Море в твоей крови

      Король иреназе молчал, отсвечивая в полутьме ледяной голубизной глаз, ожидал, позволяя Джестани понять сказанное, осознать до самого конца. Но поверить в то, что Торвальд предал, было совершенно невозможно. Должно быть какое-то иное объяснение. Кто-то обманул Торвальда, устроил все это с договором, чтоб заставить его послать Джестани в таверну. Это единственное объяснение. Иначе…       Джестани глубоко вдохнул, уже не боясь воды, чуть заметно покалывающей нос и дыхательное горло изнутри. Неважно. Это неважно, потому что узнать правду все равно сейчас не получится. И думать пока надо не об этом.       — Даже если вы правы, — разомкнул он губы, глядя на иреназе. — Если все это так, я не предмет торговли. Я воин храма Арубы, телохранитель, а не раб. Кто бы ни заключал с вами договор, он не имел права распоряжаться мной.       — Это так, — тяжело уронил король. — Я признаю, что сделка была бесчестной по отношению к тебе. Но это ничего не изменит, потому что выбора нет ни у тебя, ни у нас. Выслушай, прежде чем судить. Наверху люди многое забыли о нашем народе, а еще больше никогда не знали. Тебе известно, что иреназе выбирают пару однажды и на всю жизнь?       — Это известно любому ребенку, слушающему сказки, — буркнул Джестани. — И я слышал, конечно. Про морскую принцессу Ариэль и принца Эравальда Аусдранга…       Ответом ему был долгий взгляд короля, такой холодный и пронизывающий, что Джестани напрягся, не понимая, что сказал не так. А что он сказал что-то очень нехорошее — это было ясно.       — Никогда не произноси этих имен здесь, — сказал после томительно долгой паузы король. — Они под запретом. Услышит кто-то другой — навлечешь на себя беду. Ты нужен нам, Джестани из Арубы. Нужен живым, но вовсе не обязательно невредимым. Язык, например, может оказаться лишним.       — Я понял, — бесстрастно отозвался Джестани, садясь совершенно прямо. — Прошу прощения, ваше величество, если по незнанию оскорбил чем-то. Я запомню.       Взгляд короля явно смягчился. Он кивнул, отведя взгляд от Джестани, с которого словно сняли тяжеленный груз.       — Хорошо. Ты умен, это удачно. Слушай же. Нет и не было никакой принцессы Ариэль. У нас нет принцесс, потому что нет женщин. Таких женщин, как у вас наверху. Все иреназе рождаются с органами двух видов. Когда двое образуют пару, то решают между собой, кто будет отдавать детородное семя, а кто его принимать. Понимаешь?       — Да, — выдавил Джестани, чувствуя, как щеки явно теплеют. — А как же дети?       — Обыкновенно, — пожал плечами король. — Когда семя попадает в тело, готовое к таинству зачатия, ребенок начинает расти внутри, и вместе с ним изменяется родитель. Его голос становится тоньше, тело круглее и мягче, грудь увеличивается и готовится к кормлению. Наши женщины, которых видели люди, это иреназе, которые носят или кормят ребенка. Потом все возвращается. И в следующий раз ребенка может выносить этот супруг, а может и второй.       — То есть… Кто-то из вас может быть и отцом, и матерью? — в ужасе выдохнул Джестани.       — Да, ты понял верно. Обычно, разумеется, детей вынашивает младший супруг. Хотя бывает всякое.       Услышанное было диким, неправильным, странным и страшным, но Джестани постарался сосредоточиться, понимая, что это лишь начало рассказа. Иреназе могут быть и мужчинами, и женщинами? Что же, это их жизнь. Его это как касается?       — Мы выбираем себе пару один раз, — негромко продолжил король. — Все иреназе в одном городе-государстве — родственники, потому супруга нужно искать в другом городе. Добрачные связи — сколько угодно, но при них не происходит запечатления.       — Чего? — переспросил Джестани, полагая, что не расслышал.       — Людям оно неизвестно. Это ваша беда или ваше преимущество, уж не знаю, но так судили боги. Если двое из разных городов, достигшие созревания, возлягут друг с другом, они будут связаны на всю жизнь богами. Их тела больше не пожелают никого, кроме законного супруга, а близость с ним всегда будет слаще, чем все, испытанное с другими. Этот союз нельзя расторгнуть, как нельзя разлучить супругов. Если сделать это насильно, оба будут чахнуть в разлуке.       — А если кто-то из них умрет? — осторожно спросил Джестани, стараясь не думать о том, к чему ведет рассказ морского короля.       — Тогда второй либо исчахнет от тоски, либо будет оплакивать его до смерти. Запечатление второй раз невозможно.       Взгляд короля встретился со взглядом Джестани, и в глазах иреназе промелькнула такая глубокая боль, что Джестани, уже готовый спросить, прикусил язык и опустил голову.       — Ты верно понял, — прозвучал бесстрастный голос иреназе. — Тот, кто ушел к предкам, оставив Алиэра и меня, забрал с собой мое сердце. Это было две дюжины лет назад. Я король своего города и народа; у меня, разумеется, есть наложники, готовые усладить тело ласками, развлечь разум и развеять печаль души беседой, но когда-нибудь, когда мой сын будет готов к правлению, я оставлю ему трон и отправлюсь в ту пещеру, где лежит мое счастье, чтоб уснуть на его груди. Две дюжины лет я жду этого с нетерпением, как когда-то ждал свидания с возлюбленным.       — Я… сожалею, — тихо отозвался Джестани, чтоб сказать хоть что-то, и никакая сила на свете сейчас не заставила бы его произнести, что лучше бы королю не отправляться в ту пещеру как можно дольше. А то город и народ наплачутся от рыжей твари, если он и есть наследник.       — Да, ты кажешься человеком, способным это понять, — согласился король. — Тогда пойми и другое, Джестани из Арубы. Алиэр — мое единственное дитя и наследник, надежда народа Акаланте. В королевских семьях редко бывает по одному ребенку, это слишком большой риск, но так уж вышло. Он вырос во всеобщей любви и полном обожании, ему многое прощалось, и хоть я старался воспитывать его, как подобает, боюсь, мне не во всем это удалось.       Король вздохнул совсем по-человечески. Джестани, старательно разглядывающий узор из черно-белых плиток под ногами, молчал, не представляя, что можно сказать.       — Он не терпит отказа ни в чем, — заговорил вновь король. — Алиэр считает, что весь мир принадлежит ему и создан для его удовольствия. Так и есть, потому что в нашем городе любой из юношей посчитал бы за честь, упади взгляд принца на него, а иреназе других городов запретны, и этого не изменить.       — Я это за честь не считаю, — бросил Джестани, сдерживая злость.       — Я знаю, что наверху иначе смотрят на многое, — бесстрастно ответил король. — Но знаю также и то, что для своего господина ты был не только клинком и щитом, но и усладой на ложе.       — Не ваше дело!       — Увы, мое. Уложив тебя на песок ради случайной забавы, Алиэр поплатился за свой поступок дороже, чем ожидал. Его тело восприняло тебя, как чужака. Того, с кем возможно супружеское запечатление.       — Этого не может…       — Не трать слов даром, человек, — прервал его король со спокойной властностью. — Это уже случилось. Поверь, меня это печалит больше всех. Алиэр сговорен с младшим принцем соседнего королевства, брак должен быть заключен к осенним холодам. Что я теперь скажу королю Карианда? Что мой сын, наследник и будущий король связал себя с человеком? Над моей семьей, над всем моим народом будет смеяться каждая безмозглая медуза.       — Так это я виноват?       Джестани вскочил на ноги, уже не думая об этикете, и едва не всплыл вверх от резкого движения, в последний момент зацепившись ногой за край ложа. Злость кипела внутри, требуя выхода, в висках билась кровь и лицо горело, так что вода показалась холодной.       — Прошу прощения, что невольно нарушил ваши планы на брачный союз для принца, — выплюнул он, глядя в лицо королю. — Не знаю, что он вам рассказал, но я становиться его забавой не собирался. Я даже защищаться не мог, потому что он угрожал отомстить людям побережья! Отличный выбор был…       — Это я тоже знаю, — прервал его король. — Его охрана приставлена мной, они пересказали каждое слово, прозвучавшее там. Успокойся. Сделанного не исправить. Какое возмещение ты хочешь за это?       — Единственное возмещение, которое я бы принял — это извинения самого принца и немедленная свобода, — с горечью произнес Джестани. — Но догадываюсь, что ни того, ни другого не получу. Эти узы, о которых вы говорили, их можно разорвать?       Надежда, что король кивнет и скажет, что именно для этого его сюда и приволокли, еще теплилась, но двадцать лет морской торговли — слишком высокая цена за то, чтобы немного погостить на морском дне. Джестани понимал это и все же, когда король медленно покачал головой, его накрыла холодная волна слепого отчаяния.       — Пока — нет, — подтвердил король, меняя положение тела так, чтоб опереться хвостом иначе. — Но все мои маги и ученые сейчас ищут способ. Не сомневайся, нам этого хочется не меньше.       — Да неужели, — вымученно съязвил Джестани, снова опускаясь на постель. - Кто же вам поверит...       Плотная вода мешала сесть, как обычно, но и стоять в ней было тяжелее, чем сидеть, а у него все больше кружилась голова и рот наполнился вязкой горькой слюной, которую он пока сглатывал. Еще не хватало блевать в присутствии морского короля, чтоб его…       — Ты думаешь о себе, — сказал король, не сводя с него взгляда. — Но если что-то случится с Алиэром, это будет общей бедой города. Я уже не способен к деторождению ни в какой роли, других наследников нет. Что бы ни произошло, какова бы ни была цена, с головы принца не должен упасть ни один волос. Запомни это, Джестани. Потому что платить будешь не только ты. Ваш народ причинил нам достаточно горя в прошлом. Вы ловили нас сетями и били острогами, как рыбу. Вы выставляли нас на потеху в балаганах, держа в тесных вонючих бочках. В ваших сокровищницах полно перчаток, поясов и шкатулок из нашей кожи и чешуи, а ваши маги столетиями пытались приготовить эликсир бессмертия из крови иреназе. Как думаешь, эту кровь отдавали добровольно? Знаешь, что по вашим поверьям съеденное сердце иреназе помогает вылечиться от любой болезни? В этом нет ни капли правды, но люди надеются и ловят наших детей, из любопытства подплывающих к вашим кораблям. Они не считают нас равными себе существами, и мы научились платить вам тем же. Да, ты не виновен в грехах других. Но ты должен понять. Здесь не любят людей.       — Что вы со мной сделаете? — обреченно спросил Джестани, стискивая сплетенные пальцы на колене и продолжая рассматривать плитки, которые так и норовили расплыться перед глазами.       — Ничего ужасного. Ты будешь жить в покоях Алиэра или там, где он тебе прикажет. Ты будешь принимать его на ложе и не откажешь ни в чем. В пределах разумного, конечно. То, что ты запечатлен с Алиэром, ставит тебя выше всех его наложников, но ты не законный супруг и никогда им не будешь. Ты понимаешь это?       — И не дайте боги, — зло сказал Джестани. — Лучше сразу убейте. Значит, я теперь его игрушка?       — Нет, — спокойно ответил король. — Ты лекарство для больного. Алиэра тоже не радует то, что он сотворил. Но близость с тобой ему необходима. Сам все поймешь… Тебе запрещено выходить за пределы дворца без охраны и моего разрешения или приказа Алиэра. Если что-то понадобится — говори его слугам, они будут служить и тебе.       — В пределах разумного, конечно? — растянул губы в усмешке Джестани.       — Конечно, — бесстрастно подтвердил король. — Если у тебя найдут оружие или что-то, способное причинить вред — будешь наказан. Если ты хоть чем-то повредишь принцу, наказан будешь не только ты. Я найду тех, кто тебе дорог, кем бы они ни были, и они будут умирать на твоих глазах, долго и мучительно.       — Долго же искать придется, — огрызнулся Джестани.       — Те, кто служит нам, есть везде, — с той же ледяной бесстрастностью отозвался король. — И в Арубе тоже. Твои учителя в храме и те, кто учился с тобой заплатят за твою непокорность. Подумай, стоит ли оно того?       — Теперь я вижу, у кого принц учился уговаривать, — тихо и бесцветно сказал Джестани.       — Говори что хочешь. Я понимаю твою боль и стыд. Но у меня нет выбора. Если я останусь без наследника, город будет завоеван другим родом, а море здесь благодатное, и многие захотят переселиться к побережью из глубин. Будет война… Алиэр бесценен не потому, что он мой сын. Он будущее всех нас.       — Паршивое тогда у вас будущее, ваше величество, — так же тихо отозвался Джестани. — Что ж, я понял. А если ваши маги не смогут разорвать эту… связь?       — Тогда и поговорим об этом. Ты узнал о наказании. Не хочешь спросить о награде?       — За меня уже заплачено.       Поднимающаяся изнутри тошнота крутила внутренности, больше всего Джестани хотелось, чтоб его оставили в покое. Сейчас хорошо бы прочистить желудок, напиться прохладной чистой воды… Но как здесь пить? И есть? И все остальное тоже непонятно… Хотя, о нем позаботятся, как о ценном имуществе… Бежать! Неизвестно как, но бежать. Наверху они его второй раз не достанут. В арубских храмах учили не только драться, но и менять внешность, прятаться среди толпы в городе или в лесной и горной глуши. Только бы выбраться отсюда, а для этого придется притвориться покорным, но не слишком. Король не глуп, он понимает, что пленник просто так не смирится…       — Я заключал договор с твоим прежним господином, не с тобой. Поверь, если все закончится удачно, ты вернешься наверх богатым настолько, что внуки твоих внуков смогут жить безбедно.       — Обойдусь, — буркнул Джестани.       — В самом деле? — в голосе короля теперь чувствовалась мягкая насмешка и что-то еще, что Джестани не мог понять. — Ты можешь не верить мне, но твой прежний господин тебя уже не ждет. Или ты вернешься к тому, кто тебя продал? Я покупал не удовольствие для своего сына, а спасение города. Знай он об этом, мог бы получить куда больше. Торвальд Аусдранг никогда не станет другом и союзником иреназе, потому что предавший однажды предаст снова. Но ты — дело другое. Джестани, не считай меня врагом. Каждый день, проведенный рядом с Алиэром, я возмещу так щедро, что ты и представить не можешь. Не хочешь брать для себя — возьми для храма. Там ведь воспитывают сирот и подкидышей? Разве Аруба не скажет тебе спасибо за дюжину новых храмов со всем необходимым на годы и годы вперед?       — Ваше величество… — Джестани глубоко вдохнул и выдохнул, прежде чем продолжить, чтобы успокоиться и не сказать совсем уж лишнего. — Не судите всех людей одинаково. Я уже понял, что выбора у меня нет. Буду отбиваться — потащите силой или одурманите чем-то, ведь так? — По тому, как едва уловимо дернулся взгляд короля, он понял, что угадал, и продолжил: — Бархатные веревки, как у нас говорят, держат не хуже пеньковых. Но если вам и в самом деле хоть немного стыдно, никогда — слышите? — не предлагайте мне ничего за то, что со мной сделаете. Я не шлюха. Оставьте мне хоть это утешение. Или, клянусь, я верну вашу плату в море, оставив себе ровно столько, чтоб хватило на веревку — удавиться.       Он посмотрел в лицо королю — и повелитель моря первым отвел взгляд. Джестани же почувствовал, как рот наполняется чем-то горько-соленым, и лишь сглотнув, понял, что это кровь из прикушенной ненароком губы. Странно… Не больно даже. Только голова все сильнее кружится.       — Жаль, что вы с Алиэром не встретились иначе, — уронил король, поднимаясь с ложа.       Вильнув хвостом, он завис в паре шагов от Джестани, внимательно разглядывая его и снова повторил:       — Жаль… Что же, пусть будет по-твоему. Тогда прими мою благодарность и извинения. И если тебе что-то понадобится, попроси через слуг о встрече со мной.       То ли взметнулась серебряная пыль, закружившись вокруг хвоста уплывающего короля, то ли вода заискрилась в свете странных шаров на стенах, но Джестани, стоило королю скрыться за вращающейся дверью, согнулся пополам. Боль, рвущая его изнутри, застилала глаза красным. Он едва различил метнувшегося к нему из-за двери уже виденного иреназе, который, быстро и ловко разжав Джестани рот, сунул туда что-то сочное, мокрое.       — Жуй и глотай.       Мотая головой, Джестани попытался выплюнуть волокнистую мочалку, но рот ему плотно зажали, а мочалка неожиданно оказалась приятно кислой. Двинув челюстями пару раз и сглотнув слегка вяжущую жидкость, Джестани понял, что в голове проясняется, да и боль уходит.       — Пей.       Возле его губ снова оказалась та же самая бутылка, затянутая пленкой. Иреназе, поняв, что человек не знает, что делать, покачал бутылкой, в которой что-то захлюпало, и пояснил:       — Лекарство. Порви языком и пей. До дна.       Приникнув губами к горлышку, Джестани попытался проткнуть кончиком языка пленку, неожиданно легко поддавшуюся, и жадно приник к обычной пресной воде с каким-то горьковатым привкусом. Мелькнуло в мыслях, что как раз сейчас его и могут напоить дурманом, чтоб принцу было удобнее пользовать бесчувственное тело, но… зачем? Алиэр — или как его там — не из тех, кому все равно, ему нравится унижать добычу. Вот скорее дурман какой-нибудь подольют. Но вода была такой упоительно вкусной, несмотря на горечь, так блаженно орошала пересохшее от морской соли горло, что Джестани рискнул и допил все до капли. Иреназе одобрительно кивнул, потянул его за руку.       — Куда? — сквозь зубы процедил Джестани, невольно упираясь и подозревая, что к принцу его оттащат прямо сейчас.       — Мыться, — последовал короткий ответ. — Волосы короткие — плохо. Некрасиво. Короткие волосы — раб. Ты не раб, ты избранный юного повелителя…       Иреназе и впрямь с явным огорчением смотрел на короткий ежик Джестани. Значит, с короткими волосами у них тут ходят рабы? И значит, здесь есть люди? Или иреназе тоже бывают рабами? Мысли бестолково путались, но Джестани постарался запоминать каждую мелочь, пока настырный хвостатый тащил его по длинному извилистому коридору. Если он решит бежать, пригодится все. Если удастся выбраться из дворца, вдруг рабы здесь обязаны носить ошейники, как в султанате, например? И каждый, встретивший стриженого человека без ошейника, должен поднять тревогу? Мелочей не бывает… Надо продумать все хорошо, потому что второй возможности ему не предоставят, хоть бы одну найти. А пока придется терпеть. Терпеть, как бы ни было мерзко и гадостно. Не убьет же его хвостатый принц, этого ему, как понял Джестани, нельзя — самому хуже станет. А вот покуражится вволю… Надо терпеть.       Об этом пришлось напомнить себе уже скоро, когда провожатый вывел Джестани в большой круглый зал с разноцветными стенами, посреди которого было несколько выложенных мрамором углублений с входящими и выходящими из них желобами. Ступив в указанное место, Джестани почувствовал, что вода в этой странной морской ванне намного теплее, а пара иреназе, ожидавших рядом с невысоким столом, тут же взялась за него вместе с тем, кто его привел, так радостно, как дети хватают долгожданную игрушку. Стянув и отбросив в сторону одежду Джестани, его тщательно терли и мыли, хотя что там было мыть после стольких часов в воде; его волосы, огорченно цокая языками, смазывали какой-то зеленой дрянью, потом тщательно промывали, перебирая едва ли не по волоску, мазали другой дрянью, уже розовой, снова мыли, и Джестани всерьез начал опасаться, что к концу процедуры ежик на его голове отрастет. Даже пощупал как бы невзначай, но ничего вроде бы не изменилось.       Потом ему подстригали ногти на руках и ногах, предварительно намазав все тело чем-то коричневым и даже в воде липким, а когда через некоторое время смыли, оказалось, что вместе с коричневой мазью, унесенной слабым, но заметным течением, с тела Джестани исчезли все до единого волоски. Смотреть на свой безволосый, голый, как у младенца, пах, было противно и унизительно, но и это был еще не конец. Деловито ощупывая его, поворачивая, как куклу, троица растерла его тело каким-то зельем, от которого кожа приятно загорелась, потом один из них принялся умело разминать ему плечи и шею, а второй полез в рот с какой-то щеточкой. Джестани, понимая, что спорить с прислугой глупо, но изнывая от желания врезать по морде хоть кому-нибудь, позволил вычистить себе зубы, как предназначенной на продажу лошади. В самом деле, это-то зачем? Сомнительно, чтоб принц кинулся его целовать. Он людей зовет не иначе, чем двуногими и явно ими брезгует…       Сплюнув пену в уносящую все струю воды, Джестани, почти расслабившийся под гибкими и неимоверно сильными пальцами, мнущими уже спину, не сразу понял, что другие пальцы настойчиво лезут к нему в зад. Дернулся, но ему успокаивающе защебетали в три голоса, явно посмеиваясь над диким человеком, и пришлось вспоминать, что он собирался играть в покорность, пока его промывали, вычищали и смазывали, нимало не стесняясь такого похабства. Больно не было, только тошнота вновь вернулась, стоило представить то, к чему его явно готовили. Проклятье, ухаживают, как за королевской фавориткой. А он не шлюха, демоны побери всех иреназе, и ублажать надменную мразь… хуже смерти? — задал он себе честно вопрос, отбрасывая руку хвостатого прислужника, вознамерившегося нацепить на него дюжину — не меньше — широких сверкающих браслетов. Если они золотые, то с такими украшениями и кандалов не надо, а браслеты, судя по тому, как держал их хвостатый, были из чистейшего золота, усыпанного россыпью разноцветных камней.       Джестани вспомнил королевский двор Аусдранга и украшения высшей знати. Там за такой браслет вполне можно было заполучить в постель какую-нибудь герцогиню. А если за весь набор… Его передернуло. Нет уж, умирать он пока не собирается. Ему нужно вернуться и спросить Торвальда — обо всем. Это стоит того, чтобы потерпеть.       — Нет, я сказал, — рявкнул он на слуг, удивленно воззрившихся в ответ. — Никаких побрякушек. Пока не прикажут, сам не надену.       Пожав плечами и переглянувшись, те оставили в покое шкатулку размером с матросский сундучок, за содержимое которой казначей Торвальда продал бы душу демонам. Откинутая крышка открывала взгляду сияющую россыпь ожерелий, колец, браслетов и еще чего-то, что Джестани бы сроду не определил, куда и как надеть. Похоже, о богатствах морского дна легенды не врали. Еще бы. Это сколько кораблей утонуло за века и века… И еще неизвестно, какие из них утонули по воле богов от шторма, а какие были пущены ко дну самими иреназе, — зло подумал Джестани. Все эти побрякушки, ручаться можно, сняты с утопленников, отмыты от гниющего мяса или подобраны среди выбеленных рыбами и крабами костей.       Хвостатые тем временем вместо прежней одежды повязали ему набедренную повязку из блестящей, словно серебряной, ткани. Ткань, оказавшаяся чем-то вроде шелка, скользила и нежила кожу, совершенно не стесняя движений, и Джестани почувствовал себя хуже, чем голым. Бросив взгляд, убедился, что одежду его уже унесли. Жаль, там по карманам было несколько полезных мелочей. Ничего, оружие он, когда придет время бежать, может сделать из чего угодно. Главное — не причинить вреда рыжей твари, ни малейшего. Плевать на то, что сделают с ним самим, но от голоса и взгляда короля, когда он говорил об арубском храме, пробирал мороз. Джестани стиснул кулаки, уговаривая себя потерпеть. У его легенды будет тот конец, который придумает он сам.