Море в твоей крови

      Джестани рывком сел на кровати. Оглядел комнату, в которой, похоже, придется провести немало времени. Да, куда красивее любой виденной им тюрьмы. Обстановки вот только маловато. Одна кровать, ни сундука, ни столика… Джестани внимательно присмотрелся к стенам. На них виднелись следы, словно от вбитых крюков или гвоздей. В углу — пятно. Наверху, на суше, это выглядело бы так, что стена вокруг чего-то выцвела от солнца, но здесь солнца нет, а пятно наоборот, светлое. И все равно, похоже, будто что-то, стоявшее у стены, вынесли. Значит, комната была жилой. На стенах роскошная мозаика, полы покрыты гладко отшлифованными мраморными плитками. Зачем такое удобство там, где все равно не ходят, а только плавают? Разве что для красоты.       Джестани пощупал бортик кровати. Точно, глаза его не обманули: дерево тамис, что не гниет в воде и становится со временем только крепче. Очень дорогое дерево! Да, это точно не каморка для слуг или рабов. Кто же здесь жил до него?       Изнутри вдруг поднялась волна тошноты. Вот проклятье! И уборной нет. А может…       Подобрав набедренную повязку, он снова обернул ею бедра, затянув простым узлом, оттолкнулся от ложа, неуклюже подплыл к двери. Тело каждой мышцей вспоминало нежности принца Алиэра, чтоб его демоны живьем побрали… С усилием толкнул тяжелую дверь, и — чудо! — она оказалась не заперта. За дверью еще один выход — уже запертый — и небольшая дверца влево. Джестани толкнул и ее, вплыл в открывшийся проем.       За дверью была маленькая комнатка, в полу уже знакомое углубление длиной в человеческий рост с парой отверстий в противоположных сторонах. На дне — Джестани попробовал рукой — горячая вода. Что-то вроде ванны, значит… В воде? Впрочем, им тут виднее. Может, любят понежиться в тепле. В самом дальнем от ванны углу какой-то странный куст топорщился кучей пушистых коричневых веточек на коротеньком стволе. Джестани подплыл ближе, потрогал мягкую ветку-кисточку и отдернул руку — ветка потянулась к его ладони, как живая. Следом за ней двинулись еще несколько, и Джестани поспешно отплыл подальше, огляделся.       Увы, ничего, похожего на уборную, не обнаружилось. Неужели они это делают прямо в ванну? Вода, конечно, проточная, но все равно… И спросить не у кого. Где обещанные слуги? Не хотят его тревожить? Джестани снова затошнило, голова закружилась. Похоже, от обычного голода… Последний раз он ел еще наверху, да и то в харчевню пришел голодным.       Он вышел-выплыл из комнатушки, толкнул дверь назад. Она подалась неожиданно легко, а ведь была плотно закрыта, когда он выходил. Неужели вернулся рыжий?       Нет, у сидящего на постели иреназе по плечам струились длинные черные волосы… И слугой, ожидающим возвращения Джестани, он никак не выглядел. Джестани подплыл ближе, чувствуя себя отвратительно слабым и неуклюжим, зло подумал, что ему, вообще-то, не до гостей. Темноволосый иреназе поднял на него глаза, приложил к груди ладонь, колыхая рукавом короткого одеяния из тонкой светлой ткани. Вблизи было хорошо заметно, что кожа у него не такая мраморно-белая, как у Алиэра и других виденных Джестани хвостатых, а гораздо темнее, цвета топленых сливок. Да и хвост, свесившийся с низкого ложа, отливал не бледным золотом, но густой синевой. Складки странной туники, перехваченной тонким пояском, спускались с плеч иреназе и кутали его почти до середины хвоста, прикрывая бедра.       — Прошу прощения у благородного жителя земли, — проговорил гость, склонив голову чуть набок и лениво накручивая на палец тонкую, заплетенную от виска косичку, усеянную крупными янтарными бусинами. — Надеюсь, мое желание познакомиться с почтенным Джестани из Арубы не нарушает земных обычаев настолько, чтобы оскорбить его.       — Не нарушает, — ровно подтвердил Джестани. — Простите, не имею чести знать...       — Да, конечно… С вашего позволения, мое имя Сиалль ири-на-Суалана. Я старший наложник его высочества Алиэра, хранитель дворцовых жемчужин удовольствия.       Он явно не смущался столь сомнительного титула, назвав его спокойно и даже с гордостью. Это не Аусдранг, — напомнил себе Джестани. — Здесь, похоже, наложники — дело такое же обычное, как в султанате, и значит, его гость — и впрямь особа важная.       — Рад знакомству, почтенный господин Сиалль ири-на-Суалана, — насколько мог церемонно выговорил Джестани, чувствуя, что перед глазами вот-вот окончательно потемнеет.       — О, для вас я просто Сиалль, не мне надлежит слышать слово «господин» из уст избранника принца, — иреназе слегка сместился к изножью кровати, грациозно шевельнув хвостом. — Простите за бесцеремонность, господин Джестани. Если я не вовремя…       — Нет, почему же, — усмехнулся Джестани, преодолевая сопротивление ставшей вдруг очень тугой воды и садясь на постель, лицом к повернувшемуся Сиаллю. — Я очень рад. Простите, что не могу принять вас должным образом: еще не совсем здесь освоился…       — Понимаю… Вам, должно быть, нелегко привыкнуть к нашему миру.       Сиалль рассматривал его с вежливым любопытством, и Джестани выпрямился, не желая показывать слабость. Сел удобнее, ответил таким же прямым и, хотелось надеяться, спокойным взглядом. Старший наложник наследника — это, похоже, что-то вроде официальной фаворитки при дворе, а фаворитки бывают куда влиятельнее законных жен. Но что там говорил король про положение самого Джестани? Он запечатленный и стоит выше всех наложников. Интересно, что об этом думает красавчик-иреназе? Любить новую забаву принца ему явно не с чего…       — Да, — коротко ответил Джестани и, подумав, добавил: — Здесь много необычного.       — Как и для нашего народа наверху… — подхватил иреназе, всматриваясь в лицо Джестани.       И вдруг улыбнулся, словно просияв изнутри. Встряхнул черным облаком волос, откинул его назад, сверкнув кольцами на длинных пальцах.       — Господин Джестани, в неводе моей учтивости еще много нитей, но как ни взбивай пену, уловом она не станет. Буду ли я прощен, если позволю себе дерзость говорить с вами, как с тем, кто многого не знает о нас и нашем мире?       — Я… буду очень благодарен, — осторожно ответил Джестани.       — И позволите мне говорить прямо?       Не спуская с Джестани взгляда, наложник принца улыбался красивыми темно-розовыми губами, явно накрашенными, как и ясные зеленые глаза. Стройный и тонкий в кости, безобидно изящный… Джестани снова усмехнулся, на этот раз про себя. Тоненькая канкаруби, покрытая причудливыми яркими узорами — самая красивая змейка в мире, но из капли ее яда готовят смертельную отраву для дюжины человек.       — Буду благодарен, — повторил он вслух. — Прошу вас, господин Сиалль. Мне действительно не знакомы обычаи вашего народа, и я заранее прошу прощения, если показался неучтивым.       — О, вы очень учтивы…       И снова склоненная набок голова и слишком явная нерешительность в глазах, чтобы быть правдивой… Джестани глубоко вдохнул, чувствуя привычное уже покалывание в легких, вытолкнул плотную, куда тяжелее воздуха, воду. Что он тянет? Перед глазами мелькали нехорошие искры, во рту пересохло…       — Кажется, я действительно не вовремя, — сказал вдруг совсем иным тоном, далеким от недавней жеманной сладости, Сиалль, вглядываясь в него. — Вам нужен лекарь, а не разговор… Вы позволите позвать слуг?       — Буду рад, — проговорил Джестани и, не удержавшись, добавил: — Заодно хоть посмотрю, как это здесь делается… Давно бы пора кому-то заглянуть.       — Так о вас никто не позаботился? Но принц покинул ваши покои уже давно…       Тонкие, словно кисточкой выписанные брови взлетели вверх в явном изумлении, которое тут же сменилось возмущением.       — О, глубинные боги! — выдохнул Сиалль. — И вы молчали!       Оттолкнувшись от пола одним резким движением хвоста, он взмыл над ложем, плеснул хвостовым плавником, разворачиваясь… Джестани только сейчас заметил, что одна из перламутровых рыбок, сплетающихся над ложем, выступает из стены слишком сильно, чтобы быть простым барельефом. Сиалль нажал на хвост рыбки, двинув его вниз, как обычный рычаг, глянул на Джестани.       — Кое-кто получит хорошую трепку за нерадивость, господин Джестани. Не беспокойтесь, это больше не повторится.       — Ох, — проговорил Джестани смущенно. — Не стоит, право… Я не хочу, чтоб у кого-то были неприятности… Прошу вас, господин Сиалль…       — Ничего такого, что не было бы заслуженным, — усмехнулся Сиалль. — Слуги есть слуги, их нужно ставить на место сразу, иначе потом намучаетесь.       Он повернулся к двоим иреназе в узких набедренных повязках, торопливо вплывшим в дверь, что-то бросил им. Джестани, опираясь на низкую спинку постели, молча наблюдал, как вокруг него начинают суетиться сначала эти двое, потом еще пара хвостатых, словно соткавшихся из воды. Пока один, почтительно кланяясь, попросил господина избранника принца немного приподняться, второй быстро обтер его каким-то скользким полотенцем, после чего кожу приятно защипало. Набедренную повязку, беспрестанно кланяясь, с него сдернули, мгновенно заменив новой, под спину и плечи подложили подушки, чтоб удобнее было сидеть. Вторая пара в это время водрузила на кровать принесенный снаружи столик, торопливо расставляя на нем высокие узкогорлые кувшины, запечатанные уже знакомой пленкой, и обычные блюда с какой-то едой. Джестани разглядел мелкую рыбу и несколько кусков крупной, раскрытые створки ракушек в гнездах из водорослей, что-то вроде желтых крупных ягод, полоски икры…       — Боюсь, наша пища покажется вам непривычной, — извиняющимся тоном произнес Сиалль, так и сидящий в ногах Джестани. — Но людям это есть можно. Если вы предпочитаете остаться в одиночестве…       — Нет, — быстро сказал Джестани. — Господин Сиалль, я не слишком силен в местном этикете, но не согласитесь ли разделить со мной трапезу? Я бы счел за честь…       И по мгновенно проскользнувшему в зеленых глазах удовлетворению понял, что поступил верно. Похоже, его статус при местном дворе все-таки был куда выше, чем у наложника, пусть и старшего. А может, Сиалль просто не сказал еще того, что собирался — зачем-то ведь он приплыл.       Так что меньше чем через четверть часа Джестани, освеженный и переодетый и решительно отказавшийся от лекаря, потягивал из кувшинчика приятное кисловатое питье. Напившись, он поставил кувшин на столик и увидел, что стоило ему оторвать губы от края кувшина, как это место сразу снова затянулось пленкой. Утолив жажду, что мучила даже сильнее голода, Джестани примерился к куску рыбы, раздумывая, как можно есть под водой… Сиалль, все это время лениво покачивающий в пальцах свой кувшинчик, наклонился к стоявшему между ними блюду, взял кусочек рыбы и отправил в рот, ловко просунув между губ. Взял еще один, снова прихватил губами, медленно, явно напоказ. Съев, опять оперся на локоть и поднес к губам сосуд с питьем.       Джестани, копируя его движения, взял небольшой кусочек розоватого мяса, сунул в рот. Получилось не так уж плохо: немного воды просочилось вместе с едой, но куда меньше, чем думал Джестани. Он вообще заметил, что вода ему доставляет куда меньше хлопот, словно его тело окружено незримой защитой, внутри которой море куда ласковее, чем помнилось ему по прошлым временам.       — Очень вкусно, — сказал он, прожевав и поднимая глаза на Сиалля, снова просиявшего улыбкой. — Это рыба?       — Почти, — кивнул Сиалль. — Сердце миноги. А вот это глаза маару — вы называете их спрутами. Попробуйте…       Он кивнул на желтые шарики, показавшиеся Джестани ягодами.       — Благодарю, в другой раз, — старательно улыбнулся Джестани, подавляя легкую тошноту. — Я почти сыт…       Он и в самом деле чувствовал приятную тяжесть в желудке, словно питье, принесенное хвостатыми, насытило его, как плотная еда. Подцепил с блюда листик водорослей, рассудив, что зелень она и под водой зелень, не то что всякие глаза, пожевал. Водоросли на вкус были почти как квашеная капуста, разве что немного горчили, но и горечь показалась приятной. Джестани съел еще листик и понял, что больше ни кусочка не осилит.       — Это все тинкала, — согласно кивнул Сиалль, кивая на кувшинчик, что держал в руках. — Она прекрасно восстанавливает силы.       — Тинкала, — повторил Джестани незнакомое слово. — Благодарю, я запомню. Кажется, силы мне понадобятся…       Он усмехнулся, снова откидываясь на гору подушек и вертя в пальцах кувшинчик с тинкалой по примеру Сиалля.       — Его высочество очень… настойчив в постели, — невыразительно сказал старший наложник, глядя почти в глаза Джестани и все-таки слегка мимо. — Он долго ждал вас.       — О да-а-а, — протянул Джестани. — И ждал бы еще дольше, будь моя воля. Господин Сиалль, я много чего могу сказать о вашем принце, но лучше промолчу. Не годится пачкать застольную беседу такими словами.       Сиалль опустил глаза, повел плечом под пышными складками туники… Джестани молча ждал. В конце концов, наложник принца сам хотел разговора.       — Алиэр молод, — сказал иреназе мягко и, кажется, сочувствующе. — И он очень не любит людей.       — Я думал, он их толком и не видел, — удивился Джестани.       — Так и есть…       Сиалль тоже откинулся на подушки, задумчиво взглянул на Джестани, поигрывая бусиной на конце косички.       — Господин Джестани, — сказал он через пару минут молчания, убедившись, что человек нарушать его не собирается. — Большая часть того, что я могу сказать вам, это не тайна. Обычный разговор между друзьями без лишних ушей. Но вы же понимаете…       — Понимаю, — отозвался Джестани. — Господин Сиалль, поверьте, я очень благодарен вам за… дружбу.       — Дружбу… — эхом откликнулся Сиалль, поднимая на него холодную зелень глаз. — О, господин Джестани… Вам, избранному принца, дружить с наложником? Это незаслуженная честь для меня.       — Думаю, это честь для меня, — медленно сказал Джестани, возвращая иреназе мягкий настороженный взгляд, словно перед поединком. — Я не избранный принца, и мы оба прекрасно это знаем. Стоит вашим целителям найти способ разорвать эту… это…       — Связь, — коротко подсказал Сиалль.       — Да, связь! Стоит им ее разорвать, и мы оба будем счастливы больше никогда не видеть друг друга. Лишь бы это случилось поскорее!       — Судьбу и улов не узнаешь заранее, — пожал плечами Сиалль. — Может, и так… Господин Джестани, прошу, не ищите во мне врага. Кто бы ни занял место рядом с принцем, я-то его все равно потеряю. Уже сейчас Алиэр приходит ко мне только по привычке, тело влечет его к вам. Приплывет принц Маритэль — для меня ничего не изменится.       Он говорил спокойно, но, как показалось Джестани, с едва уловимым оттенком горечи. Что ж, это было более чем понятно: похоже, после запечатления наложники становятся не нужны, а можно представить, как принц обходится с тем, что ему не нужно.       — Я понимаю, — сказал Джестани, лишь бы сказать что-нибудь. — Поверьте, господин Сиалль, если бы я мог отдать вам эту… честь…       — Вы бы отдали, — кивнул Сиалль. — Да, я знаю. Я знаю принца, господин Джестани. Он бывает нежным и великодушным, если все идет согласно его желаниям, но… Алиэру не за что любить людей.       — Почему? — тихо спросил Джестани. — Я никому не передам ваши слова, клянусь. Я лишь хочу понять…       — Понять? Это нелегко… Вам, незнакомому с нашими обычаями… Что ж, я попробую.       Сиалль снова глянул куда-то мимо Джестани, потом перевел на него взгляд.       — У его высочества Алиэра был друг, сын королевского советника Руалля. Красивый умный юноша, очень… славный. Кто угодно рад стать другом будущему королю, но в Кассандре — видят глубинные боги — не было ни капли грязной воды. Они росли вместе, вместе учились, охотились, проводили время… Словно братья! Потом выросли и случилось неизбежное: Алиэр и Кассандр разделили ложе. В этом не было бы ничего странного или плохого, утолить желание принца — честь для любого подданного. И Алиэр был так искренне влюблен… Господин Джестани, вы видели его темную сторону, но с Кассандром все было совершенно иначе. Алиэр его обожал, готов был расцеловать каждую чешуйку на его хвосте, осыпал подарками и проводил с ним все время, какое мог. В конце концов, это стало… беспокоить. Вы ведь знаете о запечатлении?       — Да, — уронил Джестани. — Мне рассказали. Они не могли быть вместе, так?       — Как супруги не могли, — подтвердил Сиалль. — После запечатления хотя бы одного из них эта связь должна была прерваться. Кассандр мог остаться другом и будущим советником принца, они могли даже спать вместе — кто бы им запретил? Но ушла бы страсть… И Алиэр стал умолять отца, чтобы тот позволил ему заключить брак с Кассандром. Это редкость, но возможно. Кассандру следовало покинуть Акаланте и принять подданство другого города. Жрецы очистили бы его кровь и душу от силы и сути Акаланте, влив силу своего города, и тогда запечатление могло произойти.       — И король согласился?       Сиалль пожал плечами, отпил из кувшинчика с тинкалой.       — Король… думал. Алиэр — единственный наследник, его брак должен был укрепить связи с каким-нибудь из городов. Притом, процесс изменения сути — это очень опасно. Кассандр мог просто умереть, и его отец вовсе не хотел сделать своего сына супругом короля такой ценой. Он любил Кассандра и не хотел рисковать его жизнью ради трона. Господин Джестани, вы же понимаете? То, что я говорю…       — Никто от меня не узнает, — подтвердил Джестани. — Клянусь.       — Хорошо. Так вот, король думал долго. Но Алиэр был очень настойчив. Он клялся, что не согласится на запечатление ни с кем другим. Его не пугал даже риск для Кассандра, Алиэр не верил, что это может быть по-настоящему опасно.       — А сам Кассандр?       — Он тоже был влюблен. Я видел их вместе, господин Джестани, и поверьте, я кое-что понимаю в страсти. Кассандру не нужен был трон, он тоже не мыслил себе жизни без Алиэра… Двое мальчишек, глупых, безоглядно влюбленных…       — У них не вышло? — спросил тихо Джестани, полагая, что понял. — Кассандр погиб?       Сиалль вздохнул, накрутил на пальцы темный жгут волос, распустил и накрутил снова.       — Неизвестно, вышло бы или нет. Кассандр погиб, но иначе. Он обожал гонки на салту — вы их видели, это наши верховые звери. Салту глуповаты и покорны седоку, но это хищники… Кассандра укусил его собственный зверь, кровь почуяли другие салту…       — Боги, — выдохнул Джестани. — Это… как акулы?       — Именно, — кивнул Сиалль. — Его растерзали в клочья на глазах у Алиэра. Ни другие ездоки, ни служители арены — никто не мог ничего сделать. Кровавое месиво в воде… Алиэр неделю плавал в лихорадке, целители опасались за его жизнь.       — Я… сожалею, — сказал Джестани, глубоко вздохнув. — Но причем тут люди?       — А люди… — Сиалль поиграл концом косички. — В том заплыве должен был соревноваться не Кассандр, а сам принц, он тоже любит гонки. Но перед самым состязанием Алиэру стало дурно. Он страстно хотел победить: гонки на салту — это целый мир со своими правилами, и победы Алиэра ждали очень многие… Кассандр надел его снаряжение и сел на салту Алиэра вместо принца. Во время гонок их было бы не отличить, понимаете?       — Да-а-а, — прошептал Джестани, действительно понимая. — И что же?       — Упряжь салту принца оказалась пропитана редким зельем, которое делает зверя неуправляемым. Почуяв это зелье, салту перестает слушаться седока, может напасть на него или кого-то другого. Кассандр даже не успел далеко отплыть от начальной черты, как его салту разъярился. Они плыли первыми, остальные налетели сзади… Не было никакой возможности спастись…       — Так это было покушение? На принца?       — На принца не могут покушаться, — растянул губы в невеселой улыбке Сиалль. — Алиэр — жизнь Акаланте, разве вы не знаете? И это не просто слова. Ни один житель Акаланте не может поднять руку на принца или замыслить ему зло, этого не позволит сила Акаланте, текущая в его жилах вместе с кровью, та же самая, что диктует законы запечатления. Любой акалантец, вздумавший причинить зло кому-то из королевского рода, умрет раньше, чем сделает для этого хоть что-то.       — А не акалантец? — хмуро поинтересовался Джестани.       Сиалль в очередной раз пожал плечами, усмехнувшись:       — О, но Акаланте ни с кем не воюет. В мирное же время попытка убить наследника — это преступление, равное которому трудно и придумать! Поверьте, господин Джестани, одного подозрения в этом достаточно, чтобы развязать войну, если, конечно, такое подозрение будет высказано. Так что покушение — это немыслимо. Совершенно немыслимо и невозможно. И потому…       — Его не было, — закончил Джестани.       Сиалль молча склонил голову.       — Ясно… Хотя все равно не понимаю…       — Простите мою сбивчивость, — бесстрастно отозвался Сиалль. — Все просто. Зелье, которым пропитали упряжь принца, приготовили из каких-то растений сверху, из мира земли. У нас они просто не растут.       — И это все? — пораженно выдохнул Джестани. — И в этом виноваты люди? За это их можно ненавидеть?!       — Алиэру очень нужно ненавидеть хоть кого-то, — тихо сказал Сиалль, опуская взгляд. — Я знаю, что он обошелся с вами жестоко, но попробуйте понять… Он сам не свой весь месяц, что прошел с гибели Кассандра. Да, это несправедливо и неразумно, но когда боль была разумной и справедливой? У него отняли любовь и лучшего друга сразу, его сердце плачет кровью, а отец уже послал в Карианд сватов… О, господин Джестани, мне действительно жаль, но не стоит ждать от Алиэра великодушия и разумных поступков сейчас.       — Да, я понял, — бесстрастно уронил Джестани. — И что же, того, кто пропитал этой дрянью упряжь, так и не нашли?       Сиалль пожал плечами — его любимый жест, как заметил Джестани, — шевельнул плавником-веером на конце хвоста.       — Я лишь услада и развлечение принца, кто же говорит мне такие вещи? Но с тех пор Алиэр нигде не показывается без охраны — это безусловный приказ короля.       — Не нашли, — подытожил Джестани. — Что ж, теперь я все понял. Ваш наследник срывает зло на том, кто подвернулся, и ему плевать, что я не причастен к смерти его любовника ни словом, ни делом. Но я благодарю вас, господин Сиалль.       — Не за что, господин Джестани, — одними губами улыбнулся наложник, глаза у него так и остались грустными. — Совершенно не за что. Я рад быть хоть чем-то полезным, и если вам еще что-то понадобится… В пределах разумного, конечно.       — Конечно, — бесстрастно подтвердил Джестани. — Я понимаю.       — Тогда прошу простить…       Сиалль грациозно махнул хвостом, поднимая упругую волну, всплыл наверх.       — Вы всегда можете передать через слуг, что желаете видеть меня.       Он склонился в почтительном изящном поклоне, и Джестани склонил в ответ голову насколько мог учтиво.       — Я был бы рад отплатить вам любой услугой, — сказал он негромко. — Но боюсь, ответить на вашу доброту мне нечем.       — Кто знает, — уже веселее улыбнулся Сиалль перед тем, как устремиться к двери. — У нас говорят, что пути судьбы известны только морю…

***

      Алиэр молча смотрел на рукоять ножа в груди немолодого коротковолосого иреназе, распростертого на полу загона. Убитый таращился ввысь спокойно и, кажется, слегка удивленно, волны от проплывающих за перегородкой могучих тел слегка колыхали концы его набедренной повязки, широкий рабочий нож-скребок покоился в ножнах на боку...       — Кто? — с тихой злостью спросил Алиэр, не ожидая ответа. — Я никому не говорил, что собираюсь увидеть его. Кто мог убить простого чистильщика салту? И почему именно сейчас?       — Мой принц…       Дару, подплыв сзади, опустился на дно, взял руку убитого, подержал и отпустил. Рука тяжело и мягко упала на песчаное дно загона. За перегородкой беспокойно метались салту, чуя в воде кровь.       — Мертв совсем недавно, — сказал Дару. — Мой принц, его могли убить и по другой причине. Совпадения случаются…       — Когда совпадения закончатся, мой отец, полагаю, разрешит мне плавать без охраны, — растянул губы в злой невеселой усмешке Алиэр. — А пока что я хочу видеть советника Руаля, начальника сегодняшней дворцовой стражи и хозяина загона. Проследите, чтобы никто не покинул загон, а если кто-то уплыл за последний час, узнайте у охраны, кто это был.       — Мой принц…       Алиэр круто развернулся и глянул в лицо Кари, дернувшегося от его взгляда, как от удара.       — Шутки кончились. Пока отец отсутствует — я его местоблюститель, советую об этом не забывать. Я останусь здесь с Дару, а тебе хватит полчаса, чтобы выполнить все сказанное и вернуться сюда для охраны моей особы. Выполнять именем королевской крови!       Не глядя на Кари, обменявшегося угрюмым взглядом с братом и торопливо поплывшего к выходу из загона, Алиэр опустился рядом с распростертым телом и прислушался к шелесту песчинок, перекатываемых водой. Море говорило что-то тихо и настойчиво, но Алиэр еще не понимал большей части того, что оно шептало, а к возвращению отца следы безнадежно растворятся, как кровь в воде.       — Пожалуйста, — прошептал он в бесконечное пространство моря. — Я часть твоя, в моей крови твоя соль и вода, я твое дитя… Помоги мне… Подскажи хоть что-нибудь, я постараюсь услышать.       Но вокруг был только бесконечный шелест песка и воды, смешанной с кровью из раны иреназе, что готовил салту Алиэра к той проклятой гонке.