***
— О чем ты хочешь спросить Герласа? — спросил Алиэр, когда они выплыли из дворца и поднялись выше, направив салту к шпилям, венчающим храм Глубинных богов. Только благодаря этим шпилям храм и можно было отличить от неправильной формы скалы, да еще узкие оконца в верхней части указывали, что огромный буро-серый камень внутри обитаем. Джестани пожал плечами, потом задумчиво сказал, разглядывая вырастающую перед ними мрачную громаду: — О схеме, само собой. Остальное будет зависеть не от меня. И… могу ли я попросить ваше высочество не участвовать в разговоре? Полагаю, оставить нас с господином Герласом наедине вы вряд ли согласитесь? — С амо-на Герласом, — хмуро поправил Алиэр, чтобы Джестани сходу не обвинили в неучтивости. — К нашим жрецам обращаются амо-на. — Спасибо, запомню. А что насчет моей просьбы? — Я не позволю ему снова тебя оскорбить, — упрямо повторил Алиэр, думая, с какой стороны лучше подплыть к храму, где давным-давно не был. — Ваше высочество… — Джестани говорил мягко и терпеливо, что злило еще сильнее. — Он обязательно попытается, даже не сомневайтесь. Для подобных Герласу откровенность — высшая добродетель. А еще он попытается обидеть меня, чтобы проверить на твердость духа, как клинок испытывают в столкновении. И для того чтобы показать вам свое отношение к людям. И для того, чтобы выместить беспомощность и боль потери, если погибший ученик был ему дорог… У амо-на Герласа множество причин быть грубым и ни одной для учтивости. — Ты мой избранный! Разве это не причина? Алиэр крепче сжал руки на поводе, невольно потянув его, и Серый вильнул вниз, решив, что это команда. Наклонившись, Алиэр выровнял салту и снова поплыл рядом с жрецом. — Боюсь, это причина как раз для обратного. Ваше высочество, я очень прошу. Мне и так будет нелегко, но если вы просто промолчите весь разговор, это хотя бы озадачит нашего собеседника. Уж молчания он от вас точно не ожидает. — Хорошего же ты обо мне мнения, — фыркнул Алиэр обиженно. — Хорошо, буду, как медуза: молчать и колыхаться. Джестани издал странный звук, словно подавился, и Алиэр увидел, что жрец смеется. Это было так… невероятно! — Простите, ваше высочество, — сразу поправился он, но губы так и тянулись в улыбке, так что Алиэр вздохнул: — Да смейся, ради Троих. Лучше уж смейся… Как ты думаешь, он связан со всем этим? За разговором они проплыли мимо храма, обогнув его, и оказались перед высокой узкой дверью, негостеприимно запертой. Ни клумб с разноцветными водорослями, ни ярких мозаик, ни статуй — ничего, чем славились храмы Троих, которых в одном только Акаланте было пять. Единственный храм Глубинных богов отталкивал даже на вид. — Не люблю я их, — процедил Алиэр, соскальзывая с Серого и принимая повод у Джестани. — Похоже, никто не любит, — согласился жрец. — Защиту и помощь просят у милосердных Троих, к ним же идут за исцелением… А о чем молятся Глубинным? — О мести. О быстрой смерти, если кто-то неизлечимо болен. Об избавлении от гнева вулканов… Алиэр добросовестно перечислил все, что пришло на ум, удивляясь, что этого так мало. — Ясно, — бросил Джестани. А от храма к ним уже спешил молодой иреназе в простой темной тунике и с бритой головой — знак послушника, отрекшегося от мира. Низко поклонившись и без единого слова выслушав, что гости желают встречи с амо-на Герласом, жрец так же молча исчез в двери, слегка приоткрывшейся для него. — Кажется, здесь и молящихся не особо ждут, — мягко заметил Джестани, которого происходящее ничуть не раздражало. Впрочем, прошло совсем немного времени, и дверь открылась снова, уже полностью. Все тот же послушник, показавшись в проеме, жестом пригласил их войти. Алиэр, оставив поводья салту подплывшему Дару, передернулся от вида темного провала за дверью. Вспомнились глубины храма Троих, такие красивые, чистые, гостеприимные… Безмолвный послушник плыл впереди по узкому коридору достаточно медленно, чтобы за ним успевал даже Джестани, а замыкающий их маленькую процессию Алиэр и вовсе едва шевелил хвостом. Они поднялись вверх, затем спустились, повернули направо и оказались перед простой круглой дверью. Стукнув молоточком в висящий рядом с дверью гонг, послушник открыл перед ними дверь и торопливо уплыл. — Прошу, тир-на, — послышалось из комнаты, и Алиэр, поняв, что Джестани намеренно не приглашают, вспыхнул, но тут же осадил себя: будет еще время поговорить с наглым жрецом, а пока надо выполнять уговор и помалкивать. — Доброго дня, амо-на, — проговорил он, рассудив, что на вежливость запрет вряд ли распространяется. — Доброго дня, амо-на, — эхом отозвался рядом Джестани, слегка кланяясь, но и вполовину не так низко, как мастеру, снимавшему панель. От этого пустяка Алиэру вдруг стало гораздо спокойнее: жрец не собирался топтать собственный хвост в попытке угодить, он вел себя так, как считал нужным. — Доброго дня, — процедил Герлас, кланяясь только принцу и сразу возвращаясь на низкое ложе у стены. — Прошу прощения, неважно себя чувствую. — Мы вас не задержим, — пообещал Джестани, проплывая вперед. — Всего пару вопросов, если позволите. — А если не позволю? — прищурился жрец, разваливаясь на ложе ровно настолько, чтоб можно было оправдаться болезнью, а не наглостью. — Тогда я буду считать, что на ваших весах нелюбовь к людям гораздо тяжелее скорби по погибшему, — ровно сказал Джестани. — И больше вас не побеспокою. — Ты! Да как ты… Герлас взвился почти под самый потолок, оттолкнулся от него рукой и повис перед Джестани, дрожа от ярости. — Как я смею? — все так же бесстрастно подсказал жрец Малкависа. — Амо-на Герлас, я ведь не в гости к вам напросился. Я расследую покушение на принца по личному повелению его величества Кариалла. И имею все основания подозревать, что смерть вашего ученика — часть этого покушения. Хотите и дальше упиваться своей ненавистью к людям — ваше право. Но тогда не говорите, что скорбите об ученике. Сейчас я единственный, кто может и хочет добраться до его убийц, а вы не желаете помочь мне в этом даже такой малостью, как честный разговор. — Ты… Да я… Внезапно Герлас махнул рукой и яростно крутнул хвостом, опускаясь на ложе. — Ненавижу двуногих! — выдохнул он. — И чем ты можешь помочь? Найти убийц Дариена? Думаешь, я не искал? Я бы в Бездну за ними сунулся, да толку! — Тогда позвольте мне хоть попробовать, — так же спокойно, но гораздо мягче сказал Джестани. — Что вы теряете? Я здесь чужак и вскоре уплыву обратно. Если вы слышали о жрецах Малкависа, то должны знать: меня нельзя ни купить, ни запугать. И я хотя бы попытаюсь, это точно. Много ли тех, кто может это обещать? Несколько тягучих, как свежая смола, мгновений старый жрец смотрел на молодого, и Алиэру показалось, что между этими двумя продолжается незримый разговор. Затем Герлас снова махнул рукой, безнадежно, словно сдаваясь. — Спрашивай, — неприязненно бросил он. — Что тебе нужно? — Чем еще занимался господин… Дариен, кроме охраны чаши? Джестани опустился ниже к полу, и Алиэр последовал его примеру, проплыв так, чтоб видеть обоих жрецов сбоку и удивляясь, как жрец с одного раза запомнил имя убитого. А ведь полезное умение, наверное. Собеседники любят, когда их зовут по имени, отец часто об этом говорил. А когда их имя помнит королевская семья — еще и гордятся… — Помогал мне с делами. Работал в библиотеке храма. Герлас говорил, едва разжимая рот, но это уже была победа. И еще какая! Алиэр перевел дух. — Он мог стать вашим преемником? — Моим… Герлас в недоумении воззрился на Джестани, ответившего ясным взглядом и пояснившего: — Давайте на минутку представим, что его убили не из-за чаши. Из-за чего еще могли убить молодого жреца, наверняка умного и знающего, раз вы доверяли ему помогать в делах? Кто-нибудь мог сделать это, чтобы навредить лично вам или вашему храму? — Хм… На этот раз Герлас задумался всерьез, потом покачал головой, сказав уже спокойнее: — Нет, не думаю. Дариен не делал ничего такого, что не мог бы кто-то другой. Стать моим преемником… Сомневаюсь. Разве что через несколько десятков лет. Да и то… Ему не нравилось управлять. — А что ему нравилось? У него были близкие друзья, возлюбленный? — У него была библиотека, — снова резко ответил Герлас и потер левую сторону груди. — Мальчик не любил гулять в шумных компаниях, да и друзей у него не помню. Вот возлюбленный… Но это тут ни при чем. — А все-таки? Он с кем-то встречался? Алиэр снова удивился, как мягко и терпеливо разговаривает Джестани, и даже Герлас нехотя подчинился: — Плавал он к кому-то в город по вечерам. Но ничего не рассказывал. Только глаза светились… О том, чтобы из храма уйти, даже не заговаривал. — А от жрецов требуется безбрачие? — От наших — да, но только от старших, не от молодых… — Вот как… — задумчиво проговорил Джестани. — Амо-на Герлас, вы, конечно, проверили всех, кто был в храме? Как убили юношу и когда? — Ночью… Чувствовалось, что жрецу тяжело и больно говорить об этом, Алиэр даже пожалел бы его, не будь Герлас так груб с Джестани. — Чаша стоит на постаменте в углублении алтаря. На ночь в алтарном зале остается кто-то из младших жрецов, по жребию. Читает молитвы, следит за туаррой… Дариена… его зарезали. Ударили точно в сердце. Узким длинным ножом. Вам это помогло, господин жрец Малкависа? Язвил Герлас уже от усталости и тоскливой вины, это Алиэру было понятно и знакомо. Вот вроде и не виноват… Но ты жив, а кто-то — нет, и этого достаточно. — Помогло, амо-на. Еще вопрос. В храме есть схемы стенных и подземных ходов дворца? — Это-то вам зачем? — фыркнул Герлас. — Ну да, схемы есть. Надо же кому-то чинить уборные и тинкаловарни. Мы для этого как раз годимся. Погодите… Так вы явились, чтобы обвинить мой храм? В чем?! — Пока ни в чем, — невозмутимо откликнулся Джестани. — Но я думаю, что кому-то очень понадобилась эта схема. Настолько, что жизнь жреца оказалась невысокой ценой за такую нужную вещь. Дариен мог достать полную схему? Такую, какой нет у обычных мастеров? Что-то древнее… — Вы… я… Снова привстав от волнения, Герлас глубоко задышал и снова потер грудь слева. — Мог, — выдохнул он. — Конечно, мог. Но… при чем тут чаша? Она же пропала! — Меня это тоже запутало, — честно признался Джестани и добавил: — А еще смутило то, что вы тогда сказали о чаше. Дыхание Бездны слишком непостоянно, чтобы на него рассчитывать всерьез. Да и запустить его в спальню принца нужно суметь, а для этого способа лучше потайного хода не придумаешь. Самое главное — это ход, а не чаша. — И ты решил, что… Вон! Вон из храма! Никогда глубинные жрецы не предавали обетов! Никогда… Герлас закашлялся, хрипя и срывая голос. Алиэр кинулся к нему, но Джестани, хоть и без хвоста, оказался быстрее. Наклонившись над старым жрецом, он быстро сказал: — Дариен умер поэтому, верно? Кто-то убрал его с пути, когда юноша перестал быть нужным. Серьезный, одинокий, влюбленный… Таким легко управлять, легко толкнуть на что-то… Дариен либо отказался, либо сделал, но потом понял, что натворил. И тогда его убили, а смерть замаскировали под ограбление. И заодно прихватили чашу, чтобы использовать Дыхание Бездны в крайнем случае…. Так? Вы потому боитесь, Герлас? Боитесь, что обвинят вас, жрецов, утративших чашу… — Ты… ох, маару проклятый… — Что с вами, Герлас? — не выдержал Алиэр. — Позвать целителя? — Н-нет… — побледневший до серости жрец покачал головой. — Ничего… Благодарю, ваше высочество. Лучше… отпустите мне вину или велите наказать. За чашу. И за… — Потерянные схемы, — мягко закончил Джестани. — Когда вы поняли? Алиэр замер, не веря ушам. — Сразу, — едва шевеля губами, проговорил Герлас. — Я нашел копию. В вещах Дарри. Он отдал не оригинал схемы, а копию, очень точную. Только… сделал две… зачем-то. Я сначала не понял… Невелика тайна — схема труб и проходов для их починки. Несколько старых тайников… так они пустые, давно уже… Мастера там иногда инструмент оставляют, чтоб не носить… А потом я узнал о Дыхании… Бездны… — И поняли, что амо-на Тиаран не упустит случая? Герлас мрачно кивнул. — Моя вина, принц, только моя. Остальные… никто не знал. Храм Глубинных верен вам и Акаланте… — Я вас прощаю, — быстро сказал принц снова начавшему задыхаться жрецу. — Дариен заплатил жизнью, а вы виновны только в том, что не рассказали вовремя. В покушении на меня вы не виноваты, слышите? — И лучшее тому доказательство, что осознание случившегося вас чуть не убило, — заметил Джестани. — Дело ведь в этом? В том, что вы едва не погубили принца своим молчанием? Герлас снова кивнул. — Я прошу назначить мне наказание, — упрямо повторил он. — Только мне… — Велите принести схему, — зло приказал Алиэр, едва сдерживаясь, чтоб не взять старого упрямца за ворот туники и не встряхнуть хорошенько. — Наказание будет позже, а сейчас не смейте умирать. Вы страж Бездны, вот и сторожите ее! Герлас отвел взгляд в сторону, задышав ровнее, хоть и медленно. Сила Акаланте, изнутри убивавшая старого жреца за предательство, в котором он себя обвинил, уходила прочь, как отлив… — Амо-на Герлас, вы больше ничего не хотите мне сказать? — по-прежнему ровно и бесстрастно поинтересовался Джестани. — Тебе — ничего. Упрямству жреца могли позавидовать скалы, из которых высекли храм Глубинных. — Вот если найдешь убийцу, я извинюсь, будь ты хоть дюжину раз двуногим. — Знаете, амо-на, — впервые за разговор позволил себе усмешку Джестани, — пожалуй, я и тогда обойдусь без ваших извинений. Что дается не от сердца, то его и не радует, — так говорят сутры моего храма. Если я найду заговорщиков и помогу вернуть покой в Акаланте, это будет достойной наградой. Может, я и двуногий, но тоже страж. И грязной работы не боюсь. Кто-то ведь должен чистить трубы, если они забились грязью, а благодарности за эту работу редко дождешься… Храм они покидали в полном молчании, потому что впереди снова плыл проводник из жрецов. Алиэр сжимал кожаный лист, скрученный в тугой рулон — вожделенную схему, Джестани все так же с любопытством озирался по сторонам, будто запоминая дорогу. Выведя их за пределы храма, жрец-глубинник поклонился и скрылся за дверью, а Дару, плававший неподалеку с двумя салту в поводу, поторопился к ним. Когда они уже подплывали к дворцу, Алиэр натянул повод и поднял руку, жестом веля охранникам остаться позади. — Ваше высочество? — вежливо поинтересовался Джестани, вполне сносно останавливая зверя. — Поговорить хотел, — сообщил Алиэр, чувствуя, как внутри что-то сладко и жутко обрывается, словно летишь на разогнавшемся салту прямо на скалу и не знаешь, свернет ли зверь достаточно круто. — Надо бы дома, конечно… Но там не смогу. Он замялся, не зная, как объяснить, почему этот разговор не для дворца, но Джестани просто кивнул. Мол, нет - так нет, он и здесь готов слушать. — Помнишь, — медленно начал Алиэр, слушая себя словно со стороны… — Когда мы поплыли к скале… То есть, когда я тебя туда привел… Ты сказал, что если я хочу что-то исправить, то должен сам почувствовать, каково это? Сам… лечь на песок… Губы шевелились с трудом, но он заставлял себя, как заставлял на Арене десятки и сотни раз повторять одни и те же упражнения через боль усталых мышц и страх неудачи. Джестани важнее побед в гонках… — Помню, — тихим бесцветным голосом сказал жрец. — К чему вы это? — К тому, что ты прав. Ты тогда предложил, а я струсил. Теперь согласен. Давай, выбирай время и место. — С ума сошли, ваше высочество? — очень вежливо и самую малость растерянно поинтересовался жрец, наматывая повод на руку, так что салту забеспокоился. — Это мы уже обсуждали, — усмехнулся Алиэр, отдаваясь правильному ужасу, который не сковывает, а заставляет лететь вперед. — Сошел я с ума или нет — какая разница? Я хочу вернуть тебе долг. Искупить вину — хотя бы часть. За все, что я тогда сделал, вряд ли получится, но хоть что-то! — Ваше… высочество… В глазах Джестани плескалось странное чувство, похожее на страх, а ведь бояться следовало не ему. — Успокойся, я в своем уме. Ну, не меньше, чем обычно, — уточнил Алиэр. — Хочешь — поплывем туда снова, да и охрана опять с нами. Ты ведь этого хотел? Стой! Он поймал повод салту Джестани, пытающегося повернуть зверя, и быстро, горячечно заговорил: — Для меня ничего не изменилось, я все равно хочу быть с тобой. Я помню все, каждое твое слово. И про кариандца, и про долг перед народом, и про две недели… Уже не две, конечно… И я не хочу, чтоб ты вспоминал обо мне только… Нет, погоди! Давай не будем опять… Пойми, я жить спокойно не смогу, если расстанусь с тобой так… Ты сказал, что тебе со мной лечь — как в открытую рану ткнуть. Видишь, я помню. Но можно ведь иначе? Я на все согласен, все будет по-твоему! На песке, перед охраной…Мне все равно, лишь бы с тобой! — Принц… я… — Это не прилив, — безнадежно сказал Алиэр, ища в черных глазах напротив хотя бы тень понимания и сочувствия. — Приливы я уже научился терпеть, они такие… ненастоящие… Я все обдумал, правда. Можешь отказаться. Но я прошу. Дай мне этот шанс. Один-единственный. Неужели тебе самому не хочется это со мной сделать? — Сделать — что? Устроить вашей охране еще одно… зрелище? Алиэр молча любовался покрасневшим, смущенно-злым лицом Джестани, потом спохватился: — Про охрану — это ты говорил. Тогда… А мне все равно, лишь бы с тобой. То есть мне-то лучше во дворце… — Хорошо, — вдруг согласился Джестани, явно подумав, что спорить с сумасшедшим себе дороже. — Если не передумаете до вечера. Но во дворце. И никого рядом. — Да… — с бесконечной благодарностью выдохнул Алиэр. — Конечно… Поплыли домой?***
Джестани все никак не мог поверить, что Алиэр действительно выполнит обещание. Нет, он не подозревал принца в намеренной лжи, просто невозможно было представить, как надменный наследник морского королевства унизится до подобного. А в том, что Алиэр считал это именно унижением, сомневаться не приходилось. И потому Джестани с нетерпением ждал вечера, ловя себя на болезненном любопытстве — неужели? Алиэр же вел себя почти как обычно, разве что был напряжен и молчалив, но это с ним и раньше часто случалось. Время от времени принц бросал быстрые взгляды украдкой, словно желая что-то сказать, но каждый раз останавливался. И напряжение между ними росло, пока, наконец, Джестани не выдержал. Им уже принесли ужин, как обычно обильный, а сегодня даже вкусный. Джестани впервые попробовал каких-то крошечных рыбешек, которых полагалось есть с костями, оставляя только голову. Алиэр едва притронулся к еде, зато вволю накормил Жи, нахально хватавшего куски прямо с ладони принца. — Вы его не слишком избалуете? — сдержанно поинтересовался Джестани. — Пусть ест, — рассеянно отозвался Алиэр, ухитряясь глядеть куда угодно, только не ему в лицо. — Он сейчас быстро растет… Кстати, надо взять на рыбном дворе скребок. Он погладил Жи по хребту, почесал шкуру по обеим сторонам спинного плавника, и салру заизвивался от удовольствия. — Скребок? Джестани все сильнее злился на принца, который держался так, будто ничего не происходит, а главное — на себя. За то, что согласился на эту вопиющую дурость. Да мало ли что он ляпнул от обиды пополам с болью? Да, боль все-таки не проходила, в этом Алиэр оказался прав. Но с чего рыжий взял, что Джестани хочет такого возмездия? Ему никогда не нравилось чужое унижение, даже унижение врага. Впрочем, разве у него были настоящие враги, поймал себя Джестани на странной мысли. Да, он сражался против тех, кто угрожал его нанимателям, но это было служением. Кто из них был врагом самого Джестани? Кто видел в нем человека, а не живой щит? И получается, что собственных врагов у него никогда не было. Как и друзей, впрочем. Дружба — слишком большая роскошь для того, кто не может распоряжаться собой. А уж любовь… Да, ему повстречался Лилайн. Краткий миг тепла в холодной ночи, лекарство от предательства и одиночества. Человек, настолько похожий на друга и любовника, насколько Джестани мог себе представить. Но кем он стал бы, не разойдись их пути? — Скребок, — безмятежно подтвердил Алиэр, сильными пальцами разминая плотную шкуру рыбеныша. — Их надо чистить, я ведь рассказывал. Джестани откинулся на подушки, и под его взглядом Алиэр опустил голову, алея скулами и делая вид, что в мире нет ничего интереснее малька салру. — Ваше высочество, я ведь вас ни к чему не принуждаю, — с тихой злостью уронил Джестани. — Даже не прошу. — Знаю, — криво усмехнулся принц, отбрасывая на спину толстый круглый жгут косы. — Ладно, чего тянуть… Подхватив разомлевшего, тряпкой свесившегося с его рук Жи, он отнес рыбеныша в клетку и вернулся на постель. — Одна просьба, если можно… Пояс Алиэр развязывал на первый взгляд спокойно, только куда медленнее обычного. А вот когда потянул через голову тунику, тонкая светло-золотистая ткань едва не треснула от порывистого движения. — Завтра — большие гонки, — продолжил принц. — Мне обязательно нужно там быть… — И что? — недоуменно вскинул бровь Джестани. — Лицо не трогай, — с подчеркнутым равнодушием пояснил Алиэр, разжимая пальцы и позволяя тунике плавно опуститься на кровать. — Так делай что хочешь, лишь бы следов не видно было… — Понимаю, — выдавил Джестани, глядя, как колышется в воде легкая ткань, а следом за ней расстилается по ложу полупрозрачное серебро хвостового плавника. Кажется, загорелось не только лицо, но и шея, и уши. Да что рыжий думает? Что он, страж Малкависа, станет… А его первый и единственный настоящий враг снова кривовато усмехнулся, зачем-то расплетая косу быстрыми короткими взмахами рук, и у Джестани пересохло в горле, как бы глупо это ни звучало под водой, когда рыже-золотая сеть волос окутала молочно-белые плечи и несколько огненных змеек побежали на грудь принца, блестя в свете туарры. Тихонько завозился в клетке Жи, ближний шар светильника ненадолго померк, потом разгорелся сильнее, и Джестани с усилием сглотнул вставший в горле ком, наконец-то поверив. Да, все это происходило на самом деле, с ним, сейчас… Алиэр действительно решил расплатиться полной мерой и не ждал ничего хорошего. Потому что молча опустился на подушки рядом и замер, только подрагивали ресницы на плотно зажмуренных глазах. И руки… Пальцами рыжий вцепился в мягкое покрывало, и от вида покорно подставленного тела раскаленная волна, плещущаяся внутри Джестани, залила его целиком. — Нет… — мягко сказал он, ужасаясь тому, что рвалось наружу, смывая рассудок, заставляя забыть о благородстве и чести. — Открой глаза. Я хочу, чтобы ты меня видел. Алиэр покорно поднял веки, старательно глядя мимо, но Джестани повернул его лицо к себе за подбородок. — Ты должен видеть, кто с тобой, — повторил он с пугающим самого себя удовольствием и всмотрелся. Синие глаза с расширенными зрачками были наполнены страхом. Страхом, тоскливым ожиданием, отчаянием… И Джестани будто окатило холодом, так мерзко оказалось видеть чужую испуганную покорность и понимать, что в этом есть свое наслаждение. Ради Малкависа! Но ему же никогда не нравилось подобное! Да, он знал, что многие находят особенную сладость в причинении боли и унижения. Но не он! А сейчас Джестани с ужасом понимал, что хочет запустить пальцы в распущенную рыжую гриву, заставляя запрокинуть назад голову, хочет потянуть сильно, до боли, а потом впиться губами в губы, тоже с откровенной жестокостью, до крови… И пусть, пусть ему будет так же больно, как тогда Джестани — разве это не справедливо? Разве не сладко унизить врага, растоптать его гордость? Разве не правильно распластать его на постели и покуражиться всласть, так же, как сам принц когда-то? — Значит, все, что захочу? — так же ласково уточнил Джестани, любуясь, как в красивых синих глазах под золотом ресниц нарастает ужас. — Без следов, разумеется… Перед внутренним взором отчетливо встало, как восхитительно было бы, намотав длинные рыжие пряди на руку, пригнуть это надменное лицо к своим бедрам, заставить открыть рот… Сам ведь согласился! В висках билась кровь, в паху нарастал жар… А губы у принца иреназе словно созданы, чтобы охватить член пухлым ярким кольцом, и рот наверняка горячий, нежный… — Все, что захочешь, — очень тихо сказал Алиэр, упрямо не отводя отчаянный взгляд. — Я обещал, я помню. — Хорошо… Джестани медленно, как во сне, протянул руку, погладил плечо принца через шелк распущенных волос, обещающе пропустил их через пальцы. Алиэр даже не вздрогнул, только мерно вздымающаяся грудь принца пропустила вдох. На мгновение кольнула испуганная мысль: что, если не получится? Просто не встанет на иреназе, лишь наполовину человека. Но нет, сладкая истома и напряжение внизу живота обещали, что мужская сила не подведет. Он хотел Алиэра. Вот именно такого, испуганно-покорного, ждущего грубости и заранее согласного на все, что Джестани захочет сделать с его телом и его гордостью. Его волосы были на ощупь именно такими, как представлялось, расплавленное огненное золото струилось сквозь пальцы Джестани, открывая бледную гладкую кожу. Опираясь на локоть в воде, не то поддерживающей, не то сковывающей движения, Джестани не удержался — потянул за волосы, заставляя запрокинуть голову, склонился и поцеловал. Пока еще только на пробу, не так сильно, как хотелось, но и не позволяя отодвинуться. Придержал за плечи — тоже ради удовольствия. И почувствовал, как принц сам тянется к нему навстречу, отвечая на поцелуй послушно и робко. Это Алиэр-то — робко?! Джестани судорожно вдохнул, отрываясь от мягких упругих губ, и снова приник, уже властно, почти грубо сминая их своими. Запустил руку в волосы целиком, наслаждаясь мягкостью. Толкнулся языком в чужой рот, оказавшийся именно таким горячим, как думалось, и чуть солоноватым на вкус. Прильнув к прохладному телу принца сбоку, не переставая целовать, он обнял Алиэра за плечи, а другой рукой провел по твердым мышцам груди и мускулистому животу с удивительно нежной кожей. Рыжий только вздохнул, невольно шевельнув хвостом, и его руки так же непривычно робко легли Джестани на плечи. Одернуть? Пару мгновений именно так Джестани и хотел поступить. Бросить что-нибудь унизительно-злое, велеть не шевелиться… Желанными прикосновения не были — слишком хорошо Джестани помнил, какими жестокими могут быть эти руки. Но сейчас Алиэр касался его едва-едва, словно готовясь в любой момент испуганно отдернуться, словно не верил, что ему позволят прикасаться… И снова Джестани оценил, как приятна эта предупредительная покорность и осторожность. В конце концов, пусть ласкает! Если принцу захочется быть таким же ласковым, когда придется платить по счетам. А как, собственно, это сделать? Джестани с сожалением разорвал поцелуй, провел ладонью по бедру, где гладкая плотная кожа переходила в мелкую чешую. Ощущение было странным, но, пожалуй, приятным. Можно представить, что гладишь мускулистое мужское бедро сквозь необычные штаны. А можно и не обманывать себя, просто глядеть на то, что выше чешуи. — Что? — шепотом спросил Алиэр, снова смотря на него просительно-выжидающе. — Что-то не так? Его пальцы замерли на плечах Джестани, принц, кажется, даже пошевелиться боялся, только дышал часто и мелко. Решившись, Джестани провел рукой от бедра в сторону живота и ниже, где, как помнилось, у иреназе расходится чешуя, выпуская наружу мужскую плоть. И снова воспоминания окатили пронзительным стыдом и болью. Судорожно вдохнув, он запретил себе думать о прошлом. Так, вот… Под пальцами четко ощущалась складка, не слишком длинная, примерно в ладонь. Джестани провел по ней кончиками пальцев, потом всей ладонью и снова пальцами… Всхлипнув, Алиэр дернулся под ним, но тут же снова замер, только задрожал всем телом, а под рукой Джестани чешуя поползла в стороны, и пальцы наткнулись на горячий атлас, влажный, скользкий… — Как вы там говорили… — задумчиво уронил Джестани. — Люди прямо созданы для плотских утех? Их можно в любой позе… С иреназе, значит, не так? — Джес… — больше похоже на всхлип, тихий, умоляющий. — Не закрывай глаза, — резко напомнил Джестани, проводя пальцем по всей длине щели, откуда восставал плотный гладкий член, покрытый чем-то вроде смазки. Удобно для того, кто сверху, но сегодня у рыжего иная роль. — Я вам не Джес, — усмехнулся Джестани. — Неужели так трудно запомнить имя целиком? Ваше морское высочество… Он небрежно приласкал островерхую влажную головку, старательно не опуская взгляд. Хватит, и так ненужная память рвется из глубин сознания. Но куда же можно… — Ниже… Щеки Алиэра пылали ярко-алым, губы дрожали… Джестани провел ниже, от основания члена и дальше, слегка нажал. Тугая плоть разошлась под пальцами, отмыкая вход в раскаленную мокрую глубину. Это было не так, как у мужчин с земли, но и на женское естество, испробованное когда-то в юности, тоже не походило. Для мужчины — мягко, пожалуй, растяжки не требуется, но для женщины слишком плотно и туго. Джестани представил, как через несколько мгновений погрузится в этот влажный жар и едва не застонал от предвкушения. — Джес… Наткнувшись на его взгляд, Алиэр покорно поправился все так же шепотом: — Джестани… — Что? Слово упало слишком резко, даже грубо, и принц, уже подавшийся навстречу, чтобы что-то сказать, испуганно замотал головой, выдавив: — Н-нет… ничего… А ведь ему действительно страшно… Непривычное, должно быть, чувство для того, кто может заполучить в своем королевстве любого — только пальцем помани. Для насильника, — жестоко напомнил себе Джестани, но тлеющая злость гасла от этой покорной готовности. Причинять боль и унижать больше не хотелось. Разве что подчинить… Он снова погладил кончиками пальцев потайное отверстие, и Алиэр закусил губу, коротко простонав. А ведь забавно… Покорить и подчинить можно не только силой… Усмехнувшись про себя, Джестани отстранился и, не тратя времени на пуговицы, потянул рубашку вверх, благо свободный покрой позволял. — Помочь? Жадный взгляд Алиэра едва все не испортил, и Джестани поморщился. — Лежи и молчи. Отпрянув, как от удара, принц снова послушно замер, только взгляд не отрывался от Джестани, и впервые это показалось… терпимо, что ли. Да, мерзавец… Но сейчас не хочется ни думать, ни вспоминать… Быстро стянув штаны, он опять опустился на локоть, вглядевшись в лицо Алиэра, белеющее среди рыжего ореола. Принц изнывал от страха и… желания? — Обними меня, — велел Джестани и постарался не вздрогнуть, когда прохладные жесткие ладони легли на его спину. Словно почувствовав его напряжение, Алиэр ослабил нажим, погладил нежно, легко, явно пытаясь угодить. Кругами, потом плавно и медленно кончиками пальцев по ложбинке вдоль позвоночника. И вправду старается! То ли вину заглаживает, то ли подлизывается… Джестани наклонился, поцеловал готовно подставленные губы, снова приласкал языком горячий рот. Что ж, в эту игру можно играть по-всякому… Он провел кончиком языка по губам Алиэра изнутри, нащупал его язык своим, опять положив руку на напряженный член принца. Так, еще… Подаваясь вперед, Алиэр изогнулся, опираясь на хвост, и Джестани поддержал его под лопатки. Оторвавшись, напоказ облизал губы, а потом опять наклонился, но приник ртом не к лицу, а к шее принца. Узкая жаберная щель, едва видная под тонкой кожей, красивые ключицы, снова шея… Принц еле слышно стонал, боясь лишний раз шевельнуться под ласками, только его ладони порхали по спине Джестани, не прижимая, о нет, только гладя и нежа осторожными касаниями. Приподнявшись, Джестани погладил собственный член, уже нагло упирающийся в пах Алиэра. И тут же одна из ладоней принца исчезла с его спины, протиснувшись между прижатых тел. — Можно? Оказывается, он и просить умеет. И как же сладко… Джестани еще чуть двинулся, позволяя. Потянувшись, Алиэр ткнулся губами в его плечо, ухитряясь одной рукой гладить спину, плечи и бока, а второй умело и очень старательно ласкать член. — Пожалуйста… В голосе надменной рыжей заразы слышалась мольба. О чем он просит-то? Взять поскорее? Или не быть слишком грубым? Джестани было уже все равно. Он уже отчетливо понимал, что не сможет и не захочет выместить на Алиэре старую ненависть. Только не на таком: нежно-покорном, умоляющем, усердно искупающем вину… — Скажи, что хочешь меня! — потребовал он, в упор глядя на покрасневшее до самых волос лицо, невольно любуясь приоткрытыми распухшими губами и сверкающими из-под ресниц синими омутами глаз. — Я… хочу… — Тогда попроси. Попроси тебя взять. Попроси хорошенько… Джестани позволил себе улыбнуться в расширившиеся глаза принца, намекая, что пощады не будет. О да, делать больно уже не хотелось. Но вот добиться, чтобы стелился, чтобы упрашивал, а потом лег под Джестани и просил еще… Вот эта мысль плавила тело возбуждением, так что еще немного — и он бы сам не выдержал. — Пожалуйста… Наверное, будь они на суше, в глазах Алиэра стояли бы слезы — голос и взгляд у него были именно такими. Но в воде слез не видно, и потому принц просто смотрел на него, не отрываясь. Так, словно от того, отведет ли Джестани взгляд, зависела жизнь… — Пожалуйста… Я хочу тебя…. Я… прошу… — О чем просишь? Джестани не собирался давать поблажку, и как же невыносимо сладко это было — властвовать над гордостью того, кто когда-то пытался уничтожить его гордость и честь. — Я… прошу. Возьми меня. Возьми, как хочешь… — Уверен? Джестани наклонился, почти касаясь губ Алиэра, чувствуя, как натянулась между ними невидимая струна. Обнял, безмолвно наслаждаясь ощущением великолепного мужского тела в полном своем распоряжении. Четкие плоские мускулы, гладкость кожи, сила и нежность, гибкость и плотная упругость, и, наконец-то, желанная дрожь предвкушения… — Да, — выдохнул Алиэр ему в самые губы. — Хочу… И сам с полустоном-полувсхлипом подался навстречу, когда Джестани одним толчком вошел в горячую тугую плоть. Наверное, это было неправильно. Не просто с мужчиной, а даже с человеком лишь наполовину. Ну и пусть! Хоть на суде у Малкависа Джестани не постыдится ответить, что не мог иначе. Алиэр бился и плавился в его объятиях, выстанывая что-то бессвязное, где четко звучало только имя Джестани, да еще можно было разобрать какие-то глупости про любовь. Конечно, Джестани ему не верил. Кто же верит сказанному в такие мгновения? Но как же принц отдавался! Так, будто никого до Джестани у него не было и уже не будет. Льнул к нему, обвивая хвостом ноги, исступленно гладил и обнимал плечи, тянулся в поцелуях, покрывая ими лицо Джестани торопливо и странно неумело. Вскрикивал от каждого толчка, насаживаясь сам с бесстыдной откровенностью, и Джестани, забывая обо всем, отвечал, тоже гладя, целуя и лаская, требуя и получая все: каждое движение, взгляд, вздох… — Мой… мой… мой… — шептал Алиэр, обвив его руками и прижавшись всем телом, так что его член упирался в живот Джестани и бесстыдно терся об него. И Джестани позволял ему это, стискивая сам так, что наверняка останутся синяки. А потом, когда Алиэр уже в голос застонал, выгибаясь под ним и в его объятиях, сжал еще крепче, вбиваясь безжалостно и грубо. И выплеснулся в раскаленное, влажное, упругое… Коротко простонав, принц обмяк в его руках, неловко ткнулся носом и ртом в плечо Джестани, проговорил что-то, прижимаясь. — Что? — не поверил Джестани, расслышав. — Спасибо… — целуя его плечо, шею и ключицы, Алиэр тихо повторял: — Спасибо… спасибо… Прости… прости меня… Ох, Джес… ради всех богов, пожалуйста… прости… — Да за что? Джестани чуть ли не силой отстранил ластящегося Алиэра, глянул в изменившееся, какое-то незнакомое лицо. — Прости… я не знал! Ради глубинных, Джес, какая же я тварь… Прости меня… Я не знал, что это так… — Что — так? — Это… быть с кем-то… Так страшно, так… беспомощно… Будто себя теряешь… Джес, прости… Я представить не мог… Ох, какая же я мразь… Я только сейчас по-настоящему понял, что… что сделал… тогда… — Сейчас? Погоди… Джестани с трудом вслушался в сбивчивый лепет, полный отчаяния. Осознать сказанное было еще труднее. — Почему сейчас? Ты не знал, как это? — Нет… — выдохнул Алиэр, заглядывая ему в глаза, как побитый и сразу же поглаженный щенок. — Я же никогда… ни с кем… снизу… — Как… ни с кем… Вообще? Джестани окатил запоздалый страх — столько стыда и отчаяния слышалось в тихом голосе. А он, дурень, еще хотел покуражиться, выместить обиду… — Ни с кем. Да кому бы я позволил? Только… я только Касу предлагал, правда… Но он сам не захотел. И все… больше никому. Джес… спасибо… — Боги… — прошептал Джестани, всматриваясь в растерянное лицо Алиэра, с которого, как шелуха, слетела вся надменность. — Ты почему не сказал? — А… зачем? Джестани мысленно выругал себя последними словами, вспоминая, как обошелся с этим сумасшедшим. Теперь, наверное, болит все? У человека-девственника точно болело бы, а у этих? — Я бы осторожнее был! — рявкнул он, не зная, что делать и можно ли еще что-то исправить. — Куда уж осторожнее… Алиэр смущенно улыбнулся, вмиг став совсем юным и действительно совсем беспомощным. — Прости, — опять повторил он, глядя в глаза Джестани виновато и умоляюще: — Я ведь поверил… Я в самом деле поверил, что ты будешь мстить… Что отыграешься… сам знаешь за что… Я такая дрянь, Джес. Я… тебя боялся. Хотел, чтобы ты это сделал, и все равно боялся… Боги, мне же и правда всей жизни не хватит, чтобы… Как ты это вытерпел… я не представляю. Если бы ты… так… Я бы точно умер… — Тихо… Ох, да тихо ты… Джестани сгреб его в объятия, прижал дрожащего иреназе к себе, уткнувшись лицом в макушку. Дурак… И этот, и сам он…. Два дурака. Тело сыто и удовлетворенно млело, но как же было стыдно за недавние мысли. Ну да, злился… Но с врагами следует сражаться, а постель не для мести. Да и какой он враг, этот рыжий дурачок… Ведь сам напросился, думая, что… Мысли путались. Джестани гладил длинные мягкие волосы Алиэра, плечи, спину, поясницу и линию чешуи — особенно чувствительное местечко, как успел заметить. Перебирал пряди, легонько касался губами края уха, стараясь успокоить… И с изумлением понимал, что ему это нравится. Такой Алиэр, жмущийся к нему, беззащитный и открытый, больше не вызывал злости. Напротив, с ним хотелось быть мягче… А еще им хотелось обладать, снова почувствовать опасную сладость власти над телом и душой того, кого недавно ненавидел. Это было новым, странным, но восхитительно заманчивым ощущением. — Ты меня тоже прости, — сказал он, дождавшись, когда тело в его руках перестанет дрожать. — Если бы я знал… Я бы и правда был поласковее… Тебе больно? — Не-ет… Нет, что ты… Алиэр снова поднял к нему лицо, просветленное, улыбающееся. — Как мне может быть больно с тобой? Ох, Джес… Он потянулся, быстро и робко коснулся губами уголка его рта, опять опустил голову к плечу, тихо сказав: — Джес… Прости, то есть Джестани. Тебе же понравилось? Я… научусь всему, что ты любишь. Обещаю… Я буду таким, каким ты захочешь. Как угодно, каждую ночь. Ты только разреши… Джестани глубоко вдохнул, не зная, что сказать. Понятно, что долго это не продлится. Жрецы ищут средство от запечатления, Алиэра ждет законный брак, а еще враги вокруг трона… И все это одна жестокая дрянная шутка судьбы, которая свела их у скалы над перстнем Аусдрангов. Да и не пожалеет ли принц уже завтра о своем опрометчивом предложении? Слишком близко он подпустил к себе недавно ненавистного человека, слишком глубоко открылся ему… Но что теперь делать-то? Проще всего — отказать. Силы к Алиэру вернулись, теперь он легко дождется разрыва их безумной связи. А сам Джестани… освободится. Именно так все будет правильно. Алиэр замер в его объятиях, покорно ожидая решения. Дурак, мальчишка, храбрость вместо мозгов… Но долги платит — этого не отнять. Значит, не все потеряно. Принц уже изменился… Это, конечно, не причина ложиться к нему в постель, пусть и сверху, но… Джестани снова вздохнул. — Я ничего не хочу обещать, — негромко сказал он в рыжую макушку. — Я не знаю… Давай…те поговорим об этом утром? Алиэр молча кивнул, расслабленно обмякнув рядом, и через несколько мгновений Джестани с веселым удивлением понял по ровному дыханию, что его бывший враг уже спит.