Море в твоей крови

      Алиэр осторожно положил книгу на ложе, чтоб не щелкнула толстыми страницами, повернулся набок. Всмотрелся в смуглую спину лежащего на животе человека. Тот спал, разметавшись по ложу, даже во сне отвернувшись, спрятавшись. А хотелось провести рукой по нежной золотистой коже, такой тонкой, гладкой, горячей…       Алиэр сглотнул, отводя взгляд. Невис говорит, что уже можно, все зажило, но как, если в черных, как Бездна, глазах только холод и отчуждение. И остров не помог. Да, Джестани улыбался, разливая вино, которое близнецам пришлось пить из одного стакана, и угощал иреназе едой с земли, явно наслаждаясь ею сам, и рыжий, как волосы Алиэра, огонь плясал на ветках совсем рядом с кромкой берега, бросая отсветы на его лицо и обнаженное до пояса тело. Но улыбались только губы, а потом его человек отводил взгляд, без лишней спешки, но каждый раз, как Алиэр пытался встретиться с ним глазами. И было ясно, что все зря.       Пошевелившись, Джестани что-то проговорил во сне, вскинувшийся Алиэр прислушался, но дыхание спящего снова стало ровным и тихим. Да, сам виноват. Быть обязанным жизнью тому, кого смертельно обидел — это ли не шутка богов? Еще более подлая шутка, чем нечаянное запечатление. Ведь не простит.       И уж точно делу не поможет, что кровь закипает, стоит представить, как сжимаешь в объятиях это гибкое сильное тело, такое совершенное каждой линией и движением. О да, поначалу в воде двуногий казался неуклюжим, но потом Алиэр узнал цену этой скупости движений, как узнали ее, на свою беду, сирены-убийцы. А на острове, когда Джестани, поднявшись, ушел в лес за дровами и вернулся с охапкой веток, сбросив их к костру, у Алиэра в глазах потемнело. Здесь, в родной стихии, человек был похож на салру: лениво-спокойного в движениях, но за этой мягкой ленцой крылась быстрота и точность короля морских хищников. Он был таким, какого у Алиэра никогда не было! Живым, горячим, искренним в ненависти и отважным перед неминуемой смертью. Ни капли лжи и жадности, ни тени желания прицепиться к принцу иреназе, как рыбка-чистильщик к салту…       В горле встал плотный горький комок. Алиэр осторожно двинулся еще чуть ближе, изнывая от томительного жара внутри. Может, попробовать? Приласкать сонного, разнежить поцелуями и ласками… Он протянул руку, почти коснулся темного плеча — и отдернул пальцы. Кого он обманывает! Никогда гордый жрец-воин не простит своего насильника. Как бы ни хотелось поверить в обратное.       Оттолкнувшись хвостом от ложа, Алиэр выплыл в коридор, поискал взглядом неизменную тень охранника. Кари — сегодня на страже стоял он — торопливо подплыл и поклонился, ожидая указаний.       — Зови брата, — хмуро сказал Алиэр, — поплывем в город.       И вернулся в комнату, чтобы надеть пояс. Вот, он даже охрану перестал допекать! По правде говоря, и не стоило, наверное. Близнецам тоже мало радости везде за ним таскаться, да еще не имея права огрызнуться или не выполнить приказ. И с равниной получилось глупо. Но почему этот двуногий вечно оказывается прав? Потому что он жрец? Как он находит самые острые слова, бьющие точно в цель? Слова, от которых хочется кричать в ответ или ударить в наглое бесстрашное лицо, но руки опускаются, потому что понимаешь — прав. Если бы Алиэра не понесло на равнину, сирены бы их там не застали.       — Уходишь? — донесся ясный, ничуть не сонный голос от ложа.       — Уплываю, — зло бросил Алиэр, понимая, как глупо выглядит эта придирка. — Это вы, люди, ходите.       — Еще и ногами, — с ленивой насмешкой подтвердил Джестани. — Даже двумя… Когда вернешься?       — Тебе-то какая разница? — круто развернулся к нему Алиэр, едва сдерживаясь, чтоб не разозлиться всерьез. — Чем дольше меня не будет — тем лучше, верно?       — Да, — спокойно сказал человек, садясь на ложе, и от этой ясной простоты злость куда-то пропала, вытекла.       Действительно, чего он ждал? Вранья, что тот сожалеет и ждет его, Алиэра, возвращения? Так пора бы понять, что жрец-воин не лжет и не боится. Вот так, на самом деле! И прав был отец, говоря, что ложь для трусов, истинно прав.       Алиэр застегнул пряжку плотного кожаного пояса с карманами и кольцом для ножен, откинул на спину еще с утра заплетенную косу.       — Вечером вернусь, — сказал устало, чувствуя, как пламя желания внутри не гаснет, но утихает, спрятавшись под серой тусклой золой.       Да что же этот огонь из головы не идет, все мысли о нем. Алиэр и костер-то видел всего несколько раз в жизни, и то издалека, но когда Джестани в сумерках сидел у огня, освещенный отблесками пламени, протянув к нему сильные, но изящные ладони с длинными пальцами, Алиэр из воды молча любовался им и страшился. Вот встанет — и уйдет в темный ночной лес, куда ни один иреназе не доберется. Глупо, конечно, куда ему деваться с острова, а потом все равно найдется способ вытащить, но вдруг? И тут же становилось горько, потому что ясно ведь: было бы куда сильному и смелому человеку уйти — сбежал бы от Морского народа, как от величайшей беды. А так… На клочке суши посреди моря — словно салру в клетке. Только не приручить. И когда встал и пошел к морю, оглянувшись на угасающее пламя с такой тоской, будто возлюбленного покидал, Алиэра накрыла волна боли и желания отпустить, открыть проклятую клетку, пусть убирается куда угодно, лишь бы не мучился так. Будь ты проклято, запечатление!       Алиэр молча доплыл до загонов салту, оседлал своего, подождал немного, пока Дару с Кари управятся с седлами, и тронул зверя лоуром. Выплыв из дворца, сразу поднялся выше, оставив улицы далеко внизу: видеть никого не хотелось. И в город-то отправился, чтоб отвлечься от тяжелых дум, но прогулка еще сильнее напомнила лишнее. Как он чудесил под гарнатой, к примеру!       Вздохнув, Алиэр повернул салту к восточной стороне, в храмовые кварталы. Отец говорит: не знаешь, что делать — сделай что-нибудь нужное. А что ему сейчас нужно больше всего? Разорвать запечатление. Притом он обещал Сиаллю помощь храмовых мастеров, но совсем забыл — столько всего случилось после того разговора. Вот и поймает двух маару одной сеткой…       — Ваше высочество! Какая честь для нас!       Встретивший его во дворе храма старший жрец, имя которого Алиэр с трудом припомнил, поклонился так низко, словно решил перевернуться хвостом вверх, да передумал в последний момент.       — Чистой воды, амо-на Корасиль, — вежливо отозвался Алиэр, соскальзывая со спины салту. — Не отвлеку ли от важных дел?       — Будь этот день последним в моей жизни, и то подарил бы его вам! — всплеснул жрец руками, кланяясь снова. — Что угодно тир-на?       — Угодно узнать, скоро ли ваши мастера выполнят королевский приказ? И еще кое-что, но об этом чуть позже.       — О, конечно, — радостно отозвался Корасиль, расплываясь в улыбке, которая на его худом костистом лице смотрелась так, словно улыбнуться решила рыба-нож. — Прошу вас внутрь, в мастерские. Вы все увидите сами! А эти господа…       — Моя охрана, — бесстрастно сказал Алиэр и добавил: — Приказ его величества.       — Но мы никого не пускаем в мастерские, — растерялся Корасиль. — Только для вашего высочества можно сделать исключение.       Алиэр беспомощно оглянулся на близнецов. Не хватало еще при жреце поспорить с каменноголовым Дару! Но старший из охранников, к удивлению Алиэра, тоже спустился с салту.       — Мы подождем его высочество там, где дозволено. Как можно ближе, — уронил он.       — О… — задумался жрец, но тут же снова улыбнулся. — Это можно! Вы останетесь в мастерских дальнего круга. Хотя, право, что может случиться с его высочеством в храме?       Близнецы, похоже, думали иначе. Алиэр видел, как настороженно они озирались, вплыв под роскошно высокие своды, и как тревожно держались в коридорах, пока Корасиль пыжился от гордости за все, что показывал Алиэру по дороге.       — Вот это мастерские, где лечат больной жемчуг. Самая тусклая жемчужина засияет, словно только что из материнской раковины. А это — лекарские покои. Даже господин Невис некоторые снадобья заказывает у нас. Вот, взгляните, там — библиотека. Самое большое собрание книг в Акаланте…       Алиэр послушно смотрел, учтиво любовался и восхищался, разглядывал мозаику в коридорах и залах, где они проплывали, а храм казался бесконечным, пока легкий шум в ушах не оповестил, что они опустились глубоко вниз.       — Вот, здесь вашей… свите будет удобно, — извиняющимся голосом сказал Корасиль, вплывая в очередной зал. — Самые сложные зелья и эликсиры мы варим в особой мастерской…       Близнецы, закаменев лицами, остались позади, а Алиэр вплыл за жрецом в узкий коридор, удивляясь, почему бы не пустить сюда и его охрану. Выпьют они эти зелья, что ли? Коридор свернул круто вниз, потом вверх, и изумленный Алиэр высунул голову из воды, оказавшись в воздухе.       — Зелья, что здесь готовятся, нельзя смешивать с водой, — объяснил подплывший сзади жрец. — Вы не представляете, ваше высочество, какая сложная система насосов здесь стоит и как трудно было наполнить эти покои воздухом. Прошу, следуйте дальше!       Следуя за жрецом, Алиэр проплыл неглубоким каналом дальше, в огромный зал, даже больше того, в котором остались близнецы — и онемел от восхищения. Повсюду из воды, заполняющей примерно четверть высоты зала, поднимались небольшие островки. Алиэр пригляделся к ближайшему, гребках в пяти от себя: какие-то большие блестящие шары и трубки, поднимающийся в воздух дымок, что втягивался в большую воронку, укрепленную над островом, язычок огня… Темноволосый иреназе с плотно уложенной в высокий узел косой работал у острова спиной к Алиэру, только видно было, как торопливо мелькали руки, смешивая что-то, наполняя и переставляя разноцветные сосуды. Еще с дюжину жрецов маячили у своих островков. Кто-то из них поднял голову, глянув на Алиэра, но тут же снова вернулся к работе.       — Вот, ваше высочество, — с понятной гордостью сказал Корасиль. — Редко где можно увидеть такую мастерскую. Разве что в Суалане есть, да и то поменьше. Искусники храма Троих — подлинное чудо.       — И правда — чудо. Но разве запечатление можно… — Алиэр замялся, не зная, как выразиться.       — Растворить эликсиром? — пришел на помощь жрец. — Очень сложно, ваше высочество, но можно. Пока вы были больны, мы взяли образцы крови и уже долгое время трудимся над ними. Вы вовремя пожелали узнать о наших стараниях, тир-на! Через десятидневье эликсир будет готов.       — Как… десятидневье?       Алиэру показалось, что он ударился о скалу, как на охоте. Даже дыхание перехватило.       — Не к холодам? — беспомощно уточнил он, сам не понимая, отчего вдруг теплая вода вокруг стала такой зябко-неласковой.       — Управимся раньше, — расплылся в отвратительно-радостной улыбке Корасиль. — Некоторые ингредиенты — огромная редкость, но мы раздобыли их, исполняя приказ его величества, да продлятся его дни и ночи.       Он смотрел намекающе, и Алиэр, соблюдая правила знакомой игры, тоже растянул губы в любезной улыбке, выдавив:       — Я расскажу отцу о ваших стараниях. Благодарю, амо-на, милость королевского дома пребудет с вами. Значит, десятидневье? А расторжение связи — это не опасно?       — Ваше высочество! — снова всплеснул руками жрец. — Как вы могли подумать, что мы рискнем вашей драгоценной жизнью? Уверяю, приказ его величества исполнен в точности, эликсир совершенно безопасен.       — А… двуногий? — как мог равнодушно поинтересовался Алиэр.       Почему-то здесь называть Джестани человеком, а уж тем более по имени, совершенно не хотелось. Что-то цепляло и кололо в словах жреца, как острые камешки, скрытые мягким песочком прибрежного дна.       — Все в соответствии с приказом! — истово поклонился жрец. — Не беспокойтесь! Хотите взглянуть на эликсир?       — Можно? — все равно что-то было не так, и Алиэр решил потянуть время, вдруг удастся что-то сообразить.       Радостный Корасиль повел его к столу у самой дальней стены, и проплывая между островками, Алиэр чувствовал любопытные взгляды, но то ли жрецы опасались его спутника, то ли отвлекаться от работы им было нельзя, но никто даже рта не открыл, чтоб его приветствовать.       Потом ему показали эликсир — кроваво-красную густую жидкость, бурлящую в запаянном стеклянном шаре с отведенной трубкой. Пар над жидкостью собирался в облачка и каплями оседал на устье трубки, а оттуда капли скользили в крошечный черный фиал. Это было красиво и немного зловеще, Алиэр снова почувствовал, как по спине холодом пробежало беспокойство.       — Вы прекрасный мастер, — сказал он молодому жрецу, и русоволосый некрасивый паренек покраснел от похвалы.       — Скажите, — вспомнил Алиэр, — а можно ли вернуть способность к запечатлению, если она была утрачена?       — Утрачена? Как?       — Я не о себе спрашиваю, — поспешно сказал Алиэр, видя, что Корасиль прислушивается к разговору. — Один из моих наложников года три назад был взят в плен на войне с Суаланой. С ним обошлись… жестоко. Очень жестоко.       — Ваш наложник был запечатлен… сразу несколькими? — жрец покраснел еще сильнее, но, кажется, понял, в чем дело.        Алиэр молча кивнул. Что тут можно было сказать? Только устыдиться, что сотворившие такое с Сиаллем были из Акаланте.       — Сло-о-ожно, — в раздумье протянул паренек. — Но это так интересно! Я бы с удовольствием попробовал! Если амо-на Корасиль…       Он бросил виноватый взгляд на старшего жреца, и тот улыбнулся с неизменной любезностью:       — Конечно, можно. Как только выполнишь заказ его величества, так и попробуй. Ах, тир-на Алиэр, вы так благородны! После вашей свадьбы несчастному будет нелегко найти супруга без запечатления…       Он сокрушенно покачал головой, и Алиэра едва не стошнило от липкой сладости слов и улыбок почтенного амо-на. Младший, для которого искалеченная судьба Сиалля была просто интересной задачкой — тот хотя бы не лицемерил.       — Что вам нужно для этого? — хмуро поинтересовался он у парнишки.       — Немного крови, — начал перечислять тот, загибая пальцы, — прядь волос, слюна и семя. Вот если бы можно было найти выделения тех, кто его…       — Я бы их с удовольствием нашел, — зло буркнул Алиэр. — И целиком пустил… на выделения. Только…       Договорить он не успел. На острове в дюжине гребков от них что-то грохнуло, вспыхнуло, жалобно вскрикнул жрец. Корасиль с необыкновенной прытью рванул туда, и Алиэр понял, что вот он — момент, посланный богами! Потому что льстивый жрец так и не сказал определенно, что эликсир безопасен для обоих.       — Скажите, амо-на, — с равнодушной учтивостью обратился он к явно польщенному таким обращением юноше. — А если варить эликсир подольше, он станет безопасным?       Сердце замерло, потом стукнуло раз, другой, Алиэр осторожно выдохнул, сохраняя скучающе-бесстрастное выражение, и юный жрец попался.       — Нет, что вы, — отозвался он с явным сожалением. — Сама природа эликсира этого не позволит. Не беспокойтесь, ваш запечатленный не будет мучиться. Ну, может, поначалу… Но у нас есть прекрасные яды — он просто уснет.       — Ах, вот как, — услышал Алиэр свой голос будто со стороны. — Это хорошо, конечно. Благодарю, амо-на…       — Виалас, — поклонился парнишка. — Всегда к услугам моего принца.       — Виалас, — повторил Алиэр. — Я запомню ваше имя. Если сможете помочь моему наложнику, благодарность будет поистине щедрой, амо-на Виалас.       Вовремя он заговорил о Сиалле. Корасиль уже возвращался от неудачливого острова, где суетилось несколько иреназе. Бросив мгновенный подозрительный взгляд, старший жрец умело оттер Виаласа плечом, оказавшись между ним и Алиэром.       — Все приказы вашего высочества будут исполнены в точности, — заверил он.       — Не сомневаюсь, — улыбнулся Алиэр, удивляясь, как легко и любезно у него это вышло — сквозь кровавую муть ярости перед глазами. — Думаю, можно возвращаться?       Они выплыли в изогнутый коридор, и в тот момент, когда коридор повернул, Алиэр рванул жреца за плечо, притиснул к стене, навалившись сверху, и яростно прошипел:       — Ну, а теперь правду. Этот эликсир его убьет? Кто приказал?       — Ваше высочество! — глаза жреца наполнились ужасом. — С чего вы…       — Слушайте, Корасиль, не играйте со мною, — улыбнулся Алиэр, и от этой улыбки жрец попытался еще сильнее вжаться в стену. — Я сейчас поплыву к отцу и скажу, что вы мне проболтались. Это будет почти правда, вы сказали достаточно, чтоб я заподозрил неладное. И гнев королевского дома падет на вас с двух сторон — обещаю. А я куда злопамятнее отца. Говорите! Быстро и честно! Что будет с двуногим, и кто это приказал?       — Ваш отец, — прошептал жрец, мучительно кривя рот и закатывая глаза. — Пощадите, ваше высочество! Я лишь выполнял…       — Что он приказал? — не повышая голоса, спросил Алиэр, в точности копируя отцовский тон, которым он разговаривал с действительно провинившимися.       — Сварить эликсир, — покорно всхлипнул жрец. — Безопасный для вас. Поймите, мы не можем спасти обоих! Надо выбрать, обязательно! Кто-то из двоих непременно должен умереть, иначе ничего не выйдет.       — Понятно, — усмехнулся Алиэр непослушными губами. — Вот что, Корасиль, забудьте, что вы мне наговорили. Вам ведь было велено молчать? Вот и молчите. Никто вас ни о чем не спросит, если сами не решите донести. Но тогда — обещаю — жизни вам в Акаланте не будет.       Отпустив покорно кивнувшего жреца, Алиэр брезгливо сполоснул руки. Поплыл вперед, к выходу, оставив Корасиля позади бормотать что-то и клясться, что он никогда, ни за что… Покинув коридор, кивнул охранникам и, не останавливаясь, поплыл дальше. Не хватало еще, чтоб кто-то из близнецов почуял неладное и бросился к отцу.       Мысли путались. Алиэр молча взмыл в седло, с трудом сдержал злой удар лоура — зверь ни при чем — и пустил салту к дворцу.       Вот, значит, как отец решил спасти его от запечатления! Разорвать связь ценой жизни Джестани, чтобы Алиэр запечатлел милого красавчика из Карианда. Королевской крови, прекрасно воспитанного, готового быть покорным и любящим младшим супругом! Того, кто непременно сделает Алиэра счастливым! Как мог отец — так?! Злость душила так, что Алиэр пригнулся почти к самой спине салту, давясь комом в горле. А Джестани! Отец обещал отпустить его с наградой! Хороша награда! Но подумаешь — один человек пропадет в морских глубинах, его и так на земле никто не ждет. За него заплачено!       Алиэр с силой втянул воду, не желая успокаиваться, пьянея от собственной ярости. Да, он и сам поступил — хуже трудно придумать. Но можно, оказывается! Потому что он мучил человека, но никогда бы не предал, не обрек на смерть так спокойно и подло. Что же делать?       Вдалеке уже показались башни дворца, но туда сейчас было нельзя. Слишком он зол, не удержится — кинется к отцу и все только испортит. Нельзя, ни в коем случае нельзя показать, что ему все известно.       Алиэр заложил крутой поворот, снижаясь к улице. Там, внизу, у лучшей оружейной лавки города виднелась хорошо знакомая копна светлых волос и оседланный салту рядом.       — Эруви! — окликнул Алиэр сверху, еще только спускаясь. — Чистой воды!       — Алиэр! — обернулся к нему тот, просияв улыбкой. — Давно не виделись.       — С охоты, — кивнул Алиэр, — а до этого еще дольше. Что-то присмотрел?       Он и сам не знал, что вдруг швырнуло его вниз, к тому, кого он всегда считал только другом, хоть и ловил порой тоскливые взгляды. Но Эрувейн был другом и Кассандру тоже, потому никогда не пытался встать между ними, а потом, когда Кассандра не стало, он оказался чуть ли не единственным, кто не решил, что вот теперь, когда Алиэр свободен, пришло время открыть охоту. Остальных будто краб за хвост прищемил — так они кинулись увиваться вокруг. И это было до того тошно, что Алиэр напоказ все больше проводил времени с Эрувейном, по молчаливому уговору прикрываясь им от хищников вроде Деалара.       Теперь же все изменилось: Алиэр сдуру связал себя с человеком, а Эрувейн… У него ведь свадьба скоро. Алиэр поискал в себе зависть или обиду, но понял: он действительно рад за Эруви. Уж если кто и заслужил счастье, то он.       — Да вот, подарок ищу, — снова ясно и счастливо улыбнулся Эрувейн. — Даголар любит оружие…       — На обручение? — уточнил Алиэр, недоумевая. — Или на свадьбу?       Обручение у них вроде давно прошло, а на свадьбу принято обмениваться украшениями, но уж никак не оружием.       — Нет, — беспечно пожал плечами Эрувейн. — Просто так. Порадовать хочу. А ты…       Алиэр почувствовал, как теплеют щеки. Его запечатленный если и возьмет подарок, то разве для того, чтоб на сеть вместо грузила навязать. Или как с теми браслетами… Но ведь Алиэр и не пытался! А теперь не о подарках думать надо, а как спасти.       — Я в храме был, — сказал Алиэр, не желая врать. — Хорошая мысль, кстати, про подарок.       Он повернулся к прилавку, за которым седовласый оружейник терпеливо ждал, пока благородные покупатели наговорятся. Кинжалы, охотничьи ножи, наконечники для копий… Алиэр рассеянно перебирал золотые и серебряные рукояти, клинки прекрасной ковки, украшенные драгоценными камнями ножны. Понравилось бы Джестани что-то из этого? Он носит простой нож, полученный от близнецов…       — Эруви, — сказал Алиэр, помолчав и сглотнув горечь, сегодня так и не желающую покидать его горло. — Ты счастлив?       — Ох, Аль, — отозвался тоже через пару вздохов тот, — я и не знал, что можно быть таким счастливым. Даголар, он такой…       Эрувейн замолчал, смущенно и мечтательно улыбнувшись, и показалось на миг, что лицо его сияет изнутри тихим нежным светом, подобно озаренному рассветом морю.       — Хорошо, — от чистого сердца сказал Алиэр. — Я рад, Эруви. Ему повезло с тобой.       — Разве тебе повезло меньше? — Эрувейн тряхнул копной светлых косичек, лукаво улыбнувшись, пока его пальцы словно сами по себе гладили богатые, но изящные ножны, усыпанные бирюзой и жемчугом. — Я видел твоего избранного, он замечательный.       — Да, — старательно улыбнулся Алиэр. — Джестани хорош, правда?       — Не то слово! Немудрено, что ты влюбился, Аль. И я тоже очень, очень рад!       Оставив в покое ножны, Эрувейн положил ладонь на руку Алиэра, заглядывая ему в глаза. И ни тени прежней тихой зависти к более удачливому сопернику не было больше в этом взгляде. Алиэр молча возблагодарил богов, что ни разу не поддался искушению уложить влюбленного тихоню и умницу Эруви на песок. Была ведь такая мысль, была… Сам же, мол, напрашивается! Как же хорошо, что не поддался! А так они расстанутся просто друзьями. И это чудесно, потому что теперь совершенно ясно, что надо делать. Спасибо, Эруви, ты опять меня спас. Теперь от самого себя.       — Эруви, — попросил Алиэр, вытаскивая из груды ножей что-то необычное. — Можешь кое-что для меня сделать? Только тихо, как раньше.       Охранники плавали чуть поодаль, им слышно не было, и Алиэр почувствовал знакомый сладкий холодок ужаса, когда все уже решено, однако остановиться еще не поздно и все равно знаешь — не остановишься.       — Как скажешь, — удивленно пожал плечами Эрувейн. — А что?       — Сегодня ночью оставь мне у больших садов оседланного салту? Хочу с Джесом кое-куда сплавать без охраны.       — О-о-о, — протянул Эрувейн, откидывая косички на спину и явно едва сдерживаясь, чтоб не рассмеяться. — Вам дворца мало? Ладно-ладно, — заговорил он тише, — сделаю, конечно. Привет своему избранному передай.       — Обязательно, — кивнул Алиэр. — Смотри, а ничего?       Он покачал на ладони длинный охотничий нож, изогнутый, как плавник салру. Серебристое лезвие с травленым узором, очень простая, но удивительно хваткая костяная рукоять…       — Да! — выдохнул Эрувейн восторженно. — Аль, уступи!       — Не уступлю, — рассмеялся Алиэр, чувствуя, как поднимает и уносит его сомнения волна отчаянной пьянящей легкости. — И не проси! Господин Мирис, пришлите за деньгами во дворец.       Вложив клинок в бирюзово-жемчужные, облюбованные другом ножны, он протянул их Эруви.       — Держи. Хочешь — Даголару своему подари, хочешь — себе оставь.       — Аль, — покраснел Эрувейн, принимая клинок. — Зачем?       — Просто так, — беззаботно пожал плечами Алиэр. — Не забудь, ладно? Большие сады до полуночи.       И, подмигнув, прянул в седло салту, с места пустив его вверх.       Во дворец он, как и было обещано, добрался только вечером. Охранники наверняка удивлялись, какая медуза ужалила принца, но мысли держали при себе, послушно мотаясь за Алиэром по городу. Удивительно, как много можно успеть, если точно знать, что твое время вот-вот закончится. Ярость, поначалу слепившая и мешавшая думать, не ушла, но перетекла в холодную злую уверенность, что все задуманное — правильно.       Алиэр заглянул в квартал, где жил злополучный целитель, что лечил якобы больного Галифа, и узнал: тот еще луну назад умер, отравившись рыбой даус. Действительно, бывает. Если неправильно приготовить, редкое лакомство превратится в смертельный яд. Соседи целителя сокрушенно покачивали головами: какая неосторожность! Алиэр только кивнул, разворачивая салту — и эта нить оборвалась.       Потом он заглянул на Арену. Поговорил с мастером, обучавшим его зверей, проплыл по Арене, прощаясь. Гонок в этот день не было, Арена пустовала, и лишь несколько ездоков наматывали круги на молодых, судя по неровным рыскающим движениям, салту. Алиэр глянул издалека, вздохнул.       Еще, наверное, стоило заглянуть к Сиаллю. Но потом он подумал, что уж на это время останется, не случится же все сразу. Так что напоследок Алиэр проплыл по городу, удивляясь, как его могла раздражать повседневная суматоха на рынке и приветствия подданных. Он даже завернул к одному лотку и бросил на него монетку, подхватив ломоть листа курапаро и с удовольствием вонзив зубы в сочную сладковатую мякоть.       Но поздним вечером все же пришлось вернуться домой. В комнату Кассандра, которую он про себя уже отвык называть так, но не успел привыкнуть называть комнатой Джестани. Тот не спал, сидел у клетки, играя с мальком, изрядно подросшим за это время. Малек пытался выхватить небольшую рыбешку, которой Джестани водил у него перед носом. Делал он это напоказ лениво, но когда человек в ответ замедлял движения, тут же кидался вперед, разевая уморительно розовую зубастую пасть. Похоже, эти двое отлично понимали друг друга.       Алиэр повел плечами, сбрасывая усталость, подплыл к ложу, сказал в обращенную к нему смуглую спину.       — Как день прошел?       — Прекрасно, ваше высочество, — послышался равнодушный ответ.       — Это потому, что без меня, — сообщил Алиэр то, что и так было понятно, растягиваясь на ложе. — Иди сюда.       Спина едва заметно напряглась. Человек уже привычно оттолкнулся ногами от пола, поднимаясь вверх и подплывая к ложу, с бесстрастной настороженностью глянул на Алиэра. Алиэр взглядом указал на ложе рядом с собой, повернулся набок, придвинулся ближе к опустившемуся на постель Джестани. Протянул руку, медленно погладил плечо, именно такое горячее и гладкое, как ему постоянно представлялось.       — Невис говорит, уже можно, — уронил с тщательно рассчитанной небрежностью.       Человек молчал. Только смотрел поверх плеча Алиэра куда-то в стену черными, как застывшая лава, глазами, в которых не было совершенно ничего.       — Иди сюда, — повторил Алиэр, притягивая его ближе.       И сам замер, обняв за плечи не сопротивляющееся, равнодушно-покорное тело. Застыл, боясь шевельнуться и вздохнуть, потому что человек-то готовился к худшему, а Алиэр точно знал: вот это нежное, сильное и живое тепло под его ладонями — и есть все счастье, что насмешливые боги отмерили ему до конца жизни. Теперь уже ясно, что до конца.       — Я спросить хочу, — так же безразлично спросил он, уткнувшись взглядом в макушку с только начавшими отрастать серебристыми волосами. — Вот если бы мы встретились иначе… Ну, вдруг? Могло бы у нас выйти что-то хорошее, а?       — Не знаю, — помолчав, тихо отозвался его человек.       Пока еще — его. От этой простой мысли хотелось орать и бить кулаками в мозаичные стены, отгородившие их от всего мира, но Алиэр поймал поднимающуюся изнутри волну, обернув ее вспять и вглубь. Пусть вырвется потом — не страшно. Он как будто видел себя со стороны, удивляясь тому, что, оказывается, его — двое. Одному Алиэру до исступленной дрожи хотелось еще немного притянуть к себе своего запечатленного, слиться с ним, гладить и целовать упоительно желанное тело, с каждым толчком плоти в плоть наслаждаясь невиданным счастьем. И пусть это будет счастье на одного, разве не для этого существует запечатление? Раз боги отдали его иреназе, лишив людей, — им виднее. И будет целых десять дней и ночей блаженства, а потом… И тут Алиэр становился собой вторым. Потому что тот, второй, не считал, что десятидневье в постели — хорошая цена за то, чтобы сделать свою душу комком грязи. И разве отец не учил его долгу благодарности? Не говорил, что честь выше жизни? Да плевать на все! И на долг, и на честь! Джестани, его Джестани, ненавидящий его так же искренне и спокойно, как готов был отдать за него жизнь — разве он заслужил смерть?       — Вот и я не знаю, — усмехнулся Алиэр. — А хотелось бы… Ладно, собирайся.       Он оттолкнул недоуменно вскинувшегося человека, чувствуя, что на лице так и застыла маской злая усмешка.       — Собирайся, говорю, — повторил, всплывая с ложа. — Возьми нож, что ли… И плыви за мной.       — Ваше высочество ничего не хочет объяснить? — хмуро поинтересовался Джестани, даже не привстав с постели.       Вместо ответа Алиэр подплыл к стене, где раньше висела нарисованная на промасленной коже карта. Вынося вещи Кассандра, карту сняли, и теперь светлое пятно выделялось на стене, бросаясь в глаза.       — Обязательно объясню, — кивнул он, нажимая незаметный постороннему глазу выступ. — Только не здесь. Не дергай рычаг для слуг — бесполезно. Я его снаружи отключил. Не знаю, что здесь раньше было, но похоже на темницу для почетных пленников. Очень уж много полезных мелочей. Вот это, например…       Джестани приглушенно ахнул сзади.       — Нож возьми, — повторил ему Алиэр, оборачиваясь уже из темной дыры потайного коридора. — Если хочешь со мной. Или сиди здесь, тогда утром тебе откроют…       Получилось! Тихо, но зло ругнув сумасшедших хвостатых, человек бросился за ним, протиснувшись в уже закрывающийся плитой проем. Алиэр молча улыбнулся в темноте. Мало одного желания спасти этого ненормального, надо еще придумать, как это сделать.       — Держись за мной, — сказал он негромко. — Не бойся, все будет хорошо.       И поплыл вперед, сжимая в руке шар с туаррой.       Оседланный салту, как и было обещано, ждал их у больших садов. Недовольно поводя мордой, он упрямо старался скинуть упряжь, привязывавшую к столбу.       — Ничего, сейчас прогуляешься, — пообещал ему Алиэр, оглядываясь на подплывшего Джестани. В непроглядной тьме лишь туарра в руке Алиэра служила маячком.       — Куда теперь? — с ледяной злостью спросил его человек, и Алиэр пожал плечами, поправляя седло.       — Наверх, — сказал он честно. — Ты же хотел на сушу? Вот, боги тебя услышали.       — С ума сош…ли, ваше высочество?       — Ага, еще с первой нашей встречи, — глумливо усмехнулся Алиэр. — Вот как тебя увидел — так и обезумел, помнишь?       Поднял туарру повыше и процедил в окаменевшее лицо:       — Слушай внимательно. Клянусь Тремя и глубинными богами, что говорю правду. Хочешь — чем угодно поклянусь, если этого мало. Через десять дней будет готов эликсир, чтобы разорвать нашу связь. Я сегодня видел его в храме. Но вот незадача — выживет после него только один из нас. Угадай — кто?       — Догадался, — процедил Джестани. — И что?       — Тебе жизнь не мила? — удивился Алиэр, понимая, что легко точно не будет.       Теплая тьма ночного моря колыхалась вокруг, ласково обнимая их, маня прилечь на песок, отдохнуть, слиться в объятьях…       — Ваш отец хорошо умеет убеждать, — с бессильной яростью выпрямился Джестани. — Куда я денусь, если он велит взять в заложники кого-то из моих родичей по храму?       — А вот это не твоя забота, — пообещал Алиэр. — Не бойся, такого не будет.       — Вам-то что, ваше высочество? Вы же освободитесь, — тускло сказал Джестани, поворачиваясь и, кажется, собираясь вернуться к неприметному коридору, из которого они выплыли сюда.       Почему-то Алиэр не сомневался, что упрямый жрец и в полной тьме найдет дорогу.       — Что мне? — рявкнул он, догоняя уплывающего и грубо разворачивая его за плечо. — То, что если с эликсиром не выйдет, мы с тобой так и останемся связанными. Навсегда, понимаешь! Ты теперь каи-на, хоть и двуногий, вполне достойная партия. Двор тебя принял и полюбил, народ тем более полюбит. Если уж мои охраннички — и те у тебя с рук едят! И будем мы с тобой жить долго и счастливо! Ты — мечтая меня убить каждую ночь, а я — сходя с ума от того, что даже мечтать об этом не смогу: запечатление не позволит. Хочешь?       — Лучше сдохнуть, — хмуро отозвался человек. — Но если я уплыву, что с вами будет?       Дурак! Благородный, великодушный, сумасшедший дурень! Алиэр чуть не взвыл от восхищенной злости. Да уплывай же ты! Другой бы рванул на волю, подальше от такой мрази, а этот снова думает не о себе. Вот же… И опять до боли и безнадежной тоски стало жаль того, что никогда уже не сможет между ними родиться. Потому что если бы воин-жрец его полюбил, это было бы по-настоящему. Так, как он сейчас ненавидит.       — А ничего, — усмехнулся Алиэр. — Если ты будешь далеко, наши жрецы помучаются и придумают что-то еще. Они, твари ленивые, просто выбрали, что полегче.       Джестани смотрел недоверчиво, и Алиэр вдохнул побольше воды, позволяя вырваться наружу той волне злости и раздражения, что старательно гасил все это время. Вот теперь она была к месту, потому что иначе сил у него бы просто не хватило.       — А может, тебе понравилось? — сказал он с той же глумливой усмешкой. — Так ты скажи. Может, я зря переживаю? Поживешь у нас еще, привыкнешь. Кем ты был раньше? Бродягой без рода-племени, живым щитом. А теперь станешь законным супругом принца, а потом и короля. Даже спать со мной не так уж часто придется: наложников я распускать не стану. Разок в несколько дней подставишься — и наслаждайся жизнью дальше. Можешь даже своих наложников завести, я позволю.       — Замолчите, — тихо и ровно сказал Джестани, и в темноте Алиэр тем более не видел его взгляд, но не сомневался: вулкан вот-вот вырвется на волю.       — Ты дурак, — сказал он грубо. — Либо сдохнешь, либо мы оба сдохнем от злости друг на друга. Я тебе жизнью обязан, помнишь? Потому и отпускаю. Еще не хватало, чтоб ты потом вспоминал, как спасал мою шкуру.       — Не беспокойтесь, ваше высочество, не припомню, — ясным чистым голосом сказал Джестани, и Алиэр с испуганным восторгом понял, что вот как раз сейчас он точно на волосок от смерти. — Далеко до суши?       — Далеко, — буркнул Алиэр. — И один ты не доберешься — темно. Садись позади.       Больше они не сказали ни слова, пока изможденный бешеным заплывом салту не вылетел наверх. Джестани уже привычно рванул с шеи амулет, и Алиэр, перехватив его ладонь, отобрал аквамарин.       — Дальше сам, — сказал он, останавливая салту насколько смог близко от берега, в полосе прибоя. — И вот что, уезжай подальше от моря. У отца длинные руки даже на берегу. Не хочу снова тебя увидеть.       — Хоть в чем-то наши желания сходятся, — бросил Джестани, соскальзывая в воду.       И больше — ничего. Алиэр проследил за мелькающей в воде головой, до боли в глазах вглядываясь в белесое предрассветное море. Развернул салту обратно, отплыл подальше, подставляя лицо, грудь и руки холодному ветру, прежде чем опуститься в глубину. Хотелось промерзнуть до самого нутра, чтоб тело застыло и хоть немного отпустила ноющая боль — предвестник грозного жара. Джестани нет нужды тревожиться о заложниках. Разорванное запечатление убьет Алиэра куда раньше, чем король найдет в далекой Арубе подходящего заложника, похитит его, а потом снова доберется до запечатленного человека.       Алиэр сжал в ладони прохладный камешек кулона. Показалось, что тот еще хранит каплю чужого телесного тепла, но это, конечно, была глупость. Пусть не вернется. Пусть никогда не узнает, что Алиэр честно расплатился, насколько смог. Грядущей болью, потерянной жизнью, слабенькой надеждой если не на счастье, то хотя бы… на что? Он и сам не знал. Рассвет вставал над морем, такой невыразимо прекрасный, что дыхание захватывало. Может, потому что последний? И Алиэр досмотрел его до конца, пока золотой шар солнца не выкатился в радостно раскрашенное небо, озаряя море и пронизывая его ласковыми лучами. Любовался, вспоминая отблески огня в глазах и на лице своего человека. Там, примерно в десятке миль от берега, Алиэра, потерявшего сознание и плавающего рядом с растревоженным салту, и нашли.