***
Почему-то в будущем, тысячу лет спустя, многие ранние государства, включая Русь, стало принято считать чем-то неделимым, цельным. Отчасти это справедливо – такие воплощения действительно появлялись на свет, если государству удавалось выжить, как единому целому. И все же не стоило забывать, что возникали они обычно путем завоевания или объединения племен, которые уже имели своих духов-покровителей. Причем, отнюдь не все из этих народов говорили на сходных языках, были в родстве и испытывали дружеские чувства по отношению друг к другу и «федеральному центру». Как не стоит думать, что такие понятия, как «стремление сохранить собственную идентичность» или «занять более высокое положение внутри империи», и связанные с этим интриги – порождения лишь недавнего времени. Некоторые воплощения погибли, исчезли, когда «их люди» стали частью новой, единой общности. Другие же превратились в земли и княжества, а затем и в просто города, которые в свое время возникли именно в качестве военных, судебных, религиозных и торговых центров своих племен. Одним словом - семейная жизнь у Руси была не менее «захватывающей», чем у Российской империи или Советского Союза. Даже еще «увлекательнее», так как в отличие от отца Иван счастливо избегал женитьбы, тем более – сразу на нескольких женщинах. Калина их - других жен отца, настоящих, не смертных - почти не помнила. Кажется, их было двое… Кажется… Они приезжали в Киев так давно, что в ее памяти от них остались лишь осколки, смутные очертания. Ярко-зеленые глаза и тяжелые бронзовые диски на висках у одной, круглое и светлое, как луна, лицо у другой. А еще у матери Илмера на груди висела бронзовая лошадка, у которой вместо ног было множество тонких цепочек с «гусиными лапками», негромко шумящими от каждого движения. Мать их не любила, этих… других... двоих? И никогда не говорила при ней об этом вслух. А Калина никогда не спрашивала, приняв глухую неприязнь между нею и теми призрачными женщинами, как нечто обыденное и извечное, вроде движения солнца по небу. Возможно, это была ревность и соперничество, столь частые в домах с несколькими хозяйками, возможно – неприятие самой мысли, что приходится делить мужа с другими. Ведь в ее землях многоженство уже было не принято, а потому любовные подвиги отца, которые он никогда не считал нужным скрывать, должны были язвить мать, как яд. Но излить яд этот на него самого она не спешила. Для этого мать отца и слишком боялась, и слишком дорожила его покровительством. Ей повезло – она стала «старшей», она отвадила от киевского двора других женщин Рарога, при этом заставив их детей уважать себя. Даже Илмер – хоть глаза у него при встрече с Марией, Лебедью Белой, становились острыми осколками льда – не осмеливался всерьез выступать против нее. Рождение долгожданного сына должно было еще больше упрочить ее положение – и какая насмешка судьбы, что вместо триумфа все обернулось… вот так. Конечно, все это – как и многие иные события того времени - было понято Украиной много позже. И не исключено, что понято совершенно неверно. Твердо она могла сказать лишь то, что в какой-то момент другие жены Рарога перестали посещать Киев. Ну и то, что до самого конца отношения с прочими членами семьи у матери оставались… весьма своеобразными. Хотя они у нее такими были и с собственными детьми от первого мужа. Недаром двоих из них Калина в детстве даже и не видела. Впрочем, и этого смутного понимания с лихвой хватало, чтобы не торопиться засыпать той ночью. И не вестись на нелепые рассуждения о случайно заблудших на огороженный двор внутреннего города волках. «Но если бы Илмер и впрямь желал нам недоброго – ему достаточно было просто позволить выйти мне во двор».***
- Какие еще «разбойники»? И как это волки через крепостную стену перебрались? Плескава - старшая из кривичских тройняшек, но по какой-то причине предпочитавшая общество Илмера, а не родных братьев - вышла из двери, лениво переплетая темно-русую косу. Ветер тут же попытался снова растрепать и ее, и полы темно-зеленого платья. - Это мы собак в подарок отцу привезли. Они здоровые, пастушьи. На ладье им тесно было, всю дорогу маялись. Вот Илм их сюда и притащил, пустил ночью побегать. Словно почуяв о ком речь, из-за угла избы высунулся один из псов – высокий, лобастый, с густой бурой шерстью. Прозвенел цепью, зевнул и снова исчез. Теперь стало ясно почему «волки» так упорно скреблись в дверь именно дома Илмера – чуяли знакомый запах. «Кажется, я хочу кого-то убить». - Он опять тебя разыграл?! - рассмеялась Плеска. – Можешь не отвечать. Все и по лицу видно. Зайдешь? - Нет… пожалуй, - сумела выдавить Калина, когда смогла расцепить сведенные от злости челюсти, а щеки перестали полыхать, как маков цвет. – Дел… много. На днях за пеленою поболтаем. - Как скажешь, - безмятежно отозвалась северянка. – Мне еще самой сумки разбирать. Мы ведь только вдвоем приехали, а Илм, сама знаешь, до таких «мелочей» не снисходит. - А Нева и Нера? С ними что-то…? - Дети. Что еще с нами может случиться?***
«Да уж, иногда дети случаются…» Забежав в родительскую спальню – проведать мать и младшенького – Калина не удержалась, присела на край кровати и печально-осуждающе уставилась на спокойное светлое лицо. - Может, уже хватит? Я скучаю, я устала… И у него скоро имянаречение, все там будут, а тебя не будет. Ну, мам… Малыш тоже как-то недовольно сопел и кряхтел в своей колыбели. Похоже, тоже скучал – но сегодня у Калины не было никакой возможности носить его с собой. Впрочем, его недовольное сопение было почти неслышно из-за бурной беседы за стеной. Отец что-то обсуждал с Илмером и прочими приехавшими сыновьями и - судя по повышенным тонам – это «что-то» не всем нравилось. Но вслушиваться и вникать в суть спора у Калины не было никакого желания. Особенно когда в полную силу прогрохотал голос отца – и в доме наступила блаженная тишина. Даже младшенький недоуменно или испуганно умолк. Плескава, осторожно скользнувшая в дверь, тоже предпочла заговорить шепотом: - Не помешаю? - Да нет, конечно, - вздохнула Калина. Бросив любопытный взгляд на спящую мачеху, кривичанка подошла к люльке. - Ох… - Только осторожнее, - спохватилась девушка. – Там… - Вижу-вижу… Отец об охране позаботился. То-то Илмер так ворчал. Вон как кольца распустили. - Ммм… мешают? - Ревнует, - явно не совсем поняла вопрос сестра. - Ну-ка, кто тут у нас? Брат на незнакомое лицо не отреагировал никак – то ли и впрямь от рождения был очень спокойным, то ли просто еще не научился их различать – и, пока его доставали и раскутывали, благодушно пялился на Плеску, а потом принялся сосредоточенно мусолить кулачок. Кривичанка заворковала какие-то ласковые глупости, какие обычно говорят детям - и тот заулыбался, раскрыв свой беззубый рот и прищурив светлые глазки. - Много с ним возни, наверное? - Не особо. Или так мне кажется – в сравнении с прочим. - Могу с ним посидеть, - предложила Плеска, ловко укачивая совсем зажмурившегося от удовольствия братишку. Мигом прокрутив в голове все подозрения и тут же их отбросив – Плеска точно была не из тех, кто мог обидеть слабого – Калина полюбопытствовала насчет такой резкой смены планов: - Ты ведь хотела вещи разобрать? - Хотела, - согласно мотнула головой сестра, звякнув вплетенными в волосы кольцами-лунницами. – Но сама слышишь – отец братьям такую трепку задал, что любо-дорого… э-э-э, в смысле лучше от них сейчас держаться подальше. Особенно от Илма. Ты ж его знаешь, он – чуть ему что не по нраву - бешенный. Буйный. Хоть и отходчивый. - Гордый очень… - Это точно. Но я-то ему не спущу! Слово за слово, таких репьев друг другу понавешаем… Короче, вам тут это зрелище не нужно. Пусть в одиночестве перекипит. - Что они там не поделили-то? В очередной раз… - Всё! Как будто мало поводов? Тебя, кстати, тоже дело коснулось. Отец хочет, чтобы ты на празднике на место матери, если она не проснется, заступила, а братьям это не по нраву. Не по чину, да и против правил. Ты еще девчонка, - легко, без злобы произнесла сестра. Калина и не думала обижаться. Тем более, когда представила… Нет, лучше не представлять, а то уже сейчас ноги подкашиваются! Для обычных людей Рарог, которого они знали под «внешними» именами Волк и Сфенкел, был старшим воеводой Ольги и Святослава, а стало быть - третьим по влиянию человеком в Русской земле. Это значит, что на празднике будет, как минимум, весь Киев с окрестностями… - Я не хочу! – выпалила девушка. - Угу. Можешь пойти ему об этом сказать. Прямо сейчас, - усмехнулась сестра, качнув головой в сторону соседней комнаты, где разговор теперь шел исключительно тихо. - Но я не… Мам, ну просыпайся уже! Примечание: В этой части («Сне») фанонные персонажи (за исключением Рарога и его жен) – еще не города или более поздние полисы/земли/княжества, а племена, вошедшие в состав Руси (славянские и финские), или находившиеся от нее в зависимости (балтские; к тому же на балтском субстрате сложились кривичи, радимичи, вятичи). Разумеется, ими одними дело не ограничилось, но, чтобы не запутывать сюжет еще сильнее, степные народы и скандинавов пришлось опустить. Напоминаю, что в этом фанфике норманнская теория не используется. Во избежание путаницы при обозначении племени северян буду использовать другой вариант их названия – «северы». А под словом «северяне» будут подразумеваться просто люди/племена, живущее севернее. Кривичи поделены на три части: кривичи псковские, кривичи смоленские и полочане (полоцкие). Плескава, Плескова – древнерусский вариант названия реки Псковы, на которой расположен одноименный город, чье имя тогда тоже звучало, как Плесков/Пльсков.