Море в твоей крови

      Дорога домой показалась Алиэру бесконечной. Течения здесь менялись постоянно, и тугие струи воды били в лицо то теплом, то холодом; под шкурой салту перекатывались мышцы: зверь, подгоняемый ударами шеста-лоура, мчался изо всех сил. Алиэр пригнулся, чтоб уменьшить сопротивление воды, почти лег на жесткую голубовато-серую шкуру, обхватил салту руками. По бокам неслись Дару и Кари, тоже пригнувшись к самой спине салту, чтоб не отстать. Вперед не лезли, зная, что принц этого не потерпит, да и зачем? Вода впереди чистая, на дне ни камня — ровная песчаная пустошь до самых Врат.       Когда Врата показались впереди, Алиэр хлопнул салту лоуром, выпрямился, натягивая поводья. Зверь послушно сбавил ход. Каменные столбы Врат высились впереди мрачными темно-серыми колоннами на массивном основании, уходящем в песок. Отец как-то обронил, что скалы Врат не поставлены здесь, а были всегда, еще до первых иреназе. С тех пор Алиэр втайне невзлюбил Врата еще сильнее: как может что-то быть древнее великого морского народа?       Подплыв к самым вратам, он соскользнул со спины салту, проплыл рядом с ним между двух высоких, грубо обтесанных глыбин. Рядом мелькали серые спины салту охранников, блеснула чешуя на хвосте чуть выплывшего вперед Кари. Вот еще тоже глупый обычай: проплывать через Врата только поодиночке. Почему нельзя остаться в седле? Оставив Врата в десятке гребков позади, Алиэр снова вскочил в седло.       Но гнать салту больше не хотелось. Легонько стукнув лоуром по широкой спине плашмя, Алиэр прикрыл глаза, доверяя зверю самому выбрать направление. Все равно свернет домой, в загон с теплой водой и вкусной рыбой, ленивая скотина… Вода текла мимо холодным шелком, ласково гладя обнаженное до пояса тело, а в груди разгоралась уже привычная боль. Последний раз они были за Вратами вместе с Кассандром. Дурачились, носились друг за другом, заставляя салту выделывать немыслимые пируэты. Потом, отпустив зверей гоняться за рыбьей молодью, рухнули на песок, сплетя хвосты. Боролись, думая совсем не о победе… Кассандр оказался сверху, ухмыльнулся торжествующе, запустил обе руки в волосы Алиэра, прижимая его к песку всем телом…       Хватит! Алиэр мотнул головой, отбрасывая воспоминание. Не надо было плавать к Столбу Договора в одиночку. Это было их место, только их… А он поплыл туда один — охрана не в счет. И наткнулся на это… этого… Эту двуногую тварь! Перед глазами всплыло странно темное лицо и короткие, как у раба, бесцветные волосы. Погань двуногая, чтоб его… Грязь из верхнего мира! Сейчас запоздало показалось, что не на песок надо было укладывать, а просто убить. Проткнуть трезубцем и смотреть, как расплывается в воде грязная кровь. Только отволочь подальше от столба, чтоб не пачкал святое место. А потом, когда вода запахнет кровью, спустить салту.       Запрокинув голову назад, ловя взглядом последние лучи светила, что еще пробивались сквозь водную толщу, Алиэр выгнулся, задыхаясь от жгучей боли в груди. Нет… слишком большая была бы честь для двуногого умереть так же, как самый лучший, самый верный, самый… А вот так, как вышло — в самый раз. Пусть убирается наверх, под палящие лучи злого светила, и всю жизнь помнит, кто он для морского народа, чью воду решил осквернить. Подстилка, не больше! И хватит думать о сухопутной мрази!       Вдали уже высились шпили Акаланте, темнели сторожевые башни. Подгоняя салту, Алиэр проплыл между высокими серебристыми столбами, уходящими далеко ввысь, небрежно кивнул отсалютовавшей страже у подножья башен. Здесь, в сердце моря, дно изгибалось непредставимо огромной возвышенностью, бугрясь и выстреливая вверх застывшими кусками лавы. За тысячелетия народ иреназе выточил в них жилища, проложил пути-улицы и расчистил площади.       Алиэр, как и всегда, залюбовался прекрасным городом, раскинувшимся на дне. Неужели может быть что-то величественнее и изящнее? Разве только другие города иреназе, да и то… Суалану он видел. Хороша, но не лучше. Карианд великолепен, но слишком далеко и глубоко — только в самые ясные дни лучи светила достают до его крыш. Нет места лучше Акаланте. А жалкие города двуногих и в сравнение идти не могут. Говорят, их улицы покрыты грязью и мусором, потому что скот и люди ходят по ним ногами, не в силах оттолкнуться и парить в воздухе, как иреназе — в воде. И если по улице движется слишком много народу, они мешают друг другу, толкаясь… Какая тупая мерзость эти двуногие. И гнусная.       Думать о чем-то другом, не о Кассандре, получалось паршиво, но все же получалось. Это поначалу он давился бессильной яростью, потом не мог справиться с горем, отказываясь от пищи, потом требовал найти и покарать виновных… Алиэр на миг прикрыл глаза, вспомнив печальное лицо отца и потупленные глаза советников. Все впустую. Поиски, исследования магов… Все они твердили в один голос, что принцу угрожает опасность. А погиб Кассандр! Глупо, страшно погиб…       Дару темной тенью возник рядом, вопросительно заглянул в лицо, и только тогда Алиэр понял, что остановился. Салту недовольно бил хвостом, ему не нравилось плавать на одном месте. Им бы вечно плыть вперед, этим тварям, в поисках пищи. Кровь чуют за сотни гребков… Алиэр передернул плечами, хоть вода здесь была уже по-городскому теплой. Акаланте стоит на поддонных источниках, в каждом доме теплая вода и, конечно, в городе куда теплее, чем в окружающем море. Морские боги любят Акаланте.       — Плыви во дворец, — бросил Алиэр терпеливо ожидающему Дару. — Скажи отцу, что я прошу о встрече.       — С вашего милостивого разрешения, я пошлю кого-нибудь, — бесстрастно отозвался телохранитель.       — Я дома, — процедил Алиэр. — Что со мной может случиться?       Ответом было молчание. Да чтоб вас всех! Зло хлестнув салту, он рванул к дворцу, не заботясь, поспевают ли за ним стражи. Есть и спать под охраной, охотиться под охраной, по улицам родного города плавать тоже с охраной. Даже когда он у кого-то из наложников, эти двое торчат за дверью. Хорошо, не глазеют в самой комнате, а то с них бы сталось! Хотя на то, как он раскладывал двуногого - еще как любовались. Впрочем, вряд ли им понравилось. А ведь Алиэр еще и потому придумал такое — хотел подразнить стражников, навязанных отцом. Только ни один из них даже не шевельнулся. Рыбья кровь! Стоило отдать им двуногого, да только Алиэр был уверен, что откажутся. Не впрямую, конечно, отговорятся, как обычно. Скажут, что долг стража не позволяет отвлекаться… А вот убить двуногого — убили бы.       Алиэр вспомнил непроницаемые поначалу темные пятна глаз, и как потом эти глаза кипели яростью и стыдом. Дивное развлечение вышло! Мять горячее непокорное тело, гладить шелковистую кожу, такую непривычно-темную… А потом ворваться во влажную тугую глубину, так, словно всаживаешь клинок во врага, ловить сдавленный стон и трепыханье тела… Все-таки он был красив, этот двуногий. По-своему, конечно, как бывает красива домашняя зверюшка или тупой, но сильный и быстрый салту. Приручить бы такого… Заставить выпрашивать еду, брать ее губами с ладони, а потом укладываться и раздвигать ноги, подставляясь хозяину. И брать, долго и сладко, наслаждаясь болью и беспомощностью…       Алиэр соскочил с седла у самого входа во дворец, бросил поводья подплывшему слуге. Не глядя на поспешно уводимого салту, толкнул дверь. И почти успокоился, чувствуя, как величие и красота дворца привычно гонят тревогу и раздражение из мыслей. Мозаики, выложенные перламутром, жемчугом и кусочками смальты, переливались в воде, как драгоценности из сокровищницы. Иреназе, изображенные на них, охотились, сражались, тешились на ложе и играли с детьми. Их глаза будто провожали Алиэра, стремительнее обычного плывущего по коридору. Мозаичные полы, высокие мраморные потолки, бесконечные коридоры… Кое-где мозаика казалась более светлой, и Алиэр знал, что там, на месте искусно вделанных заплат, когда-то были изображения двуногих. Что ж, хорошо, что даже их вид не оскорбляет взгляд обитателей дворца.       А вот от пары-тройки живых двуногих он бы все же не отказался. Почему отец никогда не разрешал ему завести наложника из верхнего мира? Хотя бы одного… Он бы, конечно, не протянул долго, зато можно было бы всласть…       Дверь в отцовские покои оказалась перед ним, прервав размышления. Алиэр постучал тяжелым придверным молотком, оповещая о прибытии. Потом толкнул дверную плиту, проплыл над ней, качнувшейся на невидимой оси. Комната для бесед была пуста. То ли отец занимался делами где-то еще, то ли был в спальне с кем-то из наложников. Вряд ли, конечно. Повелитель Акаланте давно расстался с юношеским пылом, как подозревал Алиэр, и не стал бы тратить дневной период на то, что мог получить ночью. Светильники на стенах сияли ровно и ярко, грибы, заточенные в стеклянных шарах, отдавали свет охотно, даже если в комнате никого не было. Стол со свитками являл привычный образец аккуратности, и даже в расположении письменного прибора была строгая система. Алиэр вздохнул, вспомнив собственный беспорядок в кабинете. Где же все-таки отец?       Подплыв к окну, он оперся на кованую серебряную ветку, из которых состояла решетка, ладонями, положил на них подбородок. За окном колыхался в медленных струях воды крошечный сад: дно, покрытое мягкой зеленью, пурпурные и золотистые стебли-листья редких растений, ярко-алые, синие и жемчужно-белые цветы, распускающиеся среди крупных камней. Среди растений метались стайки серебристых рыбок-валарий, колыхались полупрозрачные медузы с длинными щупальцами и розово-голубыми брюшками. Алиэр длинно вздохнул, глядя на их размеренные движения, но покой, всегда охватывающий его в отцовском кабинете, сегодня не приходил. Напротив, по коже бежал неприятный озноб, а во рту пересохло. Жабры тоже покалывало, будто вода была грязной, чего, конечно, здесь случиться просто не могло.       Алиэр потер ладонью щеки, чувствуя, как они горят. Заболел, что ли? Может, подцепил какую дрянь от двуногого, чтоб его светило сожгло?       — … и завтра же, Руаль, — послышался голос отца с порога. — Не тяни.       — Отец!       Обернувшись, Алиэр склонился в почтительном поклоне. Выпрямился, откинув за спину мешающие волосы.       — Мальчик мой, — отец протянул руки ему навстречу, положил на плечи широкие ладони. Алиэр со смутной тревогой отметил, что отцовские руки, всегда такие теплые, кажутся куда холоднее обычного. Надо будет после разговора к целителям зайти, что ли…       — И с чем же не должен тянуть советник Руаль? — поинтересовался он, видя, что лоб отца еще не разгладился от задумчивых морщин.       — Хорошо, что ты зашел, Аль, — кивнул отец, увлекая его вглубь кабинета, к столу. — Как поохотился?       В памяти вспыхнули бешеные черные глаза и тоска в них пополам с отвращением. И горячая нежная кожа, и сладкие мгновения собственной силы и власти над упрямо-закаменевшим телом…       — Охота была прекрасной, отец, — усмехнулся Алиэр. — Ты хотел со мной поговорить?       — Посмотри на это, сынок. Сегодня привезли.       В ладони Алиэра легла легкая костяная миниатюра, по размеру как раз на пару ладоней. С выбеленной кости лукаво и чуть смущенно смотрел совсем юный иреназе. Пышные золотые волосы, золотисто-карие глаза, отливающие янтарем, чуть заостренный подбородок и красиво вылепленные скулы… Красавчик… Алиэр почувствовал, как его накрывает тяжелая тихая злость. Началось. Опять…       — И кто это? — поинтересовался он сдержанно, возвращая миниатюру внимательно наблюдающему за ним отцу.       В висках застучали звонкие молоточки, и до дрожи захотелось чего-то сочного: сырой, еще кровоточащей рыбы без всяких приправ и ухищрений или толстых, напитанных влагой водорослей…       — Маритэль, принц тир-на-Карианд. Младший, разумеется.       — Разумеется, — растянул губы в невеселой усмешке Алиэр. — Он же в младшие супруги идет, а не в старшие. Что ж, хорошенький, я оценил. Дальше что?       — Алиэр… — голос отца был мягким, сочувствующим, и от этой мягкости было еще хуже. — Алиэр, я горюю вместе с тобой. Но ты же понимаешь…       — О да, — снова усмехнулся Алиэр, чувствуя, как к горлу подкатывает привычный горький комок. — Я все понимаю и слышал сотню раз. Он был просто другом, у нас все было несерьезно, мой долг — заключить брак, нельзя горевать всю жизнь… А мне нет до этого дела, отец! Что, нельзя подождать? Луна не сменилась, как Кассандр… Почему нельзя просто подождать?       — Алиэр, никто тебя не торопит, — как сквозь немыслимую толщу воды доносился голос отца. — Мы лишь начнем переговоры. Но ты должен видеть, с кем тебя свяжет запечатление, разве нет?       — А какая разница? Да будь он страшен, как мурена, что с того? — зло бросил Алиэр. — На то и запечатление.       — Это не так, сын, — мягко возразил отцовский голос поверх макушки опустившего голову Алиэра. — Запечатление обеспечит вам взаимное желание на ложе, близость тел… А близость души двое должны выстраивать сами. Принц Маритэль прибудет к нам через пару лун, он будет жить во дворце. Перед заключением договора вы познакомитесь, узнаете друг друга получше. Хоть он и младший и рожден от наложника, а не от законного супруга, но король тир-на-Карианд озабочен его судьбой.       — Великолепно! — процедил Алиэр, зло вскидывая голову. — А что, получше никого не нашлось? От законного брака?       — Не нашлось, — неожиданно сухо ответил король. — И поверь, на то есть свои причины. Или ты думаешь, что я желаю тебе зла, выбрав неподходящую пару?       Положив миниатюру на стол, он взмахнул хвостом, отплывая к окну, замер там, совсем как Алиэр немного раньше.       — Прости, отец, — тихо извинился Алиэр, тоже подплывая ближе. Обнял сзади могучие плечи, чувствуя их напряжение, уткнулся лицом в перехваченную золотым кольцом струю каштановых волос, так непохожих на его собственные. — Мне жаль, я не хотел тебя обидеть…       — Аль, мальчик мой…       Рука повернувшегося отца обхватила Алиэра за плечи, прижала к груди.       — Неужели ты думаешь, я не понимаю? Кассандр — сын Руаля, а он мне не только советник, но и друг. Или ему сейчас легче? Мы все скорбим, сынок…       Ладони ласково гладили ему плечи и спину, и Алиэру хотелось стоять так долго-долго, не отрываясь, чувствуя себя снова маленьким, защищенным от всех бед на свете… С усилием он отстранился, посмотрел в глаза отцу, ловя в них искреннюю боль.       — Я заключу союз, с кем ты скажешь. Мне… все равно. Пусть кариандец приезжает, я обещаю вести себя пристойно и не выказывать неприязни. Ты ведь об этом беспокоишься?       — Алиэр, я знаю, что ты помнишь о долге. И разве твоя пара некрасива? Он прекрасно воспитан и гордится оказанной честью. Маритэль будет хорошим супругом, поверь мне.       — Мне все равно, — повторил Алиэр, чувствуя, как по коже снова пробегает омерзительный озноб. — Пусть будет Маритэль. Хотя я рассчитывал на законного сына.       — Все сложно, — вздохнул отец, ласково проводя ладонью по его волосам. — У нас не такой уж богатый выбор, сынок.       — Что? — возмущенно вскинул брови Алиэр, не веря ушам. — У меня, принца Акаланте?       — Все сложно… — собственным эхом отозвался король. — Я рад, что ты дал согласие, Алиэр. — Завтра Руаль отправит письмо в Карианд, и начнем обсуждать условия. Богатого приданого ждать не приходится, но это не страшно. Дом Акаланте за чужими богатствами не гонится, своих хватает.       — Пусть пару наложников пришлют, — не удержался Алиэр от укола. — А то их принц выглядит хрупким, как лепесток перламутра. Такого и на постель валить страшновато — еще сломается.       — Алиэр, — нахмурился отец…       — Да шучу я, шучу… Можно подумать, запечатление мне позволит бегать по наложникам, как раньше. Хотя брак еще не скоро…       — Вот пока не скоро — гуляй вволю, — усмехнулся отец с лукавинкой. — Кто ж тебе откажет?       — Ты, — буркнул Алиэр, теребя в руках кончик ремня. — Все эти сладкие мордашки надоели… Позволь мне завести двуногую игрушку. Хоть одну!       — Нет!       Алиэр с удивлением глянул на гневно раздувающего ноздри отца. Что-то творилось со зрением: перед глазами все плыло, будто он оказался в мутной воде, глаза щипало и жгло.       — Никаких двуногих! Ты помнишь мой приказ? Пальцем не смей тронуть никого, живущего в Акаланте. И наверх не выплывай.       — Да помню я, — привычно огрызнулся Алиэр, не без злорадства подумав, что уж сегодняшняя добыча точно в городе не жила. Да и он сам наверх не плавал — а значит, клятва не нарушена. Предположить же, что кто-то из двуногих спустится сверху, чего не случалось уже лет триста, отец в свое время не догадался. — Ты бы хоть объяснил, почему!       — Моего слова тебе недостаточно? — холодно спросил отец.       — Я твой сын. Поэтому — недостаточно.       Алиэр упрямо выдержал гневный взгляд, но тут же король обреченно махнул рукой.       — Хорошо. Я расскажу, пока не случилось большей беды. Заодно поймешь, почему у нас не слишком богатый выбор супругов для тебя. Сюда…       Подплывя к единственной небольшой фреске в углу кабинета, он жестом подозвал Алиэра.       — Смотри. Что ты видишь?       На фреске рыжеволосый юноша, похожий на самого Алиэра, как родной брат, взлетал на гребне волны, протягивая руки к яростно горящему светилу. Вдалеке виднелся силуэт корабля…       — Историю своего рода, — покорно откликнулся Алиэр. — Триста лет назад принц Ариэль встретил того, кого посчитал своей парой — двуногого королевского рода. Запечатлел его как супруга, а потом был им предан и погиб.       — О да… — протянул отец каким-то незнакомым голосом, не отрывая глаз от фрески. — Так все и было. Воистину говорят: хочешь спрятать что-то — положи на видное место. Эту историю знают все. Мы отомстили за смерть Ариэля, и союз с двуногими был навсегда расторгнут. Но если Ариэль погиб, как продолжился род?       — Он… — Алиэр запнулся, понимая, что никогда, в самом деле, об этом не задумывался. — Он… Я не знаю.       — Мы не любим говорить о тех временах, — рука отца снова обняла его за плечи. — Это единственное изображение Ариэля, и оно хранится у меня в кабинете, где бывает не так уж много иреназе. Неужели не понимаешь, почему?       Алиэр молча пожал плечами, чувствуя, как все сильнее звенит в ушах, а внутри расплывается жар, будто он снова полакомился ядовитой рыбой, как в детстве.       — Вы похожи как две капли воды, — тихо сказал отец. — Те же волосы, глаза, лицо… Будто он сам вернулся к нам, несчастный принц… Не зря тебя назвали почти так же. Я не знал тогда, иначе не позволил бы дать единственному сыну такое близкое имя… А потом нашел эту фреску в сокровищнице дворца. Он был нашим предком, Алиэр. Не боковой ветвью, срубленной клинком двуногого, а прямым прародителем. Тогда, перед смертью, он оставил дитя, которое стало игрушкой двуногих. Его держали, как забаву, в бочке с водой… До тех пор, пока море не пришло в Аусдранг. И когда оно схлынуло, в развалинах королевского дворца трупа маленького иреназе не нашли — да и некому было искать. В наших жилах, в крови дома Акаланте течет и кровь двуногих, Алиэр. Человеческая кровь…       — Невозможно, — прошептал Алиэр, глядя на счастливую улыбку давно мертвого принца. — Нет, отец… Кровь… этих тварей?       — Да. Их кровь. Теперь ты понимаешь, почему я запрещал тебе двуногих наложников? Ни с кем из нашего рода, живущего в королевстве, у тебя не может случиться запечатления. Только с чужаком. И ты прекрасно об этом знаешь, так что не ляжешь ни с кем, кроме тех, кто с тобой одной крови — крови Акаланте. Тут я спокоен. Но двуногие…       — Запечатление с двуногим? — в ужасе прошептал Алиэр. — Как?       — Так же, как оно случилось триста лет назад у Ариэля. А в нем двуногой крови не было — это была злая судьба… Одна возможность из бесчисленных. Все равно, что поймать каплю, растворенную в целом море, на язык. Тебе же — случись такое — запечатления избежать куда труднее. Потому во дворце нет двуногих наложников, Алиэр. И вообще нет двуногих во всем королевстве.       — Нет… — прошептал Алиэр, чувствуя, как жар охватывает тело. — Я бы никогда… отец!       — Надеюсь, — доносился голос отца откуда-то издалека. — Но наши маги рассчитали, что с чистокровным иреназе у тебя запечатления не выйдет. Кровь зовет кровь, чтобы все элементы сошлись верно, в твоей паре тоже должна быть хоть частичка крови двуногих. А это, сам понимаешь…       — Понимаю, — попытался улыбнуться Алиэр, чтоб не вызвать подозрений. — В королевских домах кровь двуногих штука редкая.       — Именно. А Маритэль на одну шестнадцатую человек. Немного, но нам хватит… Алиэр? Алиэр! Ты себя плохо чувствуешь?       — Нет, ничего, — снова старательно улыбнулся Алиэр. — Не каждый день узнаешь о таком… Я поплыву, отец?       У него еще хватило сил дождаться кивка, отвернуться от обеспокоенного взгляда, изо всех сил притворяясь просто расстроенным. Вода вокруг струилась не привычной прохладой и теплом, а невыносимым жаром. Жар, озноб, снова жар… Алиэр плыл по коридору, и иреназе на фресках шевелились, гневно потрясая трезубцами, обеспокоенно склоняясь друг к другу, провожая его то возмущенными, то сочувствующими взглядами. Запечатление! Какой же он дурак! Не распознать, не понять… Хотя откуда ему узнать то, что он никогда не испытывал? Запечатление с парой бывает раз в жизни. И он… Неужели…       Алиэра затошнило, стоило вспомнить, с каким наслаждением он вбивался в тело двуногого, а потом смотрел в глаза, наполненные бешеной яростью. Бешеной и совершенно беспомощной. О да, это было самым восхитительным: знать, что ничего эта красивая сладкая тварь с ним сделать не посмеет, даже руку не поднимет. И как он двигался под Алиэром, отрабатывая перстень своего хозяина… Глупец! Территория у столба независима. Если где-то и мог показаться двуногий в море безопасно, то разве что там, в месте, где издавна встречались глашатаи и гонцы. Но откуда ему было это знать, он поверил Алиэру, покорно лег на песок. И потом… ах, как все было хорошо и правильно! Унизить, растоптать его гордость, ударить побольнее… Алиэр был в своем праве! Они погубили его предка, мучили его, издевались… И Кассандр! Яд, заставивший салту Кассандра растерзать своего хозяина, был изготовлен наверху — только это и удалось выяснить страже и магам.       Коридор вокруг вихлялся из стороны в сторону. Плыли струи разноцветной воды, жгущие кожу, как лучи светила, к которому он поднимался давным-давно, еще маленьким. Стиснув зубы, Алиэр плыл, не обращая внимания на попадавшихся изредка слуг, смотрящих на него с удивлением и беспокойством. Ему нужно было в совершенно определенное место. Если и там не помогут… Не может ведь это быть правдой! Не мог он запечатлеться на проклятом двуногом!       В покоях Сиалля, куда он едва не вынес дверь, вломившись изо всех сил, было как всегда тихо и совершенно безлюдно. Сам хозяин комнаты то ли дремал на роскошном ложе, то ли делал вид… Но навстречу Алиэру привстал, приподнял руки… И тут же всплеснул хвостом, торопливо подплывая ближе. Принял его, бессильно опустившегося на пол, в объятия, тревожно заглянул в лицо.       — Мой повелитель, вам плохо? Целителей?       — Нет, — прошептал Алиэр, чувствуя, как прохладные руки старшего наложника словно растворяют жар, охвативший тело. — Сиалль, ответь мне. Не спрашивай ничего, слышишь? Просто ответь. Запечатление можно отменить? Исправить как-то…       — Нет, мой повелитель, — спокойно отозвался Сиалль, кладя восхитительно холодную руку ему на лоб. — Раз уж случилось, пути назад нет.       — А если убить того, на котором…       — Даже если вы его переживете, запечатлеть кого-то другого уже невозможно. — Сиалль обеспокоенно глядел на него, всматриваясь во что-то, невидимое Алиэру. — Мой повелитель, вы…       — Молчи, — сквозь зубы проговорил Алиэр. — Нет… еще… Почему… почему так… плохо… Тело горит. Я… ничего не вижу. Не смей звать целителей! Почему так плохо…       — Повелитель, вы запечатлены, — с ужасом прошептал Сиалль. — Кто он? Вам немедленно нужно к нему. Нельзя разрывать связь после запечатления. Или вы оба можете умереть.       — Это… вряд ли, — рассмеялся Алиэр, чувствуя, как смех переходит во всхлип. — То есть я — да. А вот он… не думаю. Двуногие… не умирают… от этого.       Уже погружаясь в раскаленную темную бездну, он успел увидеть страх на лице Сиалля и подумать, что эта бездна на что-то похожа. Точно — это же глаза того двуногого…