Первое правило Компании

      Утро подкралось незаметно и неслышно, высеребрив выпавшим за ночь снегом дороги и крыши домов. Ещё было темно, но воздух посвежел до звенящей прозрачности и какой-то неестественной тишины вокруг. Нереально высокое небо словно отдалилось ещё выше, выгнулось бесконечным куполом, как вставшая на дыбы кошка с бархатистой шкуркой, усеянной бледными мерцающими искрами-звёздами, и оттого казалось недосягаемым и манящим бесконечно далёкой глубиной таящихся в нём миров.       Сефироту нравилось это не то падение, не то полёт в окутывающую мраком высоту, когда он стоял, запрокинув голову, под открытым небом. Он не мог сказать, нравилось ли это ему раньше. Находил ли он вообще время вот так, отрешившись от обязанностей и заданий, просто стоять и смотреть, как сверкает эта всеобъемлющая чернота изначального мира, слабо мерцая в невесомо кружащихся в воздухе частых снежинках. Едва ли. Его мир всегда был до крайности материален, и бесцельному самосозерцанию в нём почти не оставалось места. Его красота была логична и выверена, его мысли подчинялись негласному правилу соответствовать. Он и сам был таким до того времени, как это привычное уверенное существование расползлось, точно утренний туман, дав понять, что, в общем-то, и он столь же призрачен и ненастоящ, как и всё в мире. Кто сказал о преимуществах постоянного перед временным? Он оказался неправ. Всё было временным и всё могло кончиться в любой момент, даже самое обыденное и незыблемое, сменившись настоящим неуловимым и призрачным.       Снег ложился на его волосы, на отворот чёрного пальто, покрывая белым пушистым бархатом его плечи. Сефирот поднял руку и на неё тоже опустились несколько снежинок, слабо мерцая в свете уличного фонаря. На толстой коже перчатки они не таяли, позволяя рассмотреть себя внимательно, словно похваляясь своей уникальностью и изящной хрупкой красотой – недолговечной, но более настоящей, чем всё то, к чему привык бывший Солджер.       Его окликнули. Негромко, чтобы не нарушить то непривычное самосозерцание, в котором, что и говорить, Сефирота видели нечасто, но он всё же повернул голову на голос и опустил руку, разом забывая о своих размышлениях. Внутреннее умиротворение, что поселилось в нём совсем недавно, вовсе не нуждалось в том, чтобы сосредотачиваться для его удержания. Гарантом его спокойствия были внешние причины и Сефирот легко улыбнулся от этого понимания.       ― Тебя уже снегом замело, ― сказал Винсент, видя, что сильверхэд обратил на него внимание. И подойдя ближе, смахнул рукой белые хлопья с его плеча. Движение вышло донельзя интимным, и Сефироту захотелось, чтобы эта ладонь скользнула по его волосам, собственнически пропуская свободные пряди между пальцами. Он даже повёл плечом, чтобы Винсент понял его невысказанное желание, но тот отвёл руку, словно обжёгся, или просто запретил себе продолжать.       ― Ты когда-нибудь улыбаешься? ― спросил Сефирот, скрыв смутное разочарование иронией в голосе. Винсент хмыкнул, засунул руки в карманы и неторопливо обогнул стоящего под фонарём генерала, зашагав в сторону виднеющегося вдалеке дома.       ― В последнее время даже больше положенного.       Сефирот перестал изображать опорный столб и пристроился рядом, за левым плечом Винсента, пытаясь избавиться от мысли, что было бы неплохо взять его под руку или вовсе приобнять за пояс. Но за спиной ещё расходились и разъезжались сотрудники Компании, наконец-то решившие закончить этот ужасающий вечер, так что привлекать к себе внимание было нежелательно. Сефирот видел, как напрягается каждый раз Валентайн, когда на сильверхэда нападало желание пообниматься, и он сделал разумный вывод, что главе Отдела ни к чему подобные компрометирующие слухи.       ― Холодно, ― выдохнул он после продолжительной паузы, наблюдая, как пар изо рта превращается в белёсый туман и поднимается к небу. ― Я люблю лето. Чем жарче, тем лучше.       Винсент чуть повернул голову, окидывая его глазами. Тёмно-красные, как старое вино или расплавленная медь, они были снисходительно-теплы и это почему-то не злило привыкшего ко всеобщему почитанию генерала.       ― Ты мог поехать на авто. Машин на стоянке хватало.       ― Мне захотелось пройтись с тобой, ― усмехнулся Сефирот, не сводя с него горящего взгляда. ― Я и так тебя редко вижу.       ― Тогда не жалуйся, ― резонно заметил Валентайн.       Сефирот снова усмехнулся, отворачиваясь и окидывая изучающим взглядом вырастающие по обе стороны от дороги дома спального района. Нигде не горело ни единого источника света и создавалось впечатление, что мужчины остались абсолютно одни в огромном и пустом городе.       Впрочем, откуда-то очень издалека донёсся приглушённый хлопок, и спустя несколько секунд, над крышами домов распустился жёлто-зелёный цветок фейерверка. Самые стойкие – или жизнелюбивые – наверняка продолжали праздновать самую длинную ночь в году.       ― Если я замёрзну, заболею и умру, ты будешь носить мне горячий бульон в постель?       По интонации Сефирота невозможно было догадаться, серьёзен ли он, и вопрос прозвучал почти высокомерно.       ― Нет, ― невозмутимо ответил Винсент не оглянувшись. ― Если ты умрёшь, бульон тебе не поможет.       ― А если просто заболею?       ― Нет. Ты Солджер, ты инертен к бактериальным и вирусным инфекциям.       По интонации Винсента тоже разобрать ничего было нельзя, но Сефирот не глядя чувствовал, как тот прячет улыбку в воротнике своего пальто.       ― А если я замёрзну?       ― Ты напоминаешь мне Рено!       Сефирот заткнулся и посмотрел на Валентайна с подозрением.       ― Прозвучало осуждающе. Мне исправиться или стараться ещё сильнее?       Тяжёлый вздох вырвался из груди Винсента почти одновременно с новым залпом фейерверков невидимых и неслышимых отсюда празднующих.       ― Не нужно стараться. Меня устраиваете вы в одном экземпляре.       ― Какое разочарование, ― покачал головой Сефирот, загадочно улыбаясь и оглядываясь по сторонам. Вдоль обочин лежал пушистый нетронутый снег, который просто манил оставить на нём отпечаток. ― Меня сравнивают с рыжим самоуверенным нахалом, причём не в мою пользу. Проклятье, это действительно смешно!       ― Ну хорошо, я могу принести тебе чай, ― Винсент беззвучно пытался справиться со смехом, но Солджер видел, как мелко подрагивают его плечи. ― При условии постельного режима и врачебного наблюдения.       ― Никаких врачей, ― покачал Сефирот головой, притормаживая и подхватывая рукой в перчатке рыхлый ком снега, мгновенно прессуя его сжатой ладонью в упругий комок.       ― Никакого чая, ― равнодушно пожал плечами Винсент, не оборачиваясь. ― И не вздумай бросить это в меня, иначе ещё и никакого одеяла.       Сефирот с досадой поджал губы, выпуская снежный снаряд из руки.       До дома было не слишком близко, да они и не торопились. О чём думал Винсент, понять было по-прежнему трудно, но и он с видимым удовольствием вдыхал свежий морозный воздух, слегка запрокинув голову кверху и спрятав руки в карманы пальто. Сильверхэд даже не хотел его дёргать, хотя к ночи на него периодически нападало желание поговорить. Просто шёл рядом, приотстав на полшага, чтобы видеть ровный строгий профиль своего спутника, и незаметно для себя улыбался от ощущения своей нужности. Хоть Винсент не говорил ни слова, Сефирот физически чувствовал, как он удовлетворён и благодарен за его присутствие за плечом.       Они шли довольно быстро, не особенно интересуясь тем, что происходит вокруг. Пару раз они слышали откуда-то из внутренних дворов высоток смех и крики празднующих групп людей, но большая часть наверняка отдыхала в центре города, так что это было скорей исключением. Так что при всей своей браваде, Сефирот не успел совсем уж замёрзнуть, как перед ними выросла ограда охраняемой территории, за которой виднелось знакомое завышенное крыльцо, освещаемое газовым фонарём, висевшим над входной дверью.       ― Винсент, ― окликнул вдруг Солджер своего немногословного партнёра и тот замедлил шаг, повернув голову в его сторону. ― Я могу тебя спросить кое о чём?       Он остановился в неясной для себя нерешительности у какого-то кирпичного строения с крутой покатой крышей – вероятно распределительной будки или чего-то вроде того. Винсент чуть встревоженно свёл брови, но обернулся окончательно и подошёл ближе – так, чтобы поймать его взгляд своим, внимательным и серьёзным.       ― Раз ты спрашиваешь, значит это для тебя важно, ― сказал он задумчиво. И подняв руку, осторожным движением убрал с лица Сефирота прилипшие влажные волосы, которые дующий в спину ветер постоянно швырял вперёд.       Солджер смерил его неоднозначным взглядом. Несмотря на это осторожное ласкающее движение, Винсент представлял собой комок напряжённых нервов, который невозможно было тронуть, не получив настороженной отдачи, но Сефирот устал от эмоциональных недомолвок. Он и раньше не был силён в их распознавании, а теперь, с невозмутимым и немногословным Винсентом, у него и вовсе не было никаких шансов понять что-то самостоятельно.       ― Я живу в твоей квартире, ― медленно начал он, не опуская глаз, в полумраке явственно отсвечивающих кошачьей зеленью. ― Навязываю тебе себя, не зная твоё к этому отношение. Нуждаюсь в тебе и, возможно ошибочно, считаю, что имею на тебя какое-то особенное право. Просто, чтобы ты знал – это крайне подвешенное состояние, но возможно, ты не понимаешь в достаточной степени всего, к чему я бы хотел это окончательно привести. Если тебе трудно будет принять саму возможность, я легко это пойму. Но мне нужно хотя бы знать...       ― Сефирот, ― оборвал его Винсент, улыбаясь так легко и открыто, что напрягшийся было Солджер недоумённо сморгнул и опустил плечи. Откровенничать было тяжелее, чем сражаться, да и делать это он умел крайне паршиво. ― Ты разговариваешь со мной, будто мне восемнадцать, и я не знаю, что такое отношения. Я прекрасно знаю, что это, к чему они приводят и как проявляются.       ― Я не сказал, что ты не знаешь, ― покачал головой Солджер, но глаза его по-прежнему были испытывающе сощурены. ― Я предположил, что ты избегаешь или боишься их.       ― Мне интересно, ты всегда был столь самонадеян? ― вновь спросил Валентайн, не пряча усмешки. Вероятно, его это забавляло, хотя Сефирот небезосновательно считал этот вопрос самым серьёзным из всех, мучавших его за последний месяц. ― Хотя, рискну предположить, что ты просто привык решать за того, кто рядом. Хорошая черта для ответственного лидера, но со мной она неуместна. И если я что-либо допускаю, стоит предположить, что мне это нравится.       Сефирот не стал спорить с этим, хотя его самомнение задел этот небрежный тон. Но Винсент подошёл совсем близко и посмотрел ему в лицо своим пронзительным, невероятно серьёзным взглядом, осторожно коснувшись холодной щеки ладонью.       ― Что бы ты хотел, чтобы я объяснил?       ― Мне хочется знать, что между нами творится и насколько оно устойчиво, ― после паузы, ответил сильверхэд. ― Я понял бы, если бы ты попросил меня уйти. Но ты не просишь, и, в то же время, ты ничем не показываешь, что тебя устраивает происходящее. Надеюсь, я всё же не слишком тороплюсь, но даже если это так, это не причина для того, чтобы не принять решение. Не расставить всё по своим местам.       Винсент опустил голову. Сефирот не увидел его взгляда, но в низком тёплом голосе не было ни намёка на сожаление или недовольство.       ― Если бы я хотел, чтобы ты ушёл, я не стал бы молчать... ― донеслись до его слуха тихие слова.       ― Отсутствие негативной реакции само по себе не является позитивным аналогом, ― заметил Сефирот с осторожностью, но всё же недовольно и с почти неразличимой обидой в голосе. ― Я не против рамок, но если ты хочешь их установить, то хотя бы обозначь мне – что мне разрешено, а что нет. Я должен знать, если я тебе мешаю или делаю что-то, что ты не готов принять.       Наверное, не самой удачной мыслью было поднимать эту тему на морозе в пяти шагах от хотя бы тёплой и защищённой от ветра парадной, но Сефироту было слишком неуютно, требуя от единственного, ставшего ему столь близким за короткое время другом, человека ответа на нелёгкий вопрос. И если Винсент действительно был не готов и нерешительность его была рождена только из опасения обидеть Солджера прямым отказом, наверняка ему неуютно было тоже. А значит, не к чему было приносить под защищающие их от всего мира стены дома негатив неудавшихся обсуждений. Холодный полуночный переулок был по крайней мере нейтральной территорией, и виноватые неприятные воспоминания не смогут отравить Сефироту удовольствие находиться в доме Турка.       Винсент какое-то время молчал, не поднимая взгляда, но и руку не убирал, и Сефирот кожей чувствовал, как размеренно стучит пульс в кончиках тонких бледных пальцев. Снегопад всё усиливался; хлопья снега успели выбелить чёрные волосы и плечи Валентайна и грозили вот-вот превратить и его самого в полноценный сугроб. Но вдруг Винсент потянулся всем телом, привстав на мыски ног, и легко коснулся губами губ Солджера. Ободряющим и благодарным жестом.       ― Я буду знать, что моя система эмоциональной отдачи несовершенна, ― с неясной усмешкой проговорил он в поцелуй, обнимая Солджера свободной рукой в нестерпимо холодной металлической перчатке. ― Я попытаюсь исправиться. Мне не всё равно.       Сефирот не успел ответить – просто не сообразил, что это значит, слишком уверил себя в ожидании обратного. Но длинные пальцы всё ещё поглаживали его висок и скулу, а сам Винсент осторожно прихватил его нижнюю губу своими губами, вовлекая в неловкий, но требовательный поцелуй.       И, если Сефирот ещё не разучился чувствовать людей, Винсент не лицемерил.       Новый взрыв праздничного фейерверка, сдвоенный и раздавшийся совсем рядом, сотряс стёкла в их доме, заметавшись в стенах ближайших построек замедленным эхом. Сефирот не увидел вспышки, только заметил краем глаза упавшее на снег зарево. В данный момент его больше всего интересовали печальные, мистически-глубокие багровые глаза Валентайна, и его губы, тонкие и удивительно тёплые для существа, утверждавшего, что было мёртвым почти тридцать лет.       Сефирот закрыл глаза, ощущая, как взвинченные за каких-то десять минут нервы отпускают его тело, превращаясь в долгожданное и какое-то ослепляющее своей яркостью восхищённое удовлетворение...       А потом их обоих внезапно накрыла тяжёлая ледяная темнота, сопровождающаяся гулким шелестом и отзвуком минувшего взрыва.       Они ввалились в квартиру, безостановочно смеясь и пытаясь вытряхнуть из воротников липкий снег. Тот не желал покидать своего нового пристанища, цеплялся за одежду и, слегка подтаивая, просачивался всё ниже сквозь слои ткани. Винсент ощущал даже, как промокла на спине рубашка, и лопатки отчаянно-неприятно холодило расползающееся колючее пятно.       Сефирот, пытаясь не смеяться и одновременно раздеться так, чтобы не окатить себя ещё больше, неестественно выгибался и строил гримасы, и разумеется, ничего из этого не получалось. Мужчины были похожи на выбравшихся из-под сугроба дворовых котов, брезгливо переставляющих на залитом лужами полу вымокшие лапы. Да так, собственно, оно и было.       ― И это – моё хвалёное чутьё и мгновенная реакция, ― со смешком выдавил из себя Сефирот, избавившись, наконец, от верхней одежды, и сейчас с выражением крайнего страдания на лице выжимал напрочь мокрые волосы.       Винсент, внутренне усмехаясь, скинул пальто и пиджак, и аккуратно повесил их на сушилку.       ― Ну, что ж, моя вина. Отвлёк.       Сефирот изогнул бровь и, сбросив пиджак мокрым комом прямо на пол, схватил Винсента за запястье и подтолкнул к гостиной, не отрывая от его лица хищного пристального взгляда.       ― Разве я выгляжу недовольным?       ― Сейчас ты не услышал сход снега с крыши, завтра пропустишь военную сирену. Я плохо на тебя влияю, экс-Солджер!       Сефирот рассмеялся, склонив голову к плечу. Он был совсем рядом, предельно и волнующе близко, прижимая всем телом к так неудачно оказавшемуся за спиной Винсента косяку дверного проёма. Прищуренные зелёные глаза мерцали в полумраке, и то, что уловил в них Винсент, тревожило его, но вида он подавать не собирался.       ― Может, это я плохо влияю на тебя? ― заметил Сефирот, находя, наконец, его ладони своими и прижимая их к стене, чтобы его Турк уже точно никуда не смог сбежать. Винсент вздрогнул. Ему показалось, что он снова совершенно беспомощен перед угрожающей неотвратимой силой, и какая-то часть его сознания утверждала, что всё именно так и есть. Противостоять самому Сефироту было невозможно. Конечно, Винсент знал, что в любой момент удержит сильверхэда под своим контролем, но при всей своей уверенности в себе, прибегать к этому не хотелось. Никогда.       А ещё ему очень хотелось позволить себе поддаться.       Казалось, Сефирот уже не ждал ответа, или это Винсент так долго молчал, пытаясь сопоставить непривычные реакции. Дистанции между ними не осталось вовсе – генерал прижал его к стене всем своим весом и склонив голову, ткнулся лицом в изгиб шеи Валентайна. Горячее, неровное и шумное дыхание обожгло кожу, по спине мгновенно пробежал озноб, имеющий мало общего с промокшим от снега воротом рубашки. Казалось, самообладание Сефирота держалось на чём-то совершенно невесомом и хрупком, и от мысли, что именно он виной тому, Винсент прерывисто вздохнул и закрыл глаза.       Винсент боялся привязываться и в то же время, хотел этого больше всего на свете.       Это было очень странное чувство.       ― Винсент?.. ― вопросительно прошептал Сефирот, очень нежно касаясь губами его подбородка.       ― Да.       ― Что "да"?       Колдовские губы творили что-то странное с телом Винсента одним лишь прикосновением, но и это невесомое ощущение заставляло его мысли рваться на части. Он заметил, что снова дрожит, и высвободив руки из объятий сильверхэда, нерешительно обнял его за пояс.       ― Ты уверен, что действительно хочешь...       ― Тебя? ― Винсент склонил голову к плечу и осторожно улыбнулся, даже не поняв, почему. ― Да. Я не против заняться с тобой любовью прямо сейчас. Удивлён?       ― Да, ― серьёзно кивнул Сефирот и наконец-то поцеловал его всерьёз, быстро и уверенно прикусывая его губы. И сразу же хрипло выдохнул, когда Винсент без промедления ответил, впуская в свой рот его нетерпеливый горячий язык.       Сердце сбилось с ритма, будто в первый раз. Винсент отчаянно пытался вернуть себе прежний контроль, но и разум, и тело предательски подвели его. Губы напротив были мягкими и сухими, требовательными, даже наглыми. Сефирот не принимал полумер, он подчинял себе любого – касанием, взглядом, действиями, а Винсент ещё не понимал как вести себя, и не успевал сообразить, раздираемый шквалом ощущений и эмоций.       Через пару мгновений Сефирот отстранился и с отвращением, скрывающим смущённую заминку, провёл пальцем по щеке.       ― Бахамутовы волосы, ― ругнулся он и снова потянулся за поцелуем, но теперь уже Винсент отдёрнул голову, пытаясь не рассмеяться в ответ на недоумённо-сердитое выражение лица своего партнёра.       ― Может, целесообразней перейти в комнату?       ― Может быть...       Сефирот изогнул бровь, окидывая Винсента таким взглядом, что тому вновь стремительно захотелось сначала выхватить пистолет из кобуры, а потом уже размышлять. Но пистолета рядом не было, да и стряхивать с себя чужие руки было поздно. Турк видел намерения Сефирота, улавливал его мысли, хотя возможно, за это и была ответственна его сверхъестественная половина души. Отступать больше не было смысла, и оттягивать было больнее, чем вовсе не позволять сближения. Винсент так давно запретил себе делать так, как хотелось бы именно ему, а не как бы того требовали обстоятельства, что сейчас возможность следовать за своими желаниями тревожила его сильней всех сознательных опасений.       Но их молчание не было неловким, так что даже когда Винсент потянул Сефирота за собой в гостиную, увлекая на его же облюбованный для сна широкий диван, всё казалось уютным и правильным.       Задёрнутые до самого пола шторы не пропускали ни единого лучика света, но темнота не была преградой никому. Винсент отчётливо видел, как безошибочно устроившийся в самом центре дивана Сефирот самодовольно усмехнулся, и не дав опомниться, потянул Валентайна на себя, практически заставив упасть к себе на колени. И снова потянулся за поцелуем, так уверенно, словно не представлял, что может не получить желаемое.       Винсент не смог справиться с приятным чувством вредности, и положил на его губы правую ладонь.       ― Подожди. Закрой глаза.       Сефирот нахмурился и непонимающе вскинул взгляд, но встретил ободряющую полуулыбку.       ― Давай-давай, закрывай.       Сефирот опустил ресницы.       С минуту Винсент просто смотрел на него, запоминая, изучая, лаская взглядом каждую черту нечеловечески-правильного лица. Сейчас Сефирот не казался ему похожим на свою мать – долгое время Винсент боялся, что его чувства были вызваны лишь их физической схожестью, но теперь он понял, что этого не было. Он вообще не был ни на кого похож – абсолютное совершенство, средоточие красоты и власти, и тем удивительней сейчас было его доверие, выражавшееся в случайном трепете сомкнутых длинных ресниц.       Удивительно уязвимый, нуждающийся в поддержке и уверенности, и никогда не признавшийся бы в этом даже себе самому.       Винсент виновато улыбнулся, зная, что его не увидят. Полуодетый Солджер сидел, послушно опустив руки на колени и чуть запрокинув лицо кверху, с едва заметной улыбкой ждал действий.       Винсент протянул руку и коснулся кончиками пальцев его лба. Спустился на переносицу, коснулся закрытых глаз и тёмных ресниц, погладил подушечками разлёт бровей. Губы Сефирота дрогнули, он прерывисто вздохнул, но не пошевелился, послушно принимая непривычную ласку. Винсент исследовал его лицо горячими сухими пальцами, оглаживал каждую впадинку и выпуклость, словно слепой, пытающийся на ощупь запомнить облик среброволосого Солджера.       Пальцы спустились на шею и Сефирот слегка откинул голову, чтобы Винсенту было удобней. Тот с трудом удержался от желания прижаться к ней губами, сосредотачиваясь только на ощущении нежной кожи под своими касаниями и на коротком частом дыхании прямо над ухом.       Чувствовать подобную близость было необычно и волнующе-сладко. Винсента удивительным образом больше не волновал вопрос идентификации сидящего перед ним человека. Сефирот не был женщиной, даже не был случайным сотрудником, но Винсент действительно хотел касаться его шеи, его плеч, пропускать между пальцами шелковистые волосы, расстёгивать рубашку, с трепетом и удовлетворением добираясь до скрытых под тканью ключиц, и целовать ямочку между ними, сжимая ладонями его плечи.       ― Чёртов Турк, ― выдохнул Сефирот, и стремительно и неуловимо извернувшись, опрокинул Валентайна на диван, вновь принимаясь жадно вбирать в себя его губы. Рубашка повисла на предплечьях и сильверхэд с безжалостным треском содрал её с себя, приподнявшись на коленях. Он не мог быть холодным и сдержанным даже очень захотев. А он не хотел.       Винсент почувствовал тепло его тела, когда Сефирот опять накрыл его собой, не позволяя шевельнуться без разрешения, и понял, что на самом деле, отдался на его милость гораздо раньше, чем он сам это осознал.       Принимать его поцелуи тоже было упоительно. Настолько, что терялось ощущение действительности и обычно невозмутимый, Винсент просто не мог хладнокровно оценивать происходящее.       Его удовлетворяло понимание собственного положения.       Сефирот был возбуждён – Винсент ощутил укол смущения и неловкости от того, что он чувствовал над собой и от осознания, что именно он причина этого возбуждения. Но Сефирот не замечал его сомнений, поглощённый усиливающейся агрессией их поцелуя. Он снова сжал его запястья, заставив Винсента тревожно вздрогнуть и непроизвольно напрячься. Винсент не любил чувствовать себя беспомощным и недвижным. И не хотел вспоминать, как это может быть.       ― Отпусти мои руки, ― попросил он, отдёргивая голову. К собственному изумлению – даже слишком бесстрастно. По внутренним ощущениям, Винсент всерьёз удивлялся, как ещё способен сдерживаться, не распадаясь под этим волевым напором на истекающие болезненно-тревожным удовольствием обрывки сознания. Но внешне, наверняка даже не менялся в лице, привычно принимая и ласку, и боль с одинаковым безмятежным выражением, и голос его не дрожал.       Он почти ожидал от Сефирота колебаний, но тот немедленно выпустил его руки и перенес свой вес на локти, давая Турку полную свободу действий. Приятно удивленный этим, Винсент чуть улыбнулся и провел ладонями по широким плечам Солджера, прислушиваясь, как отзывается собственное тело на происходящее. А потом сам вцепился в них, когда оторвавшийся от его губ Сефирот перенёс своё внимание на шею и плечи.       Их бедра снова соприкоснулись, вжались друг в друга, находя то самое идеальное положение, в котором его уже вставший член скользил вдоль члена Сефирота, как вдруг Сефирот зашипел, втягивая воздух сквозь зубы.       ― К-когти, чёртов Турк!       Сквозь озноб и дрожь Винсент внезапно сообразил, что самоконтроль-таки действительно дал трещину, и сейчас он судорожно сжимает пальцы на литых мышцах рук над собой. В том числе и те, что облачены в стальной доспех золотистой перчатки.       ― Я... прошу прощения, ― виновато выдохнул он, отводя руки и пытаясь отвернуться.       Сефирот вновь привстал на локтях, нависая над ним почти монолитной фигурой. Серебро волос потоками стекало с его лица, порозовевшие губы изгибались в неясной усмешке, но глаза были серьёзны, и в глубине подрагивающих расширенных зрачков виднелось что-то опасное.       ― Мы могли бы это снять, ― он перевёл взгляд на металлические сегменты перчатки, поднимающейся сильно выше запястья и оттого крепко держащей манжет форменной рубашки Валентайна, не позволяя стащить её рывком.       ― Не стоит. Я буду контролировать себя.       Голос вновь не подвёл, но в глубине души взвыла досада. Если Сефирот сочтёт это за недоверие...       Сефирот приподнялся, сев на пятки прямо на диване, и привлёк Винсента к себе, заставив сесть и его.       ― Боюсь, что мне придётся воспользоваться ситуацией, ― сказал он, словно ставя в известность, и принялся расстёгивать одной рукой мелкие пуговицы на воротнике Турка, не сводя с него всё того же излишне серьёзного взгляда. ― Ты не спрячешься от меня, Валентайн. Рано или поздно я возьму твою крепость и тебе ничего не останется, кроме как сдаться мне и вывесить белый флаг.       Винсент почти готов был ответить... всё равно что, лишь бы заглушить эту околдовывающую власть в голосе. Готов был с усмешкой стечь сквозь пальцы бывшего Солджера, а ныне – всего лишь человека – вязким багровым туманом, не признающим над собой ни рамок, ни требований. Но ему не хотелось, и он просто прикрыл глаза и слегка отвернул голову, демонстрируя непротивление. О том, что это было именно капитуляцией, он старался не думать.       Рубашка была по-прежнему мокрой и липла к спине, но даже это не могло отсрочить следующего, ожидаемого выдоха-присвиста. Винсент закрыл глаза. Так было страшнее, но можно было не видеть глаз того, на чьё доверие он понадеялся.       ― Что это? ― спросил Сефирот с искренним недоумением и смутно ощущаемой нарастающей яростью, словно знал ответ, но не желал с ним смиряться.       По-прежнему недвижный, Винсент дёрнул уголком рта, пытаясь не сорваться в нервный саркастический смех.       ― Шрамы, Солджер. Ты никогда не видел, как они появляются?       Сильные руки стащили влажную ткань с его тела, оставив рубашку болтаться на одном рукаве. Винсент даже с закрытыми глазами ощутил пристальный изучающий взгляд и уже который раз за этот вечер пожалел, что не может сбежать и закрыться от всего мира, снова погрузившись в позволяющую отречься от себя самого же летаргию.       ― Таких нет, не видел, ― медленно ответил Сефирот. ― Тебя что, вспороли от груди до пупка?       ― Это называется вскрытие, ― пояснил Валентайн, всё же поддавшись невыносимому желанию закрыться и прижав свободную ладонь к груди, где под ключицами сходились в один длинный рубец два белых от времени, выпуклых шрама. Винсент не смущался наготы или перспективы стать любовником другого мужчины, но демонстрировать то, что нормальные люди оправданно называли уродливым, он не хотел до последней минуты. ― Официально, я мёртв. Был мёртв, с точки зрения патологоанатомов.       Он ждал как минимум – подробных расспросов о произошедшем или дальнейшем: момент интимности был разрушен, и Винсент бы не осудил Сефирота, сведи тот весь вечер к беседе об этом. Винсент сам с трудом смотрел на себя в зеркало. Ожидать, что его теперь будут всё так же желать видеть рядом с собой было по меньшей мере самонадеянно.       Он не знал, что думал Сефирот в тот момент. И что он мог бы думать сам, не будь столь поглощён ожиданием реакции от бывшего Солджера. Но реакция запаздывала: Сефирот неторопливо водил пальцами по самому толстому, отвратительному вертикальному рубцу, и Винсент, озлобившись на себя за собственную слабость, открыл глаза, подняв на своего партнёра каменное лицо.       Наверное он выглядел нелепо – полуголый, сидящий чуть ли не на коленях самого прекрасного человека на планете, и при этом пытающийся строить из себя независимость и самоконтроль. Уж Сефирот без сомнения видел, как истончилась и растрескалась эта маска, выдавая проглядывающее изнутри отчаяние и боль. Только вот вряд ли это помешает ему сказать...       Я сожалею...       ― Сними перчатку, ― приказал Сефирот в ответ на его немой вопрос во взгляде. Сведённые брови выдавали внутреннее напряжение, а губы застыли в неясной усмешке, пугавшей гораздо сильнее самого тяжёлого молчания. Винсенту вновь захотелось закрыться, отгородиться и закутаться в скинутую одежду, но почему-то он не стал перечить.       Ему нужно было это сейчас. Возможно, только Сефироту и стоило открыться, показать себя со всей своей неприглядной стороны. И если он не поймёт – не поймёт больше никто.       ― Это может быть опасно, ― просто предупредил он. Послушно защелкали, раскрываясь, пряжки. Латные сегменты скрипнули друг о друга и Винсент медленно, не отводя взгляда от сощуренных глаз напротив, стащил с себя защитный доспех.       Сконцентрированная материализованная энергия, составляющая суть его левой руки, больше напоминала конечность демона. Да, по существу, ей и являлась, но Сефирот даже не кинул взгляда, удовлетворившись лишь тем, что его просьба-приказ исполнена.       Винсент следил за его лицом без эмоций. Само время, казалось, загустело вокруг них, замерло в выдохах, в мучительно-медленных поглаживаниях рубцов на и без того истощённом теле. Сефирот вёл пальцами по каждому шраму, ожогу, отметине, которыми было покрыто почти всё тело Валентайна. Когда-то экспериментатор и энтузиаст Ходжо, привив своему лабораторному экземпляру, регенерацию на уровне рибонуклеинового кодирования, с удовольствием проверял её возможности. И с точно таким же изучающим интересом наблюдал за процессом сращивания органов и тканей. Действия Сефирота отчасти напоминали об этом, но Винсент вдруг подумал, что больше всего его касания похожи всё-таки на те, которыми минуты назад он сам оглаживал черты его расслабленного прекрасного лица.       Могло ли это значить, что сам Винсент принимает Сефирота за объект изучения?       Мог ли подумать об этом Сефирот?       ― Не стоит прятаться от меня, ― серьёзно произнёс тот, и поднял голову, глядя Винсенту в глаза. Ревниво, зло, невыносимо откровенно. ― Я хочу тебя всего, со всем твоим неприятным прошлым, если только ты позволишь мне разделить его с тобой. Ты сильнее всех, кого я знал. Не нужно стыдиться этого и позволять сомнениям отравлять свою жизнь.       Он снова поцеловал его в шею, уверенно и спокойно, прихватывая губами кожу под самым ухом. Как будто не было только что самого страшного для Винсента откровения.       ― Тебя не отталкивает? ― вырвалось у Винсента прежде чем он осознал, насколько внезапная и недопустимая надежда мелькнула в его голосе.       ― Эта ерунда? ― улыбнулся Солджер, прихватывая губами мочку его уха и целенаправленно оглаживая ладонями обнажившуюся грудь. Как будто и не было ненужной болезненной паузы между ними. Кажется, его действительно не тревожили уродливые отметины на теле партнёра. Для Винсента они служили каждодневным напоминанием о том, что он был слаб и унижен. Профессиональный же воин привык к шрамам как к гордым отметинам о собственной доблести и не видел разницы, получены они на поле боя или на лабораторном столе в экспериментальных целях.       Винсент не знал, что движет его странным любовником, могущем получить едва ли не любого человека на всей Гайе, но почему-то выбравшего именно его. И это была не жалость, не любопытство – Сефироту оно, скорей, претило – не стремление изведать новое...       Как будто бы Винсент и правда что-то для него значил.       ― Ну знаешь... Эта ерунда несколько портит жизнь, ― усмехнулся он, с удивлением ощущая, как рассасывается под сердцем леденящий комок страха. По мнению Винсента, ещё слишком рано было расслабляться и уверять друг друга во взаимной симпатии, но очередная неконтролируемая дрожь продемонстрировала, что тело не было согласно с привычно ждущим только плохого разумом. Сефирот планомерно покрывал его шею и ключицы поцелуями, словно стремился наверстать упущенное заминкой время.       ― Доверься мне, ― промурлыкал он ему на ухо и собственнически прикусил мочку. Винсент бесшумно выдохнул и закрыл глаза. Бороться с собой становилось абсолютно невозможно.       Он упёрся ладонями в грудь Солджера и несильно толкнул его от себя. А затем, пока тот не успел возмутиться, решительно и твёрдо перекинул ногу через его колени и плотно оседлал его бёдра, разом оказавшись на голову выше и значительнее.       ― Ты всё ещё разговариваешь со мной, будто мне восемнадцать, ― укоризненно заметил он, едва заметно улыбаясь уголком рта. И получил бесовскую, вызывающую улыбку в ответ.       ― Но ведь ты ведёшь себя соответственно.       Винсент кивнул, принимая к сведению, и приподняв его лицо ладонями, склонился к его губам. Что-то внутри отмерло, наполнилось неведомо откуда взявшимся теплом, и растеклось по венам, расслабляя зажатые в ледяном ожидании мышцы.       <― ...Я думаю, что влюблён в тебя.       ― Я сожалею...</i>       ― Ты очень рассудителен для данной ситуации, ― вдруг заметил он с улыбкой, усаживаясь на бёдрах Сефирота поудобней. Тот вздрогнул, раздвигая ноги. Касание ткани о ткань заводило неимоверно, но больше всего – осознание, кто именно сейчас терял контроль под осторожными ласками Валентайна.       Сефирот не ответил, попытавшись снова завладеть его губами и нетерпеливо толкаясь бёдрами вверх, в отличие от Турка, не слишком довольный разделяющей их одеждой. Но тот намеренно отдёрнул голову, удерживая руки на плечах теряющего самоконтроль сильверхэда. Впрочем, ненадолго. Через пару мгновений одна опустилась на широкую грудь, длинные пальцы с чёрными острыми когтями самостоятельно нашли твёрдый сосок и хоть и осторожно, но всё же сдавили, вырвав у Сефирота резкий довольный вздох. Вторая ладонь скользнула ещё ниже, расправилась с ширинкой брюк и расслабленно провела по напряжённому члену.       Сефирот, наконец, застонал, сжимая пальцы на бёдрах Турка, и запрокинул голову с напряжённо вздрагивающим лицом. Как бы ни был Винсент смущён и сдержан, он всё ещё не собирался позволять ему управлять происходящим.       ― Вален... тайн... ― хрипло, сквозь зубы, выдохнул Сефирот, не открывая глаз.       Винсент прижался лбом к его лбу и победно улыбнулся, зная, что его всё равно не увидят.       ― Да, я тебя слышу. Хочешь... продолжения?       Сефирот вздрогнул всем телом и рвано выдохнул, впиваясь ногтями в его поясницу.       ― Да!       После этого, опрокинуть его на низкий диван и стянуть расстёгнутые брюки заняло немного времени. Руки стремительно полетели вверх, оглаживая ноги, ступни, колени, бёдра – не оставляя ничего без внимания, словно наслаждаясь возможностью в принципе прикасаться к этому телу. Сефирот снова попытался перехватить активное поведение, не смиряясь с положением распластанной на спине жертвы, но поймал взгляд над собой и замер, выгнувшись на постели.       Винсент не знал, что мог увидеть в его глазах его своенравный любовник, но внутренне оскалился.       Кажется, не только ему начинало нравиться происходящее.       От своей одежды он избавился на автомате и как-то словно в тумане. Внимание его по-прежнему было приковано к Сефироту и к его белым пятном выделяющемуся в полумраке телу. Оно манило желанием прикоснуться, оставить следы поцелуев, укусов, царапин – десятков отметин о принадлежности только ему – отвергнутому жизнью нелюдимому одиночке.       Винсент перекинул ногу через бедро и вновь опустился сверху, упёршись ладонями ему в грудь. Ему было недостаточно времени на то, чтобы восхититься очертаниями лежащего под ним Солджера или прочувствовать прижимающийся к его ягодицам жар, и наверное, никогда не было бы достаточно для того, чтобы даже просто привыкнуть к его совершенству. Но Сефирот, ощутив вернувшуюся тяжесть на себе, сам подался ему навстречу, нашёл рукой его член и обхватил его широкой ладонью, тут же принимаясь двигаться.       Винсент бесшумно втянул воздух сквозь зубы и запрокинул голову, прогибаясь в пояснице.       Его рукам хотелось довериться.       ― Ты прекрасен, ― вздохнул Сефирот, и Винсент почувствовал, как он ведёт большим пальцем по центральному шраму на животе. ― Со всеми твоими отметками. Разве это не глупо – портить себе жизнь такой бессмыслицей?       Ответа он не ждал, и Винсент промолчал, сжимая губы. Может он и казался себе глупым, но никто не задавал вопросов, приняв эту неизбежную необходимость. Никто, кроме Сефирота, и так и не научившийся оправдываться Винсент не мог найти ответов на его вопросы. Да и были ли они у сознательно изжившего все сомнения в правильности выбранного однажды?       Казалось, Сефироту было мало физического его обнажения, и он с той же умелой чувственностью ласкал его истекающую насквозь душу. Он ещё что-то шептал низким от страсти урчащим голосом, и Винсент, закрыв глаза, словно плыл в обволакивающем его дурмане, изредка вздрагивая всем телом, когда твёрдые мозолистые пальцы обманчиво-небрежно задевали самые чувствительные точки. Так непривычно и нереально было ощущать чужие движение, естественные, в общем-то, для любого мужчины, но Сефирот каким-то образом угадывал именно то, что ему было необходимо и делал это – с независимой небрежностью, с которой он делал вообще всё на свете.       ― Для девственника ты слишком развратен, ― донеслось до его слуха обличающее обвинение, когда уверенные, влажные от его собственной смазки пальцы скользнули вниз, под мошонку, и надавили на чувствительные стенки входа, принуждая уступить их вторжению. Винсент с готовностью подался назад, закусив нижнюю губу, и только потом понял, что Сефирот вновь торжествует, диктуя свою волю. Он определённо был увереннее и опытней в сексе, но Винсент знал, как сильно он желает контроля над собой, стремится к нему и – возможно – только ему и позволяет. Нельзя было обмануть ожидания, да и не для этого оседлал его Валентайн здесь и сейчас.       ― Я не девственник, ― очень серьёзно заметил он, глядя в смеющиеся чёрно-зелёные глаза. И снова толкнулся навстречу безжалостным проникновениям, чувствуя, как сводит живот и ноги от непривычных и чуждых, но таких необходимых сейчас ощущений. Быстрые уверенные пальцы сильверхэда не переставая вминались в его тело – так, будто проделывали это уже множество раз. Винсент ощутил неуместную и жгучую ревность, но поспешно прогнал её, запрещая себе думать. Он вновь запустил ладони в блестящие даже в полумраке волосы, сжимая их в ответ на каждый следующий толчок внутри своего тела, и длинные пряди невесомо скользили сквозь пальцы, как неуловимая вода или тончайший шёлк. А Сефирот беззвучно смеялся, когда новое откровенное касание заставляло Валентайна вспыхивать и содрогаться от свившегося глубоко внутри желания.       Наверняка лицо его раскраснелось, вытесняя вернувшуюся болезненную бледность, но Винсент был уверен, что ещё держит над собой контроль. По крайней мере, он честно мог сказать, что не позволил себе ни одного совсем уж откровенного стона, могущего открыть самоуверенному Солджеру истинное положение вещей.       ― Твои губы просто обязаны быть зацелованными, ― с удовольствием произнёс Сефирот, когда Винсент, пытаясь сдержать новый стон, склонился к его груди, сжимая в кулаки руки. Он даже не слушал его – бархатные слова сами вливались в уши, заставляя вздрагивать ещё и от сокровенной таинственности этого низкого манящего голоса. ― Я сделаю это. Сегодня. Завтра. Буду делать это постоянно... Хочешь?       Хочу!       В душе разлилось блаженное ожидание.       Сегодня. Завтра. Каждый день. Каждую жизнь.       Отчасти, оно пугало, но и непонятным образом примиряло его с осознанием, что сейчас он, беззащитный и полностью открытый, предоставлен горящему взгляду напротив. Он снова чувствовал себя живым, пьяным, будто накачанным чем-то обжигающим кровь и заставляющим его с закрытыми глазами подаваться назад, к пальцам, сухо и болезненно растягивающим его тело. Он никогда не переживал подобного так жарко и отчаянно, и никогда не нуждался в этом так сильно; это было удивительно и странно, но правильно. И почему-то не казалось грехом в личном мериле деяний Валентайна.       Сефирот безусловно одобрял эту, не пойми откуда взявшуюся смелость и страсть, и прищуренные глаза влажно сверкали из-под тёмных ресниц, бесконечно окидывая предвкушающим взглядом стройную фигуру перед собой.       Вдруг сквозь звенящую затуманенность в голове пробился какой-то звук, и Винсент со стыдом осознал, что слишком растворился в чужих откровенных ласках и позорно потерял сосредоточенность.       ― У тебя были мужчины раньше? ― повторил Сефирот, видя, что первые его слова не достигли цели. Винсент хмыкнул, гадая, есть ли ему ещё куда краснеть.       ― Кажется, я уже сказал.       ― Ты сказал не это. ― Сефирот нахмурился и вытащил пальцы из его тела, словно передумав. ― Я верю, что ты можешь выдержать почти любое количество боли, но я не хочу причинять её тебе неосторожностью.       В его голос вернулась знакомая, отчего-то веселящая Валентайна обеспокоенность, и он слегка натянуто улыбнулся, прикрыв глаза. Прошли годы с того времени, когда ему позволено было смущаться такой близости, и ещё больше – с того момента, когда он впервые узнал, что партнёрский секс в Шин-Ра не просто поощряется, а является чуть ли не основным звеном в сближении и доверии к напарнику. Но от этой небрежности, с которой относились к сексуальным отношениям остальные, по-прежнему было тревожно и чуть неуютно.       ― Были. Очень давно, ― с напускной серьёзностью ответил он, поднимая взгляд. ― Интересуют подробности?       ― Позже, ― промурлыкал Сефирот довольно, совершенно не обратив внимания на его предостерегающий тон. ― Непременно расскажешь! ― и снова обхватил ладонью его член, медленно поглаживая, умело чередуя ощущения и совершенно не позволяя сосредоточиться. ― Просто ты очень мило смущаешься.       Винсент снова содрогнулся, уже не сдержав стона. Сефирот ласкал его внутри и снаружи, и это было именно то, что нужно, чтобы Винсент ощутил приближающуюся разрядку. Его знобило от предвкушения, и как бы он ни пытался собраться, весь его запредельный самоконтроль и разумные опасения уже не являлись достаточной преградой его желанию.       Он хотел его. Он хотел его в себе.       ― Хватит... тянуть, Сефирот... ― выдохнул он голосом, слишком близким к жалобной просьбе. ― Пожалуйста.       Солджер дернул уголком рта и положив ладони на его бёдра, направил на себя и вниз, уверенно толкаясь навстречу.       Винсент ахнул и припал к его груди, вздрагивая всем телом. К раздразнённому осторожными проникновениями входу прижалась горячая влажная головка.       Сефирот явно не собирался затягивать.       ― Как пожелаешь, хозяин, ― соблазнительно мурлыкнул он, улыбаясь.       Винсент нахмурился и упершись руками в его грудь, резко, не оставляя себе времени на сомнения и не жалея себя, подался назад. Короткой подготовки не могло хватить, чтобы он полностью расслабился, но ждать не хотелось. Твёрдый, влажный от смазки член медленно скользнул в него, толкнулся нетерпеливым рывком, распространяя жар и тянущую боль по всему телу, и Винсент не удержался, сдавленно застонав и кусая губы.       Под зажмуренными веками вспыхнули искры. Его Сефирот с наслаждением запрокинул голову и громко выдохнул-выстонал его имя, вбиваясь в сломанное напряжением тело над собой нетерпеливыми рывками.       Ради одного только этого стоило вытерпеть любую боль, сосредоточившись лишь на требовательном ощущении заполненности.       ― Всё в порядке? ― донеслось до его слуха, когда звон в ушах стих и напряжённо застывшее тело едва сумело расслабиться. Сефирот не двигался, но горячий член внутри Винсента подрагивал, выдавая возбуждённое нетерпение.       Винсент открыл глаза, с трудом разлепив неведомо от чего мокрые ресницы.       ― Валентайн... ― с восхищением прошептал Сефирот, не сводя с него пристального взгляда, и Винсента вновь бросило в дрожь – теперь от безграничного обожания в широко распахнутых, почти чёрных глазах.       ― В постели ты гораздо нерешительней, ― усмехнулся он непослушными губами, выпрямляясь на подрагивающих руках, когда Сефирот оказался внутри него и замер, позволяя Винсенту привыкнуть. Ощущение казалось практически нестерпимым. Винсент сознательно не присматривался к размерам своего партнёра, он и до этого был уверен в его исключительном достоинстве. Но сейчас ему представлялось, что в нём по меньшей мере горячий стальной кол... сухо и плотно движущийся внутри, как только Винсент решал пошевелиться. Внизу живота свернулась горячая тяжесть, словно собранный из всех нервов тела плотный комок, при каждом движении посылая по его телу болезненно-обжигающие разряды. ― А с виду такой эгоистичный самодовольный любовник...       Сефирот зарычал и вскинувшись, попытался опрокинуть Винсента на спину, по-прежнему не особенно довольный тем, что им управляют, но Турк не позволил, без видимых усилий удерживая гораздо более тяжёлое тело под собой. Впрочем, отчасти Сефирот своего добился: от резкого движения внутри Винсент сжался, опустив голову и скрыв лицо за копной распущенных волос, и совершенно забыл обо всём, что ещё хотел высказать своему самовлюблённому партнёру.       ― А ты – гораздо болтливей, ― хмыкнул тот, убедившись, что скинуть с себя худощавого лёгкого Валентайна невозможно. Но вполне удовлетворился той вспышкой, что исказила тонкие, прежде невозмутимые черты, и вновь почувствовав уверенность в себе, расслабил плечи и неторопливо качнул бёдрами ему навстречу. А затем ещё раз, окончательно лишив Винсента возможности бросить новую, скрывающую смущение колкость. ― И я знаю, как заставить тебя замолчать...       Винсент сжал зубы, не позволяя очередному стону сорваться с искусанных губ, и ссутулившись, вцепился пальцами в поддерживающие его бёдра руки.       Было больно. Но при всей своей нетерпимости к боли, он ни за что бы не согласился променять нынешние ощущения на безмятежную спокойную бесчувственность. Потому что это было именно тем, чего он так долго жаждал.       ― Валентайн. Посмотри на меня.       Винсент открыл глаза. Бледное в полутьме, ослепительно прекрасное лицо было совсем рядом.       Он потянулся к нему, не думая, и впился в тонкие губы протяжным алчущим поцелуем, запустив пальцы правой руки в серебряные волосы. Сефирот охотно впустил его язык в свой рот, погладил своим, умело закружил в сладком отвлекающем танце. Другой рукой Винсент обнял его за плечо, находя новую точку опоры, и несдержанно всхлипнул в губы, не желая прекращать откровенную пытку над самим собой.       Сефирот не отказал ему ни в сладости безумного поцелуя, ни в жажде познать собственное тело, размеренно и сильно вбиваясь в него так, что если бы не уверенная ладонь на пояснице, ведущая его, Винсент просто не смог бы поддержать заданный ритм.       ― Ты пытаешься укротить меня? ― снова донеслось до его слуха, чудом не потерявшись в протяжных громких вздохах где-то совсем рядом. Проклятье, неужели это он так жалобно стонет? ― Не самая удобная поза для первого раза. И кроме того, я хочу увидеть, как ты кончишь.       Новая дрожь прошила Винсента до самых кончиков пальцев. Он кончил бы от одних только этих слов... Но не мог себе позволить сдаться первым, и не желал прекращать это откровенное сумасшествие. Не так скоро.       ― Я укротил тебя... ах... гораздо раньше, ― голос его казался почему-то надломленным и совсем тихим, в отличие от стонов, которые сдерживать больше не удавалось. Винсент растерял свой контроль, его руки соскользнули на постель и теперь он сам с силой насаживался на Сефирота, с каждым рывком задевая внутри себя что-то, от чего было сладко и до безумия приятно.       ― Может быть, ― хриплый шёпот пощекотал волосы над ухом. Винсент чувствовал, как улыбаются губы возле его головы, как целуют его волосы и плечи. И почему-то безграничное торжество завладело его мыслями. Это было слишком хорошо.       Слишком похоже на правду.       Ради этого можно было даже позволить ему взять над собой верх.       Он уткнулся лбом в его плечо и кончил жарко и мокро в руку, по-прежнему крепко сжимавшую его член. Наслаждение, облегчение, безумная, несвойственная ему эйфория затопили его сознание, и он, не поднимаясь, запрокинул голову, выжимая из этого все ощущения, какие только было можно. Так, чтобы прочувствовать каждый миг сводящего с ума блаженства. Мокрые от пота волосы облепили лицо, но это не было неприятно. И Сефирот вновь накрыл его губы своими, целуя судорожно, влажно и грубо, словно тоже потерял контроль.       Винсент умоляюще застонал в поцелуй, подаваясь навстречу, просто позволяя жадно трахать свой рот языком, и с блаженным вздохом обмяк в обнимающих его руках... Но вдруг мир неожиданно перевернулся, и Винсент очутился на спине, жестоко подмятый сильным телом, в наказание за мгновенную потерю концентрации. Сефирот навис сверху, над ним, в нём, торжествующе и безумно скалясь так, словно вновь стал одержимым. Уверенным, почти привычным движением он забросил ноги Валентайна себе на талию и толкнулся глубже, просто вколачивая его в мягкую поверхность дивана. У Винсента хватило сил только на то, чтобы вцепиться в нависшие над ним плечи, полностью отдаваясь во власть и на милость. Требовательная страсть не позволяла даже перевести дыхание. Впрочем, язык Солджера тоже не разрешал этого сделать, продолжая терзать рот Винсента так же настойчиво и глубоко, как и до этого.       Расслабленный, запрокинувший голову в ореоле спутанных волос, отдающийся навстречу малейшему движению, Винсент даже не ощутил привычной послеоргазменной усталости. Только не с Сефиротом. Будто без его удовлетворения, удовольствие было неполным, и с каждым новым его толчком, Винсент по-прежнему вздрагивал всем телом в возбуждённом и требовательном ожидании. Он поднял ноги повыше, обхватывая его спину и меняя угол, и Сефирот вскрикнул, сведя брови на переносице. Винсент чувствовал его как никогда – руками и губами, всем своим телом, каждой крупицей сознания, сливаясь во что-то единое. И это было даже большим откровением, чем просто жажда и стремление удовлетворить свои потребности.       Его Сефирот над ним, вокруг него, потный, стонущий, крепко за него ухватившийся, толкающийся в него, совершенно потерянный, и Винсент с мазохистским наслаждением желал бы потеряться вместе с ним.       Он не успел об этом задуматься, как Сефирот задохнулся очередным стоном, прижавшись губами к его шее и устало, глубокими рывками кончая.       ― Мой... ― беззвучно прошептал Винсент, впиваясь пальцами обеих рук в поток серебряных волос над собой.       Сефирот бездумно и почти незаметно поглаживал пальцами основание шеи Валентайна, положив голову ему на плечо. Мокрые спутанные пряди щекотали шею и ключицы, но Винсент молчал, понимая, что неуместней всего сейчас будет именно говорить о неудобствах.       Ещё любовник был тяжёл. Расслабленный, он лежал сверху, и казалось, был слишком умиротворён и удовлетворён, чтобы самостоятельно шевелиться – даже в своих собственных интересах.       ― Я правда слишком много болтаю? ― спросил Винсент небрежно, лишая вопрос даже толики заинтересованности. Азарт и запал страсти прошёл, вернув привычное чувство смущения.       ― М-да, время для грязных разговорчиков, ― довольно мурлыкнул Сефирот прямо ему в ухо, и приподнявшись, смерил его таким взглядом, что Винсент на мгновение растерялся. На бледном лице чёрными провалами выделялись смеющиеся глаза и привычная самодовольная усмешка вновь изогнула припухшие от поцелуев губы. ― Не больше, чем... нужно.       Винсент внутренним чутьем понял, что не это хотел сказать Сефирот, но промолчал, не видя смысла переспрашивать. У него всё ещё немного кружилась голова и ещё не исчезло приятное посторгазменное чувство, от которого хотелось проспать неделю, но холод уже начал пробираться под кожу, вымораживая его изнутри.       Он с усилием сел на диване, вздрогнув от непривычных ощущений внутри своего тела. Сефироту ничего не осталось, как с неудовольствием подняться следом, привстав на вытянутых руках. Но вдруг он улыбнулся такой обезоруживающей улыбкой, о существовании которой Винсент даже не подозревал, и как огромный сытый кот, потёрся щекой о его плечо.       ― Ты ведь не считаешь, что получив, что хотел, я оставлю тебя в покое? Это было бы очень самонадеянно с твоей стороны – решить, что мне достаточно одного раза.       Винсент только покачал головой. В комнате удивительным образом стало чуть теплее.       ― Возможно, я считаю, что можно было бы всё-таки осилить дорогу до спальни. Если ты себя не переоцениваешь, конечно.       То, что последняя фраза оказалась лишней, Винсент осознал сразу же, потому что Сефирот воспринял эти слова не иначе, как вызов и моментально напрягся, заставив Винсента бесконтрольно вздрогнуть и ощутить новую обжигающую волну, от пяток до корней волос прошившую его насквозь. И он с трудом сдержался, чтобы не вцепиться в партнёра вновь, как-то слишком резко потеряв опору под собой.       ― Я не против... ― Сефирот ласкающе огладил ладонью выступающие ключицы Валентайна, скользнул по располосованной груди, и вдруг подхватил его подмышкой, само собой разумеющимся движением потянувшись за поцелуем. Как всегда, самоуверенным и неумолимым жестом пресёк осторожные попытки Винсента освободиться от непривычной поддержки, а затем легко поднял его на руки, прижав к груди.       ― У меня вообще далеко идущие планы на тебя, твою задницу и всё твоё свободное время, Турк. Зря ты нашёл меня в том кратере и привёл к себе в дом.       Винсент привычно попытался смутиться, но губы сами собой растянулись в ухмылке. Управлять вспыльчивым и страстным Сефиротом оказалось достаточно просто.       ― У меня два дня выходных, ― просто сказал он и обнял Сефирота за шею. ― Я весь твой...        Было уже темно, когда Сефирот открыл глаза и долго пытался сообразить – который час? Даже самая длинная ночь в году не могла пойти на вторые сутки, и он справедливо рассудил, что они с Винсентом проспали весь день. Тем паче, что ночная темнота за окном была уже вполне привычной.       Он повернул голову. Под ним оказалась рука и плечо Валентайна, который прижимал его к себе так крепко, словно даже во сне боялся отпустить. Винсент спал. Безмятежное спокойное лицо, неестественно бледное в темноте, казалось настолько безжизненным, что, если бы не едва угадываемое сердцебиение в груди под ладонью бывшего Солджера, можно было бы без труда принять Валентайна за мертвеца.       Сефирот ощутил неприятное покалывание в груди от этой мысли и, не справившись с собой, беззвучно поднял руку и коснулся пальцами его губ.       Они были теплы.       Сефирот осторожно приподнялся на локте и стал смотреть на то, как вздрагивают длинные тёмные ресницы безмятежно спящего под ним существа.       Во сне Винсент выглядел беззащитным и, почему-то, очень печальным. Всё в нём без слов говорило о том, что он не хотел становиться тем, кто он есть, и вся его сила и могущество были обратной стороной его одиночества и рождённой им уязвимости. Сефирот скользнул взглядом вниз на откинутую шею, выступающие ключицы и узкие, хоть и облагороженные крепкими мышцами плечи. Сеть мелких и крупных шрамов покрывала почти всё пространство – по левой стороне, почему-то больше – и редкие округлые пятна, похожие на следы застарелых ожогов помечали почти все болевые точки, расположение которых на теле человека Сефирот знал почти досконально. Вчера он не обратил на них внимания, захваченный совсем другими впечатлениями, но сейчас он с новым, удивительным для себя чувством щемящей нежности, захотел коснуться каждого, стирая даже тень минувших болезненных ощущений.       Нежность никогда не была ему присуща, особенно вот такая – похожая на самопожертвование – и сознавать её было странно, хоть и не неприятно.       ― Нравлюсь? ― неожиданно раздался голос. Ровный, совершенно не заспанный.       ― Да, ― честно ответил Сефирот и попытался стушеваться, ― я думал, ты спишь.       ― Спал, ― поправил Винсент и глубоко вздохнул. ― Я чутко сплю.       Сефирот хмыкнул, и не сдержавшись, широко зевнул, уронив чёлку на лицо.       ― Я заметил. Ты выглядишь отдохнувшим.       Винсент промолчал, не двигаясь и не выказывая никакого неудобства, и Сефирот почему-то испугался, что он снова сейчас уснёт. Он завозился под одеялом, устраиваясь поудобнее: худой и костлявый Винсент оказался неожиданно удобной подушкой, но за несколько часов без движения у Сефирота ощутимо затекли руки и всё тело.       ― Надо будет тебя откормить, ― скорее себе самому проворчал он. Но Винсент вдруг усмехнулся и осторожно потрепал Сефирота по волосам на затылке. Тот уже вновь устроил свою голову у Валентайна на груди и не стал возражать.       ― Я надеюсь, ты не посвятишь этому оставшиеся годы своей жизни?       ― Ну, это не самая плохая цель, ― преувеличенно серьёзно пожал Сефирот плечами. ― Или у тебя есть какие-то другие планы на ближайшее будущее?       ― Есть. Прямо сейчас, ― в голосе Винсента мелькнула толика настороженности, но прежде чем Сефирот нахмурился, тот пояснил. ― Нам нужно в душ. Ты пахнешь потом и сексом.       ― А мне нравится, ― Сефирот демонстративно повёл носом и провокационно ухмыльнулся, хоть этого и не увидели. ― Ты, кстати, тоже, и я ничего не имею против.       Винсент не ответил, только вздохнул и спихнул с себя его голову, садясь на постели. Сефирот попытался было обхватить его за бёдра и вновь повалить в кровать, но тот непостижимым образом избежал этих собственнических объятий и встав, невозмутимо направился к шкафу, повернувшись к кровати спиной. Зажигать лампу он не стал. Сефирот уже имел возможность убедиться в том, что ночное зрение Турка лучше, чем у кошки, но всё же внутренне подосадовал на невозможность разглядеть своего любовника при свете.       Впрочем, он сомневался, что видит его полностью обнажённым в последний раз.       Что там было про душ?        У Сефирота слишком давно никого не было, и он почувствовал в себя желание наверстать упущенное. Прямо сейчас.       Слишком долго не было никого такого.       ― Поменяй простыни, ― донёсся до него не терпящий возражения голос. ― Они на верхней полке. И поставь чайник. Я ненадолго.       ― Раскомандовался, ― хмыкнул Сефирот себе под нос, глядя, как Винсент, закинув на плечо тёмный свёрток полотенца, быстро вышел из комнаты. Даже не обернулся, словно не сомневался в послушании своего домашнего Солджера, лениво развалившегося по диагонали на смятой и разворошённой постели. Присоединиться к себе тоже не пригласил – к немалой его досаде. Но Сефирот подумал о том, что было бы действительно грубым требовать от Винсента мгновенного и безоговорочного принятия всех аспектов их едва начавшихся отношений. Сефирот не предполагал даже, что вообще всё зайдёт так далеко настолько скоро. Он был готов – и вполне довольствовался бы – гораздо более медленным и осторожным сближением.       Но Валентайн не переставал его удивлять и восхищать, заинтересовывая тем больше, чем прочнее границы рушились между ними.       И подчинять всё его внимание себе даже тогда, когда сам он отсутствовал.       В тихом омуте демоны водятся, подумал Сефирот не без удовольствия, опуская босые ноги на пол и не отводя взгляда от двери, за которой скрылся желанный силуэт самого удивительного мужчины в его жизни.       Сефирот не думал, что будет желать кого-то так сильно, что без сомнений принесёт в жертву своё здравомыслие и жажду независимости.       Ванная оказалась не заперта, но душевая кабинка была непрозрачно-матовой и судя по шумно льющейся воде и хлопьям пены изнутри на стекле, Винсент гостей не ждал. Хотя предсказуемо услышал негромкий щелчок замка, когда Сефирот решительно затворил за собой дверь ванной.       ― Ты что-то хотел сказать? ― спросил он, не дождавшись объяснений Сефирота. Голос был приглушённым, но не оскорблённым неуместным вторжением.       ― Ты сказал, что от меня тащит потом, ― коварно улыбнулся Сефирот, подходя совсем вплотную к стеклу за которой виднелся тёмный гибкий силуэт. ― И что это нужно исправить как можно скорее.       ― Если ты не можешь подождать пару минут, то я напомню, что у тебя есть своя квартира и в ней абсолютно такая же душевая.       Сефирот уже научился различать шутки обычно не расположенного к юмору Винсента, и не обращая внимания на его менторский тон, прижался к стеклу ладонями и лбом.       ― Там нет тебя… ― он помолчал и добавил почти просяще. ― Я могу потереть тебе спину. Хочешь?       Казалось, за стеклянной стенкой вымученно и устало вздохнули, но Сефирот списал эти звуки на шум воды и плеск.       ― Хорошо, ― судя по силуэту, Валентайн пожал плечами и отвернулся, показывая свою полную незаинтересованность. ― Хотя это странно, что ты вообще нуждаешься в моём согласии. Ты же иначе всё равно отсюда не уйдёшь?       Сефирот насмешливо сощурил глаза и толкнув полукруглую дверь, уверенно шагнул в нишу душевой кабинки, разом оказавшись под сильными горячими струями льющей с потолка воды.       ― Не уйду, ― подтвердил он, тут же обнимая Винсента за талию и прижимаясь грудью к его спине. И добавил чуть тише, ощущая, как тот вздрогнул под его руками. ― Без тебя холодно. Я ненавижу холод, и ненавижу быть без тебя.       Винсент собрался что-то ответить, даже почти развернулся к нему лицом, но Сефироту несколько надоели его уводящие от важного уловки. Он мимолётно поцеловал его в шею и доверчиво положил подбородок ему на плечо, по-прежнему крепко обнимая.       ― Ты не похож на себя, ― заметил Винсент, чуть повернув голову, и сжал ладонью правой руки сплетённые на его животе пальцы.       ― И я знаю, кто в этом виноват, ― улыбнулся Солджер, ощутив в этом жесте одобрение. Близость волнующего тела, его запах и безмолвное обещание удовольствия заставляли его сердце биться сильней обычного, а голову туманило азартное предвкушение. Сефирот беззастенчиво тёрся уже вставшим членом о его бёдра и чувствовал, как волнами пробегает под его кожей всё усиливающаяся дрожь.       ― Мы... не должны делать это здесь, ― негромко выдохнул Валентайн, но опущенная голова и сжавшиеся в кулак пальцы с лёгкостью выдали Сефироту его неуверенность.       ― Почему нет? ― спросил он насмешливо, ведя одной рукой вверх по груди и внимательно следя за выражением его лица. ― Сейчас ты расслаблен, растянут и всё ещё чувствителен. Мы могли бы воспользоваться этим.       Винсент мгновенно покраснел, но к своей чести, больше ничем не выдал охватившего его смущения. Сефирот небрежно поглаживал его тело, обнимал мокрые плечи, борясь с желанием покрыть их поцелуями, но его любовник лишь прикрыл глаза и опустил голову, пряча лицо за мокрыми тяжёлыми прядями волос.       ― Ты всегда получал, что хотел, верно? ― спросил он тихо. В основании его шеи виднелся багровый след от поцелуя, который Сефирот оставил ему уже на исходе их бесконечной безумной ночи, когда обессилевший Турк больше не мог сопротивляться его напору. И почему-то это слегка отрезвило Сефирота, заставив отдёрнуть беспредельно хозяйничающие по телу Валентайна руки.       ― Если тебе не нравится... Прости. Но мне трудно думать о чём-то другом рядом с тобой.       Винсент устало дёрнул плечом и улыбнулся. А затем внезапно вскинул руки и завёл их назад, обняв Сефирота за шею.       ― Я не знаю, Сефирот. Я с тобой, и это правильно. Но возможно, мне нужно несколько больше времени, чтобы научиться... принимать тебя таким.       Он осёкся, словно хотел сказать совсем другое, и Сефироту показалось, что Винсент просто боится довериться. Он уже понял, что Валентайн приближает к себе других людей крайне осторожно и выборочно. Сефирот же, со свойственной ему самоуверенностью, навязался сам и хоть Винсент ни разу не показал, что это ему неприятно, Сефирот почувствовал, что не хочет этого осторожного недоверия со стороны того, от кого оно было обиднее всего. Винить Винсента за это недоверие он не имел права, потому что понимал его причины и не желал становиться одной из них.       Винсент не был таким, с кем привык находится рядом Сефирот. Он не был самоуверенным лидером, убеждённым в своей неотразимости и в том, что даже лучший из лучших был создан именно для него. Не был похож на того, кто мог бы воспринять его привычку к власти как вызов и отвечать на этот вызов с азартом и желанием во что бы то ни стало побороть и подчинить себе. И в то же время не был восторженным влюблённым юнцом, которому даже приказ о самоликвидации, полученный из уст бывшего генерала, стал бы высшим блаженством и наградой. Он был изранен, как снаружи, так и изнутри, и внутренние раны кровоточили до сих пор. Винсент никогда бы не признался в этом – Сефирот точно знал – но некоторая дистанция в отношениях говорила сама за себя. Он боялся доверяться вновь, видимо, уже не единожды обманувшись в своих ожиданиях.       Даже если его доверия ждал тот, кто вообще не привык к отказам.       Винсент не отказывал. Но был более чем напряжён одним присутствием рядом, и Сефироту безумно захотелось рассеять эту неловкость и страх.       ― Ты однажды попросил меня довериться тебе и пойти за тобой, ― негромко произнёс он, позволяя Винсенту развернуться к нему лицом, и тепло обнял за плечи. ― Именно в тот момент, когда я был меньше всего склонен делать это. Ты верил в меня? Верь мне и сейчас. Я не хочу терять тебя или выискивать поводы, чтобы быть рядом. Ты боишься того, что между нами что-то может возникнуть или того, что именно этого и не случится?       Вероятно, Винсент и сам не знал ответа на этот вопрос, потому что виновато хмыкнул и уязвимым движением запрокинул голову, безмолвно прося поцелуев. Может это было и к лучшему. Сефирот сам не знал, чего бы хотелось ему. Так что он осторожно коснулся губами его губ, испытывая просто невероятное удовлетворение, что можно недоговаривать, не опасаясь обиженных спонтанных взрывов.       Сефирот тоже не хотел повторять свои ошибки.       ― У меня никого не было тридцать лет, я забыл, как нужно себя вести... ― в тихом голосе Винсента угадывалась лёгкая ирония, и Сефирот с трудом удержался, чтобы не рассмеяться в ответ.       ― У меня только семь. Чудовищное ощущение, не правда ли? ― он опустил ладони на предплечья Валентайна, скользнул к пояснице и крепко прижал его к себе, недвусмысленно соприкасаясь бёдрами. Горячая вода просачивалась между их телами, обволакивая дополнительными объятьями, отчего становилось горячо в паху. Винсент вздохнул, обняв Сефирота в ответ, но отчего-то это движение показалось Солджеру предостерегающим и словно бы отталкивающим.       ― Но кто-то явно против того, чтобы мы заполнили пробелы. Пообещай не убивать его, хорошо?       Сефирот недоумённо сморгнул и поднял брови, отстраняясь и вглядываясь в лицо любовника, не понимая смысла фразы. Тот виновато усмехнулся и коротко кивнул в сторону двери кабинки, призывая быть внимательнее.       Настойчивая и длинная трель входного звонка – кажется, уже далеко не первая – пробилась сквозь густой пар.       ― К ифритам их, ― агрессивно бросил Сефирот и вновь потянулся к желанным губам поцелуем. Но натолкнулся на насмешливый взгляд медно-алых глаз и обиженно замер.       ― Обязательно, ― услышал он извиняющийся голос. ― Но позже. Мне кажется, это кто-то очень настойчивый.       Сефирот не посмел возразить и нехотя посторонился, пропуская Валентайна к дверям.       Ему пришлось выкрутить холодную воду на полную, чтобы хоть как-то утихомирить возбуждение. Зная пуританское воспитание своего партнёра, он предвидел, что возможность удовлетворить его представится теперь крайне нескоро, и заранее представлял себе девяносто девять казней, которым он подвергнет непрошенного посетителя, помешавшего его намерениям.       Когда он вышел из ванной комнаты, промакивая волосы полотенцем, в гостиной горел свет. Незваный гость сидел в кресле у окна, забравшись в него с ногами, и ничуть не смущаясь недоброжелательного взгляда бывшего Солджера. Сефирот даже не удивился. В самом деле, ну кто это ещё мог быть?       ― Добрый вечер, генерал! ― шуточно отсалютовал Рено, прищурив серо-зелёные глаза. Смеющиеся и нахальные, как у молодого лиса. Если он и не ожидал увидеть Сефирота, выходящего из ванной в одном полотенце на голове, то ничем не выдал удивления. ― Надеюсь, я не помешал?       ― Помешал, ― равнодушно бросил Сефирот, глядя, как серьёзный и сосредоточенный Винсент перебирал за столом кипу бумаг из папок с грифом "Совершенно секретно" и логотипом Шин-Ра на корешках. Он успел надеть тот самый тёмно-синий халат из вутайского плотного шёлка и забрать волосы в низкий хвост, отчего между лопаток натекло мокрое тёмное пятно. А ещё – напялить свою неизменную защитную перчатку, без которой, казалось, он не представлял жизни.       Сефирот сделал себе мысленную отметку спросить об этом позже – после того, как они выпроводят беззастенчиво разглядывающего их обоих посетителя.       ― Когда оденешься, сделаешь чай? ― попросил Винсент, не отрываясь от своего занятия. Сефирот нахмурился и сжал губы в нитку, но все его гримасы улетели в молоко. Винсент даже не заметил, а Рено, блудливо отведя глаза в сторону, состроил исключительно занятое выражение лица, задним чутьём предвидя, что с ним сделают за единую ухмылку.       Будь они одни, Сефирот принёс бы и чай, и завтрак, и в постель. Но посторонних он по-прежнему воспринимал как угрозу и вовсе не хотел демонстрировать себя с этой стороны.       Словно почуяв неладное, Винсент поднял голову, но Сефирот уже развернулся к ним спиной, равнодушно передёрнув плечами. Валяющихся со вчерашнего дня предметов их с Валентайном одежды он не заметил – осторожный Турк успел позаботиться и об этом.       ― Ничуть не изменился, ― донеслось до его слуха одобрительно-насмешливое замечание Рено, прежде чем за спиной закрылась дверь спальни.       В гостиной всё было по-прежнему, даже через полчаса, когда одетый и подсохший Сефирот, всё ещё не произнося ни слова, поставил на стол три чайные чашки. Винсент увлечённо и углублённо вчитывался в документы, а Рено, задумчиво покусывая кончик рыжего хвоста, изредка пояснял какие-то подробности. С появлением Сефирота он опять оживился, словно и хотел, и медлил что-то спросить, но недружелюбное выражение лица сильверхэда явно не способствовало задушевной беседе, и Рено всё откладывал на потом.       К сожалению, Сефирот знал, что побыстрее избавиться от этого гостя можно только позволив ему как можно скорее высказать всё, что было у него на языке, и решил сразу брать врага за рога. Как в старое не очень доброе военное время.       ― Компания решила, что единственные за два месяца выходные, это слишком большая роскошь? ― холодно спросил он, поднимая тяжёлый взгляд на рыжего заместителя Главы Следственного Отдела. Но ответил ему сам Винсент, рассеянно перелистывая страницы многочисленных досье, чем заработал полный благодарности взгляд своего подручного.       ― Это не совсем работа. Скорей, уместные пожелания к моему будущему графику. Шин-Ра хочет рассекретить архивы, и мы думаем, что можно позволить обнародовать публике.       ― И нельзя заняться этим в другое время? ― недовольно спросил Сефирот. ― Завтра? Послезавтра? Через месяц-другой?       ― Нет. Через два дня нужно предоставить хотя бы двадцать категорий на рассекречивание. У Компании Артура было слишком много потайных дверей, и не вскрыв хотя бы часть из них, уже давно исчерпавших срок годности, нынешняя Шин-Ра не может рассчитывать на доверие людей.       Сефирот мысленно выругался, без труда поняв, что его долгожданный совместный отдых наедине с Валентайном накрывается огромной гробовой крышкой с осточертевшим логотипом в центре.       ― Ну почему именно сегодня? ― с досадой вздохнул он, зарываясь пальцами в волосы и глядя на Рено так, словно только он был виноват в очередной придури Руфуса. Он понимал, что ведёт себя несправедливо и глупо, но вряд ли собирался утихомиривать своё эго. Только он имеет право на Винсента Валентайна. Точка.       ― Извини, генерал, ― с виноватой улыбкой пожал плечами Рено. ― Меня точно так же из кровати выдрали. Нашли курьера, дзо-то! Но босс не знает выходных и праздников, так что вы ещё легко отделались.       Вспыхивать гневом было выше его достоинства, но против воли, Сефирот физически ощутил, как свивается в его видоизменённом Мако-энергией теле стремление призвать разрушающую материю.       ― Сефирот! ― негромко позвал Винсент, мгновенно почувствовав заискрившееся напряжение в воздухе.       Сефирот поднял голову и словно обжёгся. Багрово-алые, почти чёрные из-за расширившихся подрагивающих зрачков глаза, смотрели прямо на него и в глубине их тлело опасное предупреждение.       Бесконечный миг Сефирот удерживал этот взгляд, а потом неожиданно сморгнул и отвёл глаза. Когда он вновь поднял голову, на его лице застыло совсем другое, невозмутимое и томное выражение.       ― Наверное я всё-таки разберусь с оставшимся самостоятельно. ― Винсент решительно захлопнул папку, которую в данный момент держал в руках. ― Послезавтра я заеду в архивную библиотеку и посмотрю, что можно вскрывать. Пусть Вице-президент позвонит мне через неделю, числа второго. Предварительные списки уже будут готовы.       Рено, с лица которого не успело сойти изумление от внезапной перемены поведения Сефирота, недоумённо вскинул голову и пожал плечами.       ― Ну если ты считаешь, дзо-то... Там кое-где шифровое кодирование. Разберёшься?       Лёгкая улыбка на мгновение скользнула по губам Валентайна, придав ему загадочное выражение лица.       ― Я сам разрабатывал эти шифры. Я стоял у истоков Отдела, ещё когда он занимался исключительно подбором персонала. Не стоит недооценивать меня, мальчик.       ― Прости, босс, ― хмыкнул Рено и небрежно почесал затылок. ― Я всё время забываю о том, что ты на этом деле уже собаку съел, дзо-то!       Винсент иронично кивнул и бросил осторожный взгляд на увлечённого своей чашкой Сефирота. Рено проследил за ним глазами, ойкнул, а потом полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда плотный конверт, помеченный неизменным ромбовидным логотипом.       ― Тебе тоже распоряжение, генерал. Чтобы не скучал, пока босс будет брюки в архивах просиживать.       ― Спасибо, ― равнодушно кивнул Сефирот, принимая письмо и бросая его на стол, даже не глянув. ― Прочту позже. Не хочу отвлекаться.       Рено облегчённо выдохнул, словно опасался ещё одной вспышки. Поставил чашку на стол, довольно потянулся и встал.       ― Ну тогда, раз я больше не нужен, поеду. Приятели в городе корпоратив собирают. Надо показать, как пьют настоящие мужики!       ― Порви их всех! ― предельно серьёзно напутствовал его Винсент и Сефирот немедленно заподозрил, что даже не понимающего шутки Валентайна, Рено умудрился заразить чувством юмора, точно простудой. ― Но на работу трезвый и без перегара. У Елены разболится голова и она тебя сожрёт.       ― Подавится, ― махнул тот рукой и встал. ― Проводишь, дзо-то? Я его боюсь, ― Рено кивнул на хмурого Сефирота.       ― Правильно делаешь, ― невесело усмехнулся Солджер и протянул ему руку для прощания. ― До встречи.       ― До встречи, генерал, ― Рено уверенно ответил на рукопожатие и вышел из комнаты.       Когда Винсент вернулся в гостиную, его любовник всё так же сидел в своём кресле без движения. Нераспечатанный конверт он крутил в пальцах, словно монетку, и на лице его застыло всё то же скучающее безразличие.       ― Не взглянешь, что там? ― Винсент тщательно подавил улыбку. Зрелище обиженного на весь мир Сефирота забавляло.       ― Я и так знаю, что там, ― равнодушно бросил тот. ― Завуалированное срочной необходимостью пожелание Руфуса, чтобы я был от него как можно дальше. По возможности, на другом континенте.       ― Он так не поступит, ― возразил Валентайн и ловко выхватил конверт из его пальцев, изучающе пробежав глазами по сопроводительным надписям. ― Это из Военной Академии Шин-Ра. Вероятно, приглашение для совместной организации набора курсантов. Я знаю их директора. Такую возможность он наверняка не упустит.       ― Не интересно, ― Сефирот скучающе откинулся в кресле и сплёл руки на груди. ― Там же одни городские полицейские и рядовые пехотинцы. К тому же дети ещё, какие из них боевые подразделения?       ― Не любишь детей? ― усмехнулся Винсент, бросая письмо на стол, и принялся складывать разбросанные папки с досье в одну кучу. Сам он детей как раз любил, и они отвечали ему тем же. Даже отпетые хулиганы. ― И кстати, ты не прав. Там есть ещё подразделение Турков, службы внешней и внутренней безопасности. Да и из ВПМ отличившихся курсантов частенько переводили в Солджерские казармы. Академия – неплохое заведение. В Мидгаре она была лучшей.       ― Для среднего уровня, может быть, ― кивнул Сефирот. ― Но сейчас, сомневаюсь, что они представляют из себя что-то серьёзное.       ― Так сделай из них серьёзное, ― Винсент усмехнулся, впрочем, прекрасно понимая Сефирота. Будущих Солджеров отбирали с ранней юности и потом долгие годы вбивали в них мысль, что только они – элитное воинское подразделение, способное свободно дать отпор как внешним врагам, так и бесконтрольно плодящимся в пустошах монстрам. Всех остальных Солджеры считали максимум – пушечным мясом, не способным даже на короткий тренировочный поединок с любым из их "элитных" отрядов.       ― Тем не менее, Солджеров больше не набирают, ― добавил он, оставив в покое свои документы, и неторопливо приблизился к Сефироту. ― И в ваших интересах найти с директором Найвзом взаимопонимание в вопросе вашего сотрудничества. Кроме того, ты теперь штатный генерал, и у тебя практически нет администраторского опыта. Если тебя действительно приглашают для объединения, формирования или чего-то подобного, то прими их помощь с уважением и благодарностью.       ― Как скажете, босс. ― Сефирот недовольно вздохнул, но бурчать прекратил, чем развеселил Валентайна ещё больше. Словно упрямый ребёнок, которого хочется погладить по волосам и пообещать сотню благ, лишь бы обиженно опущенные уголки тонких губ дрогнули в преисполненной надежды улыбке.       Ребёнок-Сефирот нуждался в поддержке. Сефирот-любовник нуждался в нём и от этой мысли по телу Валентайна прокатилась обжигающая истома.       ― Я могу дать первый урок, ― тепло улыбаясь, произнёс он, опускаясь коленом на сиденье кресла, между ногами своего Солджера. Положил ладони на плечи и склонился так близко, что недоумённо вскинувший голову Сефирот едва не ударил его по подбородку. ― Первое правило управляющего: при подчинённых лучший выход - изображать воплощённую работоспособность. А когда они уходят, можно вернуться к более приятному времяпрепровождению.       Сефирот хмыкнул, и согласно раскрыл навстречу объятья.       В глазах его отразилось неподдельное восхищение.