***
Первая остановка, плавно перешедшая в долгий привал аж до утра, случилась сразу после заката. Им не было смысла идти дальше в темноте. Сакура с облегчением выдохнула. План, что предложил Кисаме, сильно волновал ее. Ей не давала покоя мысль о примирении братьев спустя столько времени. Она понимала, что все может сложиться не так, как того хочется, но не попробуешь - не узнаешь. — За водой сходи, — пробасил Кисаме, заставив ее испуганно подпрыгнуть на месте. — Там, если судить по карте, озеро небольшое есть. Карта, очертания которой еле угадывались в свете костра, доверия не внушала: слишком потрепанная и измятая. Но препираться куноичи не стала. Вместо этого она потуже завязала пояс юкаты, подвернула штаны и взяла котелок и сумку. Идти ей предстояло не только за водой, но и за рыбой. Тут два плюса: потренируется пересаживать органы и ужин сварит. Под чутким руководством Кисаме у нее стал получаться замечательный суп. Вернулась она к ним через полчаса мокрая, уставшая, но жутко счастливая с полным котелком воды и двумя рыбинами в руках. Для тренировки этого мало, но в темноте и без подходящего снаряжения много наловить не удалось. Надо было Кисаме попросить. Нукенины разбрелись по поляне в разные стороны. Кисаме, отхлебывая что-то из фляги, с хмурым видом разбирал содержимое пакета, который Сакура видела давно и один раз. С трудом она вспомнила, что принес его Дейдара в тот день, когда она уничтожила его глиняную птицу. — Сасори и Дейдара отправились в Песок. Какудзу и Хидан — в Облако. На Лиса остаемся мы и Лидер. Что будем делать? Сроки поджимают. — Кисаме, увидев Сакуру, даже не думал молчать. Кинув свиток обратно в пакет, он с блаженным видом потянулся. — Чего так долго? — недовольно поинтересовался он у Харуно, поднимаясь, чтобы забрать котелок и рыбу. — Эй, отдай! Это пока есть нельзя! — Сакура безуспешно пыталась отобрать улов обратно, но противный мечник нагло поднял его повыше, пользуясь своим немаленьким ростом в неблагородных целях и не давая куноичи добраться до желаемого. — Да все, что ты готовишь, есть нельзя, — издевательски хмыкнул Кисаме, поднимая руку еще выше. — Ничего! Я пока учусь! — Сакура долго терпеть произвол не стала, применив действенную атаку кулаком прямо в солнечное сплетение. Убить или покалечить не думала, а вот встряхнула знатно. Хекнув, мечник неожиданно приобнял Харуно на плечи, с намеком так сжав, что у нее слезы из глаз брызнули. — Еще раз так сделаешь — руку сломаю, — вкрадчиво сказал он ей на ухо, протягивая невпечатляющий улов. — Не знаю, что ты с ней делать собралась, но смотри, чтобы потом можно было ее приготовить. Сакура, потирая плечо, гордо вздернула подбородок. Порой Кисаме ведет себя с ней, как друг и соратник, но он не упускает случая показать ей обратное, чтобы она не обольщалась лишний раз. Теперь ирьенин лучше стала понимать, когда с ним можно пошутить, а когда нужно держать язык за зубами. Итачи на их препирательства даже внимания не обратил. Учиха пустым взглядом смотрел в костер, в пляшущие в нем языки пламени, похожие на маленьких огненных ящерок, длинной веткой ворочая угли. Он и раньше был немногословен, но в последнее время совсем перестал общаться с остальными, изредка обмениваясь только самыми важными лаконичными фразами. Только взглянув на него, Сакура почувствовала, как исчезает раздражение и обида на Кисаме. Ее проблемы — это мелочь по сравнению с тем, что происходит с Итачи. Понимать, что ты медленно умираешь и ничего не сможешь с этим поделать — невыносимо. В то время, когда они с Хошигаки могут позволить себе беззаботно переругиваться друг с другом, он вынужден считать дни до того момента, как его сердце остановится. Но никто еще не установил точных сроков. А он чувствует, что уже близко. Наступившую ненадолго тишину разогнал треск углей. Харуно, тяжело вздохнув, бросила последний долгий взгляд на брата Саске и кивнула своим мыслям. Никто не стал ее останавливать, когда она ушла подальше от их бивака, желая приступить к делу. Из подсумка она вытащила чистые свитки, кисти с чернилами, которые «одолжила» в гостинице. Пора.***
«Не так», — зундел в сознании Орочимару, контролируя процесс, когда я описывала свои действия. Сложно выучить чужую технику, пользуясь сомнительными инструкциями и имея в арсенале только свитки, измученную рыбу и кунаи. А еще руки, которые, кажется, уже по локоть в чернилах. — А как тогда?! — Вспылив, я чуть не порезала один свиток пополам зажатым в руке кунаем. Я не знаю, как выглядит результат техники обмена, как вообще все происходит, думая, что нужный орган нужно просто вырезать и пересадить. Саннин над моими рваными и неубедительными суждениями только посмеивался, пытаясь разъяснить всевозможные нюансы. Тсунаде-сама учит лучше. Определенно. «Итачи тоже будешь резать? От этого он скончается сразу», — в очередной раз вставил Орочимару, когда я прицеливалась к белому брюху рыбы, смирившись с тем, что первая попытка оказалась провальной. Пока я приходила в себя и ругалась, рыбешки уже перестали бить хвостом и разевать розовый рот. — Все, — сокрушенно сказала я, поднимаясь с колен, — теперь можно готовить ужин. «Интересный способ утилизации испорченных материалов, хм», — задумчиво протянул Орочимару. Да, чувствовать, что внутри тебя сидит один из главных злодеев — по меньшей мере, странно. Не менее вносит сомнения и его неожиданная помощь. Я не настолько наивная, чтобы обмануться чьим-то внезапным альтруизмом. Не будет он ничего делать без выгоды для себя. — Я тренировалась на рыбах и кроликах в Конохе, но мне кажется, что в полевых условиях понадобится что-то иное. — Но на этот раз саннин не отозвался. И хорошо, пускай молчит. На нашу стоянку я возвращалась в понуром настроении. С каждым днем смотреть на Итачи все больнее. Особенно когда понимаешь, что он все еще надеется на то, что я в состоянии хоть что-то сделать. Не хочу его смерти, хотя бы потому, что только он может разъяснить все Саске.***
— Съедобно? — Кисаме с сомнением осматривает рыбины на предмет яда, недовольно кося взглядом на Сакуру, которая подозрительно долго копалась за палатками, разговаривая то ли сама с собой, то ли с кем-то посторонним, что не могло быть правдой, он же все проверил. Кисаме уже давно заподозрил у Харуно присутствие раздвоения личности. — Когда приготовишь — съедобно, — буркнула она, опускаясь на землю и обиженным взглядом уставившись куда-то перед собой. Нужно время, чтобы разобраться в технике, чтобы понять инструкции Орочимару. Ничего, всего можно добиться упорным трудом, а упрямства в Сакуре предостаточно. Только бы Учиха дождался конечного результата. Понятно, что рыба не подходящий материал для подобного, нужно что-то более… человекообразное. Спать Сакура отправилась сразу же, как наполнила желудок травяным чаем и рисовыми лепешками, что приобрела перед их уходом из гостиницы. Рыба в горло не лезла, хоть и пахло приготовленное Кисаме блюдо умопомрачительно. Палаток было две. И опять она оказалась рядом с Итачи. Странные, конечно, чувства из-за такого стечения обстоятельств. Как будто Итачи не мог позволить Сакуре поселиться вместе с Кисаме. Да и личную палатку обеспечить ей явно не хотят. Внутри, как и снаружи, было тесно. С левой стороны гуляли тени от костра, но пробиться сквозь плотную ткань не смогли. Сакура, щурясь, забралась дальше, пытаясь определить, в какую сторону ползти. Слышно было только размеренное дыхание Учихи. — Не вижу ничего, — тихо пожаловалась она, застегивая палатку изнутри. С улицы слышалось только бормотание Кисаме. — Итачи? Он отозвался не сразу: — Да? — Куда мы потом? – Она, опустившись коленями на что-то мягкое, осторожно поползла вперед, шаря руками перед собой. — Тебя это не касается, — глухо раздался его голос совсем рядом, а за ним тихий шорох. Он вздохнул. — Это моя нога. — Извини, — пролепетала Харуно, испуганно отдергивая руку и резко двинувшись куда-то в сторону. Немного не рассчитав, Сакура задела палатку, заставив ту опасно накрениться. — Иди поправь колышки, иначе ночью она рухнет на нас. И фонарь возьми. У Сакуры от стыда щеки загорелись. Нельзя же быть такой неуклюжей. Бормоча извинения, она попятилась назад, молясь всем известным богам, чтобы еще чего не натворить. На улице Кисаме, видя, как она мучается, натягивая палатку, только снисходительно хмыкал, собираясь, видимо, на озеро купаться. — Идешь? — поинтересовался он, когда она закончила и принялась искать фонарик. Кисаме в одних только штанах и с полотенцем в руках терпеливо ждал ее ответа. Сакура удивленно изогнула бровь, смерив Кисаме подозрительным взглядом. — Нет, я, когда рыбу ловила, успела наплаваться. — Кажется, Харуно впервые стало смущать мужское общество. Наверное, только сейчас она осознала, кто ее окружает и какие последствия могут от этого быть. Хлопнув себя по лбу и мысленно дав установку, что она сильный медик и со всем справится, она подхватила под мышку фонарь и засеменила обратно внутрь палатки, оставляя за спиной озадаченного Хошигаки. Теперь с источником света в руках обустраивать спальное место стало гораздо удобнее. Непривычно взъерошенный Итачи с абсолютным равнодушием на лице следил за ее метаниями, сверкая глазами точно как филин. Она спиной чувствовала его пристальный взгляд, ощущая от этого странный дискомфорт. Как будто душу пытаются вытянуть. — Что это за техника, которую ты пытаешься выучить? — поинтересовался он, когда она с блаженством вытянулась под одеялом, только сейчас почувствовав, как ужасно вымоталась. Вроде бы ничего такого не делала, а такая ломота в теле, что хоть вой. — Техника обмена. Требует максимальной концентрации и точности, — нехотя призналась она, желая, чтобы эта тема не продолжалась. — Ты еще говорила что-то про жертву. Запретные техники опасны. Ты не должна так рисковать. — Голос у него в этот момент был престранный. Харуно закатила глаза. Жертвенность Итачи, который был готов наплевать на себя и свое здоровье, стала ее немного выводить. — Это уже мое дело. Дело принципа. И раз уж я во все это ввязалась, то доведу до конца, — упрямо нахмурившись, выдала она, завозившись под одеялом. Никакого сна с этими Учихами. Неужели так сложно поверить в нее, что все получится, ведь старается она не для себя. — В детстве у Саске делом принципа было превзойти меня, — глухо отозвался Итачи, потянувшись к фонарю. Щелкнул выключатель, и в палатке стало темно и неуютно. А еще тихо. Слышно было, как трещат ветки в костре, который Харуно тушить не стала, чтобы Кисаме ненароком не заблудился в лесу, хотя это казалось невозможным. — А сейчас он просто хочет твоей смерти. — Она повернулась в его сторону и прищурилась, пытаясь разглядеть его в темноте. Но глаза еще не привыкли к отсутствию света. — Ты сама знаешь, что у него есть все на то основания. Послышался шорох одеяла. Сакура вздрогнула и сильнее укуталась в свое. По ночам в лесу холодно, не хватало ей к больному горлу, последствию прошлой ночи, добавить температуру и застуженную поясницу. — Думаешь, — она неосознанно подалась вперед, — что было бы проще, если бы ты его убил? — Сакура от нетерпения закусила губу, понимая, что вопрос задала не самый приятный. — Нет, — выдохнул он. У Харуно сжалось сердце. Кто же ее за язык тянул? Выбрала, понимаешь, тему для разговора на ночь. — Не мы выбираем судьбу, а она нас. Лучше пусть обвиняют меня, чем чернят весь клан. У Саске своя цель, и если она заключается в том, чтобы убить меня, то никто не должен останавливать его. — И что у него тогда останется? — сглотнув, спросила она, сжавшись под одеялом в комочек. Кисаме говорит, что братьев лучше примирить, потому что вместе они способны на многое. Но теперь ей казалось, что это просто глупость. Саске рос с ненавистью в сердце, и эта капля правды о Итачи и клане вряд ли изменит его мировоззрение. — Еще один гроб, в котором еще один Учиха. И сомнения. У него больше не будет цели. Если он, конечно, не решит отомстить Конохе, которую ты ценой своей чести выгородил. — Он не станет делать этого. — Почему? Что Коноха сделала для него? — Сакура неосознанно подалась вперед, приподнявшись на руках. Одеяло упало вниз. Стало зябко. Да, говорит она сейчас не как патриот. Сама стала понимать, что сейчас в ее родной деревне происходит что-то странное. Кто-то хочет уничтожить ее лишь потому, что она оказалась в плену у Акацуки. Будто бы она какая-то шпионка или владеет ценной информацией. — Сакура, ложись спать, — произнес он, переворачиваясь на другой бок и давая понять, что разговор окончен. Но Сакура не будет собой, если не добьется своего. — Нет, ты ответь. У тебя же был выбор, присоединиться к восстанию клана или уничтожить его. Почему получилось так? Я же пытаюсь просто понять. — Я просто не хотел войны. Наш клан набирал силу на поле боя, пробуждал силу наших глаз. В мирное время Учихи затухали, мелкие стычки не могли пробудить Мангеку. Если бы восстание свершилось, то Учиха победили бы, хоть и с большими потерями. Я надеюсь, ты знаешь историю основания Конохи? — Да, знаю, — она гордо подбоченилась. Баллы у нее в Академии были довольно высокие. — Теперь от Сенджу и Учих почти ничего не осталось. Я не удивлюсь, если что-то подобное случится с Хьюгами или с Яманака, с другими кланами. — Почему? — Сакура вспомнила Хинату и Ино, боясь даже представить, что было бы, если бы этим куноичи выпала бы такая же судьба, как Саске. — Потому что Данзо хочет держать все под контролем. По его мнению, Коноха должна быть сплоченной, чтобы не было разделения на кланы. Все шиноби обязаны подчиняться только интересам деревни. А теперь спи. Сакура возмущенно надулась, не желая останавливать разговор на такой грустной ноте. Она же теперь из-за обилия неприятных мыслей вряд ли сможет уснуть. Да и Итачи тоже. Но решив, что лимит терпения у Учихи на сегодня окончен и лучше его больше не донимать, Харуно тихо вздохнула и закуталась в одеяло. Потом еще будет время все обсудить. Утро наступило неожиданно быстро. Сакура бы и дальше спала, если бы не громкие вопли с улицы. Орал явно Кисаме. Долго, громко, матом. Харуно, сладко причмокнув губами, посильнее прижалась к чему-то приятно большому и теплому, что ночью спасло ее от замерзания. И сейчас выпускать из объятий эту прелесть ну никак не хотелось. «Прелесть» между тем попыталась вырваться, начав потихоньку разжимать на удивление сильные пальчики. Ирьенин оказалась бурно против, поэтому для проформы еще и ногу сверху закинула, довольно что-то пробормотав. — Порубаю на обед! — рявкнул басом Кисаме подозрительно близко. Послышались звуки возни, грохот перевернутого котла и чей-то писк. Сакура недовольно заворчала и нехотя приподнялась на локте, с трудом разлепив заспанные глаза. Первым, что она увидела, было такое же помятое со сна лицо Итачи, на котором читался явный укор. Премного этим удивленная, Харуно попыталась понять, что именно успела натворить, а потом пришло неожиданное осознание того, что Итачи подозрительно близко. Под одеялом что-то пошевелилось; Сакура почувствовала, что ее ногу спихивают, выбираясь на свободу. Тут-то она поняла, кого так страстно обнимала, отбирая чужое тепло. — Ох-ох, — нервно вырвалось у нее. Харуно виновато улыбнулась, чувствуя, как стремительно краснеют щеки. Это ж надо, какая глупая получилась ситуация. — Прости. Я, наверное, замерзла и к тебе подкатилась. — Наверное, — отозвался он хриплым со сна голосом, усаживаясь, чтобы распустить растрепавшиеся волосы и снова обхватить их резинкой. От этого Сакура покраснела еще сильнее и тут же поспешила отползти в сторону, к своему спальному месту, которое за ночь успело остыть. И вроде бы такая глупость, но смотреть в глаза Итачи теперь стыдно. — Подъем! — в палатку ворвалась верхняя часть довольного Кисаме, который улыбался во весь свой зубастый рот. Заметив, что все уже не спят, он немного скис, но улыбаться не перестал. — За кем ты там гонялся? — осведомился Итачи, усаживаясь на колени, и потянулся за плащом. Все еще не пришедшая в себя Сакура пыталась отыскать гребень в сумке. — Да зверь тут один вздумал мои вещи утащить. — Хошигаки хмыкнул, присаживаясь на край одеяла и с интересом наблюдая за напарником и медичкой. — Завтрак придется подождать, я его сшиб, пока за этой сволочью гонялся. — И что делать теперь? — взволнованно отозвалась Сакура, радуясь, что мысли о странном пробуждении отошли на второй план. — Рыбу ловить, Сакура. Ры-бу, — весело подмигнул он ей, выбираясь обратно наружу. Сакура сдавленно застонала. Ну что за глупое начало дня?