Море в твоей крови

      Три последних дня до свадьбы пролетели так стремительно, что Джестани опомнился только последним утром, вдруг осознав — долгий бег от себя самого закончился. Теперь он чувствовал себя готовым надеть брачный браслет Алиэра и принести клятвы перед алтарем любых богов. Перебирая принесенные украшения, он задумчиво покосился в сторону Жи, который последние дни доживал в отгороженной части комнаты, потому что в обычной клетке уже не помещался.       Молодого салру ждал особый загон на рыбном дворе, и Алиэр уверял, что Жи там будет удобно и интересно. Салту того же возраста уже учились плавать под седлом, но для умного и гордого зверя обычные приемы с намордником и лоуром не годились. Алиэр собирался сам заняться его тренировкой и предвкушал это с таким азартом, что Джестани нисколько не беспокоился за судьбу их общего любимца.       — Ты собираешься в следующем году вернуться на Гонки? — спросил он накануне, когда Алиэр приплыл к нему в спальню и завалился на постель, наконец-то пользуясь правами избранного.       Жи немедленно покинул загончик и подплыл к иреназе, жадно тыкаясь носом в ладонь в поисках лакомства.       — Не вижу смысла, — равнодушно отозвался Алиэр, скармливая ему какие-то кусочки, по виду напоминающие деревяшки.       Салру хрустел ими, как печеньем, и заискивающе заглядывал в глаза. От Всеядного Жи в нем ничего не осталось, так что Джестани теперь точно знал, что прожорливость и веселый нрав со шкодливостью — свойства характера самого зверя, а не его божественного покровителя. Ну, или один из них научился у другого. Знать бы еще, кто у кого.       — После той погони Арена кажется совсем иной, — помолчав, пояснил Алиэр. — Как детская игрушка. Когда-то мне казалось, что я жить без нее не смогу, а сейчас… неинтересно. На охоту иногда буду плавать, да и то посмотрим.       Он положил голову на колени опустившегося рядом Джестани и блаженно зажмурился, а страж, расплетая тугую рыжую косу и осторожно расчесывая длинный поток волос, струящихся по его рукам, подумал, что Алиэр очень изменился. Стал спокойнее и увереннее в себе, даже заматерел, как молодой, но уже набравший силу волк — вожак своей стаи. Иногда он по-прежнему вспыхивал, негодуя на чью-то глупость или алчность. Случалось, ему не хватало хладнокровия. Но все чаще на смену раздражительности приходила тяжелая мощь короля, уверенного в своей правоте и готового добиваться того, что он считает правильным.       Да, за эти месяцы он повзрослел рассудком и душой, и этот новый Алиэр с каждым днем нравился Джестани все больше.       — Думаю, главный свой приз ты честно и отважно выиграл, — сказал Джестани, проводя гребнем по льющемуся сквозь его пальцы огненному золоту. — Акаланте дороже Золотого Жемчуга, и ту победу в гонках со смертью никто и никогда не превзойдет.       — И не надо, — согласился Алиэр, а потом очень несчастным голосом сказал: — Говорят, что делить постель в ночь перед свадьбой — плохая примета. Даже если до этого избранные спали вместе, нужно хоть немного соскучиться друг по другу. Не понимаю, зачем? Я и так по тебе скучаю, уже целый день прошел!       — Ужасно, — серьезно согласился Джестани, пряча усмешку. — Вытерпеть день, ночь, а потом еще завтра полдня… Даже больше, вряд ли мы доберемся до постели сразу после церемонии. Ваши подданные хотят праздника, ваше величество!       И он лукаво потянул иреназе за кончик рыжей пряди на виске.       — Наши подданные! — возразил Алиэр, ловя его руку губами. — Привыкай. Джестани, король и соправитель Акаланте! М-м-м-м, а мне нравится. Лучше этого звучит только: «Джестани, мой избранный и супруг»!       Он перевернулся, плеснув хвостом, и с восхищением посмотрел снизу вверх, заглядывая в глаза. Джестани осторожно провел кончиками пальцев по его лицу, обрисовывая очертания губ, скулы, упрямый подбородок с ямочкой, золотые брови… Ожившая сказка, волшебный повелитель морского народа… его возлюбленный и почти супруг. Неужели так все-таки бывает?       — Я научусь, — пообещал он вдруг охрипшим голосом. — Но приметы и правда лучше соблюдать. Всего одна ночь…       — Еще одна ночь, — вздохнул Алиэр. — А мне кажется, что все ночи в своей жизни, которые я провел без тебя, были прожиты зря. И дни — тоже. Жду не дождусь, когда ты переоденешь браслет с правой руки на левую!       Он мечтательно прикрыл глаза, и длинные золотистые ресницы бросили светлую тень на щеки. Джестани с улыбкой поглядел на тяжелый обручальный браслет с рубинами, который вернулся на его правую руку. Ему уже сказали, что перед алтарем следует вернуть браслет жениху, и тот, подтверждая согласие на брак, наденет ему обручальное украшение на левую руку, ближе к сердцу, где браслет и останется на всю жизнь.       — А на правой руке он лучше смотрится, — с легким сожалением сказал Джестани. — И удар хорошо утяжеляет.       Алиэр фыркнул. Потерся щекой о его ладонь и сообщил:       — У тебя и с левой руки удар хорош, уж я-то знаю. А если хочешь, я тебе парный закажу — на правую.       Он замер, прижавшись лицом, и Джестани снова накрыла сладкая тягучая волна нежности и желания. Сейчас бы погладить широкую красивую спину, на которой шелк туники не скрывает мускулы, провести ладонью до самой границы между кожей и чешуей. А там чувствительное место, и если его приласкать кончиками пальцев, его рыжее счастье начнет быстро и неровно дышать, а потом тихо застонет…       — Завтра, — сказал он вслух теперь уже своим мыслям. — А потом целую жизнь.       И подумал, что ночь обещает быть долгой, потому что ожидание разделить на двоих гораздо труднее, если знаешь, что хочешь одного и того же…       Так и получилось. Они провели эту ночь вместе, разговаривая и прикасаясь, но бережно и целомудренно, словно заново знакомясь душами прежде, чем тела окончательно станут принадлежать друг другу.       А утром Алиэр уплыл, Джестани остался один и понял, что старые страхи сменились новыми, он совершенно не знает, что делать со всем, что притащили услужливые хвостатые юнцы.       Золотые цепочки, серьги, ожерелья и браслеты роскошной грудой лежали в огромной шкатулке. Рядом стояла еще одна, и ведь это была только часть сокровищницы Акаланте. Заглядывая в глаза, слуги заверили, что принесли самое лучшее, но если каи-на хочет, вот ключ, пусть сам осмотрит остальное. Там еще много…       Джестани знал, что ему следует обязательно выбрать украшения, и чем больше, тем лучше, именно этого от него ждут. Супруг короля должен блистать на собственной свадьбе. Но чеканное золото, рубины, изумруды и алмазы, разноцветными огнями переливаясь перед ним, пугали своей торжественностью.       Вдруг показалось, что ожерелье, которое он примерил, тяжело и неудобно лежит на груди, от него душно, и вообще оно натирает кожу, как ошейник. И к тунике, которую вчера принесли, алой и украшенной тонким золотым шитьем, оно не подойдет, слишком массивное. А еще он никак не может объяснить, какую именно прическу хочет, потому что всю жизнь либо коротко стригся, либо собирал едва отросшие волосы в хвост.       Словно в ответ на его мысли, в дверь постучали.       — Видишь, Эруви! — раздался звонкий голосок Леавара, и светловолосый каи-на решительно вплыл в комнату. — Я так и знал! Он еще даже не одет!       — Это недолго, — возразил Джестани, устыдившись своей растерянности. — Я сейчас.       — А причесаться? А накраситься? — всплеснул руками Эруви и, подплыв, ткнул пальцем в шкатулку с драгоценностями. — Вот что это такое? Никому ничего нельзя доверить! Эти дурни короткохвостые что принесли? Украшения для избранного короля или упряжь для салту?! Хотя… Леавар, посмотри, вот это годится. И это…       — А что не так с этими украшениями? — осторожно поинтересовался Джестани.       — Они вам не подходят, — уверенно заявил Леавар. — Эти слишком тяжелые и грубые, а жемчуг вообще потеряется… Нет, нет и еще раз нет! Вы обещали мне довериться, Джестани! Помните?       — С радостью, — улыбнулся Джестани, чувствуя, как лихорадочная тревога опозориться бесследно исчезает. — Но как же вы сами?       Он оглядел Леавара, заметив, что волосы у того заплетены в сложную изысканную косу, украшенную жемчужными цветами, но туника простенькая, и нет никаких украшений, только на правой руке избранный Эргиана носит браслет из сплетенных воедино золотых и серебряных нитей, очень изящный и прекрасно ему подходящий.       — А у меня все готово, — невозмутимо сообщил Леавар. — Только переодеться осталось. И крашусь я быстрее, чем ваша прислуга тинкалу с кухни приносит. Поэтому сейчас будем заниматься вами. Снимайте все!       Джестани молча стянул рубашку и штаны.       Леавар оглядел обнаженного Джестани с искренним восхищением и жадностью художника, которому дали чистый холст и краски, а потом снял с крючка в стене подготовленную с вечера тунику и встряхнул ее в руках, расправляя.       — Надевайте!       Ало-золотой тяжелый шелк заструился в его руках, Джестани неловко от волнения поймал подол и немедленно в нем запутался. Ему казалось, что туника короткая, а это почти платье!       — Вы ее что, даже не мерили? — простонал Леавар. — Мать Море, первый раз вижу такого избранного! Давайте помогу! Эруви, придержи!       Джестани проскользнул в колыхание складок, и шелк обнял его грудь и плечи, прильнув к ним плотно, но не сковывая движений. Обрисовал талию, бесстыдно подчеркнул бедра. Странно, ведь замшевые штаны облегали его тело так же тесно, ничуть не скрывая очертаний, но почему именно в шелковой тунике Джестани показался себе почти обнаженным? Пожалуй… Даже совсем без одежды он не смотрелся бы так откровенно.       В огромном зеркале, слегка помутневшем от времени и морской воды, но все еще неплохо отражающем, Джестани видел стройного юношу, не похожего на стража Малкависа решительно ничем. Однажды он уже преобразился так в день гонок на Арене, но тогда был хотя бы в штанах. А сейчас туника облегала его ноги до коленей, и обнаженные лодыжки с босыми ступнями выглядели так непривычно! Как в этом плавать? Как в этом драться? Как в этом вообще на глаза показаться можно?!       — Золото и рубины, — сказал Леавар, подбирая его волосы и несколькими быстрыми взмахами гребня расчесывая их. — Только не на руки! Сегодня ваши руки для обручального браслета! Все остальное на них лишнее.       Его слова отозвались где-то внутри сладким предвкушением, а ловкие нежные пальцы иреназе тем временем укладывали волосы Джестани. На висках Леавар заколол их длинными шпильками, приподняв, и лицо оказалось открыто, как и шея, но сзади отросшие пряди падали на спину густой волной, и Леавар с Эрувейном в четыре руки быстро усыпали их золотыми и рубиновыми бусинами, что крепились прямо на волосы.       Ожерелье Леавар, подумав, отложил в сторону. Зато застегнул на талии Джестани пояс из плоских золотых звеньев и достал из шкатулки тонкую цепочку, в которой Джестани сначала заподозрил браслет, но, сообразив, покраснел и запротестовал:       — Не надо! Это уже слишком! У нас такое только храмовые танцовщицы носят…       — И наверняка их за это обожают, — лукаво улыбнулся Леавар. — Каи-на, сегодня все будут любоваться вашими ногами и завидовать вашему возлюбленному! Так покажите, что не стыдитесь своей красоты.       И он застегнул витую цепочку, усыпанную мелкими рубиновыми подвесками, на щиколотке Джестани, удовлетворенно заключив:       — А вот теперь — все. Осталось только лицо!       От слуг, с любопытством наблюдающих за каи-на, послышались восторженные ахи-охи, и Джестани обреченно махнул рукой, разрешая юношам посмотреть. В конце концов, пусть учатся. Вдруг ему придется краситься часто, не просить же каждый раз Леавара. А сам он вряд ли освоит эту премудрость, потому что пробовал как-то, еще в Арубе. Проиграл спор одной из своих сестер-Стражей. Оказалось, что одинаково накрасить оба глаза сложнее, чем попасть ножом в муху с десяти шагов.       Осторожными движениями плотной кисти Леавар покрыл его лицо тонким слоем какой-то мази, растер, уже другой кисточкой принялся колдовать над глазами, тронул краской губы и скулы… А потом, пренебрежительно фыркнув на зеркало, подал Джестани свое собственное, небольшое, но чистое.       Затаив дыхание, Джестани смотрел на себя, не слыша, как восхищаются вокруг слуги. О да, Леавар снова сотворил чудо. И на этот раз Джестани желал его всем сердцем! Сегодня он хотел быть настолько красивым, чтобы Алиэру в голову не пришло пожалеть о своем выборе. Иреназе уже видел его разгневанным и несчастным, усталым и злым, мягким, уверенным, сосредоточенным… Каким угодно, только не желающим ему понравиться.       Светловолосый юноша в зеркале смотрел на мир огромными черными глазами, подведенными смоляной и золотой краской, его губы манили спелой нежностью, он знал, что прекрасен, и дарил эту красоту щедро и смело, потому что это был день его торжества. И Джестани на миг закрыл глаза, а потом открыл их и принял то, что увидел, с радостью и гордостью.       Положив зеркало, он порывисто обнял Леавара, и тот счастливо улыбнулся, а Эруви заторопил их обоих:       — Скорее! Нужно успеть, пока не прозвучит колокол!       — Ай, без нас не начнут! — звонко рассмеялся Леавар. — Правда, их там двое, могли бы заключить брак друг с другом! Я Эргиану даже предложил, когда они с его величеством до утра засиделись над денежными табличками.       — И что принц? — с любопытством спросил Джестани, невольно улыбнувшись.       — Та-а-а-кие испуганные глаза сделал! — протянул Леавар, и оба иреназе расхохотались, даже слуги захихикали, а Леавар, изнемогая от смеха, продолжил: — Сказал, что его величество ему, конечно, дорог… Но хватит и того, что им днем приходится видеть друг друга чаще, чем своих избранных. А если они еще и поженятся… Тогда Эргиан точно не перенесет столько счастья!       — Очень на него похоже, — рассмеялся Джестани, и почувствовал, как напряжение уходит, словно вымытое из души этим смехом.       Алиэр любит его, в этом нет никаких сомнений. И рядом друзья, настоящие и верные.       Правда, Сиалль с Лилайном уплывут на землю сразу после свадьбы, лорд Гленарвиль уже прислал письмо с гарантиями полной безопасности наемника. По злой шутке судьбы невольное предсказание Джестани капитану аусдрангской королевской гвардии сбылось. Он, помнится, советовал гвардейцу не ждать благодарности от тех, кому столь рьяно служит.       Именно так и вышло, капитана обвинили в смерти Торвальда и казнили, чтобы избавиться от свидетеля, а заодно очистить имя Лилайна. И Джестани, узнав, поймал себя на том, что нисколько не сочувствует. Слишком хорошо он помнил, каким увидел Лилайна после пыточных подвалов Аусдранга. А ведь капитан как раз там стражей и заведовал. Понятно, что приказывал палачам Торвальд, но его интересовало лишь то, что Лилайн должен был рассказать, а вот едой и водой несчастных узников обделяли жадные и ленивые тюремщики с позволения капитана…       Что ж, главное, что посольские грамоты Карраса написаны и подкреплены печатями иреназе, и через надежных людей Лилайн уже купил в Адорвейне дом, причем не на свое имя, а для Сиалля, чтобы он чувствовал там себя хозяином. И бывший наложник нетерпеливо ожидал расставания с морем, задержавшись только ради свадебного торжества.       Не переставая весело болтать, Леавар переоделся в тунику, принесенную слугами из его покоев. Светловолосый и синеглазый иреназе выбрал наряд из многослойного шелка лазурных и бирюзовых тонов. Разумеется, к нему полагались украшения из оправленных в золото сапфиров, а нежное личико Леавара даже без краски сияло свежестью, но он все равно искусно подвел глаза синим.       — Я так жду запечатления! — доверчиво признался он и тут же смутился, виновато взглянув на Джестани. — Ой, простите… Я не хотел…       — Ничего, — улыбнулся Джестани. — Люди все равно его не чувствуют, поэтому я ничего не потерял. Жаль, что Алиэру не повезло.       — Я думаю, если бы он мог выбирать, он бы все равно отказался, — тихо сказал Леавар, глядя Джестани в глаза. — Если кого-то любишь, то честнее делить все на двоих. И запечатление, и… его отсутствие.       — Если кого-то любишь, то желаешь ему лучшей доли, чем себе, — вздохнул Джестани. — Он, может, и отказался бы, а я вот жалею, что лишил его такой радости. Но это его собственный выбор, и я за него благодарен.       — Вы будете ему очень хорошим супругом, — улыбнулся Эрувейн, подплывая и беря Джестани за руку. — Акаланте давно не видело счастья в королевской семье, и мы все рады принять вас как своего короля. Ну, разве что Деалар… Но ходят слухи, что он собирается уехать, чтобы вступить в брак. Вы не представляете, куда! В Суалану!       — Ой, как жаль… — задумчиво проговорил Леавар.       — Деалара жаль? — поразился Эрувейн, растерянно взглянув на друга. — С чего это?       — Не Деалара, а Суалану, — очень серьезно поправил Леавар. — Хотя знаешь, ты прав! С чего это я должен жалеть Суалану?! Так им и надо! Они с Деаларом друг другу идеально подходят!       Иреназе снова рассмеялись, и Джестани тоже невольно улыбнулся.       Раздался удар колокола, тяжелый, разносящийся далеко по воде, проникая даже через каменные стены дворца, и Леавар с Эрувейном посерьезнели.       — Вот теперь и в самом деле пора, — вздохнул Леавар. — Джестани, я так рад, что мы делим этот день и праздник. Его величество зовет Эргиана и Маритэля родственниками. Мне это сначала казалось очень странным, они ведь никак не связаны кровью, а потом я подумал, что это мудро и правильно. Я люблю своего брата Камриталя, но настоящую семью не выбираешь, ее тебе дарят боги. Зато можно выбрать самому, кого считать родным по духу. Я всегда мечтал о брате… Вы ведь не против? Мы с Эруви сочли бы это честью…       — Я тоже считаю это честью, — сказал Джестани и посмотрел в лицо обоим юным иреназе. — И рад буду назвать родными и вас, и тир-на Эргиана. И, наверное, Дэлора с Маритэлем, когда узнаю их лучше. Здесь мой новый дом, и я счастлив, что он принимает меня всем сердцем.       Эруви, смущенно улыбаясь, потянулся его обнять, но Леавар тут же вскрикнул, что прическа! И туника! И если у Джестани размажется краска на глазах, то он, Леавар, Эруви за хвост оттаскает! И оба иреназе, подхватив Джестани под руки, почти понесли его сначала к дверям, а затем по длинным дворцовым коридорам, где встречные, улыбаясь, низко кланялись и давали им дорогу, прижимаясь к стенам.       — И ничего там нет страшного, — уговаривал Леавар вслух то ли себя, то ли Джестани. — Подумаешь, свадьба! Ну, родственники… Гвардия, конечно, в полном составе, Камриталь их пригласил. Хотя мог бы и не приглашать, все равно весь Акаланте и так приплывет… И еще из других городов гостей будет… немного, наверное. Сотни две, не больше! Кариандцы, конечно, кто успел приплыть. Эти точно как один явятся, еще бы они свадьбу своего принца пропустили. Но Эргиан обещал, что его родичей не будет, значит, обойдется без убийств. Суаланский посол, новый… Ой, лишь бы его кариандцы не увидели, а то без убийства может и не обойтись. Из Маравеи кто-то… Только бы не забыть, какую руку Эргиану протягивать! Сначала правую, чтобы он браслет снял, потом — левую, чтобы опять надел. Только бы не забыть…       — Успокойся, Леавар, — утешал его Эруви снова подозрительно серьезным тоном. — У тебя всего-то две руки! Разберешься как-нибудь, с хвостом не перепутаешь. Лишь бы твой Эргиан в щупальцах не запутался, не зря же ты ему их рисовал. Вдруг вылезут?       Леавар сердито зашипел, а потом очень добрым голосом напомнил, что Эруви еще не раз приплывет к нему краситься. И если вдруг случайно уплывет зеленым в красивую золотистую полоску, то сам виноват будет… И вообще, уж кто бы про щупальца язвил, самому Эрувейну после запечатления с Даголаром давно известно, есть ли они у кариандцев и где именно.       — А что делать с лентой? — вспомнил вдруг Джестани.       Как раз на свадьбе Эрувейна Алиэр что-то говорил об этом, но страж был так зол на него, что не запомнил.       — Лентой жрец должен связать руки избранных! — торопливо объяснил Леавар. — На левых будет браслет, а на правых — лента. Ее потом снимают, и избранный отдает, кому сам захочет.       — Я вам отдать собирался, — вздохнул Эрувейн. — Жаль, что так получилось. Леавар, ты уже выбрал?       — Маритэлю, конечно! — уверенно сказал юный иреназе. — А вы, каи-на?       — Не знаю, — отозвался Джестани, понимая, что они уже почти доплыли и впереди огромный зал, самый большой, что он видел во дворце. — Наверное, Дэлору?       — Он не хочет! — в один голос сказали Леавар с Эрувейном. — Сказал, что сначала прочитает все книги в королевской библиотеке Акаланте, и о любви ему думать некогда. И ленту просил ему не отдавать!       — Тогда и не знаю даже, — улыбнулся Джестани.       Он глубоко вдохнул, успокаиваясь, и проплыл в распахнутые настежь огромные двери, за которыми на него обрушился яркий свет множества шаров туарры, безумие красок в нарядах и драгоценностях иреназе и шум голосов… который почти мгновенно сменился тишиной.       Сотни морских жителей торопливо освобождали ему путь, образуя в воде коридор, по которому Джестани с Леаваром плыли к высокому алтарю у дальней стены зала. Чьи-то лица были ему прекрасно знакомы, чьи-то — очень смутно, а многие и вовсе неизвестны. К обычным светлым и рыжим волосам акалантцев добавились темные, каштановые и совершенно белые — это, наверное, были гости из Карианда и Маравеи. Мелькали и явные уроженцы Суаланы, смуглые, черноволосые и с хвостами глубокого синего цвета.       И все они смотрели на Джестани с любопытством, восторгом, скрытой или явной неприязнью… Впрочем, последних было совсем немного. Взгляды, шепотки… Леавар плыл рядом, держась грациозно, как истинный аристократ, но его светлое лицо заливал густой румянец, а ресницы дрожали…       А алтарь все приближался, словно не Джестани с Леаваром подплывали к нему, а большой, слегка обтесанный камень двигался им навстречу. Джестани невольно вспомнил скалу Всеядного Жи, но это, конечно, была не она. Перед алтарем замерли двое нарядных иреназе, рыжий и светловолосый, которые медленно повернулись к ним, и Джестани сразу встретил отчаянный взгляд ярко-синих глаз Алиэра.       Король иреназе смотрел на него так, будто Джестани должен был объявить ему смертный приговор или помилование. Неужели еще в чем-то сомневается? Джестани ведь приплыл. Сюда, к нему. Не отрывая взгляда, подплыл совсем близко, и вокруг зашумели, а Джестани растерянно подумал, что совсем не знает свадебных обычаев иреназе. Про браслет и ленту ему рассказали, но ведь это не сразу? Прямо сейчас ему что делать? Благие боги, какое счастье, что рядом Леавар!       Поглядывая на юного каи-на краешком глаза, Джестани повторял за ним все движения. Он подал Алиэру руку и занял место слева от него, немного успокоившись от пожатия крепких пальцев. Поклонился жрецу в яркой тунике Троих, взирающему на них с умилением и торжественной радостью на плутоватой физиономии. Кажется, у Тиарана появился достойный преемник. Но, возможно, судьба предшественника этого амо-на чему-то научит?       В голову лезли какие-то глупости, Джестани снова попытался сосредоточиться. Искоса взглянул на серьезное бледное лицо Алиэра, словно высеченное из мрамора. Неизвестно, было ли это частью ритуала, но роскошная солнечно-рыжая грива его была распущена и огненной волной ниспадала на спину до пояса, оттеняя синюю тунику. Только на висках Алиэр заплел волосы в пару тонких косичек, чтобы не мешали. Украшений на нем не было, кроме золотого браслета с рубинами на правой руке, парного к браслету Джестани. И еще Сердце Моря, теперь уже истинное, горело на его груди празднично-алым сиянием.       Слева от Джестани замер Эргиан, тоже держа Леавара за руку. Его туника излюбленного светло-серого цвета была расшита жемчугом, как и при первой их встрече на Арене, волосы распущены. Но что-то в кариандском принце изменилось.       Улучив момент, когда жрец повернулся к алтарю, Джестани не удержался и рассмотрел Эргиана, как раз поглядевшего в его сторону. Тонкое лицо принца, казавшееся ему прежде некрасивым и бесцветным, словно налилось изнутри серебряным светом, ресницы и брови стали немного темнее, губы — неуловимо ярче и четко очерченными.       Это был все тот же Эргиан, и все-таки иной, словно неведомый художник прорисовал его черты тонкой деликатной кистью, невесомо их подчеркнув, и вдруг оказалось, что кариандец изумительно хорош собой. Что лицо у него не только умное, но и чеканно изысканное, как старая серебряная гравюра великого мастера. Леавар? Он же его накрасил! И вышло это не смешно или противно, как обычно смотрится краска на земных мужчинах, а так, словно кто-то стер паутину и пыль, за которыми Эргиан прятался, и показал остальным то, что избранный кариандца сам давно разглядел в нем глазами своей любви.       «Пожалуй, хорошо, что Алиэр, вопреки обыкновению молодых иреназе, терпеть не может ни драгоценностей, ни красок для лица, — подумал Джестани, переводя взгляд на возлюбленного. — Ему, такому яркому, этого не нужно. Но я обязательно попрошу Леавара нарисовать его портрет. Потому что ничего более красивого даже представить не могу».       Жрец повернулся к ним, и Джестани замер, погрузившись в происходящее и наконец поверив, что все это происходит с ним. Звучали древние слова обращения к Матери Море, и Джестани знал, что никогда не забудет величественный и прекрасный лик обеих богинь. У иреназе брак лишь подтверждает запечатление, но для них с Алиэром он станет окончательным шагом друг к другу.       — Алиэр, дитя Кариалла и Немелла, берешь ли того, чья рука в твоей руке, в супруги перед ликом богов и морского народа? Клянешься ли беречь и хранить его во время штиля и во время шторма? Станет ли он жемчугом твоего сердца, избранным и запечатленным… — Жрец сбился, но невозмутимо закончил: — Ибо то, что связала Мать Море, смертным не разорвать во веки веков.       — Клянусь! — торопливо ответил Алиэр и сильнее сжал ладонь Джестани, словно боялся его потерять.       — Джестани, дитя… Арубы! — ловко вывернулся жрец. — Берешь ли ты того, чья рука…       — Клянусь! — уронил Джестани, выслушав все до конца.       И почувствовал, как пальцы Алиэра тянут браслет с его предплечья.       Когда привычная тяжесть исчезла, он вдруг почувствовал себя хуже, чем голым! Одиноким… Протянул другую руку, стараясь, чтоб это не вышло слишком торопливо, и Алиэр поспешно надел ему браслет снова. Обручальная драгоценность села плотно и мягко, словно была там всегда, и Алиэр протянул ему свою руку.       Дождавшись, пока они обменяются браслетами, жрец взял с алтаря длинную широкую ленту, расшитую золотом, и плотно, но не туго обвязал их свободные запястья, для чего Алиэру пришлось повернуться к Джестани лицом.       — То, что сочетала Мать Море, не разлучить смертным! — провозгласил жрец, и огромный зал, полный иреназе, закричал в едином ликующем порыве.       А рыжий потянулся к нему, обняв за плечи, и Джестани запоздало понял, почему избранных связывают именно лицом один к другому. Так удобнее целоваться!       Жрец уже читал священные клятвы для Эргиана и Леавара, те отвечали, а Джестани закрыл глаза, чувствуя, что прохладными губами, упругими, нежными и настойчивыми, его целует само море. Это море смотрело на него из глубокой синевы глаз Алиэра, струилось в его волосах поймавшей закатный луч волной, серебрилось блеском его чешуи. Море ласкало его и держало крепко, обещая никогда не отпустить. И Джестани раскрыл ему губы, как раньше раскрыл сердце, уже не замечая, как вокруг снова ликуют свидетели двойной свадьбы.       — Мой… — прошептал Алиэр, отрываясь от его губ и глядя пьяными глазами. — Избранный. Любимый. Сердце мое.       — Твой, — тихо отозвался Джестани, зная, что будет услышан. — Как и ты мой.       Потом чьи-то ловкие руки опустили ему на голову ажурный золотой обруч, на котором вместо зубцов были волны, и такая же корона впервые на его памяти украсила голову Алиэра. И со всех сторон хлынули желающие поздравить.       И их с Алиэром, и Эргиана с Леаваром обнимали, словно в этот день стерлись все различия между королевской кровью и простыми подданными. Герувейн и Даголар с Эруви, сияющий Ираталь, советники и придворные, простые слуги… Церемонно поклонившийся суаланский посол и с искренним почтением благодарящие Алиэра кариандцы… Дару, которому Джестани успел только руку пожать и пообещать, что обязательно поговорит с ним потом. Бывшие наложники, жрецы, базарный торговец, который когда-то пожелал им с Алиэром многочисленного потомства… Словно все море поздравляло своего возлюбленного короля и его избранного.       Джестани искал глазами Сиалля с Каррасом и наконец нашел их. Улыбаясь, позвал взглядом, и наемник подплыл вместе с суаланцем, который теперь выглядел совсем как человек. Леавар уже избавился от своей повязки, где-то в той стороне восторженно благодарил его Маритэль, и Джестани решительно стянул ленту, освобождая их с Алиэром запястья, протянув ее Сиаллю.       — Я желаю счастья, — сказал он. — От всего сердца! Запечатление не так уж важно, мы оба знаем это теперь. Оно не приносит любовь туда, где ее нет. Поэтому я желаю любви, а остальное она приведет с собой.       — Благодарю!       Прекрасное лицо Сиалля озарилось изнутри, и он бережно повязал ленту на свою руку.       — Мы с Лилайном решили уплыть завтра утром, — сказал он. — Сейчас будет свадебный пир, а потом у вас найдутся… более важные дела. Так что примите наши поздравления сейчас, и пусть прощанье будет недолгим и полным ожидания новой встречи.        Он протянул Джестани длинную жемчужную нить и добавил:       — Пусть ваши годы будут светлыми, как этот жемчуг, и такими же многочисленными.       Лилайн коротко поклонился Алиэру, спокойно держащемуся рядом, и обнял Джестани, а потом, отпустив, усмехнулся:       — Даже не знаю, что тебе подарить. Не каршамскую саблю же…       — Турансайского пришли, — серьезно попросил Джестани. — И осторожнее там.       — Договорились, — кивнул алахасец. — Пока я жив, турансайское у ваших морских величеств не переведется.       Он обменялся долгим взглядом с Алиэром, потом оба разом церемонно склонили головы, отдавая друг другу должное, и Лилайн с Сиаллем снова затерялись в толпе.       — А нам обязательно быть на пиру? — тихо спросил Джестани, готовясь потерпеть ради королевских обязанностей, но смутно надеясь, и Алиэр не обманул его ожиданий.       — Лично мне поздравлений уже достаточно, — фыркнул он. — Если хоть половина сбудется, счастья у нас будет больше, чем песка на морском дне. Сбежим?       — Сбежим, — улыбнулся Джестани.       Совсем по-настоящему сбежать не получилось, до покоев их проводили с должной торжественностью. Внесли следом кучу подарков, которые положили прямо на пол к тем, которые принесли раньше. И спальня Джестани стала напоминать не то разбойничий притон с горами награбленного добра, не то базарный склад, не то королевскую сокровищницу.       — Вот бы Жи обрадовался, — устало пошутил Алиэр, снимая корону и взлохмачивая рыжие волосы. — Где он, кстати? Очень не хочется, чтобы оказался под одеялом в самый важный момент.       — Наверное, слуги увели. Сюда же начали приносить подарки, он бы непременно что-то погрыз.       Джестани с сочувствием посмотрел на Алиэра. Супруга. Мужа. Возлюбленного. Столько слов, непривычных и отныне совершенно необходимых. Правда, про себя он все равно будет звать его рыжим. Слишком привык. Ну и ладно. Если он для Алиэра — сердце, то Алиэр — его собственное солнце на дне моря. Горячее и золотое, несмотря на чешую. А сейчас еще и уставшее.       — Хочешь, я тебе плечи разомну? — тоже сняв свою корону, сказал Джестани, чтобы хоть немного выплеснуть наружу теплую нежность, переполнявшую его. — И спину…       — Хочу, — согласился Алиэр. — Очень! Только не сегодня. Я не для того пропустил свадебный пир, чтобы просто валяться в твоей постели и ничего не делать.       — Очень грозно звучит, — подразнил его Джестани. — Ну что ж, ваше рыжее величество, тогда делайте, что собирались, а валяться пока буду я.       Он напоказ растянулся на ложе — единственном свободном от подарков месте, которое осталось в спальне. И тут же ойкнул от неожиданности — что-то чувствительно укололо в спину.       — Джес? Что случилось?!       Алиэр одним взмахом хвоста оказался рядом раньше, чем страж успел сказать, что ничего страшного. Просто что-то колючее в постели. Непонятно только, откуда.       Сдвинувшись, Джестани старательно пошарил в мягких складках одеяла и извлек огромный панцирь краба. Как раз любимого размера Жи — с тарелку. Потом — побелевшую от воды деревяшку… Обрывок водоросли…       — Кажется… кажется, тебе принесли подарок, — еле проговорил Алиэр сквозь смех. — Много подарков! А в самом деле, Жи поглядел, что сюда тащат всякое, и решил, что с него тоже причитается поздравление! Ты рад?       — Очень! — с чувством сообщил Джестани, выдирая из постели еще один крабовый панцирь, крепкий, колючий.       К выбору подарков салру отнесся с должной старательностью. Наверняка, это самые лучшие панцири, которые только можно здесь добыть. А вот кусок старого каймура уже изрядно подгнил. Впрочем… Не тот ли это каймур, который для Жи сплел когда-то Алиэр?       — Похоже, это тебе подарки, а не мне, — заметил Джестани, показывая рыжему его собственное изделие. — Видишь, он его хранил!       — Я тронут!       Фыркнув, Алиэр сгреб подаренные сокровища и спихнул их на пол. Джестани вдогонку кинул грязную раковину, невзрачную и шершавую, но большую, в две с лишним ладони.       — Погоди-ка…       Алиэр неожиданно раковиной заинтересовался. Покрутил ее в пальцах и хмыкнул:       — Жемчужница. Только слишком ровная, в таких жемчуга не бывает. Жалко. Да и негде ему тут взяться, он растет на суаланских отмелях… Выкинь.       — Даже не посмотрим? — неожиданно для себя расстроился Джестани. — Вдруг есть хоть маленькая?       — Ты жемчуга хочешь? — поразился Алиэр, даже хвостом плеснув от удивления. — Только скажи! В сокровищнице он отборный, крупный, любого цвета!       — Это в сокровищнице, — тихо отозвался Джестани, отводя взгляд и роняя раковину в кучу остальных «подарков» Жи. — Я никогда не видел раковину с жемчугом внутри. Только слышал… А вот если бы найти самому хоть маленькую!       — Ну-ка…       Алиэр поднял жемчужницу, примерился к накрепко закрытым створкам. Глянул на Джестани и предупредил:       — Ты только не расстраивайся, ладно? В таких раковинах и правда жемчуга не бывает, но я раскрою, конечно. А потом найдем тебе настоящую жемчужницу! Если не в Суалане, так в Маравею сплаваем в гости…       Не переставая говорить, он наметанным взглядом отыскал в груде подарков богато украшенный кинжал, выудил его и несколькими небрежными движениями вскрыл створки раковины. Джестани, которому уже стало стыдно за свой каприз, любопытно заглянул внутрь. Обломки перламутра, отлетевшего от створок, слизистая плотная масса… Пожалуй, зря только погубили жемчужницу. Ну и что, если в ней нет жемчуга. Самому моллюску он и не нужен… И вообще, чем они занимаются в свадебную ночь? Сидят на кровати среди крабовых панцирей с деревяшками и ломают ракушку?! Джестани едва не рассмеялся, но сдержался. Еще не хватало, чтобы Алиэр обиделся.       — Ничего себе, — вдруг растерянно произнес рыжий, что-то достав из неприятного вида серо-розовой массы. — Джес! Ты только посмотри!       Он протянул ему ладонь, глядя восхищенно, завороженно и благоговейно, но, почему-то, на Джестани. А ведь должен был смотреть на огромную, идеально ровную жемчужину чудесного золотого цвета, словно вылитую из расплавленного металла.       — Так не бывает, — сказал Алиэр почти жалобно. — Это… это все равно, что в Арене копнуть песок и достать ее…       — Или выиграть, — улыбнулся Джестани, полюбовавшись жемчужиной, а потом поймав изумленный взгляд Алиэра. — Ты ведь хотел Золотой Жемчуг? Чем тебе не он? Знаешь, Всеядное Жи, конечно, пообещало, что оставило нашего салру, но… кажется, оно любит пошутить. И это то ли выигрыш, то ли подарок на свадьбу.       Он придвинулся ближе, укладывая иреназе голову на плечо и с безупречной убежденностью понимая, что ночей любви у них будет еще много, но вот сейчас его место — в объятиях Алиэра и не иначе.       — Знаешь, — сказал Джестани негромко, — я никогда не заглядывал в будущее слишком далеко. Страж должен проводить каждый день как последний. Те, у кого есть надежда, начинают дорожить собственной жизнью, а жрецам Малкависа подобное непозволительно. А вот сейчас я хочу жить долго-долго! И счастливо. Потому что время скорби закончилось, нельзя вечно тосковать о прошлом.       — Ты прав, — тихо согласился Алиэр, обнимая его. — Сегодня я разговаривал с Эргианом… Он помнит, но не скорбит. Помнит все хорошее, что было между ним и его другом, но не позволяет боли утраты встать между ними. Джестани, можно мне тебя попросить? Я хочу завтра навестить поля последнего покоя, где лежат… мои родители… и Кассандр. Ты поплывешь со мной?       — Куда угодно, — сказал Джестани, легко и нежно касаясь губами его плеча через широкий ворот туники. — Я буду везде, где нужен тебе. Для того я и остался, чтобы делить с тобой и радость, и печаль.       — Время скорби закончилось, — повторил Алиэр и потянулся к его лицу губами. — Шторм прошел, и вот-вот выглянет солнце.       Он осторожно вытащил шпильки, все еще удерживающие волосы на висках Джестани, а тот помог Алиэру стянуть тунику. Провел ладонями по горячим сильным плечам иреназе, восхитительно сильным и округлым, услышал, как меняется дыхание.       — Не так уж ты и устал, да? — снова поддразнил его Джестани, любуясь, как разгорается пламя желания в синих глазах.       — Ты… просто невозможно красивый, — признался Алиэр, глядя восхищенно и горячо, его алые без всякой краски губы тянулись в счастливой улыбке, и Джестани вдруг вспомнил, что его возлюбленный король и супруг моложе, чем он сам.       И что еще вчера Алиэр жаловался на необходимость воздержания перед свадьбой аж целую ночь!       «Похоже, в постели я не замерзну», — с шутливой нежностью подумал Джестани.       — И весь твой, — сказал он, откровенно наслаждаясь тем, как вспыхнуло лицо Алиэра.       — Я просто подумал… — тихо проговорил иреназе, смотря почему-то не в глаза Джестани, а куда-то вбок, словно пряча взгляд. — Если ты не очень устал…       — Не очень, — улыбнулся Джестани. — Уж точно не настолько, чтобы тебе отказать.       Они были так близко, что Джестани чувствовал ровный восхитительный жар чужого тела. Ему всегда казалось, что Алиэр прохладен! Серебро чешуи, гладкая холодная кожа… Но сегодня от рыжего веяло теплом, глаза и губы горели, в щеки бросился румянец, и это было завораживающе прекрасно, словно мраморная статуя, раскрашенная умелым художником, ожила и сейчас глядела на Джестани манящим пьяным взором.       Алиэр протянул руки и обнял его в тот же момент, когда Джестани качнулся к нему. Два движения встретились одновременно, и рыжий прильнул к нему, прижался губами к щеке возле уха, поцеловал, а потом проговорил негромко и очень напряженно, словно опасаясь ответа.       — Джес… помнишь, как мы первый раз были вместе? Когда я… снизу? Ты… Тебе ведь понравилось?       Джестани порывисто вздохнул, в памяти вспыхнуло, захлестнуло горячей томной волной… Понравилось ли ему?! Еще бы! Но неужели Алиэр… Старательно удерживаясь от улыбки — не хватало в такой момент обидеть! — он заглянул своему возлюбленному супругу в лицо и наткнулся на такой смущенный, просительный и доверчивый взгляд, что внутри стало еще горячее, а сердце переполнила нежность.       — Не то слово! — выдохнул он. — Очень!       Алиэр замер в его объятиях, и Джестани поцелуем коснулся теплых упругих губ, а потом, с трудом оторвавшись, так же тихо уточнил:       — Ты хочешь?       — Да! Джес…       Розовые щеки иреназе уже откровенно покраснели, губы мгновенно распухли, став невероятно соблазнительными, и Джестани вспомнил кое-что еще. Утро после той ночи было не менее восхитительным! Но об этом просить точно не стоит, это следует делать лишь по собственному желанию.       — Хочу тебя, — признался Алиэр. — Хочу быть твоим… Можно?       И это слово оказалось последним, чего не хватало Джестани. Его просили! Снова просили о любви и ласке, как о милости. Вряд ли Алиэр сам понимал, как восхитительна его покорность, такая неожиданная от гордого самолюбивого короля!       — Будешь, — сказал Джестани, мгновенно охрипнув и словно утопая в сладком горячем мареве. — Все, что я захочу, да?       — Да-а-а…       Джестани погладил лицо Алиэра кончиками пальцев, заново вспоминая нежность его кожи и податливость тела. Мягко толкнул иреназе, и тот опустился в подушки, разом напрягшись и тут же расслабившись — только огромный плавник хвоста плеснул рядом с ногами Джестани.       — Мой, — удовлетворенно сказал Джестани, глядя в огромные расширенные зрачки.       Наклонившись, прильнул губами к безупречно белой коже с темно-розовыми ягодами напряженных сосков, сам едва не застонав от шторма чувств и желаний. Приласкал языком и губами сначала один, потом другой… Память настойчиво подсказывала, что для Алиэра тот раз был первым! Значит, сейчас нужно все сделать особенно бережно, чтобы его возлюбленный не пожалел о своем желании отдаться снова.       — Самое прекрасное из сокровищ моря, — тихо сказал Джестани, проводя губами и языком еще дальше.       Уловил протестующий всхлип Алиэра, но серебро чешуи покорно разошлось под его поцелуями, и Джестани предстал возбужденный член, выскользнувший наружу, и нежный розово-алый цветок плоти под ним. В глазах потемнело от возбуждения, когда Джестани почувствовал то ли вкус, то ли запах желания Алиэра, донесенный до него водой… Ощущения путались, в висках стучала кровь, а низ живота сладко тянуло.       Приподнявшись, он снова глянул в лицо Алиэра и потребовал, задыхаясь от желания, но точно зная, что ни за что не станет спешить. Только не сегодня!       — Скажи, что ты мой. Хочу это услышать.       — Твой… — простонал Алиэр, выгибаясь навстречу. — Твой, клянусь Морем… Все, что угодно, слышишь? Только… для тебя… Ну давай уже, пожалуйста!       — Все, что угодно, значит… — протянул Джестани, улыбнувшись, и склонился над членом, бесстыдно торчащим вперед. — Ну, посмотрим…       Легонько провел кончиком языка по алой головке, налитой кровью, потом еще и раз еще. И только услышав тягучий умоляющий стон и почувствовав содрогание тела под собой, наклонился еще ниже, забирая уже всю плоть Алиэра глубоко в рот. Упругий тяжелый хвост конвульсивно дернулся, тяжело шлепнув Джестани по бедру, и это оказалось неожиданно возбуждающе. Словно напоминание, что в его объятиях умоляет и трепещет не просто возлюбленный, а сама суть моря, воплощенная в прекрасном облике.       — Джес… — всхлипнул Алиэр. — Дже-е-ес…       Джестани самозабвенно ласкал его языком и губами, наслаждаясь чуть солоноватым вкусом плоти и гладкостью нежнейшей атласной кожицы, словно во рту у него был роскошный спелый плод, лучший на свете. Потом втянул, не переставая дразнить языком, и снова чуть-чуть выпустил.       — Джес! — простонал Алиэр. — Я же… я отомщу! Честное слово! Если ты сейчас же… ах…       — Мне остановиться? — серьезно спросил Джестани, отрываясь от своего занятия и выпустив мужскую гордость Алиэра изо рта.       — Что?! А-а-а… нет! — взвыл Алиэр, противореча сам себе, и Джестани, спрятав улыбку, продолжил.       Прохладная вода, которой была наполнена спальня, вдруг показалась ему теплой, почти горячей, а новое обоняние донесло теперь уже отчетливый привкус и запах страсти, который источало тело Алиэра. Рыжий выгибался всем телом, его хвост метался по постели, и упругие волны, созданные иреназе, ласкали тело Джестани, как не смогли бы ни одни настоящие руки любовника. А потом и ладони Алиэра легли ему на плечи, гладя короткими прерывистыми движениями, стискивая и тут же снова заглаживая невольную грубость…       На последнем пике, когда иреназе был уже почти на вершине блаженства, Джестани заставил себя отстраниться и снова заглянул в лицо возлюбленного. Щеки Алиэра пылали, глаза блестели, а с полуоткрытых губ слетали тихие стоны, и Джестани понял, что сам больше не выдержит. У него стояло так, что двигаться было почти больно, и хотелось немедленной разрядки. Мелькнула мысль подарить Алиэру долгожданное удовольствие, а потом получить его самому, но Джестани оперся на руки и скользнул над постелью, разом оказавшись над телом Алиэра.       — Хочу тебя, — шепнул прямо ему в губы и впился поцелуем, одновременно направляя член в разгоряченную тугую плоть возлюбленного.       Алиэр содрогнулся, прижимаясь к нему, и несколько невыносимо сладких долгих мгновений они оставались просто в объятиях, чувствуя друг друга так, словно стали единым целым. Потом Джестани толкнулся раз, второй… Алиэр сжимал, не переставая исступленно гладить спину, плечи, бока и бедра. Его сильные руки то стискивали Джестани, то снова становились упоительно нежными, и Джестани плавился в этих ласках, принимая добровольную покорность Алиэра как величайший дар.       И все-таки все случилось быстрее, чем он хотел. Сам виноват — затянул с подготовкой… Алиэр вскрикнул, и его плоть обхватила член Джестани тугим кольцом, сжимаясь и пульсируя. Миг, еще один… Джестани всем телом вжался в Алиэра, изливаясь в него и тоже содрогаясь в восхитительных судорогах.       — Мой… — прошептал он снова в перерывах между быстрыми горячими поцелуями. — Мой… любимый…       Запустил пальцы в рыжее золото, расплавленными потоками льющееся по ложу, упал в него лицом над плечом Алиэра, и вода, пропитанная запахом их тел, слившимся воедино, мягко, но плотно обняла обоих.       Сколько они так пролежали, Джестани не знал. Может, несколько минут, а может — час. Время как будто осталось далеко за пределами спальни, не решаясь потревожить замерший в ней блаженный миг. И только их дыхание нарушало покой воды…       — Люблю тебя, — прошептал Алиэр, и Джестани нехотя отстранился, смущенно понимая, что их плоть до сих пор была соединена.       Впрочем, не похоже, чтобы Алиэра это беспокоило. Когда член Джестани выскользнул из тела иреназе, тот тихонько мурлыкнул и потерся о плечо Джестани, как довольный кот.       — Люблю тебя, — выдохнул Джестани в ответ. — Как ты?..       — М-м-м-м… — красноречиво протянул Алиэр, а потом тихонько рассмеялся и сообщил: — Божественно. Хотя о мести все-таки мечтаю. Ты заставил меня просить — а теперь моя очередь.       — Прямо сейчас? — лениво уточнил Джестани, укладываясь рядом и продолжая перебирать огненно-рыжие пряди. — Я не против.       — Это хорошо… — протянул Алиэр, чуть поворачиваясь, чтобы поймать его свободную руку и поцеловать, одновременно притягивая Джестани к себе. — Я же говорил, что соскучился. Я предупрежда-а-ал…       — Предупреждал, — снова улыбаясь, согласился Джестани. — Ну, если ты на что-то способен, я точно не откажу. Брачная ночь все-таки.       — А в другие ночи собираешься отказывать?!       Темно-золотые дуги бровей взлетели в шутливом испуге, и сердце Джестани томно замерло на миг, а потом снова застучало быстрее, хотя, казалось бы, только что успокоилось.       «Невыносимо, — подумал он. — Смотреть на него, такого, и понимать, что всего этого могло не случиться. Да что там могло — и не должно было. Так много боли и ненависти лежало между нами, таким долгим и сложным был путь…»       — О чем ты думаешь? — тихо спросил Алиэр, проводя кончиками пальцев по его щеке. — У тебя такое лицо стало… тревожное.       — Не надо! — выдохнул Джестани. — Не тревожься. Это просто тень пробежала.       — Как рябь на воде? — уточнил Алиэр, и Джестани легонько кивнул.       Позволил прижать себя еще плотнее, спокойно и радостно отдаваясь уверенным рукам, ласкающим его тело, и глубоко вдохнул, а потом выдохнул, прогоняя лишние мысли. Рябь на воде — всего лишь. Прошлое ушло, туда ему и дорога. Все равно, что коснуться старой раны и понять, что она наконец-то исцелилась полностью.       — Джестани… — прошептал ему Алиэр на ухо, почти касаясь губами краешка и мочки. — Мой Страж… Мое сердце…       Неуловимый баланс между ними дрогнул и сместился в сторону Алиэра. Иреназе плеснул хвостом, прогоняя волну по телу Джестани, а потом обвил его ногу роскошным плавником, неожиданно плотным для такой полупрозрачной колышущейся красоты. В следующий миг Алиэр оказался сверху, и Джестани разом вспомнил, почему иреназе называют плотские утехи — «уложить на песок». Здесь вместо песка было удобное ложе, и Джестани это более чем устраивало. А еще он вспомнил их танец в Звездную ночь… И рассказ Алиэра о древних обычаях похищать избранных в других городах. Обычай, превративший насилие и рабство в нечто прекрасное, как перламутр, затягивая песчинку, делает ее жемчужиной.       «Прекрасное там, где есть настоящая любовь, а не только узы», — поправил себя Джестани, не удержавшись от стона — губы Алиэра умело ласкали его ухо и шею.       Стон оказался первым, и вскоре Джестани уже всхлипывал от удовольствия, пока уверенные пальцы возлюбленного гладили его грудь, играя с сосками, чертили какие-то знаки на чувствительной коже живота и все ниже спускались к паху. Правда, Джестани в ответ принялся заласкивать Алиэра, но тот был настойчивее.       — Хочу тебя, — самозабвенно шептал он, целуя и гладя Джестани. — Только тебя… Сердце мое…       Бедром Джестани чувствовал возбужденный твердый член Алиэра, и его собственная мужская плоть откликнулась, снова наливаясь и каменея. Пожалуй, так быстро у него во второй раз не вставало с ранней юности. Чтобы почти сразу!       Он раздвинул ноги и потерся об Алиэра, вызвав у того почти мучительный стон, а потом спросил, сам изнемогая от нетерпения.       — Как ты… хочешь? То есть… как мне лечь?       И едва не рассмеялся, такая радостная жадность вспыхнула на лице рыжего, сменившись, почему-то, неуверенностью.       — Я не знаю… — выдохнул Алиэр, не отводя от него взгляда. — Как ты сам? Как… тебе приятнее?       И смутился, все-таки опустив длинные ресницы, спрятав под ними алчный блеск.       — Что, с людьми сложнее? — поддразнил его Джестани. — Выбирать надо, это верно. М-м-м, дай подумать… Если сзади — получится глубже, зато лицом к лицу можно целоваться. А на боку…       — Джес!       Глаза Алиэра распахнулись, хищно сверкнув, и Джестани понял, что его сейчас возьмут без дальнейших проволочек и обсуждений.       — Ляг на спину, — попросил он возлюбленного. — Потом продолжим иначе, если не понравится. Но начать я хочу сам.       Он не добавил, что именно в этой позе отдаться можно только по собственному желанию. Зачем? Алиэр и так все поймет.       Нетерпеливо блестя глазами, рыжий растянулся на ложе и умоляюще посмотрел на Джестани. Вздыбленный член снова налился кровью, словно не его совсем недавно Джестани усмирял ртом.       — Да… — уронил Джестани негромко. — Вот так.       Встав на колени рядом с Алиэром, потянулся рукой за спину, вставил себе палец между ягодиц и помассировал там. Потом — второй. Посмотрел на Алиэра, тот лежал неподвижно, только в синих глазах бушевал шторм. Джестани улыбнулся.       — Люди все-таки не иреназе, — сказал так же тихо и очень мягко. — Если хочешь сделать мне приятно, а не больно, нужно подготовиться.       — О-о-о… прости…       Джестани покачал головой и улыбнулся.       — Все хорошо, — сказал он, взяв свободной рукой ладонь Алиэра. — Я тоже хочу тебя. Очень.       И, приподнявшись, перенес одну ногу за лежащего Алиэра. На миг замер, стоя над ним на коленях, а потом плавно опустился на торчащий член, постаравшись расслабиться. Длинный выдох Джестани и стон Алиэра слились воедино. Скользнув до конца, Джестани снова замер, потом чуть-чуть подался вперед, ища нужный угол. Наклонил голову, опять улыбнувшись Алиэру, любуясь его лицом и выражением глаз — восхищенным, недоверчивым, благоговейным.       — Джес… — прошептал Алиэр почти беззвучно, кладя ему ладони на бедра. — Можно?       Вместо ответа Джестани качнулся на нем, простонав уже сам — он даже не думал, что в этой позе можно так идеально совпасть телами. Хотел побаловать рыжего, но сделал подарок себе — так бывает.       — Да! — выдохнул он в ответ. — Все, что захочешь. Твой… слышишь?       Снова тягуче простонал, поднимаясь и опускаясь, и Алиэр, безупречно рассчитав нужный миг, подался ему навстречу…       «Он держит ритм, как мастер меча, — еще успел с восторгом и изумлением подумать Джестани, прежде чем окончательно отпустить поводья рассудка и отдаться на волю собственного тела. — Или как танцор. Или… нет, попросту как иреназе! Прирожденный гонщик на салту с морем в крови. Теперь и моим морем, одним на двоих! И, кажется, я счастлив этому…»       Они снова делали это, как в первый раз. Целовались и касались друг друга, как истинно драгоценного сокровища, заглядывая в глаза, слушая дыхание, мягко колеблющее воду между ними, узнавая другого заново, отдавая и принимая любовь, как величайший дар.       Ни Сердце Моря, ни Золотой Жемчуг, ни клад каршамского шаха не могли сравниться с этим даром, потому что он становился во много крат огромнее, если был разделен на двоих. Таково великое свойство любви, она растет в твоем сердце, когда щедро отдаешь ее кому-то другому, а если забираешь, алчно копя и ни с кем не делясь, она утекает, как вода сквозь пальцы.       У Джестани и Алиэра была впереди ночь, полная любви, а потом еще и целая жизнь, и каждую каплю ее они собирались разделить и тем самым приумножить.