* * *
Дворец был так тих, словно в него никто не вернулся, и только караулы на постах приветствовали короля поклонами. А Джестани уже спит, наверное… Или нет? Может, он сидит у постели своего возлюбленного? Гладит волосы, всматриваясь в лицо. Или лег рядом, положив голову ему на здоровое плечо, и их дыхание в воде смешивается, а пальцы сплетены. Говорят, у тех, кто спит в обнимку, сны общие… Проклятье, ну что опять лезет в голову! Как окончательно подчинить камень в перстне и найти с его помощью Сердце моря — вот что сейчас главное. И еще поиски Маритэля! И все неразрешенные мрачные тайны, которых в Акаланте больше, чем медуз у берега после шторма! А у него перед глазами — Джестани. И на его смуглом тонком лице, словно отчеканенном из потемневшего золота, беспокойство за того, другого… Алиэр раздраженно махнул хвостом, собираясь свернуть в коридор, ведущий к его старым покоям. И снова по сердцу острой тоской полоснуло, что больше он никогда не окажется с Джестани в одной постели. Уже незачем… Запечатление разорвано, и нет ни одной причины делить ложе с не желающим этого стражем. Что ж, одиночество — это именно то, что он заслужил. Только вот любая мысль, чтобы взять в постель кого-то другого, вызывала почти физическую тошноту. Наложников даже видеть не хотелось! Ну, разве что Леавара, но именно потому, что как раз с ним Алиэр не спал, а в наложники взял по просьбе его отца, чтобы младший сын небогатого рода получил от казны приданое. С Леаваром было весело болтать, он умел делать массаж и так заплетать длинные волосы Алиэра в тугую косу от самого лба, что они становились гораздо короче — незаменимо для гонок! А еще он никогда не пытался ни оказаться между Алиэром и Кассандром, как другие наложники, ни поссорить его с Сиаллем, чтобы занять место главной жемчужины внутренних покоев. Сиалль… Еще одно воспоминание, от которого тоскливо. Надо поговорить о суаланце с Джестани, как только будет время. Но когда оно будет? — Ваше величество! Ваше… величество… В голосе Ираталя, выплывшего из коридора и преградившего Алиэру путь, плескалось беспокойство. Показавшийся следом за ним Герувейн молча поклонился, и Алиэра окатило волной тревоги. Если два советника ждут его появления, уже зная, что вулкан усмирен, это не к добру. — Что случилось? — выдохнул он, в последний миг вспомнив, что за спиной у него Герлас, Эргиан и молчаливый гвардеец из дворцовой охраны. Если новости — неважно, хорошие или дурные — касаются принца Маритэля, то лучше бы выслушать их наедине. В крайнем случае — при одном лишь Эргиане. Ну почему Герлас не отправился сразу к себе домой или в храм? Нет же, заявил, что будет сегодня ночевать во дворце! — Гонец из Суаланы, ваше величество, — торопливо поклонился Ираталь и, выпрямившись, опять тревожно блеснул глазами. — Простите, мы не решились бы вас тревожить, но… на послании Золотая печать. Пара слов упала в воду тяжело, как свинцовые грузила, разве что не стукнула о каменный пол. Золотая печать! Знак, что послание одного правителя моря другому настолько важно, что выслушать его надлежит немедленно. Более того, не наедине, а в присутствии Высокого Совета каи-на! Золотая печать возвещает объявление войны или наступление мира… Или что-то не менее значимое! — Глубинные боги, — прошипел Алиэр, чувствуя, как по телу бежит противная дрожь страха. — Да что за день такой! Герувейн, Совет уже собран? — Да, тир-на, — поклонился тот. — Ожидают лишь вас, амо-на Герласа и… Он слегка замялся. -Ну?! — холодно поинтересовался Алиэр. — Я не знал, следует ли приглашать каи-на Джестани, — сознался советник и бросил выразительный взгляд на Эргиана, словно напоминая, что у того теперь тоже непонятный статус. С одной стороны, будущий родич короля, а место в Совете ему отдал Руалль. С другой — Руалль оказался преступником, а родич Эргиан именно что будущий! Алиэр закусил губу. Кариандца попробуй не пригласи! Во-первых, он и так все разнюхает сразу после Совета. Вот, кстати, еще одно нужное дело: узнать, кто из каи-на откровенничает с послом Карианда! Во-вторых, Эргиан может оказаться полезен. А в-третьих, он давно доверяет глубиннику больше тайн, чем доброй части собственных придворных. — Мы плывем в Зал Совета, — хмуро сказал он Герувейну. — Не стоит беспокоить моего из… каи-на Джестани. Герувейн низко поклонился, сделав вид, что не заметил оговорки, а Алиэр глубоко вдохнул, пытаясь сбросить усталость. Как же не вовремя гонец! Все, чего хочется, это добраться до постели. Он обернулся к Герласу. Тот держал спину прямо, словно лоур проглотил, а на осторожное предложение Алиэра отдохнуть, возмутился: — И пропустить, что нам хочет сказать Суалана? Еще чего! Я, ваше величество, пока не помер, а от меня живого вы так легко не избавитесь. Пф! И велите подать тинкалы прямо туда, — сварливо добавил Герлас, подтверждая пословицу, что матерый салту стоит пары молодых. — Еще не родился тот суаланец, из-за которого я откажусь от глотка горячего после такого дня. — Изумительная мысль, амо-на, — поддержал его Эргиан, и Алиэр не без удовлетворения услышал, что бодрость в голосе глубинника изрядно потускнела. Все-таки и он не каменный! Хотя надо признать, держится отменно. А Эргиан одним толчком хвоста оказался рядом и очень тихо, так, что вряд ли услышал кто-нибудь еще, уронил: — Что бы вы ни услышали, тир-на, не забывайте, как сильно сегодня устали. Устал? Зачем он это напоминает? Алиэр удивленно глянул на глубинника, но тот снова оказался позади, не давая заглянуть себе в лицо, и осталось только плыть вперед, от желанной, но недостижимой спальни — к Залу Совета. Как и пообещал Ираталь, Высокий Совет уже ждал в полном составе. Восемь каи-на, склонившихся в почтительном приветствии, стоило ему вплыть в Зал. Герлас, Ираталь и Герувейн, тоже поклонившись, проплыли к пустым сиденьям, и лишь одно осталось свободным — по правую руку от Алиэра. Бывшее место недоброй памяти советника Руалля! Алиэр взглядом указал на него кариандцу, и Эргиан, поклонившись, занял сиденье так безмятежно, словно в этом не было ничего необычного. «А ведь я говорил, что ему придется выбирать между должностью посла и местом в моем Совете, — не без досады подумал Алиэр. — Но все получается словно само собой… Род Руалля угас, а у меня совсем нет времени, чтобы посоветоваться с каи-на и возвысить какую-то другую линию. Ладно, и это подождет». Он проплыл к месту короля и занял его, бросив взгляд в свободную середину зала, где, ярко освещенная верхними шарами туарры, слегка колебалась в воде фигура суаланского посла. — Его величество Алиэр, король и повелитель Акаланте внимает! — раздался голос каи-на Миристаля, ведающего церемониями, и Алиэр едва не фыркнул, вдруг вспомнив, что Эргиан, маару хитрохвостый, так и не удосужился представиться ему при Совете по всей форме. Верительные грамоты посла он передал, разумеется, но чтобы вот так, со всеми положенными церемониями? А волны при дворе от него такие идут, словно кариандец здесь уже давно и врос в Акаланте, как мидия — в скалу, попробуй отодрать. — Его величество Лорасс, король и повелитель Суаланы, говорит моим голосом! — ясно и громко ответил гонец, и Алиэр присмотрелся. Суаланец был молод, ненамного старше самого Алиэра, и, пожалуй, не слишком походил на суаланца. Оттенок светлых волос издалека и при свете туарры было не разобрать, но в том, что они бледнее золота, никак не усомнишься. Кожа тоже не имела ничего общего с яркой смуглостью жителей Суаланы. Рядом с тем же Сиаллем молодой иреназе смотрелся бы, как день рядом с ночью. Странно… — Я рад выслушать голос нашего доброго соседа, моего брата Лорасса, — ответил Алиэр положенными словами, и суаланец поклонился. В руках у него был свиток из шкуры малька салту, напоказ скрепленный большим золотым кругляшом — той самой печатью. Гонец поднял его над головой, показывая всем, а потом подплыл и протянул Алиэру на вытянутых руках. Алиэр, повинуясь церемониалу, взял свиток, оглядел печать и положил его перед собой. Ему никогда не приходилось выполнять этот ритуал прежде. При его жизни послания с Золотой печатью появлялись во дворце всего дважды — когда Суалана объявила войну и когда попросила мира. Оба раза эти письма принимал отец… Да кончится ли сегодня ночью эта проклятая горечь во рту, словно поднимающаяся от самого сердца?! — Подтверждаю, что печать моего брата Лорасса цела, — сказал он. — И жду его слов. Ритуал… Послание в свитке и то, что гонец передаст устно, должны совпасть до единого слова. Но вскрыть письмо положено лишь когда оно прозвучит для всех. — Мой король и повелитель говорит… — торжественно, громко и слегка монотонно начал гонец заученную намертво речь. — Я, Лорасс, владыка Суаланы, приветствую Алиэра, моего юного брата по крови повелителей моря. Посылаю ему соболезнования в тяжелой утрате, постигшей Акаланте. Брат мой Кариалл был силен, мудр и великодушен, и прежние наши распри тяжким грузом ложились на мое сердце… «Как же, — зло подумал Алиэр. — То-то твое сердце подсказало тебе начать войну, хотя отец изо всех сил пытался свести к миру». — Я надеюсь, что тяготы будут забыты и шторм вражды больше никогда не всколыхнет наши воды, — продолжал гонец. «Слова, слова… пустые, как жемчужницы, проверенные старательным добытчиком. Да переходи же ты к делу!» Алиэр поморщился от боли во всем теле. Где там обещанная тинкала? Из Карианда ее везут, что ли? — И потому в знак верной дружбы и с обещанием вечного мира я зову юного брата моего Алиэра подтвердить вечный союз между Акаланте и Суаланой, — ровно и размеренно падали слова суаланского короля из уст его посланника в полной тишине. — Ныне настал час, когда воля Матери Море должна связать наши народы узами любви, доверия и поддержки. Я, Лорасс, повелитель Суаланы, предлагаю его величеству Алиэру брачный союз и готов отдать ему в супруги любого из моих сыновей… «Что?! Да какого… какого глубинного?!» Только страшная усталость помогла Алиэру не вскинуться, словно салту, которого изо всех сил хлестнули лоуром. Да еще осознание, что все глаза в зале сейчас устремлены на него. «Но какого… глубинного, а? Можно подумать, Лорассу неизвестно о заключенной помолвке! И договоре с Кариандом!» — Понимаю, что предложение мое должно прозвучать для брата моего Алиэра неожиданно, — продолжал посол, и в его размеренных, как волны прибоя, словах и в самом спокойном тоне Алиэру чудилось скрытое ядовитое злорадство. — Однако дошло до меня, что воля Троих, разрешивших каждому из своих детей свободный выбор в запечатлении, ныне была нарушена, и брат мой Алиэр избрал себе будущего супруга не по зову сердца и плоти, а единственно из наличия в нем крови двуногих, родственных прежним королям Акаланте. Но Трое милосердны и справедливы, посему я ручаюсь честью и королевским словом, что если брат мой Алиэр изберет в супруги принца Суаланы, то милость запечатления изольется на него полной мерой и свяжет наши народы, даруя им грядущее благоденствие… Тишина в зале, напоминавшая предгрозовое молчание, превратилась в десятки еле слышных шепотков, словно струйки высохшего песка зашелестели, высыпанные на камень. Алиэр заставил себя вдохнуть тяжелый загустевший воздух… Суалана знает! И знает не только про человеческую кровь, но… Но и что-то еще! Слишком уверенно Лорасс обещает невозможное, немыслимое — запечатление с одним из своих сыновей, в котором совершенно точно нет ни капли земной крови! — Вместе с братом моим Алиэром, — возвысился чистый и резкий голос гонца, легко перекрывая шум в зале, — я готов оказать братскую помощь народу Карианда, ныне терпящего тяжелое бедствие. Объединив наши силы, мы сможем протянуть королю глубин могучую руку помощи и принять в своих водах часть его подданных! «А ведь отказывались! Ну конечно, раз объединившись… То есть оплатит рыбу для беженцев Акаланте, а махать ею над головой, хвалясь великодушием, будет Суалана!» — Вместе с братом моим Алиэром мы приведем народы наши к процветанию, и грядущие поколения благословят наше мудрое решение объединиться путем не войны, но мира! Чем дальше, тем больше все это походило на бред. Алиэр обводил взглядом лица своих каи-на и видел на каждом сменяющиеся быстро, как погода перед весенним штормом, оттенки выражений. Неприязнь, досаду, отвращение, задумчивость, интерес… Все они — до одного! — сейчас просчитывали, что будет, если на трон Акаланте рядом с Алиэром сядет не кариандец, договор с которым должен привязать к Акаланте многочисленных беженцев, а сын недавнего злейшего врага. Да Суалана ненавидит Акаланте! Злопамятно и алчно считает чужие богатства, не желая признать, что акалантцы готовы были поделиться по-братски, но не пожелали отдать свое грабителям. И если браслет избранного короля наденет суаланский принц, в Акаланте хлынут его жадные родичи, которым дай рыбий хвост — они оттяпают рыбину по самые жабры! Оскорбленный Карианд, конечно, все равно примет помощь — у них нет выбора. Склоны вулкана потеряны надолго, но если поискать, все равно найдется, куда расселить беженцев. Только тогда кариандцы в водах Акаланте будут чужаками, принятыми из милости, а из нее крепкой дружбы не сплетешь, как не выйдет хороший кошель-каймур из гнилой веревки. И получится, что дружба с Кариандом ухнет в Бездну, поскольку таких оскорблений не прощают, а дружбы с Суаланой все равно не получится. Не дружат салту с муренами, слишком много в тех яда! Но на что же рассчитывает Суалана?! Почему в голосе гонца такое странное торжество, словно он привез не брачное предложение, а ультиматум победителя побежденному? — Если же брат мой Алиэр пренебрежет моим предложением родственного союза! — взмыл голос гонца под самый свод Зала, и Алиэра словно прошило от макушки до хвоста предчувствием неминуемой беды… Позади прошла волна — кто-то проплыл — и перед Алиэром появился кувшинчик вожделенной, но такой бесполезной сейчас тинкалы. Внутри и без горячего питья разливалось жгучее нетерпение, даже кончики пальцев зазудели, а хвостовой плавник затрепетал. — Скорбь моя будет столь велика, что разрушит всякие надежды на истинную и прочную дружбу между нашими народами… «Он что, на новую войну намекает? — успел поразиться Алиэр. — Еще раны от прошлой не залечив?» — И я стану в горе молить Троих о справедливом воздаянии тому, кто отверг протянутую ему руку дружбы. Да поразят они нечестивца, отняв у него свою милость и право на Сердце моря! Гул в зале уже гудел предвестием шторма. Гонец замер, глядя прямо в глаза Алиэру, на его губах застыла улыбка, и Алиэр вдруг без тени сомнения почувствовал, что суаланец его ненавидит. Вот именно его, не короля Акаланте, а самого Алиэра! Ледяной ослепительной ненавистью. Эхо войны, что ли? Но почему такой личный мстительный отзвук? Может, у него кто-то близкий погиб? Он загнал эту мысль подальше, потому что ненависть какого-то суаланца сейчас ничего не решала. Значит, Сердце?! Так вот откуда тянется щупальце, укравшее жизнь Акаланте?! И Лорасс смеет… Спокойно… Нет, нельзя протянуть невидимую руку, вливая в нее силу едва прирученного осколка, и сжать горло наглеца, посмевшего… Нельзя! И он тоже это знает! И что это за странное выражение на лице Ираталя — советник даже вперед подался, словно пытаясь о чем-то предупредить, но и опасаясь? Ах, ужас? Кажется, в сдержанность своего короля советник нисколько не верит. Это он зря — за последнее время Алиэр многому научился! Все-таки его ярость просочилась вовне, поднимая в воде Зала крошечные тугие буруны. И туарра на стенах и потолке, на миг потускнев, загорелась так ярко, что в огромной комнате стало светло почти как на поверхности. И каи-на, не успевшие притихнуть по своей воле, вдруг замерли, потому что Алиэр наклонился вперед и бросил, едва слыша сам себя: — Молчать всем. А потом добавил, глядя в горящие ответной яростью глаза гонца — да откуда же все-таки такая ненависть? — и бросая каждое слово, как выпад лоура: — Значит, брат мой Лорасс предлагает мне свою дружбу? И руку своего сына? И вечный союз… И все это за такую малую цену, как нарушенное слово? Королевское слово Акаланте… А не боится ли брат мой… Лорасс… что, утратив честь одним нарушенным словом, я и союз между нами оскверню изменой? Суаланец смотрел на него без всякого страха. И без удивления — почему-то это было важно. Он ждал гнева Алиэра и был готов к нему, глядя на вихрящуюся вокруг воду с ясным достоинством того, кто знает за собой право неприкосновенности. И Алиэру пришлось напомнить себе, что это лишь гонец, чужой голос, и нельзя срывать гнев… Но чье-то лицо промелькнуло, когда он отводил взгляд, пытаясь сосредоточиться. Лицо, полное неправильного изумления… Словно этот кто-то совершенно не ожидал увиденного. — Я передал волю моего повелителя, — уронил гонец, и Алиэр заставил себя двинуться обратно, почти вжаться спиной в сиденье. Протянув руку, он взял свиток послания, рывком сорвал золотой кругляш печати… Пробежал глазами написанные четкие черные строки, пытаясь успокоиться, выиграть время. Все совпадало до слова, как и положено. Он не сразу заметил, что в свитке есть что-то еще. Недоуменно дернул край тонкого кожаного листа и посмотрел на плотно приколотую к нему золотую серьгу. Ажурная рыбка тончайшей работы сверкнула на него бриллиантовым глазом, и рядом вдруг зашипел сквозь стиснутые зубы Эргиан. Тихий безнадежный звук, но Алиэр, даже не спрашивая, все понял. Он сам видел на портрете златовласого кариандского юноши эту рыбку, кокетливо подчеркивающую красивое ушко. А если бы и не видел — то догадался бы. И прежде, чем он сказал что-то действительно непоправимое, в памяти всплыло еще кое-что, совсем недавнее. То, что сказал ему в коридоре Эргиан, благослови боги кариандского маару, лучшее противоядие от суаланских мурен. Алиэр поднял голову от свитка и с удивившим его самого ледяным спокойствием сказал куда-то вперед, то ли суаланцу, то ли всему Совету: — Наше величество утомилось после сегодняшних трудов по усмирению вулкана. Мы будем думать над письмом брата Лорасса, говорить с нашими советниками и дадим ответ позже. Каи-на Ираталь, позаботьтесь о после. И первым поднялся с места, сжимая в ладони сорванную с листа сережку своего жениха, оказавшегося — вот ведь неожиданность! — в гостях у добрых соседей-суаланцев.* * *
Чернильная ночная тьма опустилась на Акаланте, словно плотный полог, и мгновенно заволокла все, так что Джестани перестал различать даже лицо Лилайна, лежащего у него на коленях. Каррас крепко спал, но грудь его вздымалась ровно, а пульс на запястье бился глубоко и сильно. Вода приносила обрывки разговоров, и Джестани напряженно вслушивался в них, пытаясь уловить, не вернулся ли Алиэр. Рядом переговаривались гвардейцы, негромко ругая некстати погасшую туарру и воду, что с наступлением ночи стала значительно холоднее… — Ири-на Камриталь, — окликнул Джестани, — как скоро мы сможем вернуться во дворец? — Не знаю, каи-на, — виновато ответил тот. — Толчки еще возможны, и лучше переждать их в чистой воде. Вы чего-нибудь желаете? — У меня там Жи остался, — вздохнул Джестани. — Бедняга был закрыт в комнате, и вряд ли его кто-то выпустил. Перепугался, наверное… — Отправить кого-нибудь из слуг? — предложил Камриталь, но Джестани поспешно откликнулся: — Нет, не надо! Я бы лучше сплавал сам, если можно. — Неужели вам совсем не жаль наши головы, которые оторвет его величество? — усмехнулся, судя по голосу, гвардеец. — Не беспокойтесь, каи-на, сейчас найду кого-нибудь пошустрее. Заодно и перекусить вам прихватят. Джестани почувствовал движение воды от его хвоста и уже открыл рот, чтобы отказаться, но тут в воде раздался долгий мощный гул, и иреназе вокруг радостно загомонили. — Тревога закончилась, — подтвердил его надежду Семариль. — Жрецы оповещают, что угроза миновала! Наверное, скоро вернется его величество, благословите его, Трое! В голосе иреназе звучала столь искренняя и почтительная благодарность, что Джестани снова подумал, как важен Алиэр для своего города. И о том, что до сих пор не найден ни Карриш, ядовитой колючкой притаившийся где-то поблизости, ни те, кто насылал на Алиэра, тогда еще принца, Дыхание Бездны и сирен. Тьма окутывает Акаланте, и не ночная, а порожденная чьей-то ненавистью и безрассудным желанием гибели для всего города. И в этой тьме одинаково слепы и Джестани со всем его опытом стража, и иреназе, знающие в своих владениях каждый камушек. Но кто сказал, что во тьме нельзя сражаться? Только бы уловить хоть малейший след врага! Там, где бессильны глаза, следует положиться на другие чувства. И на разум… — Поищу свежую туарру, — сообщил Камриталь и все-таки уплыл, а Джестани погладил волосы Лилайна, успокаиваясь тяжестью его тела и дыханием. — Значит, больше толчков не будет? — спросил он, и устроившийся рядом Сиалль отозвался: — Если и будут, то совсем слабые. Усмиренный вулкан затихает неохотно, иногда глубинные боги ворочаются во сне еще несколько дней и даже недель. Но если тревогу отменили, значит, жрецы уверены в безопасности. Сегодня ночью мы будем спать в своих постелях, каи-на. «Еще бы эта постель была сухой, — с недостойным стража унынием подумал Джестани. — Впрочем, что толку мечтать о несбыточном? Если бы Акаланте лежало на суше, а у его жителей были ноги, все было бы совершенно иначе». — Как вы думаете, — спросил он, — Великой Волны не случилось? — Не должно бы, — ответил вместо Сиалля гвардеец Семариль. — В открытом море она почти незаметна, но кое-кто из иреназе подплывает близко к берегу, чтобы набрать прибрежных раковин. Будь хоть малейшая возможность, что на побережье обрушится гнев глубинных, жрецы предупредили бы об этом всех, имеющих уши. Наши сигналы разносятся быстро, вода сама передает их каждой каплей и колебаниями волн. У Джестани немного отлегло от сердца. Простые рыбаки и мореходы не заслуживают подобной беды, да и белокрылые корабли, виденные им в порту, слишком прекрасны, чтобы погибнуть от слепой беспощадной стихии. Корабли… Неужели скоро один из них унесет его домой? Путь в Арубу гораздо быстрее по морю! — Ну вот, можно возвращаться, — бодро сказал подплывший с туаррой в руках Камриталь. — Только давайте еще чуть-чуть подождем, чтобы не попасть в самую давку. Вокруг в самом деле бурлило радостное оживление, иреназе нетерпеливо шевелили хвостами, то всплывая наверх, то опускаясь, как люди ходили бы туда-сюда. Камриталь кого-то окликнул, и пара иреназе торопливо подплыла к ним, низко поклонившись Джестани. В неярком, но вполне достаточном свете туарры он разглядел коротко остриженные волосы и точно такие же простые туники, как носили все дворцовые слуги. — Понесете раненого человека, — распорядился Камриталь. — Со всей возможной осторожностью! Странно, почему вокруг ни одного целителя? Джестани это тоже весьма интересовало. Допустим, лекарь не вспомнил о Лилайне, когда толчок случился, но потом? Он что же, бросил беспомощного подопечного на милость случая? Как-то непохоже на молодого целителя, показавшегося Джестани искренне преданным своему ремеслу. — Говорят, каи-на, — отозвался один из дворцовых служителей, — за рынком обрушился один из старых кварталов. Те, кто там жил, отказались покидать свои дома. Испугались, что их разграбят, и понадеялись, что толчков больше не будет. — Так ведь их и не было, — недоуменно сказал Джестани. — Толчок был всего один, разве нет? Иреназе посмотрели на него с не меньшим недоумением, причем все: и слуги, и гвардейцы, и даже Сиалль. Он-то и спохватился первым. — Вы действительно не заметили? — спросил суаланец удивленно. — Как странно! Неужели человеческое тело так нечувствительно под водой? Сильный толчок был всего один, это верно, однако после него прокатилось еще три затухающих. Последний — совсем слабый, вот его-то жрецы измерили и определили, что больше сокращений земной плоти не будет. — Понятно, — сказал Джестани, в который раз осознавая, как люди отличаются от иреназе, что бы там ни говорил Виалас. — Значит, в тех кварталах кто-то пострадал? — Две-три дюжины жителей, — сказал тот же слуга. — Безумцы, разве можно думать об имуществе, когда Мать Море спорит с глубинными богами? Первый толчок старые дома перенесли, вот они и решили, что обойдется. А следом пошли мелкие колебания… Все целители там, помогают раненым. — Да будет к ним милостива Мать Море, — вздохнул суаланец. — С повреждениями от упавших камней очень тяжело справиться. — Пожалуйста, Сиалль, — попросил Джестани. — Вы не согласитесь побыть с моим другом эту ночь? Я бы сделал это сам, но ничего не понимаю в ваших лекарствах. Да и ухаживать за раненым под водой не умею. — Конечно, каи-на, — просиял бывший наложник. — Мне это будет в радость! И если позволите, я покажу, как правильно его нести. Господа гвардейцы, мне нужна пара самых длинных лоуров, какие сможете найти, и несколько кусков ткани. Даже туники подойдут. Наблюдая, как Сиалль умело мастерит подобие носилок, Джестани убедился, что суаланец и вправду знает свое дело. Настоящие носилки под водой были бы бесполезны, но он ловко и старательно уложил спящего Лилайна между шестами и спеленал его принесенными туниками, привязав их к лоурам. Ни одна перевязь, насколько мог видеть Джестани, не сдавливала раны, но теперь нести Карраса было куда легче. Похоже, Сиалль и вправду прошел хорошую школу, помогая своему отцу. Дождавшись, пока большинство иреназе вернутся во дворец, они тоже отправились в путь, показавшийся Джестани гораздо короче. Странно, ведь в этот раз он и его спутники не торопились! Наверное, это страх тогда замедлил для них течение времени. — Не беспокойтесь, каи-на, — сказал ему Сиалль, когда Лилайна внесли в ту же комнату и уложили на ложе. — Отдыхайте спокойно, я не отплыву от него ни на дюжину гребков. Ухаживать за ранеными я умею, да и опасности никакой нет. Позвольте только сказать целителям, если они появятся, что это ваш приказ. — Позволяю, — решительно сказал Джестани и обернулся к одному из слуг. — Принесешь ири-на Сиаллю горячей тинкалы, ужин и все, что ему может понадобиться. — Да, каи-на, — почтительно поклонился иреназе, а суаланец кивнул и благодарно улыбнулся. Джестани еще раз посмотрел на безмятежно спящего Лилайна. Может, и стоило остаться рядом с ним, но какой от этого был бы толк? Он нужен Каррасу бодрым, здоровым и, желательно, понимающим, что здесь происходит. И Жи! Он снова совсем забыл о рыбеныше, бессовестный!.. — Ох, ничего себе… — выдохнул через несколько минут Камриталь, проводивший его до спальни. — А ваш любимец времени не терял. Семариль из-за его спины согласно хмыкнул и вполголоса помянул отродье глубинных. — Он не виноват! — возмутился Джестани, растерянно глядя на комнату, где было перевернуто и разодрано решительно все. Разве что с кроватью салру не справился, но сдвинул ее с места и превратил покрывало с подушками в клочья, уныло плавающие по спальне. Опрокинутый столик, рассыпавшиеся по полу тарелки, к счастью, не разбитые, потому что медленно падали в воде… Виновник беспорядка, лихорадочно мечущийся у дальней стены, оглушительно свистнул и, словно выпущенный из катапульты снаряд, метнулся к Джестани, уткнувшись мордой ему в живот. — Ну что ты, малыш, что ты… — виновато сказал Джестани, едва переведя дыхание после увесистого удара, и обнял морду салру руками. «Малыш» длиной уже почти со взрослого салту, только гораздо тоньше, жалобно посвистывал, наверняка рассказывая, как ему было страшно… — Я пришлю слуг, чтобы убрали, — сказал Камриталь, едва сдерживая смех. — Не надо, — попросил Джестани. — Это слишком долго, а я, признаться, устал. Пусть просто принесут покрывало. Уборка, еда, тинкала — все завтра! — Как прикажете, каи-на, — поклонился гвардеец и уплыл. Дождавшись слугу, быстро перестелившего постель, и оставшись один, Джестани запер Жи в клетке и без сил опустился на кровать. Какой же бесконечный день! Стянув тунику, он заполз под покрывало, уже привыкнув к мягкой и насквозь мокрой тяжести здешних постелей. Все равно так теплее и уютнее… В клетке успокоенно и мирно посвистывал Жи, убедившийся, что хозяин никуда на самом деле не делся и вернулся за бедной маленькой беззащитной рыбкой… Зубищи уже с палец… Вот еще забота, как салру перенесет его настоящее исчезновение? Хоть бы привык к Алиэру! Интересно, рыжий уже вернулся? Завтра, все завтра… Что-то тяжелое и плотное окутало его ноги, не давая ими двинуть. Обхватило плечи и грудь! Джестани рывком вскинулся, сбрасывая мягкие оковы, и понял, что уснул! А разбудило его… Точнее — разбудил! Вот он, виновник, извольте видеть, посапывает рядом и даже не шевельнулся, когда Джестани сбросил тяжелый хвост, обвивший его колени. Ну не зараза ли?! Что он вообще здесь делает? Запечатление разорвано, у них нет никакой необходимости спать вместе. Ни малейшей! Но его рыжее чешуйчатое величество прильнуло во сне так плотно, что между их с Джестани телами лезвие ножа просунуть было бы сложно. Он решительно высвободился из объятий, зло думая, что это уж слишком. У Алиэра есть собственная спальня! Уж наверняка удобнее этой! И даже в отсутствие будущего супруга хватает наложников, готовых согреть его величеству ложе. Можно было просто не трогать стража?! Алиэр, лежащий на боку, дернулся — и открыл темные в слабом свете туарры глаза. Ошалело уставился на кипящего возмущением Джестани, что едва сдерживал желание высказать много интересного. И вдруг виновато сказал: — Я снова приплыл к тебе? Прости… Перепутал. Устал с этим вулканом, как гоночный салту, да еще и совет… — Какой совет? — выдохнул Джестани вместо приготовленной раздраженной тирады. Осознание происходящего окатило горячей волной стыда. Алиэр действительно не хотел? Ну да, ведь они же спали вместе последние несколько недель, рыжий за это время ни разу не ночевал в собственной спальне. Он там давно уже не ночевал, по правде говоря! И это как же надо было устать, чтобы из последних сил приплыть сюда, позабыв дорогу в свои покои? «Ну, например, усмирив вулкан, — беспощадно подсказала совесть. — Ты ведь помнишь, чего ему это стоило в прошлый раз? А он еще про совет какой-то твердит. Малкавис, да неужели его еще хватило на разговоры с советниками? Зачем?!» — Это не я, — помолчав, отозвался Алиэр совершенно бесцветным от усталости голосом. — Это Суалана, забери их глубинные. Суалана украла Маритэля и прислала ультиматум. Джес, давай я тебе утром расскажу? Язык не шевелится… — Конечно, ваше величество, — тихо сказал Джестани. — Мне тоже вам нужно многое рассказать. Утром. Все — утром. — Прости, что побеспокоил, — еще через несколько мгновений тишины сказал Алиэр, и Джестани понял, что он собирался с силами даже для этих слов. — Я сейчас… уплыву. — Куда? — безнадежно спросил Джестани. — Ну куда вы прямо сейчас поплывете? Спите. Подумаешь, еще один раз. Это ничего не значит, правда. Я бы сам… Да, он бы мог сам найти себе новую спальню. Вызвать слуг, приказать им… Да просто уплыть в комнату Лилайна и лечь там! И завтра весь дворец будет гудеть сплетнями, даже те, кто еще не заметил пропажу браслета с его руки, такого уж точно не пропустят. Алиэру и так достаточно забот. Нет, еще одна ночь ничего не значит. А утром… будет видно! Рыжий уже спал. Вряд ли он услышал его последние слова, и Джестани тихо опустился рядом, стараясь отодвинуться, чтобы между ними осталось побольше места. Это было не так уж легко: Алиэр расположился как раз посередине кровати, и пространства у любого ее края оказалось ровно столько, чтобы поместиться вплотную к иреназе. Еще этот его хвост! Разложил на полкровати, павлин подводный… Отняв у рыжего край одеяла, Джестани просунул его между собой и Алиэром. Лег, закутавшись в остаток меха. И опять едва не зашипел, как разозленная кобра. Алиэр, стоило стражу оказаться рядом, придвинулся, не просыпаясь, сгреб его в объятия и опять закинул хвост на ноги, умудрившись просунуть его под одеяло. Да что же это такое! Вид у Алиэра при этом мгновенно стал умиротворенный и довольный настолько, что лишь ровное дыхание убедило Джестани, что рыжий это не нарочно. Привык, наверное! Ну, если ему во сне прищемят хвостовой плавник — его величество сам виноват! Он заставил себя лежать спокойно, понимая, что если опять высвободится — Алиэр сразу проснется. Не стоит его мучить. Вон скулы заострились, а под глазами — темные тени… Ладно, придется им провести рядом еще одну ночь, последнюю. А потом пусть ищет себе другую подушку для объятий. Что он там говорил про Суалану? Джестани честно попытался осознать новость про Маритэля, но мысли уплывали, тяжелые и ленивые. Рука Алиэра на его плече не мешала, как и хвост, но Джестани все равно приказал себе проснуться как можно раньше, чтобы осторожно покинуть постель и избежать неизбежной утренней неловкости. Разбудить себя в нужное время — самое простое из того, что умеет храмовый страж. Он никогда не просыпал даже в годы учебы, не говоря уж о службе. Успокоив себя этим, Джестани закрыл глаза и расслабился, соскальзывая в сон. Завтра… все завтра… А завтра началось с того, что он проспал!