Никто другой

— Эй, Роджерс! Стив с трудом открывает глаза и оглядывается. Он не сразу понимает, почему не лежит в постели, а сидит на кухне, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки, а потом вспоминает: ах да, конечно, он хотел сварить себе кофе и, судя по всему, заснул, наблюдая за тем, как тонкая коричневая струйка стекает в прозрачную емкость. Джеймс хмуро смотрит на него, поглаживая выбритую щеку, и спрашивает: — Что это с тобой? — Бессонница, — бормочет Стив и трет ладонями лицо. Глаза горят огнем, и мышцы вяло ноют, и хочется рухнуть на кровать и проспать как минимум сутки. — Ага. Вот ни с того ни с сего — раз! — и бессонница, — хмыкает Джеймс. — Тебе-то что? — огрызается Стив, и Джеймс пожимает плечами: — Да ничего, в общем-то. Он сегодня явно не в духе: раздраженно гремит посудой, чертыхается, поминутно роняет что-нибудь, и даже бекон на сковородке шипит как-то зло. Баки злился тихо. Сжатые губы, напряженная челюсть — и ничего больше. Никаких чертовых представлений. Стиву становится нестерпимо стыдно, когда он ловит себя на этой мысли — уж кто бы жаловался на представления, — и еще более стыдно спрашивать, после того как рявкнул в ответ на банальную вежливость, но Стив спрашивает: — Что-то случилось? — А тебе-то что? — предсказуемо фыркает Джеймс, и Стив не знает, куда деть глаза. Не то чтобы он надеялся услышать подробный рассказ о том, что Джеймса беспокоит, не было такого никогда — но вдруг? Вдруг именно сегодня Джеймс поделился бы тем, что у него на душе, если бы Стив повел себя иначе? Давно он не казался себе такой сволочью. Но даже стыд не заглушает тоски по Баки — сейчас, после коротких ночных часов, еще более острой, чем раньше. — Один-один, — бормочет Стив. — Квиты? — Иди ты на хуй, Роджерс! — чуть ли не орет Джеймс, и Стив кивает, чувствуя себя бесконечно одиноким. Они выходят из дома вместе и вместе добираются до офиса, а потом Джеймс вдруг куда-то пропадает. Стив и не замечает когда, просто, обернувшись, не обнаруживает его за спиной. — Опаздываешь, Роджерс, — бурчит Фьюри, когда Стив заходит к нему в кабинет. — Романофф тебя уже заждалась. Сегодня работаешь с ней в паре. «Арлингз Корпорэйшн», конкуренты нашего Тони. Поступила информация, что ребята нечестно играют, надо проверить. Стив морщится: он любит Наташу, но от ее проницательности у него порой мурашки по коже. — Почему не с Барнсом? — спрашивает он, пробегаясь глазами по оперативной сводке. — Он слишком приметный, и потом, у него сегодня обследование, — сухо отвечает Фьюри, и Стив вскидывается: — Это из-за того, что я вам вчера рассказал? Он не успевает закончить вопрос, а уже понимает, что сморозил глупость. Обычный плановый осмотр, у Джеймса такие два раза в месяц. Фьюри закатывает глаза и, склонившись к нему, доверительно сообщает: — А еще я ем на завтрак младенцев. — Извините, — бормочет Стив, и кончики ушей полыхают. — Стив… — Фьюри вздыхает. — Я все понимаю, но очень тебя прошу: соберись. Или, если хочешь, дам тебе отпуск, скажем, на недельку. Стив представляет себе, как будет по утрам провожать Джеймса, а потом метаться целый день по пустой квартире, и к горлу тугим комом подступает тошнота. — Нет,— торопливо говорит он, — я в порядке. — Не спрашивай, — предупреждает он Наташу, когда они возвращаются. Операция проходит как по маслу: форменная одежда, парочка отвлекающих маневров а-ля «тупой офисный работник» — и Наташа гордо демонстрирует в лифте флешку с информацией, скачанной с головного компьютера. А теперь ерзает по сиденью, и Стив знает, что ей нужно, и не особо рассчитывает, что его «Не спрашивай» хоть как-то ее удержит. — Все плохо? — деликатно уточняет Наташа через минуту. Ну кто бы сомневался. — Да нет, нормально, — пожимает плечами Стив, понимая, что допроса все равно не избежать. — Кэп, — ласково говорит Наташа, — тебе девяносто шесть, а врать ты совсем не умеешь. — Я молод, научусь еще, — смеется Стив, и Наташа смеется тоже: — Боюсь, ты безнадежен. — Как со свиданиями? Слушай, а и правда, почему ты больше не устраиваешь мне свиданий? — вдруг соображает Стив и прикусывает язык. Он не уверен, что хочет услышать ответ. — Потому что ты безнадежен? — шутит Наташа, но как-то невесело, и Стив думает, что порой и она врет не слишком хорошо. — Все не так, как ты думаешь, — говорит он после неловкой паузы и боится услышать: «А как?». Рассказывать о таком он не умеет и не хочет, но Наташе, похоже, это и не нужно. — А зря, — серьезно замечает она и смотрит так, что у Стива начинают гореть уши. Снова. Да что ж за день-то такой? — Он хороший парень. — Ну, если ты так говоришь… — неловко бормочет он и думает, что если она продолжит в том же духе, он сбежит из машины на первом же светофоре. Но Наташа, к счастью, знает, когда стоит остановиться. — Эй, это что, сарказм? — возмущается она и толкает его в плечо. — Ну что ты, — возражает Стив, — он же, в конце концов, пытался тебя убить. Нет, ну когда он научится разговаривать с девушками? — Ага, дважды, — легко отмахивается Наташа. — И оба раза это был не он. И сейчас не он — в этом и проблема, да, Кэп? Или нет. Вовремя остановиться она все же не умеет. — Не надо, — устало просит он. — Пожалуйста. Наташа молчит, и только у кабинета Фьюри хватает его за руку и с улыбкой говорит: — Если захочешь посплетничать о чем-нибудь — например, о том, какие вы, мужики, козлы, — ты знаешь, где меня найти. — И Стив не может не улыбнуться ей в ответ. Фьюри набрасывается на флешку, как нищий на кусок хлеба, бормотнув мимолетом: — Молодцы, на сегодня свободны. Стив топчется у окна в холле и раздумывает, что ему делать: то ли и правда ехать домой, то ли дождаться Джеймса, но потом выбирает первое. Сейчас, когда схлынул адреналин, спать хочется просто зверски, и у него есть в запасе часа два в тишине и покое. Он быстро забрасывает в себя пару бутербродов и ложится. Ворочается с боку на бок, хотя глаза как два раскаленных уголька и челюсть вот-вот заклинит от зевков, а потом плетется в гостиную. Находит на одном из каналов какое-то ток-шоу — самый верный способ заснуть — и, подивившись немного глупости современных телепрограмм, наконец-то отключается. Просыпается он, когда уже темно. Телеведущий весело несет какой-то бред, за окном радужно сияют рекламные щиты, а в кресле напротив сидит Джеймс и смотрит на Стива. Он даже не снял куртку и не стащил с себя тяжелые ботинки. В неоновом свете вывесок он кажется особенно бледным и измученным, и у Стива сжимает горло. Он садится, трет все еще слипающиеся глаза и спрашивает: — Ты в порядке? Джеймс, помедлив, кивает, и Стив саркастически бормочет: — Ну да, конечно, оно и видно. — Отъебись, Роджерс, — устало говорит Джеймс, и Стив думает, что точно так же звучал его собственный голос, когда он просил Наташу: «Не надо». — Я могу что-нибудь для тебя сделать? — все-таки спрашивает он, хотя, наверное, это верх цинизма — предлагать помощь человеку, у чьей кровати сидишь по ночам и думаешь: «Пожалуйста, пусть его не будет, пусть вернется Баки». — Для спарринга я слишком устал, — отзывается Джеймс, — а вот потрахаться не отказался бы. — О господи… — стонет Стив. — Ты вообще способен думать о чем-нибудь другом? Жеребец озабоченный. — А что? — хмыкает Джеймс. — Это же классный способ расслабиться, Роджерс. Зря ты отказываешься. — Он облизывает губы и почти шепчет: — Сегодня я был бы снизу. Лежал бы и позволял делать с собой все, что тебе захотелось бы. Абсолютно все, представляешь? Стив представляет, еще как. Сильное тело под собой, теплые ладони на своей спине, пульсирующий жар вокруг члена. Стив сглатывает и закрывает глаза, и если бы это не выглядело по-детски, то еще и заткнул бы уши. — Ты был бы со мной нежным, Роджерс? Ну конечно, ты был бы нежным. Ласкал бы меня так, что крышу сносило бы. И растягивал бы тоже нежно и бережно. И трахал бы так же, правда? — Прекрати, — обрывает его Стив, потому что слушать все это совершенно невыносимо и молния на ширинке неприятно давит на пах. — Ты же хочешь, Роджерс, — звучит неожиданно близко, и Стив, дернувшись, открывает глаза. Джеймс нависает над ним — когда только успел подобраться? — и в его взгляде тоска. — Я же вижу, что хочешь. Так не отказывайся. Теплые губы щекотно мажут по щеке, и Джеймс выдыхает ему в самое ухо: — Давай, Кэп. Хотя бы попробуем. Стряхнуть с себя наваждение — вязкое, тягучее, как патока в пироге — стоит Стиву усилий. Он не должен, он, черт побери, не должен, не имеет права — и Стив твердо говорит: — Нет. Джеймс обессиленно утыкается носом ему в плечо и зло шепчет: — Ну и хрен с тобой, Роджерс. Хрен с тобой. Стива трясет еще долго после того, как он уходит. И хотя он уверен, что поступил правильно, что не должен спать с Джеймсом — с человеком, которого он порой ненавидит, с человеком, занявшим место его Баки, — он ощущает себя дураком. Старым измученным унылым идиотом. Он терпеливо выжидает, когда Джеймс примет душ и закроется у себя. Тупо таращится в экран телевизора, отсчитывая секунды, минуты, часы, и старается не заснуть. И только когда не спать больше невозможно, плетется в спальню Джеймса, спотыкается обо что-то — снова! — и замирает, услышав с кровати жалобное: — Стив. — Я здесь, — шепчет он и привычно устраивается на полу. Находит на ощупь теплую руку — и охает от того, с какой силой Баки цепляется за его ладонь. — Не уходи, — просит Баки и вдруг всхлипывает: — Мне страшно. Сонливость сдувает, как паутинку ветром. — Я не уйду, — обещает Стив, поглаживая судорожно сжатые пальцы. — Я здесь. Чего ты боишься? — Они неживые, — задыхаясь, говорит Баки, и у Стива бегут мурашки по спине: в голосе Баки звенит самый настоящий ужас. — Люди без глаз. Без ртов. Без лиц. Неживые. Стиву даже думать не хочется, где Баки видел такое. Он прижимает его ладонь к своим губам и шепчет: — Тихо-тихо, я здесь, с тобой. Все будет хорошо, Баки.