Девятый Вал: Эпизод 1

Очнулась Аксонна оттого, что кто-то аккуратно, но очень настойчиво дергал ее за косу. Тело все еще адски болело, особенно щемило в груди, где пробили ее тело кинжал Кел-Аньета и Эгаллор, а уж навалившаяся подарком мигрень и вовсе заставляла ее скулить, точно пнутого щенка. Она скрючилась в позу эмбриона, вцепляясь руками в ноющие ребра, перетянутые бинтами, и стиснула зубы. Мало того, анфорка чувствовала смертельную усталость, придавившую ее к кушетке своей многотонной задницей, усталость, стремящуюся расплющить и так едва живую Радугу в кровавый блин. Хотя… Аксонна уже ощущала себя таковой. Новая, острейшая боль пронзила ее, как только она поняла: Алексиса и Элу больше нет. На внутреннем взоре словно железом выжгли образ улыбнувшегося в последний раз Алекса, перекошенное мукой лицо брата, оставшегося похоронить остатки ее кошмара... Ком в горле наконец рассосался, и анфорка издала полный отчаяния, бессилия и невыносимой боли вопль. По лицу потекли слезы, растравляя не успевшие зажить мелкие царапины на лице, и Аксонна неумело, продолжая сдавленно кричать, наконец разрыдалась. - Во имя Преисподней, ну ты и орать! Я на другом уровне-то был и то чуть не оглох! – послышался голос Десенакта; на плечо, слегка сжав, легла его рука. - Давай, успокаивайся, вот так… знаю, все и так не прекрасно… Аксонна с силой приложилась лбом о кушетку, на которой лежала, и завыла: - "Не прекрасно"?! Все гораздо хуже! Все просто вселенски ужасно! Алекс мертв, Элу мертв! Почему я жива?! Я завела вас сюда, в этот ад... - Аксонна… - слегка ошарашенно протянул фон Морт. - УБЕЙ МЕНЯ! – заорала Аксонна. Десенакт покосился на Ларанай, сидящую рядом в его шляпе, что была крохе явно велика. Мелкая оставила попытки устроить шляпу на голове так, чтобы не сползала на глаза, и пыталась что-то сделать с измочаленной в беготне и в драках косой Аксонны. - Что за шум? Кто орал? – всунулся в отсек кто-то еще. Аксонна скрипнула зубами: уже галлюцинации начались! Насколько он должна была сойти с ума от горя, чтобы начать слышать от кого-то голос Элу? - Мелкой совсем плохо, - ответил Десенакт, повернув голову к вошедшему. – А еще она думает, что ты погиб. - Ну, еще чуть-чуть, и она был бы очень даже права… Плюшик, - присел кто-то рядом, как и Десенакт, забравший пискнувшую Ларанай на руки, - все не настолько сумрачно, как ты думаешь. Да, Алекс и в самом деле погиб, это правда… но я жив. Правда же, ну погляди на меня... - Ты не мог выжить, - шмыгнула носом анфорка, пытаясь все же оставаться в здравом рассудке. – Ты устроил Нову, ты подорвал себя сам, это фактически невозможно, я-я читала, я знаю! - Да я и сам охренел, - усмехнулся Элу, поправляя на Ларанай шляпу Десенакта. – Я думал: все, вот она смерть, но… огонь, который я высвободил в Нове, меня не обжег. Более того, я сам каким-то образом стал огнем, стал огромным фениксом! Пламя не обжигало меня, а приятно грело, я впитал его в себя. А потом… потом я будто переродился. Раны не стало, даже рука зажила, вот! И у меня появились самые настоящие крылья, как у Десенакта или Эл Джи, только белые! Плюш, пожалуйста, посмотри на меня... Аксонна все-таки нашла в себе силы вздохнуть поглубже, подняла медленно лицо. Лишь вцепившись глазами в глаза брата, она торопливо тиранула лицо грязным рукавом, громко шмыгнула и, вновь взвыв, бросилась обнимать Элу, чуть не повисая на нем. Тот обнял сестру в ответ, чмокнул ее в висок и зашептал какую-то успокаивающую чепуху. Как? Почему? Неважно! Ненужно! Он тут, он жив. Он цел, он улыбается ей своей веснушчатой физиономией, он теплый и смеется, а это все, что ей нужно. Натискавшись вдоволь, анфорка снова потерла красные от слез глаза, снова пощупала Элу за щеки, чтобы убедиться, что он настоящий, и наконец села обратно на кушетку, игнорируя сердитый цокот медибота. - Говоришь, Элу, крылья у тебя появились после взрыва? – немного гнусаво спросила она, поглядев на Ларанай, шляпу на которой поправлял Десенакт. – Аж белые? - Ну да, - смущенно улыбнулся анфор и тихо фыркнул, когда маленькая, но шустрая этерианочка стала тянуть зашикавшего фон Морта за волосы. - Значит, у нас еще один Аватар? - потерла нос запястьем Аксонна. – Только вот чего? - Полагаю, Отваги, - высказал свое мнение Десенакт. – Самопожертвования. Пацан тебя сберечь просил. Да-да, Эннобили, я помню, что у вас есть имена, - ухмыльнулся фон Морт, поймав недовольный взгляд Элу. – И, наверное, хорошенько прибил Эндаймеса и Кел-Аньета. Если они выжили, то я… хе, я Изабеллу съем. - Она не будет рада, - усмехнулась Аксонна. - Хорошо, другую не менее мерзкую тварь выберу… Файксара, например. Не суть. - Я сильно сомневаюсь, что кто-либо из них погиб, - послышалось от двери. Аксонна попыталась улыбнуться наставнику, которого тоже была рада видеть, но Ларгентум - уже не окровавленный и избитый, но всё ещё бледный и как будто постаревший лет на пятьсот - даже не посмотрел на нее. - В умении выживать даже в самой беспросветной ситуации Тертаррилы, к сожалению, дают тысячу очков вперед любому из нас. Иначе мы их всех давно бы переловили. - Твой пессимизм имеет потрясающую силу, - проворчал Десенакт, садя Ларанай на плечи. - Пессимизм - это то, как оптимист называет реализм. Тебя Сэв к комму просит. - И подождать не может? - Десенакт. - Иду, иду, ладно, - бережно ссадил Ларанай в шляпе обратно на колени Аксонны Буран и вышел. Малышка помахала ему на прощание одной из лапок, улыбаясь. - Элу, будь так добр, сопроводи Аксонну до душа и помоги ей привести себя в порядок, - обратился теперь к Армагеддону Ларгентум. - Сделаем, - кивнул Элу. - Я и сама могу... - начала было анфорка. - Не можешь, - оборвал ее сталкер, разворачиваясь, и, хромая, тоже вышел. Аксонна собралась было нахмуриться, но в груди снова стрельнуло болью, отчего она невольно зажмурилась. Элу тревожно поглядел на нее, Ларанай ласково погладила анфорку по плечу. - Алекс, - тихо сказала Аксонна. - Он и правда не... - Да, - склонил голову Элу. - Мы уже сообщили в Азурекс. - У него была семья? - Насколько я знаю, нет. Вся его семья - это мы. Глаза снова обожгло горячей влагой, и Аксонна, сморгнув ее, крепко прижала к себе Ларанай. - Помоги мне встать, пожалуйста. Мне и правда надо хотя бы умыться. --- Почти весь путь домой малышка Ларанай провела в руках Аксонны или на плечах Десенакта, непременно в его шляпе. Фон Морт не возражал, лишь изредка отцеплял уж слишком крепкие лапки Лары от своей шевелюры, рогов или бороды, которые крохе были уж очень интересны. Ларгентум забрал малышку ровно на полчаса - вычистить наплетенную в ее голове Кел-Аньетом и Эндаймесом ментальную дрянь. Здесь было куда проще, чем с Аксонной, сидевшей рядом, чтобы кроха, ещё пугавшаяся изуродованного лица сталкера, не вырывалась: Ларанай, во-первых, была ещё очень юна, что делало ее психику и телепатическую архитектуру очень податливой, как глина, и за сим изменения было легко как внести, так и стереть, во-вторых, даже внесённые во взрослый разум настройки должны были закрепиться, чтобы продолжать работать. Ларгентум не стал придумывать ничего нового и просто откатил состояние Ларанай до момента, когда ее ещё не похитили. Он оставил память, но не повреждения. Аксонна очень хотела порасспрашивать об этом побольше, но сталкер после процедуры не пожелал разговаривать. Ирайдвар и Рунаран, не очень-то верившие в успех всей этой затеи, едва узнав, что их дочь жива, невредима и уже на пути к ним, побросали все свои дела и прибыли сразу в космопорт. Насколько поняла Аксонна, они погребли себя под тонной работы, чтобы не сойти с ума от страха. Такой подход она отлично понимала. - Лара! – закричала, едва увидев свою кроху на плечах Десенакта, спускавшегося по трапу «Призмы», Рунаран и протянула к ней руки. Ларанай в шляпе Десенакта запищала радостно, протягивая лапки к матери, и Аксонна, подойдя, аккуратно передала девочку кинувшейся к ней этерианке. Рунаран схватила дочь всеми четырьмя руками и крепко прижала к себе, нежно что-то воркуя. Маска ушла в пазы шлема, и ранжеры могли видеть лицо планетянки, залитое слезами счастья. Ирайдвар, подойдя к жене и дочери, тоже крепко их обнял. На нем тоже не было маски, и в огромных глазах тоже дрожали слезы. - Это стоит любых ран и болячек, - улыбнулся Элу, глядя на воссоединенную семью. – Изничтожить в мире хотя бы частичку горя. Аксонна грустно улыбнулась брату и обняла его, уткнулась лицом в плечо. Армагеддон нежно прижал ее к себе в ответ. Десенакт, которому Ирайдвар предложил вернуть шляпу, отказался и тоже все-таки улыбнулся. Ларгентум же смотрел куда-то сквозь покрытие посадочной посадки, сложив руки на груди. Он опять не закрылся, и Аксонна знала, о чем он думает. По его мнению, ничего не поменялось. Одно горе сменилось другим. Даже худшим. Ларанай была похищена, но жива, а вот Алекса уже не вернешь. Заказчики всегда платили крупную компенсацию, если кто-то из ранжеров, выполнявших миссию, погибал, но лично Серафиму было плевать хоть на десять, хоть на двадцать таких компенсаций. Лучший друг, почти брат, брат по оружию, тот, кому доверял как самому себе, больше никогда не улыбнется своей фирменной улыбкой, не попросит подобрать ему мелодию на старом пианино, не напомнит, как правильно говорится то самое террианское выражение… Сумбурный и беспокойный, ноющий, как отравленная рана, водоворот мыслей Ларгентума вдруг исчез, прервался, больно стегнул оборванным концом связи по вискам, и Аксонна вдруг ощутила на себе обжигающий, яростный взгляд сталкера. Не надо, говорил этот взгляд. Не делай этого больше никогда, это не твое. Она стыдливо опустила глаза. - Фенариус? Сталкер вскинул голову. Рядом стоял Ирайдвар, близнецы и Десенакт отошли попрощаться с Ларанай и Рунаран. Лицо этерианина все так же было открыто. - С вами все в порядке? – осторожно спросил посол. - Я… - Серафим провел ладонью по лицу, стряхивая наваждение. – Прошу прощения, выпал из реальности. Я что-то пропустил? - Ну, мы с Рунаран и Ларой хотели вернуться домой. Пока мы еще здесь, я бы хотел поговорить насчет оплаты, и… я понимаю, мы связаны лишь деловыми отношениями, но я хотел поинтересоваться: у вас что-то случилось? - На задании погиб мой близкий друг и товарищ, Алексис Миэлли, - стараясь избегать смотреть на Ирайдвара, произнес Ларгентум. – Эндаймес Тертаррил, ответственный за похищение Ларанай, убил его на моих глазах. Я... я все еще стараюсь принять этот факт. Этерианин какое-то время молчал, сияние в радужных глазах померкло. - Я сочувствую вашей потере. - Не стоит. Каждый ранжер может погибнуть, и это не что-то из ряда вон выходящее. Нужно воспринимать это… как что-то неизбежное, - опустил голову сталкер. – Оставим эту тему, Ирайдвар. А что касается платы, смотрите стандартный тариф и наценку за убитого. Ну что ж, это все потом. Сейчас вас ждет ваша семья, - все же постарался улыбнуться Серафим. – Не тратьте на меня свое время. Ирайдвар посмотрел на жену, разговаривавшую с Аксонной, и дочь, которая, сидя на руках матери, увлеченно махала отцу. Шляпа Десенакта теперь была величайшим сокровищем Ларанай, и она придерживала ее лапкой, чтобы не провалиться в тулью. - Вы правы. И знаете… мне кажется, одних кредитов, чтобы отблагодарить вас, недостаточно. Я найду способ еще как-нибудь помочь вам, Фенариус. Еще раз, тысячи благодарностей, - улыбнулся посол. – И удачи вам. - Вам и вашей семье тоже, Ирайдвар, - кивнул Ларгентум, и каждый планетянин направился к своим. --- Гибель Алексиса стала горем для всего Азурекса. Его знали и любили не меньше его музыки, Дайвер и вовсе прибежал к трапу едва прибывшей "Призмы", отказываясь верить лишь словам. Лишь увидев выносимое Десенактом, обернутое в найденную простынь тело друга, белый, как снег на посадочной площадке, Торнадо метнулся к Ларгентуму, но не стал спрашивать что-либо или кричать, лишь разрыдался наконец и крепко обнял сталкера. - "Трое негритят в зверинце оказались, - сказал он, хлюпая носом у завернутого в белый саван тела. - Одного схватил медведь. Вдвоем они остались". Знавший Алексиса близко из-за его дружбы с Дайвером и наставничества у своего брата Эль-Кана Ратенту, выслушав рассказ Серафима на собрании Коллегии, справедливо заметил, что только выбраться из той бойни живыми уже достойно признания. Владимир же добавил, что инициация Аватара Отваги «тоже вам не шубу в трусы заправлять». Выяснилось, что Ирайдвар даже с наценкой за погибшего заплатил очень много, причем забирать обратно излишек отказывался. Сказал, что «такие, как вы, всегда будут нужны этому миру». Разумеется, отдельно на отряд самоубийц наорал и Кристофер, к которому Кроссера сразу после доклада почти насильно отволокла и Ларгентума, и Аксонну, и Элу, и Десенакта, который имел в Азурексе какие-то свои полудемонячьи дела. Как Тэллони ни пытался придраться к Элу, анфора Авиценне все же пришлось отпустить – перерождение в пламени Новы не только исцелило раны, нанесенные проекцией и Кел'Аньетом, но и вылечило старые ожоги. Пытавшемуся сопротивляться суровому медицинскому осмотру Десенакту Кристофер воткнул в плечо шприц с универсальным обеззараживающим коктейлем и за шиворот уволок фон Морта на перевязку – все же, от Кел-Аньета никто абсолютно целым не уходил. Аксонну Авиценна без разговоров засунул под диагност и, узрев результаты, долго и впечатляюще орал на троицу ранжеров как на общегалактическом, так и на итальянском, но до рукоприкладства не дошел, а предпочел вернуться к Радуге и объявить под ее протестующий вопль, что, по меньшей мере, неделю она будет лежать в палате клиники под наблюдением. Не насытившийся нравоучениями, и без того нервный в преддверии праздников Кристофер долго и уничижительно высказывал свое мнение о степени интеллекта подобных пациентов, которые мало того что ввязываются в драки с личностями, вероятность побороть которые крайне мала, так еще и забывают про защиту, надеясь на удачу. Удача, по мнению Авиценны, накладывавшего свежие повязки на раны и перешивавшего порезы, зашитые «в высшей степени disgustoso (отвратительно)», была явлением таким же мифическим, как цветущий папоротник на Ивана Купалу, и все решала не волшебная удача, но лишь каскад факторов, который привел к тому или иному исходу. Обиженную же на Авиценну до глубины души Аксонну – с режимом находящихся на интенсивной терапии, помноженным на неумолимость Кристофера, она теперь не могла отпраздновать первый ее нормальный Новый год с друзьями и побывать на вечеринке Дайвера – Авиценна рыком послал за своими вещами на переезд в палату. Дайвер пытался уговорить преданного своей профессии Кристофера отпустить анфорку хотя бы в новогоднюю ночь под его наиответственнейший надзор, но Авиценна ответил ему таким свирепым взглядом, что марон лишь со вздохом согласился с решением врача. Впрочем, согласился лишь внешне. Навестив подругу следующим утром, якобы вручить «на почитать» Артура Дойля, он недвусмысленно намекнул, что, по крайней мере, новогоднюю ночь она сидеть здесь не будет. Заходил Авак, принесший анфорке ее ноутбук и каких-то сладостей. Потом и Элу появился, дабы обнять сестру и отдать подарок – сделанную собственноручно из дерева и металла расчёску и набор из разноцветных резинок и цветочных заколок – сейчас, чтобы поднять настроение. Анфорка не преминула тут же пустить набор в дело, и скоро дорогой братец оказался обладателем целого вороха косичек на пародию сталкерских, защемленных цветастыми заколками где только можно. Вошедший, дабы проверить повязки пациентки, Кристофер, узрев творение рук Радуги, отшатнулся обратно в коридор, перекрестился и закрыл за собой дверь. Близнецы переглянулись и заржали в голос. - У меня есть младшая сестра – а значит, я прекрасен! – смеясь, обнимал хохочущую Аксонну украшенный лучшей в мире прической Элу. Тридцать первого числа Аксонне стало совсем тоскливо. Разговоры Холмса с Ватсоном и Мориарти и помидоры на ее некогда любимой ферме на забранном Аваком из дому ноутбуке порядком наскучили. С улицы доносились крики на различных языках, было ясно, особенно нетерпеливые уже где-то подрывали петарды. Кристофер ушел патрулировать и следить, чтобы никто из так названного им «стада» не покалечился и не обжегся, когда градус алкоголя и неадеквата возрастет настолько, что поможет либо бинт, либо подзатыльник. Авиценну боялись по всему Азурексу, и одно присутствие его рядом мгновенно остужало горячие головы. Было одиннадцать вечера, и анфорка уже почти уснула. Впрочем, скрип оконных петель и порыв холодного ветра быстро привели ее в чувство. - Спишь? Аксонна недовольно покосилась на усевшегося на подоконник Дайвера и вздохнула. - Вот как раз собиралась. Чего надо? - Давай одевайся. Я храню свои обещания. Радуга с сомнением посмотрела на марона в теплом зимнем плаще, на подушку и развела руками. - Ну ладно, - буркнула она и полезла из уютной постели за одеждой. – Отвернись, наглец. «Наглец» совершенно по-детски закрыл глаза ладонями. Убедившись, что пальцы Дайвера плотно сомкнуты, Аксонна быстро, пока у Торнадо не проснулось любопытство, стала переодеваться. - Я надеюсь, ты в курсе, что Кристофер за эту выходку тебе хребет сломает? - Только если он узнает о ней, - улыбнулся, честно держа глаза плотно закрытыми, Дайвер. – Он сейчас по Азурексу ходит и трясет уже наотмечавшихся. - Вот как, - удивилась анфорка, застегивая сапоги. – Я думала, ты все же с ним договорился. И не стыдно тебе? - Можно подумать, я знаю, что это такое. Аксонна вздохнула и распрямила свитер на животе. - Глаза можешь уже открыть. Как... как похороны прошли? Алекса, то есть... Дайвер убрал руки и пожал плечами. - Похороны... ну, это не совсем то самое слово. Не как у вас, у людей, наверное. То есть, никого не закапывали. Алекс в завещании попросил его кремировать. И посадить хакаранду в земле с его пеплом. - Как поэтично. - Эл Джи взял этот вопрос на себя. Я имею в виду, вторую часть. Кремировать-то уже все, готово, у нас это ни разу не беда, а вот саженец хакаранды с потолка не возьмешь. Я вот, например, впервые даже услышал о таком дереве. Полез в сеть. - Это очень красивое дерево. Однажды на каникулах мы с приемным отцом были на Терре, в Бразилии, и мне довелось его увидеть. Может быть, у Алекса там были предки? Ох. Дайвер, я не сильна в таких речах, но... - Я в порядке, - тряхнул головохвостами, которые сжал в кольцо и тут же разжал обратно, Дайвер. - У меня бурная реакция, да, но... я не страдаю долго. Такой уж я. Что жалеть мертвых, жалеть живых надо. Помереть просто, а вот жить и так, чтобы было не стыдно - это уже задачка. - Дайвер... - Все хорошо, Ксюш, - улыбнулся марон. - Правда. Мне больше не больно. И ему тоже. Разве это не главное? - А что Феняй? Я его давно не видела. - Он... у себя. Он не любит шумные сборища, а праздники предпочитает проводить дома. - Ясно. Так, - застегнула молнию на своем плаще Аксонна, - и каков твой план? Дайвер вновь открыл окно и, перебросив ноги за раму, спрыгнул вниз. Аксонна подошла к окну же и недоверчиво посмотрела вниз. - Если ты не заметил, моих гасилок при мне нет, я их Элу отдала, чтоб изучал. Ноги сломать вполне могу. Даже несмотря на снег. - Родная, так я же тебя поймаю. - Вряд ли, я вешу как кобыла… - продолжала всматриваться вниз в надежде обнаружить место, куда можно прыгнуть без угрозы покалечиться и вновь огрести от Кристофера, анфорка. - И что? - А то, что масса моя на ускорение мое хорошенько приплющат тебя к земле… - Да хватит уже, в самом деле. Прыгай. - А окно? - Я закрою, прыгай. Аксонна вздохнула и, оказавшись ногами на улице, зажмурилась. Крикнув «Бомбочка!», она соскользнула с подоконника и тут же закрыла руками в варежках глаза. Глухое «бух», сдержанный выдох в шапку. - Ну слезай уже, - проворчал Дайвер, вполне спокойно поймавший анфорку на руки, как и обещал. - А вот не хочу, - заулыбалась анфорка, вольготно разваливаясь на руках марона. – Неси меня! Смеясь, Торнадо «сгрузил» свою ношу в ближайший сугроб, отряхнулся от брызнувшего на него снега, закрыл ручным ветром окно и, как ни в чем не бывало, направился к дороге. - Эй! Тьфу, блин! Ну я тебе за это отомщу! Засранец, блин… - проворчала Аксонна, выкапываясь из снега и хлопая по плащу, но быстро догнала Дайвера. – Хоть куда идем? - Ты идешь к себе. Или не к себе. Ты отдыхаешь и не попадаешься Крису на глаза. А потом ты идешь ко мне на вечеринку. Времени до полуночи, конечно, не так много, но, думаю, все успеется. - Вот что. Слушай, а мои заказы пришли? - Пришли, и ты серьезно испытала мое любопытство, потому что я уже триста раз хотел залезть и посмотреть, что там. Уже триста один раз. - Потерпи еще немного, я вам всем все раздам. Это ведь чтоб ты не только удивился, а чтоб никому ничего не сказал невзначай. Ты наше солнце, Дайвер, - улыбнулась Аксонна, - и случайно можешь засветить в глаз. Марон от души рассмеялся, распугав стайку школьников, клянчивших конфеты у снежной статуи феи Гласио. Та сердито трепыхнула резными крыльями, но Дайвер не обратил внимания. - Элу расскажу, он кофеем подавится! Я тут солнце, и пусть он ест локоть. - Он невкусный. - Ну ладно, ладно, потерплю. Насмешила уж. - Я думаю, раз Феняй у тебя все равно не появится, я к нему зайду с подарунком. А то грустно одному сидеть все каникулы. Авось и вытяну в общество. - Я бросил все попытки вытащить его из его норы лет пятьдесят назад. Но это я... может быть, у тебя и получится, кстати! Тогда, выходит, вдвойне хорошо, что я тебя вытащил! Особенно учитывая... преданность нашего лучшего медика своей работе. - Я понимаю, что он педант до мозга костей, - надула губы Аксонна, - но заставлять валяться в палате – причем одноместной! – накануне праздника и, по сути, ни с чем есть верх маразма! Можно подумать, я собралась вершину Эвереста покорять. Нет, я же цивилизованно посижу со всеми вами, может, выпью немного, может, потанцую... - У меня то же мнение абсолютно. Впрочем, понять Кристофера можно, - вынул из кармана два леденца в обертках Дайвер и, сунув за щеку один, протянул второй подруге. – Его работа – следить, чтобы количество убитых среди нас не портило ему статистику, - зашуршал он скатываемым фантиком, что сунул в карман. - А значит – чтобы не умирали вовсе. Целителей у вас не было, медибот старый как сволочь, шили вы друг друга, а не профессиональный врач, тем более, никто не знал – и не знает, раз Кристофер тебя третирует – как твой организм отреагирует на всаживание сраного Эгаллора. Я видел эту палку, поверь, Эндаймес ею народ как шашлык нанизывает и жарит. На огне, то есть. Ну ладно. Но, с другой стороны, у вас особо не было выбора. Вам пришлось рискнуть. А кто не рискует, тот не пьет шампусика. Ты все то же пьешь, да? Йозовое, эльдарское. У меня две бутылки есть специально для тебя. - Его, да. Ты просто золото. В пекарне, гостевой зал которой уже был должным образом украшен, доводился до идеала Джайдер в костюме экзотической птицы и Ратенту, вырядившимся во что-то ктулхоподобное. Поздоровавшись с Джайдер, Аксонна с трудом сдержала крик, наткнувшись на него, несущего коробки со всякой мелочью, на лестнице. Ураган лишь посмеялся, пожелал счастливого Нового года и спустился к жене. Дайвер пообещал одеться и присоединиться к ним внизу, а сам подмигнул Аксонне, вдохновляя на всякое. Та улыбнулась и наконец зашла к себе. Еще минут десять ушло на поиск искомой коробки среди одинаково упакованных на почте сестер, а после анфорка, внимательно проследив в окно, чтобы одетый в довольно жуткий костюм чумного доктора Кристофер прошел мимо пекарни и завернул на площадь Восьми Ветров, подхватила коробку и отправилась на улицу. Проживал Ларгентум в небольшом двухэтажном доме на улице Содружества. С виду, дом был самый обычный, таких в Азурексе много, но было видно, что за зданием тщательно ухаживают. Все ровное, целое, чистое – правда, под снегом. В маленьком дворике перед входом уютно расположились елочки, очевидно, посаженные этой весной, и несколько кустов, которые укрылись снегом, да так славно, что перепутать с сугробами их было проще простого. Перехватив коробку одной рукой, Аксонна позвонила освободившейся и прислушалась. Тихо. Поджав губы, она позвонила еще раз, уже настойчивей. Не услышав даже шагов в коридоре, она уже собралась открыть силой ни в чем не повинную дверь, как та вдруг щелкнула и начала открываться. - Давно пора, узник шато д'Иф! Ты спишь уже, что... Аксонна тут же закрыла рот, увидев за открытой дверью не хозяина дома, а Алаэнора в его привычном белом скафандре, впрочем, в честь праздников повязавшего на шею красно-зеленую мишуру с золотистым бубенчиком. - Здравствуй, Аксонна, - вполне дружелюбно отозвался этерианин. - Какой приятный сюрприз! - Добрый вечер... - Не ждала и ты меня здесь, согласись? Анфорка в смятении почесала затылок. - Да, я... - Здесь зачем ты, в курсе я, поверь. Заходи, не стой столбом, закрыть нам надо дверь. Аксонна поспешно вошла, и Алаэнор, закрыв за ней дверь, прошел дальше в коридор. Снаружи начинался небольшой ветер, и стоять было зябко, зато внутри было очень тепло и уютно. По стенам горел в светильниках мягкий желтоватый свет, освещая небольшой коридор, оклеенный обоями со сложным геометрическим рисунком, и небольшую прихожую со шкафом и несколькими сине-зелеными растениями в горшках на стене. Под зеркало на небольшую тумбу тут же прискакал знакомый темный комочек. - Привет, Изабелла, - улыбнулась Аксонна, присев на скамейку у стены и расшнуровывая свои сапоги. Паукарилл заурчала и, подставившись под погладиться, удрала. - Тебе тоже рада она, - со смехом ответил Алаэнор, отправляясь в гостиную и через нее - на небольшую кухоньку. - Я чаю устрою. Для хлада, недуга гроза. Аксонна запоздало открыла рот, собираясь спросить, где искать ее наставника, но этерианин со всеми его габаритами чудесным образом испарился. Конечно... этерианин. В первый же вечер, когда Ларгентум предложил ей помочь разобраться с физикой в спокойной обстановке, у себя дома, где им на голову не будет лезть любопытный Дайвер, она, любопытная не менее, улучила момент, пока хозяин отвлекся на поиски своих конспектов и углядела у него в шкафу голографию, где сталкер - еще даже не юноша, мальчик – обнимает, судя по лицу, высокую, красивую этерианку с белой с золотистыми полосами кожей и ярко-голубыми глазами, в уплотненной белой броне без шлема, подгонявшей фигуру больше под этерианского солдата. В той самой броне, что носил Алаэнор. Конечно же, последовал каскад вопросов, на которые и недовольный ученицей, и сердитый сам на себя за такую оплошность Ларгентум неохотно, но ответил. Всем ранжерам известный Алаэнор, еще один из основателей Братства и Азурекса, лишь притворялся этерианином, и эту легенду поддерживали и сам Ларгентум, и Анаэль, жившая на Кольцах, и еще от силы трое планетян, включая Сэва. И им, а теперь и Аксонне, нужно было продолжать этот спектакль, который никак не вредил им, но мог навредить самой Алаэнор, если бы он вскрылся. Ларгентум также объяснил, почему Алаэнор приняла решение вместе с Сэвом основать Братство - в противовес Тертаррилам, среди которых был Сониквант, тоже этерианин, и его с ней соединяли очень крепкие... отношения. Но Сониквант по неизвестной причине сошел на путь Темного Аватара, и Алаэнор, ставшая Светлым, поклялась себе спасти его от захватившей его тьмы. Аксонна поразилась таким долгим и прочным несмотря на все чувствам этерианки, но на ее вопрос, почему же она все-таки скрывает такую мелочь, как собственный пол, ответа не получила: Серафим свернул тему и вернулся к закону сохранения энергии. Однако миссия по спасению крошки Ларанай открыла ей эту неприятную причину. Этериане не были особо плодовитой расой, и рождение даже одного ребенка у семейных пар было большой радостью - и большой удачей. За огромный срок жизни этериане расплачивались до боли многих этерианок низкой фертильностью. Бесплодие было поражающим, и союзы совершались в первую очередь по совместимости организмов, но так или иначе все этерианки были обязаны выйти замуж до достижения определенного возраста, и это был не вопрос любви, это был вопрос выживания древней, но не особо везучей расы. Страх за будущее этериан достиг таких высот, что этерианкам было даже запрещено покидать пространство родной Дуалы на срок больше строго определенного. И никто не роптал. Ни одна этерианская девушка или женщина не воспротивилась этим жестоким, но принятым из безнадежности перед равнодушием матери-природы законам. Ни одна, кроме Алаэнор, которая, как подозревала Аксонна, даже имя носила фальшивое. Но поступок этерианки она понимала. Этериане были до мозга костей преданы своему народу и были готовы на любые жертвы ради него. Алаэнор же отдала себя в жертву ради чего-то более высшего, чем иметь семью. Пусть она даже никогда не вразумит Соникванта и не вернет его, ее любовь к нему стала для нее стимулом создать Братство и сопротивляться Тертаррилам, которые могут устроить Ночь Без Звезд и на ее родине тоже. Даже если ради этого придется отказаться от имени, от тела и от всех связей с семьей. Ушей коснулся аккорд, аккуратный и мягкий, а за ним второй, снова первый и пошла мелодия, неторопливая и плавная. Аксонна ясно различила ре минор в четыре четверти, тайно улыбаясь: не зря Байэл учил ее скрипке да сольфеджио. Скрипку она давно не помнит, да и строение аккордов не вспомнит, но услышать, определить и сыграть? Это можно. Но ноты все-таки лучше перед носом иметь. Может быть, это был эффект той самой ее реплики, на которую магистры на парах буквально молились, ибо повторить после них она могла практически любое заклинание. А повторить нужно было, чтобы остальной народ в аудитории понял. И сама училась, и одногруппникам могла показать. Авак каждую практику с ней вечером повторял. Все никак не отдаст Фенариус это пианино. Старое что ужас, служившее теперь подставкой для книг и какого-то горшка с цветком и излюбленным местом сна для Изабеллы, оно стояло посреди его гостиной и мирно собирало пыль, пока его хозяин все бурчал на то, что, мол, стоит кусок искусства, да ветшает, отдать бы в музыкалку или какому одаренному юнцу, а то и по сети продать какому-нибудь коллекционеру, пусть порадуется. Бурчал и все равно периодически доставал знакомого мастера Крещендо по поводу настройки. Аксонна пару раз тянулась в отсутствие наставника к пожелтевшим от времени клавишам, но тут же обрывала себя на этой мысли, полагая, что еще чего сломает ненароком. А тут даже играет. Что это такое, интересно... Она неслышно прошла в гостиную. Здесь было несколько кресел, конечно же, много цветов с Лами’иды (одни из них, смахивавшие на бегонию, когда Аксонна прошла мимо, явственно зарычали и привычно попытались вцепиться похожим на пасть бутоном ей в рукав, а она столь же привычно показала им средний палец), а также стояло хитромудрое голографическое устройство, которое было боязно было трогать, и шкафы с книгами – и рукописными, и печатными, и с датападами. Рядом с одним из шкафов был стеллаж с не влезшими книгами и немногими – всего пятью – голорамками. На первой, той самой - Ларгентум с Алаэнор, на второй была Изабелла – еще тоже совсем кроха – играется с игрушечной зверюшкой. На третьей стояли, обнявшись за плечи, уже взрослые, но с отметинами на наплечах как паладины Алексис, Ларгентум и Дайвер. Первый широко улыбается, в воздухе еще не парит, но коса уже по пояс, а на шее висят те самые его страшные наушники, второй без шрамов, тоже счастлив, третий как всегда сияет, с еще короткими, по плечи головохвостами, показывает пальцами знак мира. На четвертой Элу, Ками, те же Дайвер и Алексис в этакой «скульптуре»: Элу в «основании», на его плечах стоит Дайвер, на плече которого сидит Ками, "держащая" уже на ладошке зависшего в воздухе Алексиса. На пятой, прежде ей не виданной, была запечатлена сама Аксонна. Анфорка удивленно вскинула брови. Когда и как Фенариус успел сделать эту голографию? Здесь она только прибыла в Азурекс, только изучает город, в данный момент – любуется фонтаном. Ну да ладно. Поймал кадр и поймал. Мсье фотограф и правда изволил сидеть за фортепиано, от которого он так мечтал избавиться. На нотной подставке над клавишами, которых аккуратно и в то же время твердо касался Ларгентум, стояла старая-престарая нотная тетрадь, на которой ужасным почерком Алексиса были отмечены ноты, нотные знаки, музыкальные темпы и так далее. Вот как. Проклятье. Аксонна глубоко и медленно вздохнула. Поставив коробку на свободную полку, она тихо подошла сбоку и присела рядом на краешек скамьи. Ноты Алексиса выглядели для нее малочитаемым кошмаром, разве что ремарки темпов "адажио" и "аллегретто" были для нее кое-как различимы. В голову лезла дурацкая шутка, что в имени Ларгентума тоже спрятался один такой темп, но она еще не сошла с ума окончательно, чтобы вслух такое ляпнуть. А ведь он такой же, как и был всегда. Казалось бы. Та же униформа, без которой анфорка наставника даже не помнила, чтобы видела, та же осанка, такой же безукоризненный и почему-то чуточку раздражающий этим. - Эй, - все-таки решилась заговорить она, пытаясь не кричать, но перекрыть как-то очередное аллегретто, понесшееся куда-то стройным бегом. - Привет. А я тут от Криса сбежала. Ты как? Браво, Аксоннеса. Можешь хорошенько пнуть себя сейчас же за вот это вот. Банально. Глупо. Как он? Надо у Криса зрение проверить, а то, наверное, не видно своими-то моргалками... - Стабильно, - вдруг ответил ей Ларгентум, сбиваясь с мысли и в результате - или по ходу? - ошибаясь аккордом. Он поморщился, вновь взглянул в ноты, пытаясь понять, почему он ошибся. - Я в порядке, Сонья, спасибо. Аксонна посмотрела на клавиатуру, в ноты, чуть щурясь, положила на клавиши свою кисть, пытаясь вспомнить, как звучали последние ноты, и, сосредоточившись, плавно сыграла их на третьей октаве, что была перед ней. Сталкер чуть-чуть повернул в ее сторону голову - наверное, он не знал, что она тоже умеет играть. Тоже зависнув перед "выходным" аккордом, Радуга сначала ошиблась так же, как Ларгентум, тоже сморщилась, попробовала еще, снова, пока наконец не нащупала нужный. - Соль-до вторая-соль вторая быть должна, почему тут фа вторая написана, - пробормотала она, косясь на ноты. Покачав головой, Аксонна убрала руку обратно на колено и взглянула на Фенариуса. - А ты... если уж собрался врать, то хотя бы ври правдоподобно. В хорошее время он бы заставил ее дать себе подзатыльник за свои слова. Но сейчас далеко не хорошие времена. Ларгентум медленно выдохнул и, поставив на клавиши, отозвавшиеся нестройными, неприятными аккордами, локти, впился пальцами в свою гриву из косичек. - Прости. Я не хотел, чтобы кто-то видел меня таким... в особенности ты. На кухне тихонько брякал колокольчик, но Аксонна этого не слышала. - Я глупенькая у тебя, даже на пересдачу практики к Файксару ходила. Каким это - "таким"? Сталкер неопределенно повел одной кистью, пытаясь хоть как-то выразить свои мысли, но, видно, поняв, что это не сработало, помотал головой. - Таким, какой я сейчас. Неужели я похож на твоего наставника? - невесело усмехнулся он. - Похож, может, на магистра Братства? А может быть, на Аватара Мудрости? На пример... пример, образец, которому должны следовать ранжеры, которому должна следовать моя ученица? Нет. Я развалина. Эндаймес наступил на меня и сломал мне хребет. И сейчас даже мысль о том, чтобы хотя бы выйти на улицу, туда, к тем, кто живет и будет жить, причиняет мне стыд и боль. Аксонна прижмурилась, потерла пальцы одной руки об другую. Где же клятые салфетки для клятых дракончиков, когда они так нужны. - Ты потерял того, кто был кусочком твоей семьи. Горе - это нормально... - Братство, Сонья, на то и Братство, что каждый здесь друг другу брат, - перекинул ноги через скамейку перед фортепиано, отворачиваясь от него, Ларгентум и сгорбился, наклонился к сцепленным у колен рукам. - Все мы друг другу здесь братья и сестры. Кто-то да умирает. Да, порой кто-то близкий. Но почему Дайвер может, хоть и сорвавшись, хоть и разрыдавшись, пережить это и идти дальше? Почему он может отпустить эту боль и улыбаться, жить, жить ради других и себя тоже? - Потому что ты не сорвался? Потому что ты не разрыдался, как сделал Дайвер? Сталкер снова повернул к ученице голову - в этот раз с толикой удивления, недоверия даже. - Что? - А то, что Дайвер у нас звездочка. Которая всегда улыбается, всегда и смеется, и хохочет, и может прослезиться перед тем фильмом с собакеном, который хозяина не дождался, - сложила руки на груди, чтоб хоть куда-то их деть, Аксонна, чуть откинувшаяся назад. - А ты? Когда ты в последний раз, кроме как на миссии, проявлял эмоции? Не вот эти вот все морды кирпичом и не дежурные улыбки, не недовольства, а настоящие, живые эмоции? Радость, Феня, гнев, когда ты смеялся от души в последний раз? - Я не... Он не закончил и опустил голову. - Кто тебе вообще сказал, что ты должен быть таким? Именно должен, прямо обязался, взял в долг что-то в обмен на это? - Сонья... - Я не поверю ни разу, что это была Алаэнор, - яростно продолжала Аксонна, глядя на выпрямившегося и смотрящего на нее с какой-то растерянностью Ларгентума. - Звезды, ты четыреста с гаком лет живешь, это ты сам с собой и сделал! - Я и без тебя прекрасно знаю, что это моя вина, - сдвинул брови Серафим. - Если ты это хочешь до меня донести, то прошу не заниматься тавтологией. - Вот! - почти рыкнула Аксонна. - Вот опять начинается! Ты опять запираешь себя в какие-то рамки, в какую-то коробку ебучую - АЙ! ГРХ! И это, тщ-щ-щерд, это вот тоже! - не выдержала и потерла виски от прострелившей их боли анфорка. - Почему именно это? Ты знаешь вообще, что это больно? Что и без того издырявленные тобой же мозги на это будут реагировать, как вода на карбид? Твою мать! Хфс-с-с... Ларгентум не ответил, отвернулся, глядя в стену. Аксонна же скоро перестала шипеть, перешла в вымученный смех. - Нет. Ты все прекрасно знаешь. Ты знаешь это по себе, да? - Аксонна, прекрати. - Знаешь. Потому что ты смотришь на Алекса и Дайвера, у которых все шикарно с мироощущением, и доводишь себя до вот такого состояния, когда вроде как можешь так же, но ценой зубрежки, учебника под подушкой и нулем социального рефлекса! - Аксонна! - Потому что начитался всякой хуйни - ГР-Р-Р-Р - и пытаешься теперь вылепить из себя... что? Всезнайку? Рыцаря без страха и упрека? Идеал? Так осеню тебя, что никто не идеал, никто не может им быть, никто им не будет! И ты не будешь! - Аксонна, замолчи сейчас же! - НЕ БУДЕШЬ! - закричала Аксонна, не заметив, что они уже вскочили на ноги и стоят друг напротив друга, а Алаэнор ошарашенно выглядывает из кухни. - А знаешь, почему не будешь? Потому что идеал - это величайший наеб - ГРХ! - в мире! Идеал - это конец! Это тупик! Это такая невыразимая жопа, что ни одно живое существо не в состоянии к нему прикоснуться! Живое, понимаешь?! Живое! И ТЫ! ТОЖЕ! ЖИВОЙ! Да, ты живой! - продолжала она, уже срываясь на хрипоту, потому что проколотое дважды легкое дало знать о себе вкусом крови на губах. - Да... кхах-кхах! Да, ты можешь чувствовать боль! Ты ДОЛЖЕН ее чувствовать! Потому что ты... кхах-х... живой! А жизнь - это такая невообразимая дрянь! Но это ты ведь и без меня знаешь, да? - закончила она уже хриплым шепотом. Да где же эти злоебучие салфетки. Ей срочно, срочно нужно сложить целое драное море бумажных дракончиков. Брякнул колокольчик - Алаэнор все-таки решила не вмешиваться. Не то чтобы ее вмешательство что-то бы поменяло, но спорщиков, синхронно обернувшихся в сторону этерианки, этот тихий звук отрезвил и смутил. Аксонна потерла плечо, опустила голову, стараясь смотреть куда-то под ноги, лишь бы не на Ларгентума, на которого только что взяла и наорала. Классно поддержала в трудную минуту, ничего не сказать. - Просто, - тихо сказала она, пытаясь не пытать удачу с потревоженными легкими, - будь живым, ладно? Забудь, что ты кем-то там, чем-то должен быть, - неуверенно подошла Аксонна ближе и уткнулась в грудину сталкера лбом и ладонями. Он не вздрогнул и не отошёл. - Будь собой, этого вполне достаточно. Для Дайвера, для Алаэнор... для меня. Анфорка собралась уже обогнуть сталкера и попрощаться на выходе, как вдруг ощутила, как он склонился и крепко, хоть и немного неуклюже от разницы в их росте, обнял ее. Улыбку на лице подавить не получилось, и она с удовольствием обняла наставника в ответ, притыкаясь в него лицом вновь. - Спасибо, - прошептал он. - Мне это было нужно. - Эй, - шмыгнула носом Аксонна, все еще пытаясь не улыбаться так, - пустяки. Друзья для такого и есть. И ну, мы же договорились, нет? Что за очередное полуофициальное "спасибо"? Так и скажи: ля, Ксюха, от души душевно в душу... Ларгентум наверху издал странный фыркающий звук и все-таки рассмеялся, заставив анфорку отлепиться от него и запрокинуть голову, чтоб увидеть все воочию. Хоть он и прикрывал лицо ладонями в смущении от того, как вспышка радости искажает его и без того разодранное лицо. Аксонне, впрочем, все равно нравилось, как он выглядит. - "От души... душевно"... что дальше там? - В душу. - Люди правда так говорят? - В определенных кругах. Но ты запомни и как-нибудь в разговоре обязательно ляпни, Дайвера до колик доведешь. - Он и правда у нас звездочка. - Скажи ему об этом, он растает. - Я непременно скажу. Такой Ларгентум - улыбающийся, открытый, снова обнявший ее - был Аксонне куда более приятен, чем тот плосколицый, нудный, вечноправильный тип, который, казалось, боялся физиономией шевелить, чтоб не порвалась случайно. Она снова заулыбалась невольно: а что, на такое она бы посмотрела! - Я бы спросил, о чем ты таком подумала, но ты же мне не ответишь? - Может быть, - протянула анфорка. - Смотря как ты меня спросишь. Серафим снова улыбнулся, очень похоже на прошлый раз, только лучше ("Совершенство приходит с практикой, блядь!" - прозвучал в голове голос Владимира с какого-то из практических занятий, отчего Радуга снова беззвучно захихикала). Ларгентум вдруг провел как-то странно, как-то ласково по щеке Аксонны большим пальцем, поглядел в ее поднятые в немом вопросе глаза. А после наклонился к ней, чтобы тут же прижаться губами к ее губам. Аксонна, почему-то, абсолютно незаметно для себя ждавшая этого, с готовностью встала на мыски, поддаваясь навстречу, и позволила прижать ее к себе, позволила повести и сорвать начисто крышу. Фенариус не был агрессивен, но клыки у него были неожиданно острые, отчего губы быстро вспухли и дали вкус железа. Но этого было мало, и Аксонна страшно хотела ещё. Но в единый миг все пропало. Как-то резко и опустошающе, как тот самый неправильный аккорд в мелодии Алексиса. Аксонна вопросительно открыла глаза, натыкаясь сразу же на отчего-то удивленные и шокированные глаза Ларгентума. Холод прокрался ей в грудину. Что? Почему? - Прости... - как-то скомканно, словно язык его не слушался, сказал Фенариус, отпуская ученицу из своих рук, попятился. - Это было слишком... Нет. Черт подери, нет. Почему проклятый рот не работает? - Мне... нужно подумать. Прости меня еще раз. Твою мать. Твою мать. Твою мать. Аксонна смогла только деревянно кивнуть, обогнуть сгорбленного и застывшего, как статуя, Фенариуса и уйти обратно в прихожую. Лишь когда она вернулась в палату клиники Кристофера, который уже распекал дежурного на предмет ее пропажи, и сжалась под одеялом, она смогла понять, что плачет.