***
Во рту Алиэра прочно поселился привкус крови. Казалось бы, ранили его в хвост, но вот почему-то и пища, и зелья, и тинкала — все отдавало кровью. Невис, которому он пожаловался, долго исследовал слюну, выстукивал и осматривал тело, но потом с облегчением заключил, что здоровью тир-на ничего не угрожает, кроме беспокойного характера самого тир-на. А привкус — от некоторых компонентов зелья. И действительно, после лекарства он стал сильнее, а потом постепенно исчез, чтобы вернуться к следующему приему микстур. Но это все было неважно, как ломаная ракушка. Алиэру отчаянно не хотелось плыть на сегодняшний Совет. Он готов был думать о заговоре, о похищении Сердца, даже о том, насколько на самом деле дорог Джестани его так называемый друг… Но только не о том, что предстоит сделать. А тянуть с решением — бессмысленная жестокость. И, конечно, стоило предупредить Джестани, но страж и сам все понял, когда, молча отсидев рядом весь Совет, услышал название последнего дела. Вздрогнул, посмотрел на дверь, слегка повернулся к Алиэру, тихо спросив: — Сегодня? — У нас не принято тянуть ни с приговорами, ни с их исполнением, — так же тихо ответил Алиэр, изнывая от растущей внутри боли и тоже глянул на дверь, через которую медленно вплыл Сиалль. Видят Трое, он бы предпочел простить суаланца. Бывшего наложника, не возлюбленного, но почти друга. Того, с кем делился секретами и спрашивал совета. Того, кто утешал Алиэра после смерти Кассандра и ухаживал за ним во время болезни. Ах, Силь… зачем же ты так… — Королевский суд! — громко и четко повторил дежурный сегодня советник Алвиас. — Сиалль ири-на Суалана, бывший наложник его величества, обвиняется в потворстве и укрывательстве преступников. Угодно ли вам выслушать обстоятельства дела, мой повелитель? — Я слышал их на прошлом заседании, как и весь Совет, — медленно и тяжело уронил Алиэр, мучительно жалея, что нельзя нащупать ладонь Джестани — такого близкого и такого далекого. — Впрочем… Сиалль, что ты можешь добавить в свою защиту? — Ничего, тир-на, — покачал головой суаланец, улыбнувшись едва заметной отрешенной улыбкой. — Я рассказал все, что мог. Я готов узнать приговор. Это было неправильно. Жестоко и несправедливо — осудить за то, что творил его брат. Но разве не молчание Сиалля привело к смерти отца? Разве не покрывал он преступников, пока Алиэр в дурмане гарнаты мучил Джестани? И молодой жрец погиб лишь потому, что Карриша никто не остановил, а Эруви только недавно пришел в себя… Виновен, без всякого сомнения, и вина его тяжела. Алиэр закусил губу, давя бессильную злость и обиду. Судья должен быть беспристрастен — так учил отец. Неважно, что Сиалль предал его лично. Наложник — не избранный, нечего ждать от него любви и верности. Но Сиалль предал и Акаланте. «А разве он хотел жить здесь? — спросил внутри Алиэра кто-то спокойный и хладнокровный. — Разве ты сам был бы верен городу, в который тебя притащили силой? Разве жалел бы тех, кто убил твоего отца и сломал твое запечатление? Ты, сорвавший злость на Джестани только за то, что ненавидел тогда всех людей? Что-то не то сотворил отец, решив сделать Сиалля наложником… Великая честь и немалая забота, верно, только хотел ли он такой чести и заботы? И почему ты никогда не задумывался об этом раньше, а? Впрочем, ты о многом не задумывался». «Проклятье, тысячу проклятий, — беспомощно подумал Алиэр. — Я не могу его отпустить, но и осудить на смерть — противно совести и справедливости». — Виновен в укрывательстве. Виновен в пособничестве. Но невиновен в убийстве. Скажет ли кто-то слово в его защиту? — выдавил он, стараясь глядеть мимо бледного, посеревшего и все-таки изысканно-красивого лица Сиалля. Одежду суаланцу оставили ту, в которой он приплыл на прошлый Совет, и теперь от жемчужины удовольствия в просто одетом, туго заплетенном и ненакрашенном Сиалле не осталось ничего, кроме, разве что, манеры держаться — на зависть любому каи-на. Совет молчал. Молчали оба жреца — Тиаран и Герлас. Молчал кариандец Эргиан, разглядывающий Сиалля с равнодушным интересом, как редкую красивую рыбку. Молчали Герувейн, Алвиас, Тольвагар… Все советники, каи-на, главы своих Домов молчали, осуждая на смерть того, кто заслужил казнь именно за это — за молчание. Суровая, но справедливая кара. А у Алиэра вдруг перехватило горло. Тиаран хотел безумия и смерти Джестани, а Герлас поддерживал его в этом, пока не опомнился. Лорасс, отец Деалара, правдами и неправдами выгораживал своего сына, а ведь если бы у того получилось задуманное, Алиэр на всю жизнь оказался бы прикован к тупому наглому дураку, родившему ему ребенка. Остальные — как волны, куда подует ветер, туда они и катятся. И они смеют осуждать Сиалля, который хотел всего лишь спасти брата? Сиалля, который даже не просит милосердия? — И в третий раз я спрошу, — вытолкнул он слова из горла, почти с ненавистью глядя на безмолвный Совет. — Каи-на Акаланте, подумайте, загляните в свое сердце. Да, он достоин смерти. Но разве каждый из вас безгрешен? Если хоть один из вас, отборного жемчуга Акаланте, скажет слово в его защиту, я помилую Сиалля ири-на Суалана. Если нет — кровь его будет на вас, как и на мне. Тишина была оглушающей, вязкой, страшной. И Алиэр уже открыл рот, чтобы мучительно выдавить из глубины пересохшего саднящего горла приговор, как услышал ясный звонкий голос: — Я говорю в его защиту. — Что? — выдохнул он, в изумлении оборачиваясь к Джестани. — Ты? — По какому праву? — крикнул кто-то из советников. — Мой повелитель, я чту ваш выбор, но… — Он ваш избранный, а не ваш советник, — поддержал его Тиаран. — Тир-на, это незаконно. — Вот как? — растянул губы Алиэр в глумливой улыбке. — Неужели? Джестани, по какому праву ты говоришь на Совете — напомни почтенным, прошу. — По праву тринадцатого каи-на Акаланте, — так же ясно и спокойно ответил Джестани. — Праву, дарованному мне тир-на Кариаллом, да будет его душе спокойно в ином мире. Я каи-на, единственный в своем Доме, значит, его глава. И следовательно, я могу говорить на Совете Акаланте. — Безумие! — выкрикнул Лорасс, привставая на кресле и глядя на Джестани с таким праведным возмущением, что Алиэр не мог удержаться: — Большее, чем простить отравителя самого короля? — ласково поинтересовался он, и советник опал на сиденье, как маару, выпустивший все чернила. — И большее, чем полагать, что король Акаланте нарушит свое слово? Или оно не честь всего моря? Гомон в зале Совета становился все громче. Алиэр обвел взглядом советников, вглядываясь в лицо каждого и запоминая. Злость, разочарование, веселое удивление — ах, это последнее — кариандец… И равнодушие. И спокойное принятие его воли… — Сиалль ири-на Суалана, — сказал он, не повышая голоса, но в зале стало вдруг совсем тихо. — Насколько мне известно, ты не можешь вернуться домой. Изжелта-бледный суаланец безмолвно склонил голову и снова поднял ее, глядя с отчаянной безмолвной надеждой. — В твою защиту прозвучало слово. Всего одно слово. Тому, кто его сказал, отныне принадлежит твоя жизнь. Я лишаю тебя всех прав свободного жителя Акаланте, потому что ты не отдал этому городу свою верность. И я не позволяю тебе уплыть, пока твой брат не будет пойман и изобличен. Отныне ты принадлежишь Джестани амо-на Аруба, каи-на Акаланте. Душой и телом. Ты меня понял? Сиалль низко склонился, на несколько мгновений замерев, потом выпрямился и поклонился еще раз — Джестани. — Уведите его в покои моего избранного, — велел Алиэр, почувствовав, как с плеч свалился огромный камень, оставив его совершенно измученным и обессиленным. — Есть еще дела на сегодня? — Только одно, ваше величество, — отозвался очень почтительно Тиаран, приподнимаясь на своем кресле и тоже кланяясь. — Мои мастера закончили известную вам работу. Эликсир не может храниться долго. Завтра-послезавтра мы готовы разорвать ваше запечатление с… каи-на Джестани. Он опустился в кресло, выглядя довольным, как обожравшаяся мурена. «Тварь, — с ледяной злостью подумал Алиэр. — Нашел же время сказать… Я знал, что это случится, давно знал… Но как же больно! И ведь не проверишь, правда ли нельзя хранить. Да и какая разница? Ты обещал отпустить его…» Теперь уже было все равно, и он все-таки нашел, не глядя, руку Джестани и легонько сжал холодные пальцы. — Я понял вас, амо-на, — сказал он вслух, удивляясь бесстрастности собственного голоса. — Благодарю за службу. Но завтра мне следует отбыть к проснувшемуся вулкану. Приберегите зелье еще на день.***
На столь памятную Джестани равнину Алиэр смотрел с мрачной решимостью, упрямо вскинув подбородок и выпрямившись в седле. Потом обернулся к Джестани и сказал, выделяя каждое слово: — Не передумал? Ты можешь остаться здесь. Будет даже лучше, если останешься — я смогу думать только о вулкане. — Вы же сами сказали, что это не опасно. Джестани подобрал повод салту покрепче — зверь беспокоился, отворачивал морду от мутного облачка на границе видимости впереди. Равнина лежала перед ними — иреназе и человеком — цветущая роскошными водорослями, яркая, обманчиво-веселая… Как пестрая шкурка ядовитой змеи. — Не опасно, — нехотя подтвердил Алиэр. — Но… — Вы не хотите, чтобы я был рядом? — напрямую спросил Джестани, начиная подозревать, в чем дело. Алиэр вздрогнул, покосился на него и так же мрачно кивнул. — Не хочу, — сказал он отрывисто. — Глупо, знаю. Но ты и так… вечно видишь меня слишком слабым. А там… будет плохо. Успокоить вулкан без Сердца моря… Это тяжело. — Тогда при чем тут слабость? — тихо уронил Джестани, дивясь, как причудливо мешаются в короле иреназе отчаянная храбрость и не менее отчаянная глупость. И искренность. Тоже отчаянная — как и все в нем. Словно Алиэр малейшую возможность скрыть что-то считал трусостью. — Опасный и тяжелый труд — это как бой. Кто обвинит в слабости воина, готового к бою? — Ох… Рыжий безнадежно махнул рукой. — Ладно, поплыли, — вдруг усмехнулся он. — Только твоего салту придется оставить здесь. Мой Серый не боится дыхания вулканов, я на нем часто плавал сюда, когда учился работать с Сердцем. А твой — неопытный. Сядешь ко мне за спину? Джестани кивнул. Глупо было бы отказываться теперь, когда он сам напросился. Алиэр, соскользнув со своего зверя, забрал у Джестани повод, погладил салту по морде, почесал нос, достал из седельной сумки костыль с ушком и, загнав его в щель между камнями, привязал салту точно как земного коня — за повод. — Вроде не должен сорваться… — сообщил, оглядев дело своих рук с сомнением. — Да и так далеко не уплывет. Нам, главное, успеть до того, как Ираталь почует неладное и примчится сюда с гвардией. — Почему вы ему не сказали? — А как? Ираталь часто плавал с отцом, он видел призыв Сердца. Сразу понял бы, что я делаю совсем другое… Нет уж, это нельзя видеть никому. Иреназе одним быстрым плавным движением оказался в седле и протянул Джестани руку. — Сколько вы еще собираетесь скрывать пропажу? — спросил он, устраиваясь позади Алиэра. — А если Торвальд не отдаст Сердце? — Вот тогда и буду об этом думать, — пожал плечами иреназе. — Джестани, я не могу никому сказать. Утратить Сердце… Как после этого я вообще смею называть себя королем? Он молча кивнул, понимая. В пропаже реликвии вины Алиэра не было, но народ поймет все так, как ему представят. А уж Тиаран и его партия в Совете постараются… Нельзя допустить паники и недоверия к королю. Пусть Алиэр неопытен, горяч и неосторожен, но он старается быть хорошим правителем. Настолько, что сейчас будет рисковать жизнью — в который раз. Джестани молча ухватился за плечи Алиэра, направившего салту вперед. Серый рванулся, словно не чувствуя добавочного груза. Тугая вода сжимала тело, заставляя напрягаться, но сидеть за спиной иреназе было гораздо проще, упругие струи проходили мимо Джестани, обтекали его по бокам. За спиной Алиэра было… надежно. Глупое чувство по отношению к рыжему иреназе, который втянул его в такие беды и неприятности, но сейчас Джестани не мог сделать ровным счетом ничего, только ждать и быть щитом — как обычно. — А сирен здесь больше нет? — окликнул он рыжего, и тот замотал тщательно заплетенной толстой косой. — Нет! На границе теперь постоянно дежурят солдаты! — Ваше величество, а почему… Джестани вдруг пришла подозрительно простая мысль, наверняка таящая в себе какой-то подвох. Не мог же никто не додуматься до этого без помощи существа с земли. — Почему вулканы не успокаивает король Суаланы? Они же на границе! — Вот потому и не успокаивает, — усмехнулся, судя по голосу, Алиэр. — Суаланцев только пусти… Это же как раз та территория, за которую шла война. Вулканы подчиняются не любому осколку Сердца, а только тому, на которое настроены. Позволить Суалане их усмирить… — Я понял! Это значит отдать их Суалане? Алиэр кивнул и вдруг придержал салту так плавно, что Джестани едва качнуло в седле. — Вот здесь, — сказал он обыденно. — Самое удачное место. Джестани огляделся. Ему выбор иреназе ни о чем не говорил, но облако мути приблизилось, стало гораздо темнее, а гряда гор за спиной отдалилась. Вода скрадывала расстояние, и Джестани не мог понять, сколько они проплыли от начала равнины. — С Сердцем я бы подобрался ближе, — задумчиво сказал Алиэр, покидая седло. — Но сейчас — нет. Здесь будет отличная точка резонанса… Он погладил Серого по носу и посмотрел Джестани прямо в лицо. — Ничего не бойся, хорошо? — Я еще не знаю, чего нужно бояться, — усмехнулся Джестани. — Хоть расскажите… И что делать мне? — При хорошем исходе — ничего, — пожал плечами Алиэр. — При плохом… тем более. Мне сейчас никто не может помочь — вот в чем беда. Ты слышал легенду о глубинных, верно? Как мой предок отдал жизнь, и из его крови боги сотворили Сердце моря? Так вот, Сердце — это посредник между морем и кровью его королей. Оно усиливает и направляет нашу волю, очищает внутреннее зрение, позволяет чувствовать воду и дно. Но можно обойтись и без него. Только разница — как между обученным салту и бешеным дичком, на которых ты пытаешься пройти Гонки. — И… как вы будете обходиться? — осторожно спросил Джестани, уже подозревая ответ всей своей сутью жреца. — Как и должно — кровью, — спокойно улыбнулся Алиэр, вынимая из ножен на поясе короткий и явно очень острый нож. — Море понимает только ее голос. Нашей крови, потомков первого короля. Он снова посмотрел на Джестани странным взглядом, будто извиняясь, и продолжил: — Я никогда такого не делал и не знаю, сколько надо крови. Отец говорил, что это не смертельно, — море не требует больше, чем ты можешь дать. — Но вы и так недавно потеряли кровь, — почему-то вдруг очень тихо сказал Джестани. — Да, — просто уронил Алиэр. — И могу отдать меньше, чем обычно. Если… если что — просто вернись в Акаланте и все расскажи. Я оставил Ираталю письмо о том, что собираюсь делать, тебя никто ни в чем не обвинит. — Вы… Вы… Соображаете, что говорите? Бросить вас здесь? Алиэр смотрел, как-то вдруг разом повзрослев, холодными синими глазами, и Джестани захлебнулся собственным возмущением. Не глупый мальчишка, попусту рискующий жизнью ради издевок над охранниками, как в прошлый раз. О нет. Все-таки воин. Молодой король, идущий в опасный бой со стихией, чтобы защитить свой народ. Тот, кто может не вернуться из боя и знает об этом. — Если что, — с трудом проговорил он, — я отвезу вас в Акаланте — живого или мертвого. Полагаю, именно для этого я здесь и нужен. Делайте свое дело, ваше величество. Он вцепился в луку седла, неудобного, рассчитанного на иреназе, а не на человека. В горле стоял ком. Алиэр, к счастью, не стал больше ничего говорить — просто отплыл на пару взмахов хвоста, зависнув над ровной площадкой дна, свободной от крупных камней и даже водорослей. Джестани ждал какого-то сложного ритуала, заклятий, но все оказалось до жути просто. Алиэр закрыл глаза, помолчал немного и с силой ткнул ножом в левое запястье. Ткнул умело — так, чтобы не задеть связок, но кровь мгновенно хлынула в воду. Вокруг иреназе начало расти мутное облачко, отвратительно сходное с тем, что виднелось вокруг Младшего Брата. — Мать Море… — прошептал Алиэр, не открывая глаз. — О, Мать Море… И снова затих, только через некоторое время Джестани увидел, как вздуваются вены на шее иреназе, а на виске начинает пульсировать голубая жилка под мраморно-белой кожей. Закусив губу, он следил за происходящим, чувствуя себя совершенно, безнадежно беспомощным. Кровь лилась и лилась, Алиэр, и без того бледный, стал уже полупрозрачным, губы его посинели, а конца ритуалу то ли не предвиделось, то ли Джестани не мог его распознать. — Так… — выдохнул вдруг Алиэр и снова воткнул нож в запястье, еще глубже. — Вот она… точка… резонанс… Что такое резонанс, Джестани знал, как и всякий храмовый Страж, но как совпадение вибраций относится к раскаленным недрам — понятия не имел. Однако иреназе было виднее. Вытащив нож из раны, он взмахнул лезвием, вычерчивая какой-то странный узор. Потом, дрогнув неподвижным до этого лицом, уронил нож на дно, прижал к ране пальцы. Джестани качнулся вперед, готовясь останавливать кровь, но Алиэр зажал рану не для этого — он отнял испачканные пальцы, с которых вода мгновенно смыла кровь, и снова принялся чертить узоры, беззвучно говоря что-то синими губами. Вода вокруг стала вдруг плотнее — так показалось Джестани, а в следующее мгновение по равнине прокатился невыносимо низкий гул, отдававшийся даже в костях. Скривившись, Джестани закрыл уши руками — но это не помогло. Море дрожало, гудело, вибрировало, и дно тоже! Страшно было подумать, каково Алиэру, если вспомнить, что иреназе чувствительнее людей к звукам. Мгновенно осунувшийся, как после тяжелой болезни, рыжий открыл глаза, посмотрел куда-то мимо Джестани. Зрачки его расширились, заняв чуть ли не всю радужку, и глаза теперь казались почти черными. Губы продолжали шевелиться, но ни звука не слетало с них. А кровь из запястья… Кровь так и текла, даже сильнее чем раньше. Море гудело то выше, то ниже, отзываясь, — со священным ужасом понял Джестани — словам Алиэра и тому, что он делал. Но давалось это иреназе дорого. Вот уже салту забеспокоился, принюхиваясь к воде, завилял хвостом — и Джестани потянулся, чтобы успокоить огромного зверя. Вот крови стало столько, что плавник хвоста Алиэра скрылся в мутной дымке… «Он истечет кровью, — ясно понял Джестани. — Погибнет, защищая город и право Акаланте на равнину с водорослями и рыбой. А я ничего не смогу сделать. Ничего! Потому что не знаю, что случится, если прервать ритуал. Вдруг сейчас равновесие так зыбко, что стоит его нарушить — и вулкан начнет извергаться? Трое, сохраните своих детей. Малкавис, научи, что делать…» — Еще… — прошептал Алиэр, словно откликаясь на его молитву. — Еще немного… вот так… Джестани показалось, что через него прокатываются чудовищные волны — плотные, тугие, тяжелые, горячие… Салту под седлом бесновался, но не пытался уплыть, а только выгибал спину, бил хвостом, и усидеть на нем было почти невозможно. В одну из таких судорог Джестани ожидаемо вылетел из седла, оказавшись от рывка зверя почти рядом с Алиэром. Заглянул в его лицо снизу — и замер в ужасе. Это было лицо мертвеца. Или кого-то на грани смерти. Иссиня-бледное, заострившееся, местами в желтых пятнах… — Все… — прохрипел иреназе. — Во-о-от… И закончил полустоном-полувсхлипом, теряя сознание и падая, как падают морские жители — обмякнув и медленно опускаясь на дно. — Алиэр! Джестани кинулся к нему, забыв про салту и вулкан. Море грохотало в ушах диким штормом, хотя какой шторм под водой? Но волны ревели и крутились вокруг, Джестани казалось, что они с Алиэром в сердце гигантского водоворота, только видно ничего подобного не было — вокруг застыла неправдоподобно спокойная зеленая вода. — Джес… — принц старательно улыбнулся, ловя его руку и слабо пожимая пальцы. — Все хорошо… Изо рта рыжего потекла кровь — и Джестани похолодел. Это уже не рана на запястье… Два глубоких пореза он прижал выше по руке, потом затянул на предплечье Алиэра свой пояс. Кровь течь не перестала. Море пило ее жадно, вода вокруг Джестани и лежащего на его коленях иреназе очистилась, из нее исчезла кровавая муть. Совсем исчезла, растворилась… А невидимый водоворот вокруг набирал силу… Истошно взвизгнув, Серый крутнулся на месте и рванул куда-то вдаль. Джестани было все равно. Он исступленно молился Малкавису, вновь и вновь повторяя его имя, умоляя спасти того, о смерти которого так же искренне просил несколько недель назад. И, наверное, поэтому не сразу заметил, как откуда-то сверху прянули три стремительные тени. «Сирены? — подумал он, не успев испугаться, но нащупывая на поясе нож. — Нет… Салту, а не салру…Ираталь?» Но ни один из всадников не был начальником охраны. Джестани с тоской вспомнил предусмотрительность Алиэра, заявившего, что перед отплытием к вулкану отправляется со своим избранным просить о милости в храм Матери Море. Мешать королю молиться акалантцам бы в голову не пришло — и улизнуть через боковой вход им двоим оказалось проще простого… Нет, это был не Ираталь. Один из всадников вылетел из седла, ловко перебросив поводья другому, метнулся к Джестани, так и поддерживающему Алиэра. И оказался принцем Эргианом. Очень озабоченным и деловитым Эргианом, глянувшим на бесчувственного короля Акаланте с холодным хищным интересом. — Не приближайтесь, — медленно и очень мягко сказал Джестани, прекрасно понимая, насколько расстановка сил не в его пользу. Двое так и плавали поверху, то показываясь в поле зрения, то исчезая. Джестани начало казаться, что невидимый водоворот вполне реален, а тройка салту с двумя всадниками держится как раз на его границах — потому их и видно так плохо. — Я вам не враг, — откликнулся Эргиан, останавливаясь чуть поодаль и показывая пустые ладони. Это, впрочем, ничего не значило, потому что на поясе кариандца висел такой же длинный нож, как у Джестани, а у седел всех трех салту поблескивали трезубцы. — Господин жрец, ну какое вам дело до морских распрей? — вкрадчиво поинтересовался кариандец. — Разве вы здесь не пленник? — Не ваше дело, — в тон ему любезно отозвался Джестани. Это, хвала Малкавису, была не морская магия, а нечто насквозь понятное и знакомое. С тремя иреназе справиться трудно, почти невозможно, однако справился же он с сиренами? Если кариандец рванется ближе, нужно всего лишь скрутить его — а потом торговаться. Но почему не нападает? — О, боюсь, в том числе и мое, — серьезно ответил Эргиан. — Мне здесь жить, знаете ли. Поэтому с некоторых пор я очень близко принимаю к сердцу дела Акаланте. Вы уверены, что правление его величества Алиэра будет благом? — Я уверен, что вам здесь не место, тир-на Эргиан… Не соблаговолите ли сказать, что вам нужно? Джестани краем глаза следил за кружением салту, понимая, что принц, скорее всего, отвлекает его внимание. И не дотянуться же до него. — Не поверите, — усмехнулся Эргиан. — Сильный и свободный Акаланте. Для моего народа, ну и самих акалантцев — куда же от них денешься… — Я слушаю… Еще бы немного ближе… И как неудобно лежит Алиэр — не спихнуть разом. Притвориться, что согласен на все? Пусть только подплывет ближе… — Ах, господин мой жрец, зачем вам эти дрязги? — снова усмехнулся Эргиан одними губами. — Разве вы не хотите домой? Тир-на Алиэр был слишком неосторожен… Теперь море тянет из него силы, чтобы завершить начатое. Истинный героизм, согласен… Но и глупость изрядная. Вам-то что до этого? Я ведь знаю, как вы появились в море и оказались связаны с наследником Акаланте. Неужели вы его простили? Я велю проводить вас к берегу. Или вам было что-то обещано? Скажите — что, Карианд с радостью возместит вам убыток. Я поклянусь… Он смотрел на Джестани так любезно и участливо. А на Алиэра — почти сочувственно. Холеный молодой стервятник, сильный и сознающий эту силу. Джестани стиснул зубы и глотнул тяжелый горький ком, прежде чем ответить: — Вы поклянетесь? На чем? — Ну, хотя бы на Сердце моря, — невозмутимо ответил Эргиан, торжествующе блеснув глазами. — Но и без этого мое слово — честь всего Карианда. Разве вы не знаете, что королевская кровь не лжет? — Я, кажется, многого не знаю о королевской крови, тир-на, — старательно улыбнулся Джестани. — Значит, безопасность и награда? И что вам нужно от меня? — Ничего, — улыбнулся в ответ гораздо веселее Эргиан. — Ровным счетом ничего — в том и прелесть моего предложения. Если согласны, вас проводят наверх сейчас же. А Алиэр останется здесь, с кариандцами. И правда, чем не щедро? Им даже убивать Джестани не обязательно, хотя это было бы надежнее. Интересно, почему им просто его не убить? И почему… Какая-то назойливая мысль крутилась у Джестани в голове, но он решительно отбросил все лишнее. — Хорошо, — сказал он с полнейшим безразличием, — я согласен. Но вы поклянетесь на Сердце моря. В клятвы крови я не слишком верю, а вот в том, что Сердце карает клятвопреступников, уже убедился. Он медленно опустил руку и вытащил из-под ворота туники Алиэра фальшивое Сердце. Подумал, что туарра наверняка проголодалась и уснула, но вряд ли это насторожит кариандца. Человек не иреназе — Сердцу не с чего отзываться ему. — Вы настаиваете? — осторожно уточнил Эргиан, глядя со странным выражением лица. — А, ну как скажете… Он вильнул хвостом и подплыл к Джестани. Наверное, стоило потребовать, чтобы бросил нож, но кариандец мог насторожиться. И, кстати, о ноже… Алиэр застонал, шевельнулся и открыл глаза. Слышал он все или нет — Джестани разобраться не успевал. На это время будет потом. Или не будет — в точности как с ритуалом. Он протянул кариандцу фальшивку, держа камень за оправу. Поймал взгляд Эргиана — ах, все-таки презрение, кариандец не любит предателей, но не считает себя таковым — и захлестнул запястье принца толстой прочной цепочкой. Рывок! Не ожидавший подобного Эргиан подался совсем немного, но Джестани хватило. Бросив цепочку, второй рукой он сжал другое запястье принца на излом, рванул кариандца на себя, развернул. Нож кариандца выскочил из ножен легко — и оказался у горла замершего Эргиана. — Тише, — так же мягко проговорил Джестани. — Не дергайтесь. Говорите, море жаждет королевской крови? Я могу это устроить — только хвостом шевельните. — Вы… — начал Эргиан и закашлялся. — Ох, вы и правда… Послушно замерев, он полулежал головой на плече Джестани, почти накрыв собой Алиэра. — Каи-на! Один из всадников спрыгнул с салту и торопливо подплыл к Джестани. Второй последовал за ним. Освободившиеся звери кинулись вдаль. — Даголар? Джестани растерялся разве что на мгновение. Что ж… понятно. Просто очень обидно. И противно. Супруг Эруви остановился перед ним, глянул умоляюще, виновато и словно пристыженно, а потом выпалил совсем не то, чего Джестани ожидал: — Я же говорил вам, тир-на! Ну что, проверили? Довольны?! — О… да… — отозвался Эргиан, предусмотрительно не шевелясь. — Как… интересно вышло… Господин Джестани… Я понимаю, что у вас ровно ни одной причины нам верить, но все-таки прошу прощения. Это и вправду была… только моя глупость. Рег, Даголар, бросьте оружие. Для начала… — Глупость? — прошипел Джестани, чуть сильнее надавливая лезвием на горло и чувствуя, как напрягается тело кариандца. — Теперь вы попробуете меня убедить, что не хотели ничего плохого? — Господин жрец, — с трудом, но странно весело ухмыльнулся Эргиан. — Я вас ни в чем убеждать не буду. Нет необходимости. Или вы меня сейчас отпустите, и я постараюсь спасти законного короля Акаланте, — или не отпустите. И через несколько минут я сам стану таковым, потому что мой брат обручен с тир-на Алиэром. Но младшие принцы у нас не правят, а я — его ближайший здесь родич и притом лицо королевской крови, способное управиться с Сердцем. Просто прошу — отпустите. Как мне не хочется становиться королем этого сумасшедшего города — вы бы знали… Роль королевского шурина мне нравится куда больше. — Каи-на Джестани, — торопливо заговорил Даголар, отцепив ножны с пояса, бросив их на песок и складывая ладони перед грудью в умоляющем жесте, пока его спутник расставался со своим оружием, — я прошу прощения. Клянусь Тремя и жизнью моего Эруви — это не измена и не убийство. Принц… не верил, что вы откажетесь уплыть. — Я должен был хотя бы попробовать, — откликнулся возмутительно спокойный Эргиан. — В любом случае убивать я никого не собирался. А вот вы сейчас именно это и делаете. Счет идет на мгновения, поверьте. Джестани глубоко вдохнул. В последнем Эргиан был прав — он и сам чувствовал, как холодеет и тяжелеет тело Алиэра. Но поверить кариандцу? Отпустить этого сладкоголосого ядовитого змея? — Вы… поклянетесь? — с трудом спросил он, лихорадочно пытаясь что-то придумать, понять, решить… — На чем? На этой фальшивке? — фыркнул кариандец. — Знаете, я все-таки принц. И чтобы отличить истинное Сердце, мне за него хвататься не обязательно. И потом, зачем бы мой родич поил море кровью, будь у него настоящая реликвия? Не знаю, куда он ее дел, но уже решительно ничему не удивляюсь. И вы хотите повесить на меня бремя местного короля? Спаси меня Трое! Боги любят Акаланте, теперь я точно это знаю. Где еще они найдут столь восхитительное зрелище? Думаю, только из-за этой любви город уцелел при таких интересно мыслящих правителях. От полнейшей беспомощности Джестани рассмеялся. Убрав нож от горла Эргиана, он бесцеремонно оттолкнул кариандца, и тот ловко перевернулся, не торопясь отплыть. — Тремя клянусь, — серьезно сказал он, — что постараюсь ему помочь. Остальное — потом. Дайте нож. Джестани протянул клинок Эргиану, гадая, что он такое — кариандский принц с манерами шута - то ли новая беда, то ли ответ на молитвы? Перехватив нож, Эргиан, поморщившись, воткнул его себе в запястье, как до этого Алиэр. — Слишком мало крови, — объяснил он, сворачивая хвост кольцом и слегка откидываясь назад. — Рег! Подержи меня! «Реголар, брат Даголара, — вспомнил Джестани. — Начальник охраны принца. Любитель Гонок и поклонник таланта Алиэра». Ни слова так и не сказавший кариандец, удивительно похожий на Даголара, торопливо подхватил Эргиана, принц привалился к нему всем телом, откинул голову на плечо телохранителя. — Вытаскивайте своего избранного, — велел он Джестани. — Я перехвачу поток, а вы уберите из него этого безумца. Вот же… умелец… — Как? — растерянно спросил Джестани. — Как его вытащить? — Как хотите! Вы же его избранный! Да знаю я, что не по своей воле, — ну и что? Вы связаны. Отвлеките его на себя. Ну, хоть поцелуйте, что ли… Эргиан страдальчески скривился, и Реголар обнял его сзади, замер, каменея лицом. Что-то это напомнило Джестани, но снова некогда было подумать. Ту мысль, что вертелась в голове раньше, как раз озвучил Эргиан. Не мог кариандец поверить в то, что Сердце — настоящее! А украсть реликвию мог? Отчего нет… Но это потом… все потом. Вытаскивать Алиэра? Поцелуями? Кровь бросилась в щеки Джестани. Он беспомощно глянул на полумертвого рыжего, из запястья которого сочилась кровь, но уже меньше. Все равно — и так много потерял. Слишком много. Они связаны — вот что сейчас главное. Только сегодня утром Джестани назвал себя тринадцатым каи-на Акаланте — так неужели откажет его раненому королю в помощи? Наклонившись, он припал ртом к ледяным жестким губам Алиэра. Ничего чувственного в этом поцелуе не было — только желание согреть. Стыд от того, что кариандец откуда-то знает их тайну. Вина за то, что избранный из него такой бесполезный… Даголар держал Эруви на краю жизни… Но ведь и он вытащил Алиэра тогда, только вернувшись в море! Король слабо застонал, моргнул — и Джестани решился. Постыдится он потом, если все получится. Потому что иначе будет не перед кем. Оторвавшись от губ Алиэра, он вдохнул глубоко, полной грудью, склонился снова, обвил руками шею иреназе. Приник в настоящем поцелуе, грея холодные, соленые то ли от крови, то ли от морской воды губы своими. Отогревая отдавшего все силы иреназе собственным теплом, внутренним огнем, разжечь который умеет любой Страж. Один из экзаменов Храма — умение высушить на себе мокрую ледяную простыню. Он справился! Так что же сейчас… Искра внутреннего огня разгоралась сильнее, и Джестани почувствовал, как тянется к нему Алиэр. Как губы иреназе становятся все теплее, живее, требовательнее… Ладони рыжего легли ему на плечи, взгляд стал осмысленным и благодарным. — Ну, хватит, — буркнул Джестани, отрываясь. — Вам уже лучше. — Стоило… — прошептал Алиэр, улыбаясь блаженно и удивленно. — Это стоило твоего поцелуя… мой… страж. Закашлявшись, он сплюнул кровь, вытер рот, покосился на Эргиана, с закрытыми глазами полулежащего на своем спутнике, и окликнул его слабо, но с ядовитой издевкой: — Какие странные у вас места для прогулок, тир-на! Так значит, повелителем сумасшедшего города вы стать не желаете? А чего же вы хотите, мой дорогой родич и ближайший наследник? И зачем вам убирать от меня избранного за день до нашего разрыва? — О, а вот об этом мы поговорим обязательно, — пробормотал кариандец, страдальчески кривясь. — Видят Трое, нам будет о чем поговорить! Но сначала я закончу — осталось немного — и почему бы нам не вернуться в город? Вам нужен целитель получше меня, а я полхвоста отдам за горячую тинкалу и постель… Джестани вздохнул, чувствуя, как отпускает страшное напряжение. Они справились. Успокоили вулкан и пережили этот день. Завтра, правда, будет не легче, но это будет завтра. Как он и говорил Алиэру — нужно всего лишь сделать шаг. А потом еще один, и еще, и еще… Чего он не сказал, так это другой сутры, гласящей, что дорога воина заканчивается только за порогом смерти. Но это король иреназе узнает и сам, если продолжит путь.