Cadmea victoria

      Сны были не постоянными гостями для нее. Она слишком уставала, чтобы видеть их. Но сейчас они захватили ее, завалив своей тяжестью и размытыми картинами, что нарисовало искалеченное сознание. Их было много, и на каждой руины знакомого до боли места. Сакура видела разрушенные до основания дома, погребенные под ними трупы, полностью или частично заваленные. Приторный вкус смерти на языке вызывал тошноту. Разложения, кровь, нечистоты — все смешалось. Под ногами хрустели кости уже обглоданные падальщиками. Сакура старалась не смотреть, куда ступает, боясь увидеть разорванное лицо неизвестного ребенка.       Сознание коварно, и в его интересах показать ей все ее кошмары.       Сакура наступила на что-то мягкое и скривилась. Только вниз не смотреть и все будет нормально. Она ирьенин и должна привыкать к еще большим ужасам, но, к стыду своему, боялась. Пусть и во сне, но видеть убитых друзей страшно. А она не сомневалась в том, что вскоре появятся знакомые лица. Лучше бы повезло.       День здесь был темен, как ночь. Светлое небо с лениво плывущими облаками застелил дым, неустанно несущийся силой ветра вверх и вбок. Огня не было видно, но дым все валил откуда-то позади. Ни криков, ни врагов, только кости побежденных. Сражение было давно, но его осколки и сейчас больно впиваются в кожу.       Сакура обняла себя за плечи, стараясь усмирить нагрянувшую дрожь. Глаза щипало, губы искусаны. И холодно, несмотря на еще тлеющие угли сгоревших домов. Она шла вперед, пробиваясь сквозь темную завесу. А дальше убитых все больше, но никого не опознать. Воронье беснуется, сражаясь за каждый труп, ерошит перья, раскрыв обмазанные в потемневшей крови клювы. Сотни, может и тысячи, черных глаз следят за ней, еле плетущейся по обгорелой земле, дрожащей и сбитой с толку.       Она знает, что это сон, но он так же уродлив, как реальность.       Харуно спешила вперед, за горизонт, не надеясь на то, что там картина будет лучше. Ничего не изменится, стоять вот только нельзя. С трудом она заставила себя отвернуться от ворона, склевавшего чей-то глаз, еле подавив подступивший к горлу спазм. Сорвавшись с места, как ошпаренная, Сакура помчалась вперед. И в этот миг мир разбился, как хрустальная ваза, брызнув осколками. Тьма стала почти осязаемой, вороны кричали так, что закладывало уши, но самих птиц и их трапезы больше не было видно. Она и сама хотела закричать, но вопль застрял где-то внутри. Сакура опять падала, как когда-то в реальности. Руки судорожно пытались найти опору, но сквозь пальцы скользил только воздух.       «Ну хватит!» — хотела выкрикнуть она, но из горла не вырвалось ни звука. К черту такие сны!       Девушку переполнила злость, готовая вырваться прямо из сердца. Она все продолжала падать, ветер свистел в ушах, но не было больше страха, только холодная решимость. Это всего лишь сон — ничего более.       Мгле как будто не понравилось, что попавшая в ее пучины жертва перестала трепыхаться и камнем падает вниз, подставив потоку умиротворенное лицо. Сакура услышала чей-то тихий смех. Недоуменно искривила лицо, уже забыв про коварную тьму, как ее обвило что-то горячее и шершавое. Оно было живым. Сакура задергалась, выставила перед собой руки, пытаясь спихнуть с себя это, но нечто кольцами оплетало ее тело, больно сжимая в груди и талии. Сакура закричала. Совсем уж отчаянно, растеряно. Накатившая минутами ранее злость куда-то испарилась, оставив место самому настоящему ужасу. Куноичи забилась в живых оковах, пустила в ход ногти, но наткнулась на мелкие, но прочные чешуйки, защищающие чужую плоть. Голос сорвался, в горле першило, кольца сжимались все сильнее.       Она думала, что сейчас потеряет сознание прямо в этом треклятом сне, когда яркий свет резанул по глазам. Сакура часто заморгала, силясь разглядеть что-то сквозь него.       Казалось, что она смотрела в зеркало. На куноичи глядела ее же копия, такая же пораженная, растрепанная, скованная. В этот раз крик удалось сдержать. Она попыталась протянуть руку, надеясь коснуться своего отражения, но тут нечто напомнило о себе, сильнее перехватив ее поперек талии. Девушка охнула, опустила глаза вниз и замерла. Под ногами кишели змеи, их гладкие тела переплетались меж собой, не давая разглядеть, где конец расписного рисунка их кожи, а где начало. Они шипели, поднимая маленькие округлые головы, некоторые раскрывали капюшоны, мигали разноцветными глазами.       Но не казались они такими страшными, как та, которая обернулась своим гибким и сильным телом вокруг Харуно. Отражение сочувственно смотрела на Сакуру ее же испуганными зелеными глазами, опустив голову.       Сакура забилась отчаянней. Большая змея устроила голову на плече девушки, выпустила из пасти длинный раздвоенный язык. Горячее прикосновение обожгло шею. Харуно вся скривилась от омерзения, силясь пустить чакру к рукам, чтобы придушить эту чертову змею, но сон не подчинялся ее желаниям. Руки безвольными плетями опустились, словно из них вытащили все кости.       Отражение же даже не сопротивлялось. Змея на плечах ненастоящей Сакуры вела себя так же, как и ее оригинал. Вытянулась, провела языком по покрытой мурашками шее. Дрожала, но за свою жизнь не сражалась. А после и вовсе повела себя странно: криво улыбнулась, облизав искусанные губы, тряхнула гривой длинных волос, и… открыла рот.       Сакура пожелала бы навсегда стереть из памяти, что увидела после. Змея в отражении, как будто только и ждала от копии что-то подобное. Зашипела, казалось, даже как-то насмешливо, прерывисто, и, замерев буквально на мгновение, сунула голову в раскрытый рот. А дальше, не колеблясь, полезла внутрь. Копия захрипела, зажмурилась, сжав руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, задрожала ее сильнее, краем глаза следя за ошеломленным лицом своего прототипа.       Харуно отвернулась от нее, сглотнула. Она представить не могла, что будет делать, если с ней сейчас произойдет что-то похожее. Она робко повернула голову обратно, услышав надсадный кашель и звуки капающей воды. Ее отражение было на полу. Тонкие, почти прозрачные руки, обняли колени. Она качалась из стороны в стороны, плечи чуть подрагивали. Волосы слипшиеся, похожие на сосульки, рваными прядями падали на лицо.       Сакура замерла в ужасе. Яркие желтые глаза на собственном лице казались чем-то чужеродным, пугающим. Вертикальный зрачок и фиолетовые линии от уголка глаз до переносицы напомнили ей одного небезызвестного саннина…       Ухмылка на лице копии тоже выглядела как-то по-змеиному. Она поднялась с несвойственной самой Сакуре грацией, откинув за спину длинные волосы, повертелась на месте, словно оценивая полученное тело, потянулась сладко, до хруста. Ее движением вторило шипение с пола, словно своеобразная мрачная мелодия.       Девушка со страхом и удивлением наблюдала за своей преобразившейся копией, совершенно не веря и не понимая того, что видит перед собой.       — Орочимару?.. — выдавила она из себя впервые за все то время, что длится сон. Казалось невероятным видеть перед собой, пусть и во сне, убитого (!) человека. Но назвать Змеиного саннина человеком было странно, после всех тех слухов, что о нем ходили. Эх, Саске… Он же говорил, что убил его.       — Прос-с-сыпайс-с-ся, — от сладости в его голосе Сакура поморщилась. Захотелось тут же вдоволь напиться холодной воды.       — Ты ведь Орочимару? Но как? — она прищурилась, все еще не до конца веря тому, что видит.       Копия засмеялась противным каркающим смехом, неторопливо приближаясь к ней. Сакура не за что бы ни поверила, что ее тело способно двигаться подобно изящному хищнику. Впрочем, это копия, от нее не знаешь, чего можно ожидать.       — Другой ночью… поговорим, девочка, — улыбка стала еще зловещей. - Кыш.       Змеи исчезли, будто их тут и не было вовсе. Обессиленная Сакура рухнула на пол, по которому теперь гуляли только тени. Потерла шею, руки, которых до этого не чувствовала, исподлобья наблюдая за тем, как внимательно Орочимару (а теперь она точно была уверена, что это он) осматривает новое тело. Сакуре стало противно смотреть на него. Какое извращение. Точно не человек.       — Вас же убили? — потирая передавленные змеей части тела, спросила она, надеясь, что Саске ее все-таки не обманул. Кто знает, может, он действительно не убивал своего учителя, а его возвращение в Коноху лишь часть какого-то плана. Сердце больно кольнуло. Ну конечно, ради возрождения клана он пришел, как же.       Орочимару же снисходительно улыбнулся, склонив голову набок, будто бы знал, чем сейчас забита ее бедовая головушка.       — Ты в это вериш-шь?       — Но Саске…       — Наивный мальчиш-ш-шка, — протянул Орочимару, облизав губы. Сакуру передернуло. Она даже попыталась незаметно отползти от саннина.       — А тут… как вы тут оказались? — нет, этот противный во всех смыслах человек не мог быть просто частью ее бурного воображения. Но как он попал к ней в голову? Все-таки обитание в его убежище на пользу ей явно не пошло.       — Предусмотрительнее надо быть, девочка.       — А…       — До следующ-щего раза, — он вытянул руку вперед, словно старался прикоснуться к ней. Сакура сжала кулаки, думая уже хорошенько замахнуться по круглому личику, но перед глазами все стало меркнуть. Последнее, что она увидела, была улыбка на бледных, словно бескровных, губах.

***

      Я рывком села в постели, уставившись шальными глазами в стену напротив себя. Ничего в ней примечательного не было, просто первое, что я увидела, когда резко проснулась, оказались именно обшарпанные серые обои с намеками на рисунок. Было как-то странно. Тело жутко болело, в горле пересохло. Хотелось почему-то ругаться и бежать в Коноху. Но первые мысли никогда не бывают здравыми, а умереть я успею потом, как и докопаться до правды у Саске. А ведь он почти клялся в том, что убил этого змея. Пальцами зарывшись во взъерошенные со сна волосы, я глубоко задумалась. Ну не верю, что мне все просто приснилось. Не может быть в нашем мире все так просто. Не верю, и все тут.       Сердце еще в груди билось от чего-то особенно сильно. Казалось, что не спала вовсе, а выполняла особо сложную миссию. Даже чакроистощение не так издевается над организмом, который торопиться заполнить пустые резервы, чтобы такая дура, как я продолжала свое существование.       Спать теперь совершенно не хотелось. Правильно, кого может воодушевить мысль о второй встрече с Орочимару? Тараканы в голове начали бурную деятельность, но с недосыпа забросили это неблагородное дело. Я со стоном рухнула обратно на подушки, раскинув руки в стороны. Потолок буйством красок, как и стенка, не отличался. Стало как-то грустно и обидно. А утром опять пытаться накормить этого упрямого Учиху. Он, наверное, решил, что помереть с голоду куда благородней. Будут потом говорить, что начальство Акацуки совсем совесть потеряло. Скоро нукенины начнут бунтовать. А раз уж я сама по воле судьбы теперь отступница, то можно присоединиться к забастовке, все-таки я неофициально, но в их общество затесалась.       Губы сами растянулись в полуулыбке. Какие только глупости ночью в голову лезут. По дому все равно скучаю. Мама, наверное, с ума сходит. Еще с Наруто потом объясняться. Надеюсь, что с ним ничего серьезного не случилось. Я же помню, что Кисаме рассказывал. Они ведь с Дейдарой тогда улетели. И слава ками. Не хотелось бы тоже записываться в ряды мстителей, как Саске. Не для мести я создана. Хотя за родителей головы бы точно открутила. И за Тсунаде. Учитель все-таки. Лишь благодаря Принцессе Слизней я в окончательную размазню не превратилась.       Чего-то зябко. Да и неудивительно, ведь пока размышляла, умудрилась скрутить одеяло в крендель вокруг ног, да так и не прикрытой осталась, а окно на всю распахнуто, будто так и надо. Поворчав для приличия, сначала распластала одеяло, потом уже решила вылезти из кровати и идти закрывать окно. Удача вообще штука странная и капризная. И сегодня она явно стояла ко мне своей задней частью.       — Ну за что мне это? — горестно вздохнула, забираясь обратно на кровать, баюкая проколотую ступню. Внимательно присмотревшись, обнаружила, что весь пол в мелких осколках, едва заметных в темноте. Если бы не блики от луны, то и не увидела бы. И только сейчас я заметила, что в комнате подозрительно тихо.       — Итачи? — почти шепотом позвала я, тут же обозвав себя дурой. Нет его тут, не ощущаю. Обычно, когда он спит, слышно его дыхание, а сейчас меня только стук собственного сердца выводит. И кровоточащая пятка. Надеюсь, хозяин сего клоповника не обидится из-за грязных простыней. Тратить чакру на собственное лечение казалось кощунством по отношению к Итачи, на которого уходили все мои силы, но делать нечего. Убедившись, что осколков в ранке нет, поспешила себя залатать, параллельно строя догадки по поводу исчезновения нукенина. Предположение типа приспичило пришлось отложить из-за банальности. Не может быть все так просто.       Или ему тоже кошмар приснился, вот он решил прогуляться, подышать свежим воздухом. И это учитывая то, что до гостиницы Кисаме его чуть ли не на себе тащил. Сомнительно.       Настроившись на нужный лад, я поспешила тут же выяснить, куда запропастился больной. Шляться или похищаться в таком состоянии крайне вредно. Второй вариант тем более опасен. Вопрос: что делал Кисаме, когда его напарник решил пропасть? А если они додумались бросить меня как бесполезную вещь и нагло ушли в закат, чтобы найти кого талантливей и явно нужнее, чем я? Уязвленная профессиональная гордость требовала подробностей. Поэтому, заткнув в штаны длинную футболку Итачи, служившую ночнушкой не одну уж ночь, обув сандалии, решительно направилась к дверям, прихватив по пути кунаи. Краем глаза отметила, что до меня в сумке кто-то уже побывал, а вот что пропало, я так и не разобрала.       Прислушиваясь к каждому шороху, я вышла в коридор, стараясь ступать как можно тише. В сей поздний час никого по коридору не шаталось, чему я несказанно обрадовалась. Вот нравятся мне такие гостиницы своей тишиной и странным умиротворением. Вроде сарай сараем, а на душе как-то приятно, что ли. Правда, велик шанс наткнуться на кого-нибудь с явно бандитской рожей, но мне, успевшей познакомиться аж с тремя (с кукловодом пообщаться/подраться не получилось) нукенинами, теперь все горы по плечо.       Все так же осторожно спустившись вниз, я осмотрелась. Холл пустовал, как и коридоры. Кажется, придется покинуть теплые стены и выйти наружу. Горестно вздохнув, получше перехватила кунай в руке и открыла дверь. Улица встретила редким светом огней, мигающих с разных сторон. Воздух сыр, кажется, скоро дождь пойдет. Прохладно. Я зябко передернула плечами и немного потопталась на месте, стараясь привыкнуть. Возвращаться в комнату за теплой одеждой не стала.       — И чего вот тебе не спится, чертов Учиха, — пробурчала я, обняв себя за плечи, и поплелась в сторону онсэна. От гостиницы до него всего несколько шагов. Нужно проверить всю прилежащую территорию, а уж потом переться в центр деревни, надеясь откопать отступника где-нибудь в кабаке. Впрочем, то ли интуиция у меня хорошо работает, то ли звезды на небе сегодня встали по-особенному, но Итачи я нашла сразу же. На камешках. Под деревом. Учиха с загадочным видом всматривался в ровную гладь воды в общем бассейне. Поза его была примером полного умиротворения, чему несказанно обзавидовалась. Мне в последнее время вообще не до расслабления.       — Полегчало? — неуверенно иду в его сторону по странной зигзагообразной траектории, словно никак не могу определиться, идти к нему или нет. Хочется ругаться и возмущаться его безрассудством. Ведь только днем он чуть ли не умирал, пока добирался до гостиницы, повисший на могучем плече Кисаме, а тут ночью выполз из постели. Идиот. Демонстративно хмурюсь на обращенный в мою сторону безразличный взгляд.       — Иди спи, — Итачи кивком головы показывает мне куда-то за спину, в глаза, впрочем, даже не смотрит. В ответ упрямо поджимаю губы. Мы не гордые, пошлют — не пойдем. Тоже мне.       — В одиночестве побыть захотелось, да? Ты вообще-то больной, а даже одеться не умудрился. Я как твой личный ирьенин настаиваю, чтобы ты пошел обратно.       Тирада обиженного профессионала (когда-нибудь я им точно стану!) не возымела никакого эффекта. Только ладонь Итачи перекочевала с гладкого камня на согнутое колено.       — Учиха! — возмущенно вспыхнула я, нагло повысив голос. Вот разбужу сейчас всех постояльцев и буду долго и упорно жаловаться им на некоторых своевольных пациентов.       — Тише, — он поморщился, глядя на меня уже с намеком на эмоции. — Сядь.       Перечить не стала, и тут же плюхнулась на соседний камень, скрестив ноги. Холодный ветер забрался под футболку, отбирая последние остатки тепла. Если я сейчас дрожала, как лист на ветру, то Итачи, казалось, такая проблема не мучает.       — Ну?       — Мне больше не нужно твое лечение.       И вот тут я потеряла дар речи. Смотрела на него с открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег, и ничего путного сказать не могла. Учиха же снисходительно улыбнулся краем губ. Как-то слишком спокойно и равнодушно. Смирился. Покорно принял тот факт, что от меня никакого толку, а время все идет. Это я и так понимала, наблюдая за тем, как ухудшается его состояние. Но сейчас я перед собой видела не того человека, что несколько часов назад. Ушла куда-то эта мертвая бледность, на щеках откуда-то появился румянец и губы почти нормального оттенка. Что изменилось? Что я успела пропустить пока спала?       — Поясни, — с трудом совладав с потрясением, проговорила я, еле ворочая языком.       — Ты просто помогла мне убедиться, что вылечить это невозможно. А время идет, Сакура. Я не хочу его терять, — в черных глазах нельзя ничего было прочитать. Я поджала губы и тряхнула головой. Куда мне теперь. Им не нужна и в Коноху не вернуться. — Слишком многое нужно сделать.       И тут я не выдержала…       — Как ты вообще сюда добрался? Ты же на ногах еле стоял! Что, черт возьми, изменилось?!       Итачи опять поморщился, словно объелся лимонов и посмотрел на меня теперь с укоризной.       — Не важно. Это поможет мне продержаться месяц. А может, несколько недель.       — И тебя это устраивает? — не знаю, как умудрилась подняться и встать теперь уже напротив него, стараясь лично убедиться, что этот Итачи отличается от прежнего.       — Да.       И чего вот я злюсь? Ну, кинули тебя, Сакура, в очередной раз, потому что ты чертова слабачка, которая ни на что не способна. За кем вот ты гналась? Чего пыталась добиться? Теперь я вовсе никто. Какая-то вшивая отступница не по своей воле, награжденная этим нелицеприятным званием, которую пришибут в первой же передряге.       — А мне-то что делать? Благодаря вам путь в Коноху, да и в другие деревни, мне заказан. Спасибо вам огромное, что похитили и испортили мою жизнь. Искренне! — зло выплевываю, топнув ногой. Внутри все клокочет от бессильного гнева и негодования. Даже выразить не могу, как паршиво в целом мое состояние.       — Сакура… — начал было он, но я уже разошлась.       — Ну что? Ждал, что я распсихуюсь, устрою тут тебе веселье? Вот и радуйся! — сжала до боли кулаки. Рукоять куная впилась в кожу. Как же я хочу влепить ему хорошую пощечину, кто бы знал.       — У тебя два выхода: ты можешь пойти в Акацуки, чего я тебе не советую, или дождаться, когда Данзо свергнут. Хокаге наверняка сделает все возможное, чтобы очистить твою репутацию, — он говорил так, как будто давно все это расписал и только ждал момента, чтобы поделиться своими гениальными идеями.       — Я же уже говорила, что не такая, как вы, а ты мне тут про Акацуки… Может мне воспользоваться моментом и прикончить тебя? — последнее произношу особенно сладко, почти влюблено поглаживая кончиками пальцев гладкую поверхность куная. Довел, зараза. Да, угроза с моей стороны выглядит как минимум глупо, но не мог же он вправду так быстро восстановиться.       — Не надо этого делать, — поглядите-ка, у кого в голосе стальные нотки прорезались.       — Ты слишком слаб, чтобы дать мне отпор? — кривлю губы в нервной улыбке, подбираясь ближе.       — А бессилие и слабость для тебя больная тема? — в свою очередь парирует он мой выпад, и я охаю от внезапной боли. Запястье сжали, словно в стальных тисках, кунай падает из ослабших пальцев в траву. Замахиваюсь другой рукой, но все так же. Перехватывает, впивается пальцами. От боли подкосились ноги, рухнув на колени, смотрю на него уже снизу вверх с нескрываемой злобой во взгляде.       — Лучше б сразу убили. А то разыгрывал из себя умирающего, а сам еще прыгает, как заяц бешеный. Тьфу на тебя, — дергаюсь, стараясь выбраться, но он не отпускает. Только сжимает сильнее. Еле сдерживаю болезненный стон. На щеках, кажется, слезы выступили. Ненавижу-у!       — Успокойся, — твердый тон на меня не действует. Пытаюсь пнуть его, но он умудряется уворачиваться.       — Нет, не успокоюсь! Ты меня во все это втянул и теперь просто так не отделаешься. Я с тобой иду! — от колючего взгляда Учиха другой бы удушился на месте, но адреналин в крови не давал мне мыслить здраво.       — Не привязывайся. Ты пыталась, и я тебе благодарен за это, — хватка чуть ослабла, давая вырвать обратно пострадавшие руки. Благодарен он… А бросить меня тут это тоже часть благодарности? Не люблю себя накручивать. Еще после сна с участием Орочимару противно, а тут это.       — Это какая-то техника или ты что-то выпил? Наркотик? — растирая запястья, поинтересовалась я успокоившись. Орать сил не было, да и смысл в том, чтобы повышать голос. И замерзла я еще. Ну их всех, Учих этих.       — Наверное, наркотик… — и отвернулся, будто говорить об этом ему было неприятно или стыдно. Впрочем, кому хочется признаваться в том, что он самолично гробит свою жизнь, которая и так на волоске.       — И что тебе о нем известно? — требовательно дергаю его за штанину, привлекая внимание, все-таки не с камнем разговариваю, а с живым нукенином. Сволочь упрямая.       — Что, когда закончится время, станет еще хуже, — совсем тихо прозвучали его слова, но я услышала. Крепко сжала зубы, чтобы не начать ругаться. Кто в здравом уме и твердой памяти самолично решит прикончить себя? Я его не понимаю.       Первые капли дождя, редкие и неторопливые, попали на нос, запутались в волосах. Я фыркнула, тряхнув головой, с трудом поднялась на ноги, вытянувшись перед Учихой во весь не впечатляющий рост. Хотелось напиться горячего чаю или же прыгнуть в бассейн, чтобы точно убедиться, что все произошедшее не очередной сон. И про приснившегося Орочимару говорить ничего не буду чисто из вредности, пускай наивно думает какой у него способный младший брат. Я стану той, кто будет смеяться последней.       — Пошли. Ругаться можно и утром, — хватаю его за руку, решительно потянув на себя. Пальцы у него точно ледышки. Итачи послушно сполз с нагретого булыжника, выровнялся, посмотрел на меня с какой-то обреченностью.       — Не избавишься, не надейся. Лопай свою отраву, но я все равно буду пытаться тебя вылечить, я обещала, — выпятив губу, как обиженный ребенок, выдала я.       Учиха улыбнулся и ткнул двумя пальцами мне в лоб.       — Упрямая.       Я удивленно застыла на месте, машинально дотронувшись до места его прикосновения.       — То есть, я могу продолжать тебя лечить, да? — откинув в сторону глупые мысли, вопросила я, словно не веря услышанному, когда Итачи уже сам потащил меня за руку в сторону гостиницы. Дождь зарядил уже вовсю, застилая обзор, но прямую спину нукенина разглядеть я была в состоянии. Как и его кивок. Даже как-то легче стало. Я почти счастливо вздохнула.       Вода лилась нескончаемым потоком, промочив нас до нитки. До дверей мы добрались уже бегом. Морщась и отфыркиваясь, я принялась выжимать футболку и волосы. В сандалиях противно хлюпало. Если бы не высокий порог, то сейчас бы точно стояли по щиколотку в холодной воде. И я хотела уже внутрь войти, но Итачи грудью встал на пути и отрицательно замотал головой.       — Что? — я недоуменно вылупилась на него и резко обернулась, принявшись судорожно всматриваться в горизонт. Но ничего. Лишь стена дождя перед глазами и крыша гостиницы над головой.       — Они наблюдают за нами с самого начала, как ты пришла, — Учиха потянул меня в свою сторону, прижав рядом с собой к шершавой стене гостиницы. Я замерла на месте, прислушиваясь к своим ощущениям. Способностей сенсора у меня нет, но и не было чувства чьего-то нежелательного присутствия. Все-таки Итачи в этом вопросе намного опытней меня, поэтому я решила положиться на него.       — А кто они? — тихо прошептала я, совершенно не представляя, что он будет делать. Не стоять же все время под крышей. Да и внутрь почему не зайти, там же Кисаме. А еще один боец лишним не будет. Особенно такой.       — Бандиты, такие же нукенины, АНБУ… — перечислил он, коротко обернувшись в мою сторону. В глазах горел шаринган.       — Может, все-таки Кисаме позвать?       Он мотнул головой, потянув меня куда-то влево, за здание.       — А почему нет? — упорствовала я, пытаясь дорваться до истины, но Учиха молчал, продолжая тащить меня в известном только ему направлении. Наверное, до меня лишь сейчас дошло, что своей истерикой и глупыми вопросами я мешала ему определить местонахождения наших преследователей. Стало безумно стыдно. Обычно я куда серьезней, но это, наверное, пережитый стресс так на меня подействовал. Вот разберемся со всем, и я сяду медитировать. И все-таки, куда делся Кисаме? Мне казалось, что он от Итачи ни ногой, а тут в такой ответственный момент он пропал. Или не пропал, а просто Учиха не хочет его втягивать во все это? Не знаю. А то, что я не знаю, заставляет меня нервничать.       Погруженная в размышления, я по инерции неслась следом за нукенином, особо не разбирая дороги. Поначалу мелькали темные дома и оградки, потом появились невысокие кусты казавшиеся в темноте черными всполохами, того и гляди, что оттуда что-нибудь противное выскочит. Мне хватило встречи с химерами.       А дальше появились верхушки знакомого злополучного леса. Такое ощущение, как будто мне судьбой предначертано ошиваться исключительно возле него. Неужели опять в убежище саннина? Из-за этой частой беготни из одного угла в угол я устала.       Итачи соизволил остановиться на небольшом пяточке возле леса, окруженном стволами уже полусгнивших поваленных деревьев. Дождевая влага, стекающая с черной коры казалась каплями крови. Воображение у меня совсем разыгралось. Но вот почему еще не напали?       Я совсем продрогла. Зубы, кажется, скоро начнут отбивать чечетку. Такой же промокший, как я, Итачи сейчас выглядел почти белым. Завтра точно сляжем с воспалением легких. Подтверждая свои мысли, я смачно чихнула, закрыв нос пальцами. Не хватало еще…       — Тш, — Итачи в предупреждающем жесте вытянул руку, сверкнул глазами в мою сторону. – Там.       Я послушно повернула голову в указанном направлении. Утвердительно кивнула, но так ни черта и не разглядела. Холодно, мокро, и перед глазами все плывет. Как тут сражаться — не знаю. Учиха же выглядит куда увереннее меня. Но завидовать некогда — надо готовиться. Оружия при себе не было ни у него, ни у меня. Но у шиноби оружие — это чакра, так что прорвемся, главное — ему не мешать.       — А ты точно… оправился? — дрогнувшим голосом спросила у него, дернув за рукав. А он посмотрел так странно, мигнув шаринганом. Я вздрогнула, но взгляда не отвела. И тут он неожиданно подхватил меня на руки так легко, словно пушинку, оттолкнулся от земли, забираясь уже куда-то на дерево, но удивиться я не успела. Прямо на том месте, где мы только что стояли, из луж вырвался целый лес из железа. Старого, ржавого, но от того не менее грозного.       Нашли.       — Не вмешивайся. С ними я сам разберусь, — тихо шепнул, аккуратно ставя меня на ветку. А я еле удержалась на ногах. И все тело било мелкой дрожью. То ли правда замерзла так сильно, то ли от волнения. За кого? За себя? За обоих?       — Верю, — прошептала одними губами, когда Итачи отправился вниз. В нем я не сомневалась, но в груди что-то такое шевельнулось. А если не уснула болезнь из-за этих наркотиков? Если спазм скрутит его в пылу сражения? Страшно. За него, за нукенина, страшно.