Принцы.

- Вот, значит, как… - проговорил Манвэ, сидя на своем троне и взирая свысока на Арду, что простерлась под его ногами, подернутая дымкой облаков. Варда беспокойно кружила подле, зажигая звезды прикосновениями тонких рук. - Почему же мы не действуем? Ведь то же самое может произойти со всей Ардой! – восклицала она, встревожено поглядывая на супруга. Тот задумчиво вздохнул, разгладил складки своего одеяния пальцами, вновь посмотрел вниз. - Мы не можем действовать сейчас. – сказал он, наконец, кивая, будто сам себе. – Мы не до конца знаем, что же там сейчас замышляет Мелькор. Какие у него силы, много ли союзников. - Моргот! – выкрикнула дева, вспыхивая. Сулимо поднял на нее взгляд пронзительных голубых глаз. Элберет ответила той же твердостью в сияющем взоре. – Пойми уже! Моргот – не Мелькор. Мелькор умер. Владыка Ветров промолчал, вставая. Варда продолжала сверлить его пылающим взглядом. Манвэ прекрасно знал, что она уже устала от войны, что возненавидела Мелькора давно, когда он начал уничтожать Детей Илуватара. Но сам Верховный Король ничего не мог с собой поделать. Он любил Мелькора. Той самой пронзительно-нежной любовью младшего брата к старшему. Прошли тысячи лет, одна эпоха сменяла другую, но Манвэ не изменился. Быть может, другие назвали бы его глупцом, но та преданность, та любовь, то искреннее желание вернуть того, настоящего старшего брата… Все это осталось. - А это что? – Варда склонилась, посмотрев вниз. Нахмурилась. Манвэ повел рукой, и облака слегка рассеялись, открывая взору обоих цепочку Туманных гор. Оттуда, прямиком из заснеженного Карадраса, потекла струйка чего-то серебристо-голубого, повеяло холодом. А потом из гор выступила армия. Неестественно большая, ужасная, уродливая, такая, какую никогда не приходилось видеть никому в Арде. Страшное войско скрылось в обители эльфов – Ривинделле. - Манвэ! – вскрикнула Варда, оборачиваясь к супругу. Сулимо ответил ей таким же непонимающим и встревоженным взглядом. - Варда. – выдохнул он в ответ. – Быстро, веди сюда Ульмо и его майар. Скорее! *** Хруст снега. Сухой, безжизненный. Сугробы блестели в слабом солнца, полускрытого тяжелыми облаками. Замерзшая вода была мутно-белой, словно в нее добавили молока. Волны были полупрозрачными и какими-то устрашающими. Они нависли над землей, присыпанные снегом, отбрасывая неясную тень на серебрящуюся землю. Мелькор небрежно отшвыривал со своего пути мертвые окоченевшие тела. За ним шел Локи, улыбаясь. Горделиво, торжествуя. А сзади мрачной двоицы шагал огромный волк, весь перемазанный кровью, время от времени склоняющийся к земле, чтобы добить какого-нибудь эльфа или коня… Он просто добивал и пожирал останки. Лениво, безо всякого интереса хрустя и чавкая замерзшим мясом и костями. Тихий стон снизу. За сапог Моргота зацепилась слабая рука, вся покрытая белоснежной крошкой и инеем. Темный Вала опустил взгляд. Молодой эльф, ослепленный, с обожженным лицом, ослабший и замерзший, держал дрожащими пальцами его сапог, цепляясь за грубую ткань штанов и металлические щитки. - Thaa… nin…* - едва слышно прошептал он, и на его губах появилась кровавая пена. Он закашлялся, пачкая снег алым. Моргот одним движением отцепил от себя руку и перешагнул через несчастного. Темный плащ скользнул по неподвижному телу. Позади Вала раздался звук рычания и удара. Предсмертный хрип. И все. Мужчина поднял тяжелый взгляд на застывшее море. Глазами он обвел замерзшие в воздухе волны, рябь на полупрозрачной глади. Камешки и ракушки, виднеющиеся у самого берега. - Красиво. – вдруг сказал он. Голос был едва теплым. Однако лицо не выражало ни единой эмоции. Локи встал подле. Вот уж кого не интересовали красоты замерзшего мира. Ему было все равно на сверкающие сугробы, на Великое море, на Ривинделл, который остался далеко позади. Он был полуразрушен. И там как же лежали мертвые тела. Много, очень много. Гораздо больше, чем здесь. Здесь те, кто попытался спасти жизнь. Однако нагнали и их темные силы. Клацанье когтей о лед. Стук лап. Шорох снега. Тяжелое сдавленное дыхание. Большой волк, хрипло дыша, подбежал к Мелькору, остановился у его ног, низко склоняя голову, роняя сверток, что держал в зубах, а затем упал на снег, устало фыркнув. - Где Йормунганд? – спросил Лофт, подступая чуть ближе. Волк тихо рыкнул, поднимаясь на лапы и принимая свой человеческий облик. Рыжие кудри упали на гордо развернутые плечи. - Он уже возле Одинокой горы, на пути к… - начал было Саурон, сверкая золотисто-огненными глазами, но Мелькор прервал его взмахом руки. - Тихо. – сказал он резко, метнув взгляд на своего таирни. Тот притих. – Здесь везде уши. У ветра Манвэ, у вод Ульмо, у растений Йаванны. - Виноват. Гортхауэр отошел в сторону, посматривая на учителя. Тот поднял с земли сверток плотной тяжелой ткани. Развернул. Яркий свет разлился по близ лежащим землям. Даже солнце не светило сейчас столь ярко. В золото и серебро окрасились сугробы, воды, даже мех мрачно лежащего на снегу огромного волка. Лицо Моргота исказилось от злой усмешки. - Наконец-то. Корона вновь будет в моих руках, а Сильмариллы вознесут мое величие до небес, сияя на моем челе. Саурон! Выкуй мне новый венец. Пора мне занять мое исконное место – во главе этого мира. *-Thaa… nin… - Помоги... мне... *** Маглор сидел на земле, смотря вдаль из-под большого капюшона, накинутого на темноволосую голову. В руках эльф держал флейту, подаренную ему эльфами Лотлориэна. Тихо прошел к нему Леголас, присел рядом в высокую траву, опуская лук рядом с собой и роняя колчан со стрелами там же. - Gur lau linna?* – спросил он. Певец немного помолчал, все так же смотря вдаль и не поворачиваясь. А потом негромко ответил теми же словами: - Gur lau linna. Сегодня многие нашли свою смерть в этих землях. Я не могу петь. Я устал от войн, хотя прошло много лет с Битвы-под-Звездами и Дагор Браголлах, и Дагор Дагорат. Теперь враг стал сильнее. Что делать? Как быть? Придут ли Валар на помощь? На этот раз пришел через молчать лихолесскому принцу. Старший эльф был прав. Ужасно прав. И все же… - Веет холодом. – не дождавшись ответа, изрек Песнопевец. – Веет смертью с северо-востока. Очень холодно. Как в рассказах Фингона Отважного о льдистой земле Хэлкараксэ. - Я слышал об этом от отца, а еще читал в нашей библиотеке. – сказал, наконец, златовласый лучник. – Там сказано немногое, но… - «В нашей библиотеке»… - тихо усмехнулся Маглор, прерывая его. – Мой отец создал письменность, которой пользуются эльдар и по сей день. Он вообще много чего создал. Все его творения были во благо, во славу – Валинору и великим Валар, пусть отец потом и посчитал, что Валар предали нас всех, обманули. Это не так, конечно. Однако случившегося не изменить. И сейчас… Я взываю к нему, находящемуся в Мандосе. Пусть он сотворит мир во всем мире… Пусть сотворит. Леголас повернулся к эльфу нолдо и с горьким удивлением заметил, как ясно и ярко отражаются звезды в хрустальных слезах, повисших на длинных ресницах Маглора, глядящего в небо глубокими печальными глазами. *- Gur lau linna? - Душа не поет? *** Звон инструментов звонко раздавался в прохладном утреннем воздухе. По блестящей глади озера неспешно плыли клубы влажного тумана, захлестывающего берега молочного цвета облачками. В неподвижных и прекрасных раскидистых ивах тихо вскрикнула одинокая проснувшаяся кукушка. Мастер сидит в траве, подобрав под себя ноги. Руки вытянуты вверх, держат инструменты ловко и аккуратно. Он работает быстро, но красиво. Белый мрамор, крошась, сыпется к коленям эльфа, и рождается из белого камня произведение искусства. Тихий шорох, шелест невесомых одежд по влажной траве. Мастер не обратил внимания, продолжая высекать из мрамора изящный стан длинноволосого эльфа с флейтой в аккуратных руках. - Eg tassach, ion nin?* Мягкая рука опустилась нолдо на плечо, едва ощутимо сжимая – знакомый до боли жест. - Tasson, atar.** Опять шорох. Сзади на землю медленно и царственно, словно на трон, опускается темноволосый старший эльф. - Sin… Maglor?*** – тихо спросил он у сына. Тот кивнул, опуская на землю инструменты, и легким привычным движением смахнул легкую крошку и пыль с лица каменного Певца. Повисло молчание. Финвэ рассматривал скульптуру, к которой его сын во все эти дни не подпускал никого, кроме собственных сыновей. Феанор протирал мягкой тряпочкой каждую складочку на собственном творении. За горизонтом стало медленно подниматься солнце. Сияющий осколок прекрасного дневного светила окрасил в золото туман в воздухе, озарил прозрачную и неподвижную гладь воды. Роса, еще не испарившаяся, сверкая в свете солнца, сползла по длинным и сочным стеблям зеленой травы. Крошечные капельки соскользнули с длинных и тонких ветвей плакучих ив и упали в озеро, нарушая то неприкосновенное идеальное состояние воды. Зеркальная поверхность всколыхнулась, затрепетала. Благодать. - Я никак не устаю удивляться Солнцу и Луне. – сказал Финвэ, явно желая отвлечь сына от мрачных мыслей. Куруфинвэ неопределенно повел плечом. - Вот уж неожиданность – они появились тогда, когда в Эндорэ вошел Финголфин. А до того эльфы нолдор гибли во тьме и страхе. И умирали, не завидев в нужный момент клинка врага. – жестко ответил он, огрызаясь. Бывший король не дрогнул, даже бровью не повел, но внутри все сжалось от горечи. Феанаро, почувствовав это, мгновенно извинился: - Прости, отец. - Тебе было б хорошо, если бы твои собственные сыновья, равно любимые тобой, ненавидели друг друга? – спросил старший эльф. Феанор кинул на отца твердый взгляд. - Уж мои сыновья все, как один, рождены моей единственной женой. Я не предатель. Финвэ промолчал. Они много раз обсуждали эту тему, и сын оставался непреклонен и жесток. Если не к нему, то к своим неродным братьям. Уж сколько лет миновало, а он все пылает неприязнью. - Тебе стало бы легче, если б они никогда не рождались на свет? – повторил в который раз король, взглянув на Куруфинвэ. – И ты бы причинил мне боль, если б мог убрать их со света сего прямо сейчас? Мастер застыл. Его глаза уставились на озеро. Губы сжались в тонкую белую линию. Скулы четко проступили под прозрачной бледной кожей. - Нет. – тихо и коротко отрезал он. Конечно, он бы не сделал этого. Как бы он там не любил своих братьев, отца он всегда уважал. Он любил его. Чистой и беззаветной любовью сына к отцу. И, конечно, он никогда бы не причинил ему такой боли. И вновь молчание. Финвэ уже не смотрел на свое дитя, отвернувшись. Он наблюдал за тем, как встает солнце, разливая жидкое золото по холмам вдали, покрытым блестящей росой. Туман рассеялся. - Начинается война. – сказал Куруфинвэ словно сам себе. Король вновь повернулся к нему. - Знаю. - И мой сын… мой единственный сын, оставшийся в живых, зовет меня. Он так просит меня вернуться, помочь, спасти, что душа рвется на части и горит предсмертным пламенем, как мое тело тогда, в час смерти. Но боль в стократ сильнее. - Родители и дети… - проговорил нолдо негромко. – Извечная проблема, приносящая много страданий всем. Как тяжело… Отпускать, расставаться, уходить… Волнение за детей такое, что хочется умереть незамедлительно. Лишь бы не чувствовать, как тебя разрывает от боли и горечи. Мастер промолчал. Только руки сжались в кулаки, стискивая пальцы на траве. Темные волосы соскользнули с широких плеч, скрывая красивое лицо. Финвэ прекрасно понимал, какая это боль. Он сам пережил такое. - Им не выстоять. – сказал, наконец, Феанаро. – Я знаю это. Я чувствую. Я прозрел, умирая. Пред Морготом не выстоять никому, кроме самого Илуватара. Он встал, легко отряхнув одежду от приставших травинок. Его взгляд был ясен и тверд, и направлен он был куда-то далеко, словно бы где-то за горизонтом эльф видел все то, что творилось в Средиземье. Ветер всколыхнул черные длинные волосы создателя Сильмариллов. Финвэ смотрел на сына снизу вверх, так и не поднявшись. Уверенность и внутренняя сила, внутренний огонь Феанаро всегда поражал его и восхищал. И бывший король легко признавал тот факт, что его сын превосходит его во всех начинаниях. Он безупречен. Он – символ и порождение самой чистой, наверное, любви за все времена. Он – дитя, родившееся ценой жизни собственной матери, ценой всех ее жизненных сил, которые, как казалось раньше, были неиссякаемы. Он стал самым прославленным эльфом нолдор. Он – Дитя Илуватара, первый, кто стал столь известен. Первый, кто был прекрасней эльфов, что пробудились подле Озера Пробуждения. Он – почти айну. И Финвэ знал это. И до слез был горд за своего сына, за своего первенца. - Сейчас я желаю действовать, а не сидеть, сложа руки. – сказал Феанаро, сияя глазами и сжимая кулаки. Король поднялся, встал рядом. - Я с тобой, мой сын, до самого конца. Нолдо повернулся к старшему эльфу. И вдруг улыбнулся. Ясно, широко, так искренне и радостно, как не улыбался уже очень много веков. Финвэ увидел в его глазах благодарность и счастье. И самую честную сыновнюю любовь. *- Eg tassach, ion nin? - Ты работаешь, сын мой? **- Tasson, atar. - Работаю, отец. ***- Sin… Maglor? - Это... Маглор?