на встречу с таким «украшением»? На смех поднимут! — Но бра-ат, — в моменты, когда Логану что-то очень нужно, он начинает отвратительно растягивать гласные. — Я хотел сегодня отправиться в Русалочью бухту, но… Шон выразительно закатывает глаза. Малютка Логан боится в одиночку бродить по острову! В принципе, неудивительно — с началом Эры пиратов в королевстве Рюгу стало небезопасно. Но если за себя и свою компанию Шон не беспокоится (они — рыболюди, а это звучит гордо!), то рохля и плакса Логан находится в зоне риска. Со спины и издалека его можно принять за русалку — лакомый кусочек для людей-рабовладельцев. Да даже если те и разберутся, что к чему, от русала тоже не откажутся… Нет, ему не до того. Хватит работать телохранителем, пора братцу учиться самому за себя отвечать, не маленький уже. Доступно разъяснив свою точку зрения относительно путешествия Логана к Русалочьей бухте, Шон, довольный собой, наконец-то отправляется в путь — и так подзадержался! Предвкушение бурного времяпрепровождения с бандой Арлонга поднимает ему настроение, и Шон остывает и даже подумывает вернуться пораньше, чтобы всё-таки забрать брата домой. Конечно, за день эта мысль оказывается благополучно забыта, и Шон, в сумерки придя домой, ругает Логана на чём свет стоит: загулялся с сородичами допоздна, паршивец! Подумаешь, единственный русалёныш на все соседние дворы, не обломится проводить время сам по себе! С тяжёлым вздохом старший брат отправляется искать младшего, клятвенно обещая ему страшную кару за праздность и своеволие. Слишком долго искать не приходится: крик Логана можно услышать, наверное, даже из квартала Рыболюдей, вот только на помощь к нему никто не торопится, и Шон, проглотив очередное ругательство, спешит ему на выручку. А дело и впрямь худо: люди вооружены гарпунами и прочной сетью, и их много. Не слишком, но оказавшийся в невыгодном положении Шон с запоздалым ужасом понимает, что один с ними не справится. Он всасывает воду, воздух — всё, что угодно, лишь бы, раздувшись, напугать подонков до полусмерти и обратить в бегство. Потому что если не убегут, то он точно убьёт их — а Джимбей говорил, что по возможности до такого лучше не опускаться… Шон не помнит, в какой момент его повалили на землю и принялись пинать ногами. Только краем сознания отмечает: хорошо, что гарпуны побрезговали использовать. Потом, в какой-то момент, всё прекращается. Шон чувствует, как ноет всё тело, и глухо слышит возобновившиеся крики брата. Он открывает глаза, один заплывший и один просто с «фонарём», и с трудом различает удаляющуюся процессию. Успевает смутно порадоваться, мол, рыболюди уже не котируются, как его прошивает осознанием — Логан у них. Пусть надоеда-мелюзга хвостатая, но не чужой ведь! Да и пусть чужим бы был, угроза-то одна для всех… Шон с трудом поднимается на ноги и пытается сообразить, как поступить. Догонять? Бесполезно, только что проверил. Сбегать за подмогой? Друзья не откажут, но время, драгоценное время будет упущено, и ищи-свищи гадов по всему острову! Шон делает несколько неверных шагов назад, прочь от охотников, так и не решив, что предпринять… И тут случается чудо. Услышав звон оружия, Шон со вспыхнувшей надеждой срывается на корявый бег. Может, отряд стражи патрулировал поблизости, они и пришли на шум?.. Каково же его удивление, когда он видит, что ораву не самых слабых людишек легко расшвыривает в стороны один-единственный… человек. Да ещё и самый обыкновенный с виду. Средний рост, неброская одежда, две абордажные сабли — пират?! — которыми незнакомец орудует одинаково умело. Ярким пятном — рыжие волосы, под водой горящие не так пламенно (или они в принципе не огненные?), забранные в странную причёску: передние длинные пряди скреплены на затылке, не давая другим упасть на лицо. Человек движется среди гурьбы неповоротливых противников с той грациозной простотой, с какой подводный житель рассекает воду. Оба брата не в силах вымолвить ни слова, во все глаза глядя на великолепного бойца… Который уже закончил. Бандиты, не потерявшие сознание, подхватывают подельников и, скуля побитыми шавками, торопятся скрыться с глаз победителя. А тот, прежде чем убрать оружие, лёгким взмахом сабли освобождает Логана. Клинки с быстрым свистом скрываются в ножнах, и человек помогает юному русалу принять вертикальное положение. Паренёк восхищённо таращится на своего спасителя и, видимо, на волне восторга благодарит его, ни разу не запнувшись. Шон смотрит на брата с долей зависти: он не умеет так быстро приходить в себя. Человек — с виду всего на пару лет старше Шона, хотя кто этих людей разберёт — треплет русала по кудрявой макушке и немного смущённо смеётся. Потом переводит взгляд на рыбочеловека, и удивительно синие-синие глаза темнеют и сурово щурятся. — Болван! Ну, додумался! Как ты мог бросить его одного, он же твой брат! — жёстко отчитывает Шона незнакомец, недовольно хмурясь. Шон пристыжённо молчит: крыть ему нечем, чужак всё правильно сказал. Он оказался слишком слаб… Арлонг, Джимбей и остальные его сначала засмеют, а потом будут презирать — как же, какую-то кучку людей прогнать не сумел, да и брата чуть не потерял! Человек некоторое время молчит, изучая закручинившегося рыбопарня, а затем смягчается. Синие глаза снова тепло искрятся. — Ну, прости, друг, погорячился я, — добродушно произносит он. — Терпеть не могу такую сволочь, да вот только не в моих силах пресечь все её проявления. Но если путь мне перейдёт — тогда точно останавливаю. Как сейчас. Братья обмениваются улыбками — слабыми, счастливыми, не до конца веря, что по-настоящему спасены. Логан, этот незатухающий огонёк оптимизма, начинает трещать без остановки, расспрашивая человека обо всём на свете: ясно же, что, раз здесь оказался, значит, с поверхности пришёл, а там столько всего интересного! Шон смотрит на счастливого мелкого, на смеющегося в ответ человека и испытывает невероятное по своей сути чувство: незнакомец не вызывает у него ни ненависти, ни даже неприязни. И отчего-то не сомневается: всё, что тот сказал, правда — он не ищет никакой выгоды, помогая им, просто делает то, что считает правильным. Без оглядки на видовые различия. «Такие люди и впрямь существуют?» Ответ стоит прямо напротив Шона. Тот, несмотря на явственное чувство благодарности, пребывает в растерянности: он враждует с людьми всю жизнь, презирает и ненавидит их, вон, собирается присоединиться к Арлонгу под его знаменем, что бы там ни возражал Джимбей… А тут — такое вопиющее исключение из правил. Впрочем, надолго задуматься над треснувшей картиной мира ему не дают. Спаситель, выполнив своё дело, собирается уходить — он прекрасно понимает, что, невзирая на благие намерения, ему на этом острове не рады. — Держитесь друг друга, — тепло советует он на прощание. — Семья — это самое дорогое на свете, и беречь её нужно всеми силами… На этих словах синие-синие глаза полны неведомой братьям печали. Непосредственный Логан машет вслед великодушному и справедливому человеку по имени Серж Остролист, а Шон, получивший сегодня болезненный удар по всему, чему только можно, включая самолюбие, продолжает восстанавливать картину мира, вклеивая в неё полученный только что урок. Пережитый в этот день страх потряс его до глубины души, чтобы пренебречь дельным советом… Который быстро забылся, стоило ненависти к роду человеческому загореться с новой силой, подпитываемой бурлением среди обитателей квартала Рыболюдей. Банда Арлонга, пираты Солнца и жжение отпечатанного светила на тыльной стороне ладони, снова Арлонг и снова пираты. А память бережно хранила светлое воспоминание о чуде, практически невозможном в реальности…Возврат.
«Чудес не бывает». «Люди — наши враги! Слабые, низкие, недостойные!» «Люди, люди, люди! Уничтожить, поработить, раздавить, отплатить за нашу боль и унижение!» Глаза Шона, почти целую минуту бывшие сродни стеклянным, налились кровью, и он сорвался с места с небывалой прытью. Элен, за это время нашедшая в себе силы встать, опираясь на здоровую ногу и ствол дерева, от неожиданности резко, со всей силы взмахнула палкой. Раздался гулкий звук — как когда бьёшь костяшками пальцев по пустой голове, только громче, — и Шон рухнул как подкошенный. На сей раз — насовсем. Элен испытующе понаблюдала за неподвижной тушей, но не заметила никаких признаков жизни. Однако вместо того, чтобы обрадоваться, она сначала впала в кататонию (неужели и вправду понадобился всего один удар?), а потом у неё началась истерика. — Я убила его! Господи, Я ЕГО УБИЛА!!! Элен хлопнулась на колени и горько разрыдалась. Немного придя в себя, она осторожно попыталась нащупать пульс — сперва у Шона, затем у себя. Не нашла ни там, ни там и, перепугавшись, снова захныкала. Шон был холодным, как рыба, но, вероятно, это его естественное состояние, так что чуть погодя Элен вытерла слёзы и попыталась взглянуть на ситуацию трезво. Шон дышал: в этом Элен убедилась, а затем удостоверилась, чтобы он продолжал это делать, с трудом, но перевернув его на спину. Лёжа на животе, он мог задохнуться, а Элен всё же не испытывала к нему настолько сильные негативные чувства, чтобы желать его смерти. Конечно, она могла нанести ему сотрясение мозга… Но тут уж ничего не попишешь. Всё, что она могла для него теперь сделать, это положить смоченную водой повязку на лоб — хуже точно не будет! Тем более после падения Арлонг-парка рыболюдям наверняка придётся несладко… Элен довольно осмотрела дело рук своих и с чувством выполненного долга глубоко вздохнула. В её активе имелись: победа над рыбочеловеком, раненая нога, с которой непонятно что случилось и как с этим бороться, жуткая усталость вместе с голодом и подросшее чувство собственного достоинства. Она смогла! Она справилась самостоятельно, не нуждаясь ни в чьей помощи! Хотя от помощи в том, чтобы добраться до врача, она бы точно не отказалась. «Ой, точно! — опомнилась Элен, подхватывая верную трость. — А как же ребята?» Она пристально вгляделась в изрядно поредевшие стараниями Шона кроны деревьев в поисках жёлтой башни — верного ориентира на мили окрест. И не нашла — к глубокому своему недоумению. Судя по всему, Арлонг-парк пал, только вот сулило это хорошие или плохие новости, сказать пока было трудно. Элен припомнила, что, когда предавалась отчаянию из-за мнимой смерти Шона, землю вроде сотряс какой-то толчок, но она легкомысленно не обратила на него внимания. «Ну что ж, всего один способ выяснить! — бодро подвела итог размышлениям Элен. — Увидеть своими глазами. Ноженьки, вперёд!» Хромая куда сильнее, чем прежде (нога с застрявшей в ней иглой волочилась по траве, и Элен старалась вниз не смотреть), грозная победительница исполинской рыбы-ежа упрямо ползла вперёд и надеялась, что путь до друзей или доктора займёт не очень много часов. «Да уж… Хуже этот день точно не станет». День и впрямь был долгим и излишне насыщенным. И он ещё не закончился.