Прочти в моих глазах

Слэш
R
Завершён
4793
Размер:
131 страница, 11 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
4793 Нравится 578 Отзывы 1684 В сборник Скачать

Глава 2. Всё, кроме любви

Настройки текста
Испания, провинция Гипускоа, деревня Астеасу, октябрь 1918 года.       — Доктор Эспехо, привезли еще троих, — сообщила медсестра, совсем еще девчонка, заглядывая в палату.       Врач обернулся на мгновение и согласно кивнул. Затем вернулся к аускультации лежащего перед ним пациента, стараясь ничем во взгляде не выдать собственного смятения. Часы не успели пробить и девяти утра, а поступивших уже трое. Вчера к обеду их набралось пятнадцать — колоссальное количество для небольшой сельской больницы. И молодой врач чувствовал, что это еще не конец.       В газетах начинали говорить о второй волне пандемии, а, судя по тому, что он наблюдал каждый день, жатва ее на этот раз будет куда более богатой.       Закончив осмотр, мужчина постарался обнадеживающе улыбнуться, проконтролировал прием лекарств и покинул палату. Если он прав в своих прогнозах, этот человек не переживет сегодняшний день. А он, к сожалению, прав. Слишком тяжелые и быстрые осложнения возникали, слишком мало было известно о причине и еще меньше — о лекарстве. Такими темпами окрестные деревни потеряют больше половины населения, и без того немногочисленного.       Сеньор Эспехо не был первоклассным специалистом, даже очень опытным сложно было назвать не разменявшего четвертый десяток лет человека, но он остался единственным незаболевшим врачом в округе. Машин в затерянной на холмах деревушке никогда не водилось, а переправлять больных на повозках в Сан-Себастьян не позволяло их стремительно ухудшающееся состояние. Приходилось справляться своими невеликими силами.       Перед тем, как отправиться в смотровую, он на несколько минут завернул к директору в надежде услышать хорошие вести. Сеньор Ортега неожиданно оправдал его чаяния: запрос, отправленный в центр три недели назад, наконец подтвердился. Новый врач и вместе с ним некоторый запас лекарств должны были прибыть после сиесты. Окрыленный безоблачной верой в то, что вновь прибывший разделит с ним часть бремени, мужчина поспешил к больным.       В свои неполные тридцать лет Селино Эспехо Риверо успел окончить медицинский факультет в Мадриде и, к удивлению своих довольно многочисленных родственников, не остался в родном городе, перебравшись сначала на север, в Сан-Себастьян, а вскоре и вовсе укрывшись в неприметной Астеасу, никогда особенно не пользовавшейся популярностью у состоятельного сословия, к которому относилась его семья.       Впрочем, о причинах, побудивших его разорвать некоторые связи с обеспеченным будущим, Селино никогда не распространялся. Но человеком был славным, что в скорости заметили жители деревни и весьма благоразумно старались, дабы тот почувствовал себя в Астеасу своим. Характера он был открытого и радушного, очень быстро нашел общий язык с детьми и подростками, но, в силу достойного образования и широкого кругозора, так же легко вписался в круг представителей и старшего поколения. Достаточно искренний в проявлении чувств, лишь в одном вопросе он который год стоял на своем: несмотря на вполне однозначное желание некоторых юных сеньорит разделить с ним жизнь, Селино крайне негативно реагировал на возможность связывания себя священными узами брака. И, так как делами своими не раз доказывал безупречную репутацию, то со временем прослыл убежденным холостяком. Что, впрочем, не мешало местным барышням периодически возобновлять безуспешные попытки.       Никакого особенного секрета или чрезвычайно веской причины для отказа себе в тихом семейном счастье у Селино не было. Он порой и сам не до конца понимал, почему столько времени и так отчаянно сопротивляется. Просто чувствовал, что связать себя с кем-то будет ошибкой, исправить которую он уже никогда не сможет. Да и, положа руку на сердце, ни разу еще молодой человек не ощущал в себе достаточно романтических чувств, чтобы решиться на такой шаг.       Поэтому с годами просто принял в себе эту особенность, однако, чувствуя потребность хоть как-то восполнить недостаток душевного тепла, согласился стать крестным отцом маленького светловолосого ангелочка — Алисии или Чичи, как ласково звали ее в семье. Девчушка стала настоящей отдушиной для Селино, и, когда Чичи исполнилось пять лет, он уже совершенно искренне мог сказать, что она — самый дорогой и любимый для него человечек. А большего ему и не нужно было.

***

      День вплоть до обеда выдался, к радости Селино, свободным от новых поступивших. До вечера было далеко, однако подобная тенденция не могла не воодушевлять. Поэтому принимать пищу доктор отправился в самом благоприятном расположении духа, но, стоило ему спуститься по ступеням больницы, как на дорогу, ведущую в окружной центр, выехал с подножия холма неприметный черный экипаж.       Селино испытал двойственные чувства: с одной стороны радость, что помощь прибыла, с другой — что прибыла аккурат перед сиестой, и поесть спокойно теперь вряд ли удастся.       Тем не менее, он остался стоять на месте, терпеливо дожидаясь, когда экипаж подъедет ближе. С виду повозка была добротной, хоть и довольно старой на вид: скорее всего нанятой в городе. Лошадь остановилась, вздымая копытами клубы пыли, и извозчик, ловко спрыгнув на землю, приоткрыл дверцу.       Селино с любопытством приблизился и выжидательно уставился на темное нутро кабинки. Когда его глаза поймали иссиня-черную макушку гостя, по его собственной будто ударили чем-то тяжелым, заставляя ошеломленно распахнуть глаза и в странном порыве отшатнуться назад.

***

      Все еще чувствую отголоски жгучей боли во вспоротом животе и одновременно оказываюсь стоящим перед убогого вида экипажем, из которого с приветливой миной вытаскивает свои кости демон.       В первый миг безумно хочется либо протереть глаза, либо хлопнуться в обморок. Неимоверным усилием воли заставляю себя сохранить невозмутимое лицо и осторожно коснуться разноцветного клубка в своей памяти, как подозреваю, принадлежащего моему новому воплощению.       С ювелирной точностью коснуться не получается, и на несколько минут меня затапливает ворохом чужих-моих воспоминаний: на сей раз их намного больше, они куда разнообразнее и… светлее. Наблюдать будто сквозь стекло за размеренной учебой в Академии, впитывать привычки этого тела и воскрешать недавний день рождения крестницы определенно приятнее, чем продираться сквозь череду сиротских будней.       Непривычно, но в этой жизни у меня есть любимый и в какой-то степени родной человек, своеобразная семья. И, как и в прошлый раз с Томасом, я вновь пропускаю через себя все чувства Селино (между тем, ну что за намек в имени?), невольно позволяя им занять укромное место в моей собственной душе. Подробнее анализировать буду позже, но даже беглого осмотра достаточно, чтобы понять, что я, приняв чувства доктора, действительно привязываюсь к девочке.       Полностью отстраниться от прожитой жизни невозможно, остается отпечаток. Кажется, это именно то чувство, что обеспокоило меня в прошлый раз. Приютский мальчик и сельский доктор что-то меняют во мне, аккуратно и некритично, но вполне уловимо. В этом следует разобраться. Как только отделаюсь от начинающего странно на меня посматривать С… так, запрет все еще в действии… моего демона.       — Добро пожаловать в Астеасу, сеньор. Полагаю, вы — наш новый врач? — стараюсь говорить как можно дружелюбнее, заставляя себя не зацикливаться на том факте, что этот самый демон бросил меня умирать от рук маньяка не далее, чем несколько минут назад. Пусть в реальности и прошло шестнадцать лет.       Демон улыбается той идеальной улыбкой, которую мы вместе с ним репетировали для выходов в свет. К слову, у него она всегда выходила лучше, чем у меня.       — Все верно, сеньор, мое имя — Себастьян Микаэло, а вы?..       — Ваш коллега — Селино Эспехо, вы приехали очень вовремя, — не удерживаюсь, и фраза звучит несколько двусмысленно. Ну верно, из-за него придется перенести обед! А испанцы, к числу которых уже целых две минуты могу причислить себя и я, весьма ответственно относятся к приему пищи. Почти как англичане.       В течение следующей четверти часа отдаю необходимые распоряжения, чтобы устроить «доктора». Не повезло именно мне, остальные успели разбежаться по домам, поэтому отделаться от демона удается не так быстро, как хотелось бы. Наконец, слегка бесцеремонно вломившись в дом к местному священнику, я перепоручаю демона его заботам, заодно призывая настоятеля пригласить гостя на обед. С удовольствием понаблюдал бы, как «сеньор Микаэло» будет выкручиваться, но неразбериха в собственной памяти требует немедленного уединения, посему прощаюсь и спешу к себе.       Дома, отослав горничную, торопливо обедаю, параллельно удивляясь знакомо-чужим блюдам. Странные ощущения. В конце концов, устраиваюсь на небольшом диване в гостиной с чашкой чая. Если и есть в этом сумасшедшем мире что-то неизменное, так это чай. Пусть он здесь и не очень вкусный.       Итак, мои перемещения. Насколько могу судить, катализатором для возвращения памяти служит встреча, непременно личная, с демоном. И она, учитывая возраст обоих моих тел, может произойти в любом жизненном промежутке.       Я по-прежнему не могу произносить его имя (радует, что на этот раз можно обойтись неточной фамилией или званием), он по-прежнему не узнает мою душу (иначе наверняка напросился бы на обед ко мне), и я все так же не имею ни малейшего понятия, что же со всем этим делать.       Очевидно, что это и есть та самая пресловутая игра-контракт, навязанный мне черт-знает-кем. И цель несколько странная: убедиться в силе моих чувств к демону.       Не спорю, сейчас, после Томаса, я не горю желанием броситься демону на шею, радостно моля вспомнить меня. Его равнодушие меня ранило и изменило в некоторой степени. Кажется, я начинаю понимать, что просто демон и мой демон — существа слегка разные. Однако я не могу не задуматься над его поведением там, в Лондоне.       Осторожно копошусь в шкатулке с надписью «Томас», внимательно просматривая остаток его памяти после похищения, но до прихода демона. Мне нужно понять, с чего бы последнему сотрудничать с чокнутым смертным и проверять каждого попавшего в его лапы ребенка? А картина получается любопытной. Демон… ох ты черт, я спячу скоро, столько раз повторять это слово, нужно придумать прозвище… искал кого-то определенного, лет десяти-двенадцати, с предположительно вкусной, то есть, чистой и сильной душой. Гм…       Что-то не сходится. Попробуем по-другому.       Итак, я демон. Собираюсь завершить контракт и получить очень вкусную и долгожданную душу. И тут эту душу буквально выхватывают изо рта. Что я подумаю?       Вариант первый: кто-то ее похитил. В таком случае, я буду преследовать похитителя. Едва ли после этого мне придется искать смертного ребенка. Нелогично. Если бы душу кто-то украл, то съел бы ее, а не подселял в новое тело.       Вариант второй, более невероятный с точки зрения меня-демона: душа смогла расторгнуть контракт. Судя по сведениям голоса из пещеры, такое все же возможно в случае искреннего раскаяния. При этом душа не будет съедена демоном, но и в тело вернуться не сможет, оно мертвое. Куда же летит такая душа? Думаю, можно предположить, что в рай, если он существует. Но, учитывая, что со дня моей первой смерти к моменту нашей встречи прошло как раз двенадцать лет, а искомого ребенка ожидалось обнаружить примерно в этом возрасте, то… Кажется, демон решил, что моя душа улетела на круг Перерождений.       Тогда его поиски выглядят логичными: хочет найти душу и, при возможности, отомстить либо вновь заключить контракт и сожрать ее, в конце концов. Печальная перспектива. Зато теперь его «сотрудничество» с маньяком в принципе разумно. Хотя по мне, со Жнецами мороки было бы меньше.       Значит, он искал меня или ищет до сих пор. В груди что-то иррационально теплеет от этой мысли. Да и имя… почему он не сменил его? Нет, ответ на этот вопрос я могу узнать только у демона, а сейчас я и задать-то его не в состоянии.       С мотивами более-менее разобрались. Хотя мне весьма любопытно, какой ветер занес демона в такую глушь, да еще и испанскую?       Хм… Теперь память. Она по жизни слыла моим проклятием. Безусловно, иногда очень удобно помнить все, даже самые мимолетные деловые встречи, готовиться к занятиям, лишь единожды взглянув в книгу, и иметь возможность в любой момент прокрутить в памяти приятные воспоминания. Однако вместе с тем я помню каждую секунду, проведенную в подвалах у сектантов, все, даже незначительные, дрязги с демоном и каждое посещение Лиззи. Не говоря уже о безмерно повышающих адреналин смертельно опасных моментах. Моя память — лезвие обоюдоострое, а, учитывая две полноценных жизни, которые пытаются влезть в мою, далеко не безразмерную, черепную коробку, я рискую в один прекрасный миг свихнуться от обилия сторонних личностей.       Поэтому мне просто необходимо прятать Томаса и Селино в подобие карманов, для удобства буду называть их шкатулками. Однако, как бы я не прятал их, эти жизни оставляют в моем сознании, помимо удобных знаний вроде языка или анатомии, свой след.       Например, я больше не чувствую в себе того всепоглощающего ощущения превосходства над людьми, какое испытывал, будучи практически всесильным графом Фантомхайвом. Излишняя степень гордости теперь признана мною порой действительно излишней. Я никогда бы не отказался от нее полностью, однако «прожив» двенадцать лет практически на улице, на многие вещи смотришь… не проще, нет, простой жизнь мальчишки никак не назовешь… иначе. Вот верное слово.       Гордость графа никуда не делась, но теперь она вполне мирно уживалась с изворотливостью и неким смирением оборванца. А сверху упорно припорашивалась терпимостью к людям тридцатилетней выдержки. А еще живостью, легкостью и поразительной любовью к жизни, что и вовсе для меня дико, но абсолютно нормально для Селино. Он не вырос богатым избалованным ребенком, хотя условия вполне позволяли, умудрившись сохранить в себе ту веру в людей, что слишком давно потерял я. Так удивительно понимать это и чувствовать, что какая-то часть этой веры возрождается с каждым моим продвижением вглубь памяти мужчины.       Но самым неожиданным для меня стало принятие своей привязанности к Алисии. Эта девочка на самом деле была моей крестницей, и я на самом деле неосторожно позволил нежному обожанию пустить во мне корни. Нет, эти чувства нельзя было сравнить с любовью к демону, но все же… они были мне не совсем чужими.       Что ж, с памятью Селино я более-менее разобрался, можно складывать в шкатулку. Заодно и сиеста подходит к концу, пора возвращаться на работу — знакомиться поближе с «доктором».       Умудрился же я *проснуться* в разгар пандемии «испанки».       И смех, и слезы.

***

      Доктор Микаэло встречает меня радушной улыбкой; силюсь не ответить тем же, ограничиваясь кивком. Все же его предательство я… не скоро забуду. Это сарказм, если что.       — Уже осмотрелись? Оценили фронт работы? — нейтрально вопрошаю, просматривая список вновь поступивших. Он прилично вырос с обеда. Черт.       — Да, разумеется. Я привез кодеин и апоморфин, как вы и писали.       — Верно, в них был существенный недостаток. Возьмете на себя половину больных или предпочтете сначала вникнуть в проблему? — любопытно, мне искренне любопытно, *как* он собирается их лечить. Да и вообще, на кой-черт притворяется врачом? Я сейчас и то более компетентным выгляжу: в конце концов, в памяти шесть лет практики и одна уже пережитая волна эпидемии.       — Возьму, доктор Эспехо. Не волнуйтесь, я справлюсь, — он обворожительно улыбается, я поверил бы, если бы не знал его. Вернее, в том, что он справится, сомнений не возникает. Вопрос в том, останется ли больница на месте после его деятельности.       Хмуро киваю и ухожу заниматься больными. Должен признать, в такой помощи людям что-то есть, вот только осознание собственной беспомощности перед болезнью неожиданно злит. Неприятно знать, что как минимум половина из моих пациентов домой уже не вернется.       Несколько часов проходят однообразно, и я почти забываю о демоне, но под конец рабочего дня он напоминает о себе сам. В конце коридора вижу четко очерченную спину в сюрреалистичном белом халате и не могу удержаться от соблазна осторожно последовать за ним. Интересно взглянуть, как он общается с обычными людьми в новом амплуа.       Поэтому дожидаюсь, когда он войдет в палату (впрочем, полноценной палатой комнатку не назовешь, эта бывшая кладовая используется для безнадежных больных), и тихо притаиваюсь за дверью, краем глаза заглядывая в щелку. Сейчас в комнате лишь Хуан — приятный малый с очень тяжелой сердечной формой болезни: велика вероятность, что не дотянет до утра. Демон приближается к постели, и мне приходится напрячь слух, чтобы разобрать еле слышные слова.       — Вы подумали над моим предложением? — его голос источает сладкий яд: безумно похожим тоном он говорил и со мной… в день заключения контракта. Неужели?..       Хуан смотрит на демона с сумасшедшей надеждой во взгляде, и я понимаю: согласится.       — Да. Я согласен, — хрипло подтверждает мужчина и измученно прикрывает глаза.       В этот миг губы демона искривляются в предвкушающей ухмылке.       — Я избавлю вас от боли, сеньор, забрав взамен вашу душу, — шепчет он. Я не удерживаюсь и приоткрываю дверь шире, наблюдая, как кровать темным пологом скрывают черные перья, а моего дворецкого сменяет неясная фигура. Нечеловечески острые клыки мелькают в чудовищной улыбке, и тут я внезапно осознаю.       Демон не может лечить. Просто не умеет. И избавить от боли в его случае — это…       Тело мечется в постели, пальцы судорожно скребут по покрывалу и ближайшей стене, ломая ногти до крови. Лицо Хуана синеет и превращается в мучительную гримасу, но ни звука не доносится из раскрытого в ужасе рта. Я почти вижу, как от груди мужчины поднимается что-то, что демон ловит на длинный раздвоенный язык и влажно облизывается. Чувствуя приступ дурноты, зажимаю рот ладонью, не в силах пошевелиться, не соображая, что делать. Со мной он тоже — *так*?       Тут дверь движется под моим весом и предательски скрипит.       Демон стремительно оборачивается — среагировать я просто не успеваю, — и в следующий момент язык, клыки и туман пропадают, как ни бывало.       Заталкиваю замершую в шоке эмоциональную часть себя, позволяя разуму одержать верх. Если сейчас демон поймет, что я не только видел, но и понял, *что* видел, то следующим, над кем он будет так облизываться, стану я. В лучшем случае, отделаюсь свернутой шеей.       Единственный шанс выжить…       Глубоко вздыхаю, на мгновение зажмуриваюсь и с показательной силой прикладываюсь к дверному косяку. Затем отнимаю голову, столь же картинно трясу ей и наконец поворачиваюсь к демону, натягивая на губы извиняющуюся улыбку:       — Пресвятая дева, кажется, мне стоит передохнуть… Вы не поверите, что за бред мне сейчас привиделся…       Буквально на моих глазах он расслабляется и понимающе смеется:       — Возможно, вы действительно устали, док, тащить все дела в одиночку.       Поддерживаю его смех и ухожу, очень стараясь, чтобы отступление не было похоже на бегство. Уже сидя на родном диване, я отпускаю эмоции на волю и тут понимаю, что… боюсь его.       Дожили! Я боюсь собственного дворецкого! Впрочем, сейчас он не мой дворецкий, более того, сейчас он вообще, даже абстрактно, не мой. Он просто демон. Демон, который бесстыдно пирует на человеческом горе и отчаянии. Который не только отнимает надежду на чудо, но еще и пожирает разочарованные в жизни останки. И он, несмотря на формальную правду, нарушает сделку. Вернее, заранее заключает ее нечестно. Стервятник.       Я что, действительно люблю его?       Мне страшно. Господи, мне до того страшно, что пальцы охватывает нервная дрожь, стоит только вспомнить выражение его лица.       Могу ли я любить его — такого?       И любовь ли это?

***

      Следующим утром какое-то время всерьез раздумываю над тем, а не сбежать ли мне в город. Находиться рядом с ним сейчас, когда я не имею возможности нормально говорить — опасно. А еще больно, противно и… жутко. Ночь беспокойного сна ничего не изменила. Более того, паранойя подкралась ближе: я полночи ждал его прихода, убежденный, что он захочет убить меня по-тихому. Ошибся, однако большой радости это не доставило.       Прихожу в больницу и следующие часы наблюдаю, как он споро снует по палатам и без конца расточает улыбки медсестрам. Еще дважды замечаю его уединение с больными. После приходится выносить трупы. Не сразу, он благоразумно оставляет время после визитов, но я уже знаю, на что смотреть. Гримасы на лицах смутно похожи.       К обеду понимаю, что скоро дойду до точки невозврата. И родное имя, начертанное равнодушной рукой медсестры, становится последней каплей: чувствую, как меня заполняет паника, грозя вылиться в полноценную истерику.       Вихрем проношусь в приемную и замираю: моя малышка слишком бледная и вялая для здорового ребенка. Судорожно перехватываю ее с рук матери, не заботясь о мнении окружающих, и отношу в кабинет. Демону плевать, не заболеет, а я не хочу размещать ее рядом с другими.       Ребенок доверчиво утыкается носом в мою шею и обхватывает меня руками — никогда в жизни не чувствовал ничего подобного. То есть я как Сиэль, для Селино брать девочку на руки было привычно. Очень странное ощущение хрупкого тельца, хочется защитить ее от всего мира. И когда Чичи надрывно кашляет, больно становится и мне.       Укладываю ее на диванчик, ласково ерошу волосы:       — Как ты, малышка? — голос получается до безобразия нежным, но так правильно.       — Голова болит, — честно отвечает ребенок и кладет ладошку себе на грудь. — И здесь тоже.       В этот момент чувствую свое бессилие намного острее, чем вчера.       Я остаюсь с Чичи почти на час: уговариваю немного поесть, затем принять лекарства и поспать, и только потом заставляю себя выйти к остальным больным. Демон все то время, что я провожу с крестницей, рядом не ошивается. Очень предупредительно с его стороны.       Остаток дня проходит как в тумане: волнение за ребенка омрачается собственной усиливающейся головной болью и слабостью. Убеждаю себя, что мне необходимо просто выспаться. Сонно передернув плечами, плетусь проведать Алисию в последний раз на сегодня. И застываю на пороге, наблюдая ужасающую своим смыслом картину: демон стоит около дивана на коленях, склонившись к детскому лбу непозволительно близко для незнакомца, и что-то шепчет.       По наитию шагаю вперед и ловлю его голос — дикий в своей нежности, он почти граничит с благоговением:       — Наконец-то, моя драгоценная душа.       На меня, замершего статуей, демон не обращает ни малейшего внимания: он приподнимает детскую голову в ладони, и Чичи, очарованная его голосом, послушно распахивает глаза. Мгновение расплескивается в вечность, когда я вижу, как глаза демона начинают отливать невыносимо алым оттенком свежей крови. Он яростно шипит, отшатываясь. Девочка обиженно тянет руки, расстроенная утерянным теплом, и хнычет.       Я слышу, как мои легкие с хрипом пропускают воздух.       Демон в бешенстве, но постепенно берет себя в руки и вновь наклоняется к Чичи. Теперь в его чертах ни тени нежности: они жесткие, кажется, можно порезаться, прикоснувшись. Однако к этой маске прикасаться не хочется совершенно.       — Что ж, тогда я выполню твое желание и заберу свою плату, — равнодушные слова осколками впиваются в мои уши, и я, наконец, оттаиваю.       — Не смей, — мой голос звучит слабо, но такой твердости я не слышал в нем очень давно.       Демон, будто бы только сейчас заметив, что в комнате кроме них кто-то есть, оборачивается и расплывается в презрительной усмешке:       — Так и думал, что ты догадливее, чем следует.       — Не смей ее трогать, — еще тише повторяю я, чувствуя, как внутри что-то захлопывается, окутывая мир льдом. Зрение отчего-то становится четче, смаргиваю мешающую соленую воду и улавливаю в его глазах слабый интерес.       — Думаешь, что сможешь мне помешать, смертный?       — Ей всего пять. Неужели ты предал… Неужели у тебя нет никаких принципов?       Успеваю заметить, как на долю секунды искажается маска.       — Не сейчас. Но тебя это не касается. Я сверну тебе шею раньше, чем сделаешь шаг. Убирайся отсюда, если не хочешь понаблюдать, как твоя любимая… крестница, верно?.. умрет.       У него всегда была эта ядовитая злоба в глазах? Почему я не видел?       В груди что-то сжимается, когда я делаю последнюю попытку, выбрасывая на всеобщее обозрение свою единственную волшебную фразу, вкладывая в неё всё своё отчаяние и надежду, что где-то в глубине он всё еще *мой* демон.       — Я. Никогда. Тебя. За. Это. Не. Прощу.       Мгновение мне кажется, что он сомневается, что-то нечитаемое мелькает в его взгляде. А потом он смеется. Негромко, но искренне, словно удивляясь моей наивности, и до пустоты в груди — жестоко. И я понимаю, что проиграл не битву. Я проиграл войну.       Проклинаю свою память за то, что мне никогда не удастся избавиться от видения беспомощно замершего в крике маленького бледного личика. Кажется, это у меня забрали душу, а глупое тело все куда-то идет, пытается что-то делать.       На самом деле, все куда хуже. Он забрал у меня не крестницу, не ребенка, он отнял у меня *веру в него*. Безжалостно разрушил мои воздушные замки, осквернив единственное по-настоящему сильное и светлое чувство, что испытывал я — не Том и не Селино, а Сиэль Фантомхайв.       Что же за любовь такая у меня была, если лопнула, как мыльный пузырь, стоило мне увидеть его истинное лицо? Тот, кто отправил меня сюда, был прав. Любить демона невозможно: нечеловечески больно и безнадежно.       Он для этого чувства слишком… чудовище.

***

      Видимо, сказывается стресс, но сон мою головную боль не излечивает.       Я понимаю, что не избежал участи несчастливой половины своих пациентов, но после случившегося почти рад этому. Не знаю, чьими стараниями: бога ли или того типа из пещеры, но «испанка» перепадает мне в самом молниеносном из вариантов.       Беззастенчиво пользуясь служебным положением, добываю себе убойную дозу морфина. Умирать от острой сердечной недостаточности не слишком приятное занятие. Предпочитаю завершить эту жизнь в эйфории, не раскладывая на составляющие то, что испытываю теперь к демону.       Ибо это все, кроме любви.       Он, кажется, не спешит покидать деревню, но меня это не беспокоит. Я принимаю морфин и ложусь спать в надежде, что этот раз был последним.       Я осознал.       Все, кроме любви.       И первая в списке — ненависть.
Примечания:
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.