Море в твоей крови

      Джестани, не понимая, оглядел троих иреназе, медленно парящих в воде.       — Ужас моря? — переспросил он. — Что это?       Рыжий быстро глянул на него, разомкнул губы, словно собираясь что-то сказать, но вместо этого посмотрел на Дару. Огромный иреназе опустил голову.       — Это смерть, — просто сказал Кари, подплывая ближе. — Прислушайтесь, господин.       Джестани вслушался. Вода искажала звуки, но это был не совсем звук, а скорее дрожащая неслышная волна, идущая сразу со всех сторон. От нее в ушах звенело и чесалось, а в голове начинали бить маленькие звонкие молоточки. Джестани потряс головой, пытаясь сбросить наваждение, но пение, как назвал его рыжий, неумолимо накатывалось, пронизывая тело противной дрожью непонятного страха.       — Он еще может уплыть, — негромко сказал Дару, глядя на принца. — Люди чуют меньше, чем мы… Он успеет.       — Слышал? — стремительно развернулся к нему Алиэр. — Плыви! Только не в город, а наверх.       Он поднял голову кверху, туда, откуда лились солнечные лучи, окрашивая воду в безмятежный аквамариновый цвет, и повторил:       — Плыви наверх и к суше. В город не успеешь. До земли не так уж далеко, с амулетом не утонешь. Быстрее!       — Что такое ужас моря? — упрямо повторил Джестани, не шевелясь.       Вместо ответа рыжий схватил его за плечо, разворачивая к равнине. Джестани обомлел. По бескрайнему простору к подножью скалистой гряды катилась серебряная волна. Рыба всех видов и размеров плыла единой шевелящейся грудой, спасаясь от неизвестной опасности.       — Их зовут сиренами, — отчаянно выдохнул рыжий. — Они поют ужас и смерть. Без салту мы не успеем уйти ни в город, ни наверх…       Его лицо искривилось, рыжий со стоном поднял ладони, закрывая ими уши, и оба охранника, будто по команде, повторили за ним. Кари закачался из стороны в сторону, согнулся, и его вырвало в воду.       — Уплывай! — отчаянно выкрикнул принц. — Они не будут разбираться, просто убьют тебя вместе с нами.       — Да кто они? — крикнул в ответ Джестани.       — Смерть, — с трудом проговорил Дару, затыкая пальцами уши. — Они отправляют вперед ужас и бессилие, а потом идут следом и подбирают добычу. Люди прыгают с кораблей в воду, услышав сирен, а мы… просто…       Не договорив, он упал на песок, сворачиваясь клубком и тут же разворачиваясь, извиваясь, как обычная рыба, вынутая из воды. Кари рядом с принцем хватал воду ртом, его глаза закатились под самый лоб, а из ноздрей сочилась кровь.       — Уплывай, — бессильно повторил рыжий. — Дурак двуногий… Наверху безопаснее… Греби к берегу, быстро, как сможешь…       Он держался лучше охранников, но трясся, словно в лихорадке. Джестани посмотрел вниз: серебряная волна разбилась о подножье скалы, рыба беспорядочно металась, и вода словно кипела от мешанины тел. Пение нарастало. Джестани поморщился от боли в голове, но еще хуже был непонятный страх, волнами слабости и тошноты прокатывающийся по телу.       — Да уплывай же! — выкрикнул рыжий, закусив губу до крови и тоже медленно, будто сопротивляясь, опустился на песок, бессильно расстелив по нему хвост. — Твари… подлые… Обидно…       Джестани огляделся вокруг, борясь с дурнотой. Сирены? Пусть сирены… Случалось ему слышать рассказы о прекрасных девах, заманивающих моряков на морское дно песней, которой невозможно противиться. Сам Джестани от такой песни сбежал бы куда подальше, но, может, наверху она звучит по-иному?       Иреназе уже не трепыхались, раскинувшись на камнях и лишь слабо шевеля хвостами. Джестани подплыл к рыжему, взял запястье. Сердце в кровотоке билось ровно, только медленно, из ноздрей и рта тоненькой струйкой плыла красная муть. Дару, Кари…       Джестани глянул наверх. В уши непрерывным стоном лилась приближающаяся песня, и от нее хотелось бежать, спасаться, как перед этим кинулись спасаться чуткие салту. Он стиснул зубы, не позволяя себе поддаваться страху. Он воин! Жрец Малкависа. А страх… это всего лишь страх. Бояться нечего. Здесь нет ни диких зверей, ни огня, ни яда в воде, ни врагов, способных убить… Сирены! Они скоро будут здесь.       Трое беспомощных иреназе — легкая добыча. Кто-то все-таки нашел способ добраться до принца? Но какая разница Джестани? Если он останется — умрет вместе с хвостатыми, только и всего. Король даже не узнает, что с ним случилось. А наверху — свобода! От рыжего проклятья, от надоевшей воды, от унижений и ненавистного ложа в комнате-тюрьме… Свобода — стоит только оттолкнуться от скалы и рвануть наверх, к ласковым солнечным лучам и воздуху, которым так легко дышать.       Джестани едва не застонал, терзаясь отчаянием еще больше, чем не отступающим страхом. Перед глазами плыло, предупреждая: не выберешь сейчас — потом уже не сможешь. Смерть приближается… Он рванулся к рыжему, перевернул его. На поясе — короткий нож, который в воде даже не метнешь. Копья-трезубцы охраны так и остались на уплывших салту. Нож! Нож Дару, которым тот разжимал кольцо цепочки. Джестани торопливо потянул за плечо тяжелое вялое тело, с трудом заваливая его на спину. Из ноздрей и рта иреназе тоже сочилась кровь, лицо исказил страх, глаза были плотно зажмурены.       Нож, выхваченный из ножен охранника, удобно лег в ладонь. С широким, прекрасно выкованным лезвием почти в две ладони длиной, он был похож на обычные охотничьи ножи земли, только рукоять не из рога или дерева, а серебряная. Джестани взвесил нож в руке, бессильно ругая себя болваном. Уплывать надо было! Но хвостатых без него просто перережут. И дурака-принца, и охранников, с которыми он не то чтобы сдружился, но… И что он сделает с неведомыми сиренами одним ножом?       Джестани огляделся, чувствуя, что времени все меньше. Шагах в пяти скалу рассекала надвое широкая щель. На всех ее не хватит, но если сиренам нужен принц, то и спасать надо его. Вот так всегда… Жизни охраны лишь разменная монета, если на другой чаше весов жизнь охраняемого. Он наклонился, обхватил бессильно обмякшего принца, отталкиваясь ногами от камня, потянул его к расщелине.       — Дура-ак, — простонал в полузабытьи Алиэр. — Не помо-ожет…       — А что поможет? — зло огрызнулся Джестани. — Кто они? Ты знаешь? Расскажи хоть что-то!       — Отец… — прошептал рыжий. — Он будет здесь… только не успеет.       — Король? Как он узнает?       Джестани затащил рыжего к самой расщелине, принц тяжело повис у него на руках, не сопротивляясь, но и не помогая ничем.       — Как король узнает? — рявкнул Джестани, от души влепив рыжему оплеуху. — Говори!       — Кровь… — рыжий вяло мотнул головой, то ли уклоняясь, то ли пытаясь очнуться. — Моя кровь… зовет его…       Джестани глянул на багровую муть, сочащуюся из уголка рта рыжего. Магия иреназе? Ладно, это уже что-то. Если король почует, что сын в беде, он поспешит сюда. Значит, надо только продержаться подольше.       — Кто такие сирены? Какие они?       Но рыжий окончательно ушел в забытье. Запихнув его в расщелину, Джестани вернулся за охранниками. Перетащил их поближе к щели, где места уже не было, затянул за камни, пытаясь хоть как-то скрыть… Снял с пояса Кари второй нож, близнец первого, сорвал с обоих охранников ремни и наспех обмотал ими руки и торс, жалея, что под водой не смастеришь пращу: камней-то под ногами навалом.       Ужас накатил всепоглощающей волной, как прибой, сбивающий с ног и тянущий куда-то. Застонав, Джестани распластался на камнях, вцепившись в них пальцами, прижавшись телом, понимая, что если позволит рассудку погаснуть хоть на миг, ужас погонит его прочь, как салту. Прикрыть уши? Не поможет. Страх рождался где-то внутри, тошнотворно плескался в теле и разуме, скручивал судорогами и накрывал пеленой, пытаясь превратить в дрожащее и визжащее животное. Джестани застонал, ударил ладонями по камням, отрезвляя себя болью. С трудом вспоминая нужную сутру, проговорил, заставляя себя вслушиваться в тусклый, еле слышный голос:       — Страх — первый враг воина. Страх — главный враг воина. Победив себя, ты победишь страх. Победив страх внутри — победишь врага снаружи. Если не можешь победить страх, сделай его другом. Пусть он гонит кровь быстрее, пусть пришпорит твое тело и очистит разум от лишних мыслей. Это тоже победа. Ты воин. Ты правишь страхом, а не он тобой…       Помогало плохо. Джестани сам не знал, чего боится, уговаривая себя, что никакой видимой опасности нет. Пока — нет… И потому, когда из-за скалистого края вылетели четыре гибких серебряных тела, на миг растерялся. Но лишь на миг! Потому что это был настоящий враг, из плоти и крови, а не бестелесный ужас, который, как ни старайся — не поразишь.       Да, на прекрасных дев эти создания не походили совсем. Больше всего они были похожи на иреназе, но искаженных, будто бог, лепивший прекрасного морского жителя, разгневался и несколькими движениями исказил форму плоти. От иреназе остались лишь длинные блестящие хвосты, да и те заканчивались не пышными веерами, а широкими кожистыми плавниками. Тело тоже было человеческим, а вот голова — длинный череп, обтянутый кожей без волос, вместо лица — безносая маска с узкими щелями-глазами. Один из сирен открыл рот, и Джестани увидел пасть, полную острых треугольных зубов, на зависть любому салту.       — Двнгх, — прошипел сирена или сирен — попробуй его разобрать. — Ооткд здсь двнгх?       Они разговаривали! И даже на языке, который вполне можно было понять! Джестани вслушался, разбирая в мешанине шипенья слова. И вдруг понял, что больше не боится! Страх куда-то ушел, растворился, и это было даже понятно, ведь Дару сказал, что сирены посылают ужас перед собой, чтобы обессилить добычу. Теперь же они здесь — и ужас им больше не нужен. Ах, будь у него больше времени, чтобы приготовиться!       — Двнгх нннужн, — выплюнул второй. — Уубть всхх.       «Двуногий не нужен, — с отчаянным злым весельем перевел для себя Джестани. — Убить всех». Что ж, попробуйте. Вот только у двуногого есть чем вас встретить. И, в отличие от рыжего, вас убивать не запрещено.       Он поудобнее взял в левую руку нож, второй воткнув в песок у ног. Сирены держали короткие копья с широкими наконечниками, больше похожие на остроги, в левой руке. В левой! Что ж, пусть пока думают, что Джестани тоже левша. Может, кто-то подставится справа?       — Иирнз в камнн, — прошипел первый. — Двнгх мешшшт.       — Я еще не начинал мешать, — усмехнулся Джестани, отплывая немного назад и вбок, загораживая щель. — Что, привыкли справляться с беспомощными?       Вот теперь это был правильный страх! Страх-предвкушение, страх — отец осторожности и готовности драться изо всех сил. Сирены, переглянувшись, расплылись полукругом, подплывая одновременно.       — Сжрру серрдццц, — прошипел второй, тот, что велел убивать всех.       — Давай-давай, — ласково позвал Джестани. — Может, попробуешь один-на-один, селедка тухлая?       Сирен распахнул острозубую пасть в ухмылке. Благородством он явно не страдал. Ну, никто и не надеялся… Подняв копье-острогу, сирен замахнулся, и Джестани увидел, что древко из длинной белой кости держат пальцы с кожистыми перепонками, как крылья у летучих мышей. Удар! Еще три копья взметнулись одновременно, Джестани отразил одно лезвием ножа, второе принял вскользь на ременную обмотку с бляшками на правой руке, еще от одного просто уклонился, но четвертое царапнуло кожу на плече, едва не пригвоздив его к скале.       Оглушительный взвизг раздался из раскрытых пастей. Джестани поморщился, открыв рот, чтоб не так резало по ушам, сжался в комок и тут же распрямил ноги, выстреливая себя навстречу трем копьям: четвертое так и осталось торчать в скале, вывернутое из руки сирена-неудачника. Вот когда всплыл в памяти внутренний дворик и боль в мышцах, заново вспоминающих, как работать в плотной воде. Если б не эти несколько дней — уже бы погиб!       Сирены, став осторожнее, кружили вокруг, явно примеряясь. Джестани повел плечом, пытаясь определить, глубока ли рана. Лишь бы лезвие не было отравлено! Морская вода щипала неимоверно, жгла огнем, но кровь текла в воду несильно.       Сзади, в расщелине, послышался стон и шевеление: спиной Джестани почувствовал волну.       — Сиди там, — приказал он, не оборачиваясь и молясь, чтоб у принца хватило ума послушаться.       Толку в драке от полумертвого рыжего не будет никакого, а вот прикрывать его придется. Мелькнула мысль, что если цель сирен — принц, то, отдав его, можно спастись самому и спасти охрану. Джестани даже позволил себе несколько мгновений посмаковать ее, пока удобнее перематывал выбившийся конец ремня, прижав его обручальным браслетом. Но нет, глупо. Сирены сначала возьмут рыжего, потом примутся за остальных — чуют свою силу. Джестани усмехнулся про себя, вспомнив, как мечтал прибить паршивца. Да, сам убил бы. Наверное… Даже наверняка — убил бы. Но равнодушно выдать того, кто даже защититься не может? И еще неизвестно, что тогда будет с охраной. Может, они отвечают за принца жизнью?       — Не высовывайся! — рявкнул он, снова услышав шевеление. — Один я их удержу, а с тобой — нет!       Именно этот момент сирены выбрали, чтоб снова ударить. На этот раз одна трехзубая острога пошла Джестани в грудь, вторая нацелилась в живот, третья — в ноги. Спасло, что третий бил, как в хвост, забыв, что ноги можно раздвинуть, и трезубец ударился в скалу между ног Джестани немного выше коленей, сломавшись. Первую острогу он принял на предплечье с браслетом, вторую же перехватил рукой, потянул древко на себя и дальше, выворачивая из руки сирены. Ухнув от неожиданности, тот выпустил оружие, и Джестани, дернувшись в сторону, выдернул еще одну острогу, самой первой застрявшую в скале.       — Дай мне… — послышалось из-за спины слабо, но упрямо.       — Если только по роже! — предложил Джестани, стараясь присматривать за всеми четырьмя противниками. Двое безоружных сирен кружили теперь сверху, поднявшись над скалой и явно что-то замышляя, пока двое других подбирались спереди. — Я тебе велел там сидеть!       Удар двух острог спереди и двух хвостов сверху слился в один тяжелый всплеск, почти оглушивший и ослепивший Джестани. Пригнувшись, он попытался увернуться от мощных лопастей сиреньих хвостов, наугад ткнул вверх острогой и попал, судя по визгу. Но тот же хвост, пробитый Джестани, рванулся так, что острога обломилась, оставив ему костяной штырь ладони в три длиной.       «Лишь бы не добрались до охранников», — устало подумал Джестани, отбиваясь от круговерти трех оскаленных пастей, мелькающих острог и взбивающих воду хвостов. Удар — на нож. Другой удар — на острие трезубца. Еще — увернуться. Увернуться — и ткнуть острогой! Второй сирен взвыл, извиваясь — из его брюха торчала острога Джестани, оставшегося с одним ножом против двух вооруженных противников. Сзади простонал что-то рыжий, неумолимо выбираясь из убежища, дурак проклятый. Джестани развернулся, приготовился…       Всплеск, удар хвостами! Пригнувшись, он выхватил торчащий нож из песка и воткнул его в удачно мелькнувший рядом широкий хвост. Вытащил, не давая унести, кувыркнулся в волне, уходя от оскаленной пасти, немного не успел — по левому предплечью разлилась острая боль. Вода вокруг мгновенно помутнела, и двое сирен — один целый и один раненый — жадно всхлипнули, в едином порыве качнувшись вперед.       «А ведь они людоеды, — с холодной ясностью понял Джестани. — Вот зачем им морячки, а вовсе не для любовных забав, как рассказывают в трактирах. Про «сожрать сердце» — это не для красного словца было сказано».       Он выпрямился, сжимая теперь два ножа. Не самый лучший расклад, конечно. Ремни на туловище и предплечьях пока еще спасали, но против пары острог… «Добьют, — все с той же ледяной безнадежностью понял Джестани. — Вымотают и добьют. Жаль, не успеет король…»       Но вместо того, чтобы снова кинуться, тот сирен, что командовал остальными, поднял ко рту руку, в которой что-то блеснуло. Снова неслышным звуком затрепетала вода — Джестани поморщился от боли в ушах — и снизу, из-за скального основания, поднялось четыре силуэта, сначала показавшиеся сиренами… Нет! Это были… взрослые салру! Те салру, что якобы не приручаются. Серебристые длинные тела с черной полосой по хребту, удлиненные, по сравнению с салту, морды. И упряжь! Сирены приплыли сюда верхом, как и иреназе, только звери у них были другие. «Сильнее и умнее», — вспомнил Джестани слова принца, спокойно понимая, что это — конец. Если сирены, оставив мысль взять его сами, натравят салру, проще самому перерезать себе глотку — быстрее и милосерднее будет смерть. Иначе разорвут на кусочки, как прошлого любовника принца. Везет же рыжему терять возлюбленных в звериных зубах…       Последняя мысль показалась даже забавной. Наверное, так шутят на ступеньках виселицы или перед последним штурмом противника, который непременно тебя сомнет. Что ж, это всего лишь смерть. Сам же хвастался рыжему, что не боишься? Вот и отвечай теперь за свои слова, жрец бога, который любит пошутить, хоть и мрачновато, на свой вкус.       Джестани снова повел плечами, поддернул сбившийся ремень. Глянул на плавающего между салру сирена — тот ответил знакомой зубастой ухмылкой. Взял удобнее два ножа, гадая, удастся ли проткнуть кожу рыбозверей? Сомнительно. Значит — бить по носу, единственному уязвимому месту. А уж меткости Джестани не занимать — хоть в этом он неплох даже на дне морском. Второй сирен вяло плавал неподалеку, зажимая глубокий порез на животе.       — Зачем вам принц? — спросил Джестани, не особо надеясь на ответ. — Ради выкупа?       Зубастая пасть снова растянулась в ухмылке.       — Иирнз должн уумрть, — выдохнул сирен. — Ээто прикззз…       — Чей приказ?       — Спящщххх… Спящххх до кнца мрраа…       — Спящих до конца мира? — успел переспросить Джестани.       И тут все завертелось. Мелькали вокруг клыкастые пасти и серебро гибких сильных тел, Джестани отбивался, работая двумя ножами и подставляя под укусы защищенные предплечья. Но ремни рвались, рассеченные бритвенно острыми зубами, лезвия ножей входили в тугую жесткую плоть через раз, а в другой раз уходили мимо, проваливались в пустоту. Что-то кричал сзади рыжий недоумок, но Джестани, сберегая силы, не отвечал. Аквамарин моря в его глазах налился рубиново-красным от боли: несколько раз клыки салру все же добрались до тела, и самое паршивое, что теперь Джестани стремительно терял кровь, уходящую в равнодушно-теплую воду. Но все-таки он держался. Отбивался, ухитряясь попадать по длинным носам, минуя зубастые провалы на мордах, резал и колол, и вот уже двое рыбозверей вылетели из драки, крутясь и молотя хвостами по воде.       Но двое оставшихся, совсем как опытные воины, кинулись с двух сторон одновременно, Джестани увернулся от одного, сунув в широко открытую пасть нож торчком, второму врезал по носу локтем, попал, и тут же на предплечье сомкнулись кинжально-острые зубы.       «Пропала рука», — успел равнодушно, словно не о себе, подумать Джестани и удивился, что боль есть, но не такая, как должна быть. Ударив зубами, салру тут же разжал пасть и отскочил, пропоров предплечье дюжиной дырок. Закрутился на месте, отпрянул, и Джестани остался один на один с последним из сирен. Глянул на немеющую руку. Среди рубинов, усеивавших обручальный браслет, торчала, застряв и обломившись, пара клыков. Надо же, как удачно пришлось. Словно привет и помощь от давно ушедшего тому, кто невольно встал между смертью и рыжим принцем иреназе. У Джестани, не суеверного, но точно знающего, что такие вещи не бывают случайными, по спине пробежал мороз. А может, это от потери крови начал бить озноб?       Последний сирен оскалился, медленно шевеля хвостом и подбираясь ближе. Джестани сглотнул вязкую горькую слюну, глубоко вздохнул, уговаривая себя потерпеть. Всего один остался! Но сирен не собирался просто нападать. Он уверенно, почти лениво взмахнул острогой и отдернул ее, когда Джестани увернулся. Снова взмах! И еще!       В ушах шумело, изнутри поднималась тошнота, но желудок был пуст и лишь скручивался спазмами. «Выматывает, — измученно понял Джестани. — Теперь время работает на него. Ну, еще немного мы потанцуем, а потом я просто свалюсь. Принц же ему не соперник. Значит, надо заканчивать, чтобы все не оказалось зря».       Он медленно выронил нож, прислонясь к скале, глянул на сирена с явным отчаянием. Тот осторожно приблизился, не решаясь поверить. Взмахнул острогой — Джестани шевельнулся в последний момент. Удар, от которого онемело плечо, пришелся лишь немного выше и левее, чем метил сирен — не в сердце, а вскользь по ребрам. Дернувшись вперед, насаживая себя на острогу, проткнувшую мышцы насквозь, Джестани оказался перед сиреном, левой рукой тычком ударил в горло. Захрипев, сирен запрокинул голову, но Джестани сомкнул пальцы на кожистом горле и держал, сжимая изо всех сил, как железный прут, который надо согнуть в дугу. Превозмогая боль, он держал, держал, держал, не разжав даже, когда черная вода вокруг заполнилась всплесками и голосами, и кто-то попытался разнять его пальцы, ласково уговаривая, а раскаленный гвоздь в плече исчез и горячие алые волны унесли Джестани далеко-далеко и от моря, и от суши, в темную теплую бездну забытья.       Проснувшись, он еще пару минут не открывал глаза, с тупым вялым спокойствием думая, что не везет ему на морском дне. В который раз уже приходится валяться на попечении целителей. Сверху шелестел знакомый голос Невиса, ему что-то тихо говорил рыжий. Надо же, выжил. Вот ведь неистребимая зараза…       — Вы очнулись? — мягко спросил целитель, и Джестани покорно открыл глаза, сразу же снова опустив ресницы: неяркий свет шаров на стенах показался мучительно резким. Ну точно, крови много потерял. Вот и в ушах шумит знакомо.       — Лежите спокойно, господин мой, — подтвердил его мысли Невис. — Вам удивительно повезло: ни один порез не затронул крупный сосуд. Будто сами Трое благословили! Крови вы все равно потеряли немало, но с этим мы легко справимся. Я зашил раны, они отлично заживают. Его величество влил в вас столько силы моря, что…       Голос его уплывал куда-то, и Джестани равнодушно отдался теплому приятному забытью.       Второй раз он очнулся намного позже, судя по тому, что спать больше просто не смог — не лезло. Посмотрел в потолок, расслабленно обвел взглядом видимую часть комнаты. Рыжий лежал на своей половине постели, по-детски подложив руку под щеку, у его локтя виднелась стопка табличек, перевязанных продетым в дырочки шнурком — местная книга. Вдруг, вскинувшись, как от тычка, принц открыл глаза и ошалело глянул на Джестани.       — Проснулся? — спросил он с торопливой растерянностью. — Пить хочешь? Или еще что-нибудь…       Джестани, не отвечая, прикрыл глаза, делая вид, что спит. Видеть паршивца не хотелось прямо до тошноты. Ладно, сирены могли застать принца с охраной в любом месте, не обязательно возле равнины, тут его дурость ни при чем. Но вот то, что наследник иреназе творил ранее!       — Ты же не спишь, — тихо прозвучало рядом. — Я чувствую. Не хочешь — можешь со мной не разговаривать, только скажи, если нужно что-то будет.       Вообще-то кое-что Джестани было нужно, и еще как. Ширакка, например. Одна мысль о том, чтобы сползать с ложа и тащиться в комнату чистоты, вызывала ужас. Но просить о подобном рыжего? Джестани попробовал себя уговорить, что это вполне сойдет за месть: погнать принца иреназе за живым горшком, как обычного слугу. И ведь поплывет, похоже, вон какой голос виноватый. Но…       — Может, тебе ширакку надо? Невис меня предупреждал…       Да что же это такое, все читают его мысли? Джестани молча кивнул, и рыжий, рыбкой слетев с ложа, кинулся из комнаты. Вернулся с шираккой в кадке, поставил рядом и потянулся помочь Джестани привстать, но отдернул руку после короткого злого шипения:       — Отстаньте, ваше высочество.       Сделав дело и снова упав на ложе, Джестани отвернулся от суетящегося вокруг рыжего, с тоской понимая, что и это наверняка хитрый план короля: убрать целителей подальше, чтоб волей-неволей пришлось принимать услуги от этого хвостатого несчастья. А несчастье суетится, как вышколенный слуга, только удовольствия от этого никакого. Напротив, в Джестани поднималось глухое раздражение. Чтобы не дать ему волю, он свернулся калачиком, уткнувшись лицом между подушкой и забинтованным предплечьем, попытался уснуть, но сон не шел. Рыжий притих за спиной, но все равно его присутствие ощущалось прямо шкурой и неимоверно злило. Джестани заставил себя дышать ровно, понимая, что причина у злости одна-единственная: потерянная свобода. Теперь уж точно потерянная! Король будет последним глупцом, если не усилит охрану, и Джестани будут беречь за компанию с рыжим, а значит, сбежать не получится.       — Что такое ужас моря? — спросил он, чтобы хоть как-то отвлечься.       Рыжий обрадованно кинулся рассказывать. Джестани молча лежал, слушая, что сирены — выродки иреназе, отвергшие Троих и давным-давно ушедшие в пустынные части моря. Живут они рыбной ловлей и разбоем, ни с кем не торгуют и не обмениваются запечатлением. Да и кто бы согласился запечатлеть такую тварь? Они же хуже… — рыжий запнулся, но тут же вывернулся — салту! Злобные, нечестивые, жестокие твари, охотящиеся на все, что могут убить. Иреназе давно бы их истребили, но глубинные боги научили сирен ужасу моря, что несет бессилие и страх, которые невозможно преодолеть. И если бы не Джестани!       — Не знаю, как тебя благодарить, — тихо закончил принц. — Ты же мог просто уплыть. Почему… не стал?       Джестани молча пожал здоровым плечом. Объяснять ничего не хотелось, раз уж рыжий сам не понимает таких вещей. Но принц не унимался.       — Знаешь, на памяти моего народа никто не мог победить сирен в одиночку, да еще четверых разом. Хорошо, что они почти не заплывают в наши владения. Но уж если заплывут, то встретиться с сиреной — верная смерть. Как ты смог преодолеть ужас? Это какая-то тайна твоего бога?       — Это привычка не бояться, когда бояться нечего, — буркнул Джестани. Потом устыдился собственной похвальбы и продолжил: — Все дело в их пении. Это оно сводит с ума и лишает сознания. Вы его слышите лучше людей, вот и весь секрет.       — Но разве ты совсем не боялся? — недоуменно спросил рыжий. — Ведь моряки, услышав ужас моря, прыгают в воду на поживу этим тварям. Люди слышат сирен!       — Слышат, — нехотя ответил Джестани. — Но со страхом можно бороться. Я просто дотерпел до того момента, пока они перестали петь.       Поворочавшись, он устроил ноющее тело удобнее и попробовал уснуть. Угомонившийся рыжий молчал, только щелкали иногда пластинки книги, да и то тихонько. Погрузившись в тоскливое оцепенение, Джестани долежал так до вечера, послушно выпил лекарство, принесенное Невисом, съел что-то и опять уснул.       На следующий день с утра его посетил король. Джестани молча слушал благодарные слова и обещания награды, раскрыв рот лишь для того, чтобы подтвердить — он хорошо себя чувствует и благодарен его величеству за заботу. Говорить по-прежнему не хотелось, и даже то, что король, оказывается, своей волей даровал ему титул каи-на, лишь слегка позабавило. Теперь, наверное, он более достойная пара для принца с точки зрения того кудрявого красавчика на охоте? Каи-на Джестани, подводный лорд…       Король уплыл, Джестани еще немного полюбовался потолком, потом вспомнил кое-что действительно важное:       — А мой салру? Он жив?       — Живой! — радостно сообщил рыжий, подскакивая на ложе. — Ты три дня был без сознания, но я его кормил! Вон, посмотри, плавает! И хвост почти зажил!       — Это хорошо, — обронил Джестани. — Ваше высочество, а что сделали с телами сирен?       — Не знаю, — недоуменно отозвался рыжий. — Какая разница?       — У них было что-то… вроде свистка, — пояснил Джестани, вспоминая. — Маленький такой, блестящий. Их предводитель позвал салру и натравил на меня.       — Салру? Ручные?!       Рыжий взметнулся с ложа, торопливо закружил по комнате.       — Я сейчас пошлю кого-нибудь и узнаю, — торопливо сказал он. — Если там такое было, эту вещь найдут. Можно будет на твоем проверить… Он, конечно, неприученный, но вдруг что-то…       Не договорив, он кинулся из комнаты. Джестани медленно сполз с ложа, доплыл до клетки, глянул на малька, который и впрямь повеселел. На хвосте и боках у него виднелись беловатые пятна струпьев, но когда Джестани взял палочку и насадил кусок лежащей рядом с клеткой жвачки, рыбеныш схватил еду с жадностью.       — Ешь, — хмыкнул Джестани. — Может, зря я сказал про этот свисток? Теперь тебя вряд ли отпустят на волю. Начнут приручать, учить плавать под седлом, хлопать лоуром по носу. А если приручишься — считай, пропал…       Скормив мальку столько рыбы, сколько тот смог осилить, Джестани вернулся на ложе. Подремал еще немного, понимая, что лучшее лекарство для него сейчас еда, сон и обильное питье. Рыжий, вернувшись, будить его не стал, но стоило Джестани проснуться, с гордостью предъявил маленький костяной свисток странной формы.       — На, пробуй!       Джестани взял вещичку, приложил к губам и несильно дунул. Свиста не прозвучало, но рыжий поморщился, приложил к ушам ладони.       — Нет, ничего, — ответил он на молчаливый вопросительный взгляд Джестани. — Просто звук очень мерзкий. Давай еще.       На второй раз малек в клетке забеспокоился. Но не кинулся удирать, как салту на скалах, а подплыл ближе, любопытно водя носом и явно ища источник звука.       — Работает, — с восторгом прошептал рыжий. — Клянусь Тремя и глубинными богами — получается! Вот как они приручают салру… Ты… Ты не представляешь, что сделал!       — Почему же, — криво усмехнулся Джестани, — представляю. Я лишил всех салру моря свободы.       — Зато теперь их не будут убивать, как бесполезных, — возразил рыжий. — Салру умные, может, они и взрослыми будут приручаться! Смотри, он совсем не боится!       Рыжий с восторгом разглядывал малька, плавающего теперь возле решетки. Джестани дунул еще раз, но, видно, как-то не так, потому что рыбеныш отплыл подальше.       — Надо поискать другие свистки, — деловито сказал рыжий. — Или сделать копию с этого. Позволишь?       — Я могу не позволить? — хмуро спросил Джестани, уже жалея, что не вовремя распустил язык.       — Можешь, конечно, — помолчав, сказал принц. — Это твоя законная добыча. Но поверь, в неволе салру будет не хуже. На свободе они слишком часто гибнут поодиночке. А я бы такого зверя любил и берег… Да и каждый иреназе!       Джестани пожал плечами, протягивая свисток бережно принявшему его рыжему. Лег на постель, опять уставившись в потолок. Принц снова уплыл, на этот раз надолго, вернулся с королем, восторженно показывая ему малька. Джестани они трогать не стали, чему тот был откровенно рад.       Прошло три дня. Джестани ел, спал и снова ел, повязки сняли, раны чесались и заживали с волшебной скоростью, но злая горькая тоска не отпускала. Свисток ему вернули, и теперь Джестани вставал с постели только в комнату чистоты да покормить рыбеныша. Тот охотно привык отзываться на слышный только ему и иреназе свист, подплывая за едой и хватая ее прямо из рук Джестани. Зевать при этом не следовало: рыбу малек норовил взять вместе с кусочком пальца, явно не со зла, а от жадности. Но кроме этих коротких минут дни и бессонные ночи были полны холодной безнадежности неволи.       Дважды за эти три дня приплывал Сиалль. В первый раз Джестани притворился спящим, и красавец-наложник, тихо спросив у Невиса о здоровье господина избранного, уплыл, оставив на столике у постели блюдо с какими-то прозрачными кусочками.       Лакомство, показавшееся Джестани похожим на сладковатые сушеные фрукты, оказалось сделанным из мяса маару и было нанизано на тонкие длинные металлические прутики, точно такие, как тот, с которого он кормил рыбёныша. Прутиков было пять, и, подумав, один Джестани украл, поглубже заткнув в щель между мягким изголовьем ложа и деревянной рамой. Просто на всякий случай… Блюдо забрали слуги, исчезновение одной железки вроде бы никто не заметил, а Джестани стало немного спокойнее: при нужде прутик вполне мог сойти за оружие, без которого он чувствовал себя хуже, чем голым.       Чтобы отвлечься от боли, он все-таки спросил у Невиса о Сиалле и, выслушав рассказ печально вздохнувшего целителя, признал — да, у него так сладить с запечатлением не выйдет.       Когда Сиалль приплыл в следующий раз, Джестани притворяться спящим не стал. Выпил с наложником принесенной тем горячей тинкалы, которую Сиалль сам варил по особому рецепту — очень пряной и сладкой, выслушал учтивую, но, кажется, искреннюю благодарность за спасение принца.       И не утерпел, спросил, честно признавшись, что говорил с Невисом, неужели Сиалль может радоваться спасению наследника Акаланте? После того, что солдаты этого города сделали с беззащитным пареньком, случайно попавшим им в руки.       — Война — мерзкая вещь, господин Джестани, — тихо ответил Сиалль, поднимая на него как всегда безупречно подкрашенные глаза. — Наши воины вели себя не лучше, поверьте. Мой отец был целителем, и я, помогая ему, многого насмотрелся… Мы пришли в воды Акаланте, убивая и грабя. Конечно, я был ни при чем, но кто знает, кого потеряли эти трое?       В глубокой зелени глаз плескалась боль, и Джестани, протянув руку, молча сжал изящную ладонь, украшенную дорогими перстнями, почувствовав ответное пожатие.       — Моему запечатлению было всего несколько дней, — помолчав, уронил Сиалль бесцветным голосом, снова опуская глаза. — Связь еще совсем не устоялась, а он должен был снова отправляться на войну… Конечно, я последовал за ним, для вида напросившись с отцом. Думал, что будем встречаться вечерами, ловить мгновения украдкой, как это было дома… А случилась эта стычка на границе.       — Он… погиб? — так же тихо, словно кто-то мог подслушать их, спросил Джестани, замирая от болезненного сочувствия.       Сиалль покачал головой.       — Нет, он выжил. Погиб отец, пытаясь спасти меня, защитить… А он… Слишком поздно вернулся из дозора. Эти трое уплыли, я был без чувств, и наше запечатление…       Его голос прервался, тонкие пальцы сжали руку Джестани с неожиданной силой.       — Оно разлетелось, как разбитая ракушка, — устало закончил Сиалль. — Связь прервалась… Через пару часов начался бой, последний бой той проклятой войны. Акаланте победил, я попал в город с другими пленниками. Его величество Кариалл был так великодушен, что после подписания мирного договора вскоре отпустил заложников даже без выкупа… Я долго болел, и король, всё узнав, приставил ко мне личного целителя. Господин Невис рассказывал, что нашел моего… Риаласа? Нет? Что ж, ничего уже нельзя было исправить — я понимаю. Риалас передал мне письмо. Что сожалеет и надеется на лучшее для меня. Что его запечатление оказалось не таким сильным, и он еще может найти другого избранного. Только видеться нам с ним больше нельзя — так говорят жрецы…       — Ублюдок, — выдохнул Джестани. — Какой же… он…       — Это запечатление, — просто сказал Сиалль, грустно улыбаясь. — Вы не представляете, что оно значит для нас, иреназе. Найти свою истинную любовь — лучшее, что может быть в жизни. А жить с тем, чью душу и тело теперь никогда не познаешь по-настоящему… В общем, я его простил. Только оказалось, что в Суалану мне возвращаться нельзя.       — И вас… вдобавок к этому всему сделали наложником?       — Вы так говорите, словно это плохо, — улыбнулся Сиалль гораздо мягче. — Господин Джестани, мне уже никогда не вступить в брак. А стать наложником наследника — великая честь. Другие добиваются её, как особой милости. Когда Алиэр женится, я буду обеспечен на всю жизнь. Захочу — останусь служить при дворце. Или заведу собственный дом в городе и буду свободен…       — Простите, — от всей души попросил Джестани, прижав другой рукой ладонь Сиалля. — Я не хотел напомнить вам о плохом.       Наложник кивнул, в свою очередь накрывая второй ладонью руку Джестани. На несколько мгновений они замерли, глядя друг другу в глаза, потом иреназе, словно смутившись, отвел взгляд, порывисто вздохнул и, торопливо попросив прощения, выплыл из комнаты.       И снова потянулись тоскливые дни. Сиалль больше не появлялся, тренировки Невис решительно запретил, и только малек салру, становившийся все забавнее, хоть как-то скрашивал Джестани скуку.       Рыжий, следовало отдать ему должное, вел себя тихо и услужливо. Старался угодить, чем-то порадовать, но Джестани хотел только одного: чтоб его не трогали. И его не трогали, даже не принуждая делить с принцем постель, чему Джестани радовался, понимая, что долго такая благодать не продлится. Ночами принц либо пропадал у наложников, либо подолгу крутился на постели, явно изнывая от желания, но не решаясь прикоснуться.       А еще через пару дней, явившись рано утром и о чем-то пошептавшись с Невисом, рыжий подплыл к постели, едва не лопаясь от таинственности.       — Поднимайся, — потребовал он. — Поплывем, прогуляемся.       — Вам прошлого раза не хватило? — вежливо осведомился Джестани, не шевелясь.       — Хватило, — обиженно буркнул принц и упрямо повторил: — Поднимайся, давай. Это будет особая прогулка. Отец разрешил! Ну что, тебя на руках понести?       — Только попробуй, — зло отозвался Джестани, нехотя отталкиваясь от ложа. — И куда мы поплывем?       — Увидишь.       В сапфировых глазах рыжего плясали веселые искорки. Кажется, он и вправду был рад, что Джестани сразу насторожило. Но охрана, сразу пристроившаяся позади, стоило им покинуть комнату, была спокойна и благодушна, значит, насчет позволения принц не врал. Джестани близнецы-охранники поклонились с небывалым прежде почтением, и он склонил голову в ответ.       В этот раз они выплыли совсем с другой стороны города. Джестани сидел на салту, уже привычно правя лоуром и понимая, что давно пора было проветриться. Или как это сказать про море? Прополоскаться? Он усмехнулся, радуясь ощущению свежести от обтекающей тело воды. Что ж, надо жить, пока ты жив.       Они все выше поднимались к поверхности, море светлело и теплело, и наконец Джестани почти коснулся макушкой поверхности воды. Рыжий обернулся, глянул тревожно, придержал салту.       — У тебя же амулет, — протянул немного растерянно. — Так, погоди… Дару, дай нож.       Охранник протянул тот самый нож серебряной рукоятью вперед, дождался, пока Джестани разомкнет кольцо на цепочке, но обратно брать не стал. Напротив, снял с пояса ножны и тоже подал. Подплывший Кари пояснил сжимающему рукой цепочку Джестани:       — Каи-на, не откажите принять на память. Мы с братом обязаны вам жизнью и честью. Такой долг неоплатен, но это семейный нож, память о родителе.       — Это слишком дорогая для вас вещь, господин Кари, — попытался воспротивиться Джестани, но огромная лапища охранника мягко сомкнулась на его ладони с ножом.       — Не обижайте нас, каи-на, — прогудел Дару. — Ради Троих, возьмите. Будь наши родители живы, они бы сами вас поблагодарили.       — Более достойных рук этому ножу не видать, — подхватил Кари, и Джестани, бережно вложив нож в ножны, прицепил их на пояс, учтиво склонив голову.       — Мое почтение ушедшим, пусть покоятся они в мире.       — От меня ты подарок вряд ли возьмешь, — сказал принц, молча следивший за разговором. — Но, может, и я чем порадую? Поднимайся наверх и плыви за мной. Дару, Кари, останьтесь здесь.       Он тронул салту, вылетая из воды, и Джестани поднялся следом. Ветер! Морской соленый ветер ударил так, что Джестани захлебнулся им, вдыхая с упоением, пьянея от счастья просто подставить лицо солнцу. Здесь, наверху, был такой ликующий солнечный день, что глаза наполнились слезами, которые Джестани упрямо смахнул и опять прищурился в небо, прекраснее которого ничего не видел. Салту резал воду, не уходя глубже, рыжий оказался рядом, улыбаясь широко и счастливо.       — Правь за мной, — крикнул он, показывая рукой. — Туда, к острову!       Остров? Джестани слегка пригнулся, разворачивая салту. Не больше, чем в лиге от них действительно темнел небольшой остров. Суша! Настоящая суша! Джестани хлопнул салту по носу, посылая вперед. Рыжий мчался рядом, но перед самым стремительно выросшим берегом придержал зверя.       Золотой песок, деревья… Джестани соскользнул с салту в воду, поплыл вперед. Рыжий последовал за ним, немного задержавшись, но быстро догнал. Греб он одной рукой, другой придерживая какой-то ящик. Так, вместе, они вплыли в чистейший залив, глубоко уходящий в сушу узким полумесяцем. Джестани замер на мелководье, обернулся к рыжему, спрашивая взглядом.       — Иди, — пожал плечами тот. — Отец разрешил нам пробыть здесь весь день. Я пока поплаваю, а ты отдыхай, грейся на солнце. Вот, возьми.       Он протянул Джестани матросский сундучок, тщательно промазанный смолой.       — Что это? — тихо спросил Джестани, принимая ящик.       — Увидишь, — довольно фыркнул рыжий. — Я неподалеку буду. Понадоблюсь — просто крикни.       — До самого вечера? — переспросил Джестани.       Рыжий кивнул, отплывая. Джестани поставил сундучок на берег, выбрался следом. Отойдя немного, оглянулся. Рыжая голова качалась на волнах шагах в сорока от острова, рядом показался плавник салту.       Вытащив нож, Джестани торопливо вскрыл сундучок, изнемогая от любопытства. Богатство! Истинное сокровище, цену которому поймет лишь тот, кто не один десяток дней мок в подводном царстве и ел водоросли с сырой рыбой. Кожаный мешочек с огнивом и сухим трутом. Бутылка вина, залитая сургучом. Увесистый ломоть нежнейшей даже на вид ветчины и круг копченого сыра. Пяток наливных яблок, несколько пресных лепешек, кольцо залитой для сохранности жиром копченой колбасы и какой-то сверток, тоже с пятнами жира. Джестани развернул промасленную салфетку и потянул носом. Сырники! Обычные сырники, которые он столько раз таскал с храмовой кухни, да и после частенько заказывал в трактирах, куда бы ни занесла работа. Ох, да захоти рыжий ему что-то подарить, лучше бы и придумать не мог. Как только измыслил? Или это не он?       Поднявшись на ноги, Джестани огляделся. Здесь, на берегу, солнце сияло вовсю, но чуть дальше на песок уже падала тень леса. Наверняка там найдутся сухие ветки! И точно, нашлись. И ветки, и несколько стволиков упавших деревьев, и вдоволь мха. Похоже, островок был в той части моря, куда людям заплывать заказано. Чувствовалось, что человеческая нога не ступала сюда уже давно: птицы не боялись людей, косясь на Джестани с веток, из кустов выглянула любопытная мордочка какого-то зверька вроде белки.       Набрав веток и мха, он вернулся на берег, быстро развел костер. И растянулся рядом на песке, бездумно глядя в веселое золотое пламя. Огонь! Простой огонь, доступный на земле любому бедняку, лишь нашлась бы кучка веток или соломы. И такая роскошь, если лишен его…       Налюбовавшись и отогревшись, Джестани отгреб немного углей, насадил на прутик порезанную на куски ветчину. Сильно зажаривать не стал, лишь протомил до золотистого цвета и дурманного запаха. Сыр поджарил сильнее, до хрустящей корочки. Вскрыл вино и достал из сундучка примеченные стаканы. Три глиняных стаканчика, плотно входящие друг в друга, чтобы сберечь место, которого вечно не хватает в матросском сундучке.       Интересно, кто же собирал ему такой гостинец? Явно это делали на суше. У иреназе есть люди везде, стоит вспомнить хотя бы алахассца, с обидной легкостью умыкнувшего Джестани из трактира. Больно царапнула тоска по утерянным навсегда мечам… Что ж, все равно они бы в море не пригодились.       Плеснув в стакан вина, Джестани пригубил густую благородную влагу. Вино кто-то выбирал от души, не пожалев старого турансайского. А может, просто иреназе велели положить лучшего? Хорошее вино, только пить такое в одиночку — грех.       Раньше он бы непременно окунулся в воду перед едой, но теперь море надоело настолько, что каждое мгновение на суше казалось непредставимо приятным. Джестани еще понежился на горячем песке, поворачиваясь то на спину, то на живот, потом, заложив руки под голову, долго глядел на облака, чинно плывущие куда-то. Может, даже в Арубу. Вот бы послать весточку в храм! Хотя не стоит. Похвалиться-то ему нечем. Но если прав король иреназе, и Торвальд действительно продал Джестани, это должны узнать дома. Узнать, чтобы ни один жрец Малкависа по доброй воле больше не ступил на земли Аусдрангов. Ни за какую плату! Храм ценит своих детей, и предавший одного из них теряет право вверять жизнь жрецам храма не только для себя, но и для своих потомков.       Надломив сырник, Джестани с наслаждением прожевал чуть солоноватый ароматный творог, рот мгновенно наполнился слюной. Ветчина уже пахла так, что с ног сшибало, сыр вторил ей, как опытный подголосок главному певцу. Поколебавшись, Джестани вздохнул. Ну не звать же к костру охранников, попросив принца пока поплавать? Еды все равно куда больше, чем он съест за целый день…       Выйдя на край берега, Джестани приставил ладони ко рту и крикнул:       — Эге-гей! Сюда!       И когда в залив стремительно вплыл принц иреназе, жемчужно белея в прозрачной воде гибким телом, расстилая по спокойной глади яростное золото волос, безмятежно пояснил:       — Не затруднит ли ваше высочество позвать и Дару с Кари? Или иреназе не едят пищу людей?       — Едят, — ошалело отозвался принц, хлопая мокрыми ресницами, на солнце золотящимися так же ярко, как волосы. — А ты точно не хочешь побыть один?       — Хочу, — усмехнулся Джестани. — Вот поедим — и можете плавать дальше до вечера. Пока я на солнце погреюсь и по лесу погуляю. Но лопать в одиночку, когда могу накормить кого-то, я не умею, уж простите. Так позовете охрану? Ваше высочество...