Невыносимо

Я очнулся, лежа головой на коленях у самого чудного создания, а телом - на полу. - Ангел, я умираю? – молвил я измученным голосом. - Можешь помечтать об этом. - Ангел, у тебя такой красивый голос. - И не только голос, – с каплей иронии ответили мне. - Ангел, от тебя пахнет розами. - А от тебя воняет. - Ангел, вы мне напоминаете одну знакомую. Наверное, она будет плакать, когда узнает, что я умер. - Ты не умер. - Я умираю. - Ты пьян. - Я слишком много грешил. - Ты слишком много пил. - Ангел... - Идиот, - я ощутил прикосновения к голове. Ангел, меня гладит. Он похож на Миру. Стоп. Мира? - Мира, это ты? - О! Горячка тебя отпустила! - Мира, ты стала Ангелом? - Не отпустила. - Мирочка, как так получилось? Когда? - О, святые стаканы, прекращай это. - Мирочка, мне так жаль. Я так и не сказал, что хотел. - Сказал. - Я так хочу спать. - Никакого спать! Вставай! - Мой ангел столкнул меня со своих колен, на холодный пол. - Он такой холодный. А я такой влюбленный. - Ты же не заставишь меня тебя тащить? - Мой Ангел, куда ты улетела? - Пойду за Эльфманом. - Мой Ангел улетел, но обещал вернуться. И потом я снова потерял связь с реальность. Наверное, заснул. Утром меня разбудил один очень надоедливый тип. И рассказал удивительную историю, произошедшую вечера. По его рассказу, после пятой рюмки, я решил, что сидеть и пить слишком скучно и пошел петь. Собутыльник не стал меня останавливать. Я пытался спеть пару песен, и как он утверждает, у меня неплохо получалось, но многие в гильдии не оценили мой талант. Особенно мой талант вызвал гневные эмоции у Миры, наверно, зависть проснулась(теория моего гостя). Она пошла меня сгонять со сцены. На этом моменте, мой информатор, начал странно улыбаться и дебильно хихикать. Увидев Миру, в моих глазах загорелся огонь, как утверждает мой бывший собутыльник. И я решил спеть для повелительницы моего сердца, а в конце песни, вместо припева признался в своих чувствах. На этом моменте рассказа, я думал, что умру. Бисклоу было все равно, что я там думаю и он продолжил. Я признался на сцене, перед Штраус-старшей и всем честным народом, а потом меня стошнило. Прямо на сцене. Хорошо, что не на неё. Потом, что было, мой друг особо не помнит. Вот такая замечательная история мне была рассказана. Причем с утра пораньше! Это было самое ужасное утро из всех. И самое ужасное не то, что я пел или что я ничего не помню, не признание и даже не конец моего признания, а то, что я все еще не знаю: Мира меня любит или нет?