Главное - не паниковать

      Кинзи наслаждалась теплым солнышком, оно было редким гостем Вашингтона в последнее время. Девушка, имеющая странный рыжеватый оттенок волос, словно из шатенки пыталась перекраситься и не получилось, достала фотоаппарат и запечатлела на память прекрасный закат, что перебивал некий хаос многоэтажных серых коробок-домов. В окнах начали зажигаться огоньки, жители большого города возвращались домой и хотели просто расслабиться.       Кинзи ждала своего суженого на крыше небоскреба и грозилась обидеться за непозволительное опоздание. Она, вообще-то, была феминисткой, человеком, для которого работа занимает все свободное время… Но этот романтик заставил её взглянуть на жизнь по-новому. Работа в парламенте задолбала до чертиков, хотелось легкости, весенней свежести, ярких красок… Радовал только этот закат, такой красивый, такой печальный, такой кровавый.       Подруги уже давно не те, что прежде, когда она училась в университете, в школе. Пора бы признать, что люди уходят из жизни и забываются так же легко, как сочно-зеленая трава покрывается слоем снега. А еще привыкнуть, что другие люди предают как дышат. И нет нигде нормальных людей. Вежливость и правда перестали цениться. За последним путем Солнца уже никто и не наблюдает, давно никто не пишет сказки про Дедушку Время. В детстве Кинзи её мама много сочиняла мини-сказочкек про него. Попроси её рассказать… Нет, Кинзи уже и не вспомнит ни одной.       «Надо же, я мыслю как девяностолетняя старушенция на одре смерти: » усмехнулась мыслям девушка, открывая клатч. Она достала оттуда пачку жвачки, засунула в рот две подушечки и опустила взгляд на часы. Опаздывает. Сильно, непозволительно сильно. Ей бы взять да уйти.       Закат всё еще продолжал переливать цвета, смешивать разные оттенки на манер художника. Природа — вот лучшая натурщица, а так же муза. Самой Кинзи захотелось написать или нарисовать какой-нибудь, несомненно, шедевр. Она смотрела вперед, не останавливалась на достигнутом. Работа? Она непременно получит должность руководителя. Семья? Только самый верный и, разумеется, пунктуальный муж-прагматик — и плевать, что она таких ненавидит. Родители должны жить в шикарном доме, дети — есть полезную еду. Машина должна быть удобной и красивой одновременно.       И все же где-то внутри романтик ликовал. Она остановилась полюбоваться на закат, увидела через завесу человеческой безысходности прекрасную картину неизменной природы. Она даже не сразу заметила за своей спиной людей в форме полицейского спецназа.       — Мисс Кинзи Лоуренс? Пройдемте с нами, — мужчина в маске обладал прекрасными физическими данными. Сопротивляться было просто бессмысленно. Девушка поинтересовалась, почему её задерживают, предоставила на показ свое удостоверение депутата Парламента, подтверждающий её право на неприкосновенность.       — У нас приказ Вашего начальника, — вежливо, совсем непохоже на спецназ, который она знала, отозвался командир. — Не хотелось бы применять к Вам силу, пройдемте с нами.       Кинзи пожала плечами и направилась к серым дверям входа на крышу, повернулась лицом к закату. Романтик внутри призывал остаться, но реалист душил в нем все прекрасные начинания.       — Я надеюсь, что это не сваттинг*?       — О, нет. Уверяю вас, мисс Лоуренс.       Кинзи села на заднее сидение служебной машины и посмотрела в окно. Они стояли как раз напротив булочной, от которой шел просто невероятный аромат ванили. Булочки, бублики, круассаны, печение, хлеб, пончики… Все мечты сидящих на диетах девушек и спортсменов. Кинзи вдохнула аромат и улыбнулась, повернулась к водителю, и они тронулись в путь.       Большое здание в форме прямоугольника напоминало гроб. Большой такой серый и скучный гроб для какого-нибудь скучного, ничего не сделавшего в своей жизни великана. Застенки здания Кинзи рассмотреть не успела, её попросили выйти из машины и следовать за офицером. Девушка была уже не так уверена в правильности своего выбора — не сопротивляться. Она никогда не была здесь ранее.       Увидев в коридоре свою красующуюся коллегу, Кинзи расслабилась. Видимо, что-то очень важное.       — Дорогие девушки, пройдите, пожалуйста, во внутренний двор.       Депутат подумала и направилась с коллегой туда, куда было сказано. Внутри двора были почти все, с кем она работала. Нет, не так. Здесь была вся партия женщин, которые боролись за матриархат. Абсолютно вся партия, имеющая места в Правительстве. Восемьдесят четыре представительницы прекрасного пола. Их построили как детей в детском лагере, некоторые начали возмущаться. Кинзи заразилась всеобщим недоумением, а тем временем романтик глупо визжал от страха, подсказывая, что везде, везде, на всех выходах стоят вооруженные люди. Что здание охвачено полицией. Что выхода со двора просто нет. Здравый смысл переключился на старшего офицера, вставшего у симпатичного микрофона с папочкой. Если бы не его вид и странности ситуации, что они на закате дня стоят в четыре ряда в замкнутом пространстве, то Кинзи подумала бы, что сейчас здесь будут всех награждать грамотами и почетными званиями.       — Прекрасные женщины, — офицер снял маску и улыбнулся. Он был прекрасен. — Вы здесь потому, что нам в принципе не нравится ваша партия и то, за что вы боретесь. Здесь есть люди, которые достойны ваших мест намного, намного больше. В связи с этим, мы решили воспользоваться самым простым способом освободить ваши места. Нет человека, нет проблем. Оружие на полную боеготовность!       Кинзи теперь заметила людей в окнах здания. Она видела автоматы, пистолеты. И тут голос реалиста совершенно совпал с голосом романтика. Беги.       Толку-то. Кинзи не услышала приказа стрелять, но он был. Девушка упала на землю от резкой боли в ноге, а затем в её глазах потемнело, а кроваво-красный закат стал последним, что девушка видела в жизни.              Что это было за помещение — женщина не знала. И знать не могла — связанные сзади запястья не могли снять повязку с глаз. А вот ноги, связанные в лодыжках, могут помочь, потому что единственное, что эта особа могла сделать — попытаться сдвинуть повязку на лоб коленками. Благо, всё-таки получилось.       Неясное освещение, всего-то одна моргающая лампочка. Комната была какой-то странной, не такой, как во всех фильмах, где похищают важного члена правительства. Не пустой и серой, как раз-таки напротив: блеклый свет лампочки почти затухал на мрачных багрово-красных обоях. Повсюду были какие-то книги, журналы, бумаги, чьи-то вещи, пара старых диванных подушек, а также несколько пустых пачек из-под чипсов. К последним также прилагались жестяные банки, в которых когда-то давно игриво бурлила содовая. Воздух здесь был спертым и терпким, с каким-то приторным, но своеобразным ароматом. Что это? Похоже на ладан. Как-то не сочетается со всем этим бардаком.       — Уже очнулась? — послышался грубый мужской голос. Брюнетка повернулась на звук, чтобы попытаться разглядеть его обладателя, среди всех этих гор какого-то хлама. — Хэй, я здесь.       Обладателем же голоса оказался невысокий парень, что говорил на удивление низким голосом. Последний же оправдывался коренастым телосложением и одним глазом. И что у него на руках, точнее ближе к плечам? Синяя татуировка? Да уж, весёлый денёк с каким-то недоделанным пиратом.       — Кто Вы? Как Ваше имя? — требовательно спросила женщина. Она попыталась сесть на колени и выпрямиться, чтобы выглядеть достойно, лучше всех.       — Военная тайна, — ухмыльнулся парень и сложил вместе руки. При свете этой умирающей лампочки сложно было увидеть хоть что-нибудь. Кроме одного — у него в зубах была мелкая щепка, которую этот пират-недоделка ловко перекидывал языком из одной стороны в другую.       — Я повторю вопрос, — шмыгнула брюнетка и, расправив плечи, а также собрав весь свой повелительский тон в кулак, вновь спросила. — Как Ваше имя?       — Антей, — прыснул парень.       — Мне казалось, что мой вопрос весьма ясен, — недовольно пробормотала женщина. — Как Ваше имя, а не кличка или прозвище. Имя, данное при рождении или смене официальных документов. Надеюсь, что так до Вас дойдет. Но как я вижу… такой сопляк, как Вы…       — Заткнись, — резко прервал парень. Тон этой леди его раздражал. Презрительно вежливый. Что ж, он и сам мог быть таким же. — Моё настоящее имя Вас не касается, Мадам Феминистская Сука.       Женщина сразу же захотела встать и треснуть этого кретина по морде за такие слова. К сожалению, данной возможности не предоставлялось.       — Ну знаете ли, мистер Антей, за одно только моё похищение Вас ожидает… Хотя ладно, сопляк, твоя взяла. У меня сегодня хорошее настроение, а вся эта морока с твоим тюремным заключением — чересчур скучная. Чего ты хочешь? Денег за мой выкуп? — женщина откинула голову. Ей было плевать на этого кретина, парню и так досталось — интересно, но где всё же его глаз? Хотя… плевать.       — Мне не нужны деньги. Мне нужна информация. Информация, касаемая…       — Всё, можешь не продолжать. Я ничего тебе не скажу. Мне плевать, о чем ты там спросишь, но я ничего не скажу, — женщина пожала плечами и чуть ухмыльнулась. Здесь было исключительно дело принципа.       — Но я еще ничего не спросил… — хотел было возразить Антей, но брюнетка и в этот раз его прервала.       — Я снова не ясно выразилась? Я — партизан, мне ПЛЕ-ВА-ТЬ! — по слогам протянула заложница.       На её реакцию парень достал из кармана телефон. Кому он звонит — известно только самому Антею. Хотя… ни черта, учитывая, что первыми словами в этом диалоге было «Алло, Босс,.». Женщина не знала, что ответил этот самый «босс» на жалобу о том, что «Эта сучка не идет на переговоры», да и волновало ли это её? Ха, конечно, нет.       — Плохие новости, феминистка ты долбанутая, — ухмыляясь начал парень медленно подходя к брюнетке и начиная раздеваться. — Он сказал, что я могу творить с тобой, что хочу. Надеюсь, что на тебе сегодня красивое бельё.       — Сегодня явно не мой день, — пробормотала себе под нос женщина. Вид у неё был скучающий, странно, учитывая то, что с этой мадам сейчас сделают. — Я хоть могу выпросить последнее желание? Я хоть и не помираю, но заранее… музыку поставьте, — благо, хоть что-то было исполнено. На желание брюнетки Антей закатил глаза и швырнул какую-то книженцию в старенькое радио. «Кашмир»*… Как-то немного не в тему. Но хоть что-то.

***

      Всё свелось к началу. Женщина всё так же лежит на полу, связанная. Изменились лишь самые пустяковые детали: повязка не на глазах, юбка задрана, а сама брюнетка только что была изнасилована. Самые пустяковые детали.       Этот секс был еще более скучен, чем разговор. Нечего удивительного и поразительного. Этот сопляк кончил на середине второго повтора этой чертовой песни. Ну, песня-то нормальная, просто слегка не подходящая. И дело вообще не в песне. Просто… Этот недоделанный пират еще и недоделанный насильник. Ключевое слово — недоделанный. Да уж, при таком раскладе, появление хотя бы подобия оргазма — есть… ой, да какое там подобие! Женщина всё действие бубнила вместе с радио этот «Кашмир», как ни в чем не бывало. Пле-ва-ть ей. Только противно и мерзко.       — Может сейчас ты заговоришь, сука? Или мне повторить?       — У тебя не хватит силенок меня удовлетворить, импотент. Даже на выпускном у меня был секс лучше, чем сейчас, — женщина получила пощечину, её голова неестественно повернулась в сторону удара.       — Заткнись и говори!       — Поразительная смекалка. Как я могу заткнуться и говорить, сопляк? — Антей на эти слова женщины прорычал что-то нечленораздельное. — Говорите понятней, а то я не понимаю ваш парселтанг*. Или после невпечатляющего секса вы только мычите и дерётесь?       Паркет в комнате был отвратительно грязным, в углу валялись стопки книг. Эта комната, должно быть, когда-то была жилой, поскольку даже запах здесь стоял соответствующий. Запах… дома. Запах пыли, смешанный с запахом фабричной краски и тухлых тряпок. И этот чертов ладан, подходящий под обстановку также, как и песня из радио.       — Заткнись, дрянь, и слушай сюда! Ты сейчас мне всё расскажешь, и я тебя отпущу. Всех твоих идиоток перебили, расстреляли во внутреннем дворе этой халупы. Если всё расскажешь — выживешь. Поняла меня, мадам Феминистская Сука? — огрызнулся одноглазый и с силой влепил новый кулак в щеку женщины. Та лишь усмехнулась и сплюнула кровь. А потом резко засмеялась, как самая настоящая психопатка. — Ты чего ржешь, дура?       — Во-первых, попрошу забрать «дуру» обратно. Мою уровень IQ куда выше твоего, молокосос. Во-вторых, я всё прекрасно поняла. Ну, и в-третьих, я тебе ничегошеньки не скажу! Партизан я, пар-ти-зан. Вы и так моих девочек поубивали, а чем хуже я? Нет, я даже немного лучше. Меня посадили в отдельную комнату, хреново изнасиловали и застрелили. В следующий раз, когда будете похищать леди — пускай насилованием занимается ваш босс. Надеюсь с ним всё поинтересней, — усмехалась женщина. Она не могла говорить нормально с этой тупиковой ветвью человечества. Более того, брюнетка смеялась над ним, весело и громко. — А вообще, доставай пушку и стреляй. Мне надоело, убивай уже.       Антей был явно шокирован. Эта баба сейчас просто приказывает ему её пристрелить! Приказывает, смеётся, до попросту издевается! Сущий кошмар, а не женщина. И тем не менее, парень всё-таки попытался взять себя в руки. Он быстро достал из кармана джинсов пистолет и приставил его дуло прямо ко лбу брюнетки.       — А ну заткнулась! Ты… ты ненормальная! Ты должна мне всё говорить и молить о пощаде! Просить, чтобы я опустил пистолет и отпустил тебя! — закричал парень. Ха, уже чуть ли не в истерике. А эта сумасшедшая всё продолжает улыбаться во все тридцать два зуба.       — Не все в нашей жизни так просто. Маленькая пометка — ненормальных не бывает, как и нормальных тоже. И чего ты медлишь?! Даже не можешь меня застрелить! Ну да, у сопляка кишка тонка, — связанная в руках и ногах женщина даже не думала опускать взгляд в грязный паркет. Напротив, она с вызовом смотрела в морду ее мучителя. — К тому же, я не собираюсь тебя просить. Ты не достоин меня, ничтожество.       — Заткнись, гребанная феминистка. Я тебя трахнул, нажать курок…       — … много ума не надо, да? — женщина снова улыбнулась. Ей определённо нравились её последние пара минут жизни.       — Да. То есть н-нет!       — Ну так застрели меня!       — Иди нахрен, — парень влепил женщине пощечину, но та не произнесла ни звука на этот счет. Словно это и не её лицо. Он вздрогнул и расправил плечи. — Ну же. Одно слово в извинения, а также то, что я хочу знать, и я отпущу тебя.       Она молчала. Хотела высказать что-то язвительное, но передумала. Партизан.       Парень психанул и выстрелил, окрасив её кровью противоположную стенку за спиной девушки. Без сомнения, брюнетка была мертва. Голова безвольно опустилась на плечо, она перестала плеваться ядом своих речей, глаза закатились. Но даже сейчас она была прекрасна. С дырой в башке, и больше не прокручивая слова заевшего и постоянно повторяющегося по радио «Кашмира».