Никто другой

— Эй, Роджерс!.. — Скажешь: «Давай трахнемся» — и я тебя убью, — перебивает Джеймса Стив. Голова как чугунная, даже кофе не помогает: Стив опять почти не спал ночью. Лишь подремывал, вскидываясь, как только Баки дергался и шептал о мертвецах без лиц, снова и снова, и от страха в его голосе Стива продирало холодом по позвоночнику. — Вообще-то я хотел поговорить о твоей бессоннице, но если ты хочешь о трахе… — тянет Джеймс. — Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, — цедит Стив, и руки дрожат от желания врезать ему по носу. С Джеймсом вчера весь день работали психиатры, наверняка зачищали память от лишнего. От Баки. Наверное, поэтому Баки и было так страшно, и хоть Джеймс не виноват — врезать ему все равно хочется. — В покое? — медленно переспрашивает Джеймс и вдруг свирепеет. Одним прыжком оказывается рядом, встряхивает за плечи и — Стив даже опомниться не успевает — волочет его за ворот футболки из кухни. Все происходит настолько неожиданно, что Стив позволяет ему это, и только на пороге в ванную приходит в себя и вырывается из хватки металлической руки. — Ты рехнулся? — орет он, а Джеймс орет в ответ: — Да неужели? Это я-то рехнулся? Ты, мать твою, себя в зеркале видел? Ты посмотри, посмотри, гребаный ты придурок! — и толкает Стива внутрь, к умывальнику. Стив смотрит. Глаза покрасневшие и воспаленные, взгляд совершенно безумный, лицо бледное, словно Стив не выходил на солнце добрый месяц. Сколько он уже не спал? Он старательно высчитывает — получается, что сна ему перепало чуть больше четырех часов за последние трое суток. — Какого хуя с тобой происходит, а? — рычит Джеймс, когда Стив со стоном закрывает лицо руками. — Это, блядь, точно бессонница? Потому что ты похож на ебаного наркошу. — Меня не берут наркотики, — зачем-то оправдывается Стив. — Слишком высокий метаболизм. Ни алкоголь, ни наркотики не действуют. Джеймс сверлит его недоверчивым взглядом и наконец заявляет: — Ты сегодня же пойдешь в медблок — и нехуй головой мотать, как миленький потопаешь. Или я сдам тебя Фьюри, пока ты не угробил себя на хрен! Он выходит и громко захлопывает за собой дверь, а Стив упирается лбом о холодное зеркало. «Ты что это удумал? — шипел Баки, когда обнаружил, что Стив пытается побороть приступ астмы без ингалятора, чтобы не привыкать к лекарствам. — Сдохнуть хочешь, придурок? Вот только еще раз попробуй, герой несчастный, уши так надеру, что мало не покажется». Но это не Баки. «Не Баки, не Баки, не Баки», — повторяет Стив про себя, и его тошнит — от всей этой идиотской ситуации, от Джеймса, но больше всего от себя самого. Он только сейчас замечает, что у него не только глаза горят, но и шумит в ушах, и тело будто чужое — Стива даже ведет слегка, как пьяного, — и пугается. Он ведь был вчера на задании, за рулем сидел — а если бы ему стало плохо прямо тогда? От этой мысли по спине бежит холодный пот и стыдно так, что больно дышать. Стив открывает воду и умывается. Смотрит на свое мокрое лицо и тянется к шкафчику — где-то тут должны быть капли, которыми Джеймс пользовался, когда от кучи препаратов у него были проблемы со слезоотделением. Маленький флакончик с голубой жидкостью находится сразу, и Стив капает в оба глаза, стоит, запрокинув голову и крепко зажмурившись. Излишки лекарства щекотно стекают по вискам, а может, это и не только лекарство, но он не хочет об этом думать. И выходить к Джеймсу не хочет. В голове полный сумбур. Джеймс мог бы сказать: «Пока ты кого-нибудь не угробил». Стиву даже нечего было бы на это возразить. Джеймс сказал: «Пока ты себя не угробил», словно о других и не подумал, только о нем, Стиве. И от этого хочется забиться в какой-нибудь угол, закрыть глаза и заткнуть уши. Когда Джеймса не оказывается на кухне, Стив облегченно вздыхает. Вливает в себя целый кофейник кофе, пока в голове немного не проясняется, и плотно завтракает, наплевав на здоровое питание. Ему нужно быть в форме, черт возьми, от этого зависит не столько его собственная жизнь, сколько жизни других — как он мог забыть об этом? Наверное, сегодня вообще не стоило бы никуда идти, но Фьюри, чего доброго, и в самом деле отправит его в отпуск, а оставаться наедине с собой и своими мыслями Стив отчаянно не хочет. Ему и этого получаса за завтраком хватает с лихвой. Он просто не станет принимать участия ни в чем серьезном, отговорится мигренью — может же у него, в конце концов, хоть раз в жизни случиться мигрень, — а потом выспится хорошенько и будет завтра в норме. Он говорит об этом Джеймсу, когда они выходят из дома, но тот мрачно напоминает: «Медблок», — и больше Стив не слышит от него ни слова. Джеймс даже не смотрит на него, и Стив чувствует, что Джеймс ему не верит. Как будто он, Стив, только и делает, что подводит всех вокруг, и это неожиданно обидно. На входе их отлавливает Фьюри, и, наверное, это единственная причина, по которой Джеймс не тащит Стива к врачам сразу же. Зато поглядывает подозрительно-испытующе, когда Фьюри говорит: — Для вас двоих есть на завтра задание. Стив чувствует: скажи он, что задание есть на сегодня — и Джеймс выпалил бы «Нет» еще раньше самого Стива. — «Арлингз Корпорэйшн», вы вчера с Романофф их прощупывали, — напоминает Стиву Фьюри. — Производят гладкоствольное оружие, поставляют в основном в оружейные и охотничьи магазины, на мировой рынок не лезут. По документам все вроде как чисто, но я все же кое-что раскопал. Счета. Посмотрите: заказ на поставку ружей для магазина в Нью-Джерси. А теперь посмотрите, сколько за них заплатили — не по бумагам, а в реальности. Джеймс бросает взгляд на монитор и присвистывает: — Ого! Они ружья лет на пятьдесят вперед закупили, что ли? Что там на самом деле? — А вот это вы и выясните, — довольно кивает Фьюри и разворачивает на столе карту. — У них склады в пригороде, надо взглянуть, что там за ружья такие. Стив рассматривает карту под пристальным взглядом Джеймса, и от этого взгляда ему ужасно неловко. И от того, что Джеймс уточняет: — Просто разведка? — тоже. Потому что — Стив готов поклясться, — будь это боевая операция, Джеймс не допустил бы его участия. Как будто он сопливый подросток, за которым нужен глаз да глаз, черт побери. Это злит — и сбивает с толку. Стив порой с трудом может сосредоточиться на идеях Фьюри, когда Джеймс таращится на него. Как будто Стив может не справиться. А ведь ничего сложного им не предстоит, тем более что охрану на внешнем периметре будет отвлекать группа прикрытия. Почти загородная прогулка. Он рассматривает вместе с Джеймсом карты и схемы, тихонько бесится от недоверчивых взглядов, пьет подсунутый Джеймсом кофе, что-то предлагает, спорит, ходит с Джеймсом на обед, и снова — карты-схемы-планы. К концу рабочего дня он устает настолько, что передвигается как на автопилоте. И даже не сразу понимает, почему лифт останавливается так быстро и почему холл выглядит как-то неправильно. — Тебе сюда, — говорит Джеймс, и только тогда до Стива доходит: этот ненормальный на самом деле притащил его в медблок. — Послушай, я правда не колюсь и не нюхаю какую-нибудь дрянь, — с досадой говорит он. — Это всего лишь бессонница, мне просто нужно хорошенько выспаться. — Роджерс, если бы мне кто-нибудь сказал, что ты знаешь, где достать наркотики, я бы посмеялся ему в лицо, — вздыхает Джеймс. — Но с бессонницей тоже нужно что-то делать. Для начала хотя бы снотворное попить — как раз потому, что тебе нужно хорошенько выспаться. — Я и без снотворного засну, — говорит Стив, и это чистая правда. — Тебя пинками вытолкать или сам пойдешь? — интересуется Джеймс, и лицо у него такое решительное, что Стив сдается. — С ума сойти, — бормочет он и идет к стойке регистратора, а Джеймс следует за ним. Стив чувствует себя преступником под конвоем. Или нет, скорее провинившимся школьником, которого ведут к директору, и от этого сравнения ему вдруг становится весело. Он выходит от врача с рецептом на валиум и перспективой свиданий со штатным психологом на будущей неделе. Джеймс ждет его на стуле у кабинета, скрестив руки на груди и вытянув вперед длинные ноги. — Доволен? — спрашивает Стив, помахав у него перед носом рецептом. Джеймс невозмутимо качает головой и тыкает пальцем направо: — Аптека там. — Да, мамочка, — бодро гаркает Стив и тащится получать абсолютно ненужное ему лекарство. Ему все еще смешно, и он с трудом сдерживает дурацкое хихиканье. И когда дома, накормив его пиццей, Джеймс приказывает: — А теперь пей свое лекарство — и спать, — это по-прежнему весело. — Я засну без него, правда, — заверяет его Стив. — Нет, ну серьезно, врач, между прочим, сомневался в дозировке — а вдруг он все же ошибся? Хорош я буду завтра на операции. Джеймс сверлит его взглядом и неожиданно соглашается: — Ладно, давай попробуем без него. Вали в постельку, Роджерс. А вот то, что он тащится вслед за Стивом к нему в спальню и решительно устраивается в кресле у окна — это уже не смешно. — Ты что, собираешься сидеть здесь, пока я сплю? — недоверчиво спрашивает Стив. — Ага, — легко подтверждает Джеймс и язвительно добавляет, перебирая книги на столе: — Не бойся, приставать не стану, я предпочитаю бодрствующих партнеров. Считай, что я буду охранять твой сон, принцесса. «Спи давай, мелкий, — улыбался Баки и устраивался по вечерам у кровати Стива, когда тот серьезно разболелся, уже после смерти мамы. — Я буду охранять твой сон». Горло болезненно сжимает и перехватывает дыхание. «Прекрати», — рвется у Стива с языка, но он сам не понимает, что именно хочет этим сказать. Прекрати изображать из себя наседку? Прекрати рвать мне душу на части? Прекрати быть похожим на Баки, ведь это просто случайность, ты не он? — Зачем ты это делаешь? — хрипло спрашивает он вместо этого, а Джеймс неожиданно серьезно отвечает: — Потому что люди должны заботиться друг о друге. Ты же заботился обо мне, когда я проходил реабилитацию после той аварии. Это как удар под дых, потому что Стив заботился, конечно — но не о нем. О Баки. Тогда он еще надеялся найти его в Джеймсе. И, черт возьми, сейчас Стив себя ненавидит. Сон идет не сразу, хотя Стиву казалось, что он отключится, едва голова коснется подушки. Он даже думает, что валиум — не самая плохая идея, но потом тихое дыхание Джеймса и шелест книжных страниц все же делают свое дело, и Стив проваливается в омут сновидений. …Перед ним Баки, измученный и бледный. «Не бросай меня, — просит он, — пожалуйста, держи. Мне страшно». Стив тянется к нему, уже почти касается холодной ладони — и Баки с криком летит в пропасть. Стив рывком садится на своей кровати и дышит тяжело, как после хорошей пробежки. На часах высвечивается три ночи, кресло у окна пустует — похоже, Джеймс ушел к себе. Стив падает назад на подушку и кусает губы. Его тянет пойти и поговорить с Баки, услышать, что тот все еще жив. Он знает, что не должен этого делать. Не должен. «Он хороший парень», — сказал Фьюри, и Наташа считает так же. А Стив — Стив никогда и не думал как-то его оценивать, для него было главным, что это не Баки. Он и видел-то все это время не-Баки — и не видел Джеймса. А ведь тот и правда не так уж и плох, и лучше бы Стив по-прежнему этого не замечал. Потому что ему приходит в голову мысль, что Джеймс заслужил право жить не меньше, чем Баки, и это правильная мысль — и вместе с тем это предательство. «Не бросай меня, пожалуйста, держи, мне страшно», — отстукивает в висках, и Стив знает, что сделает то, что не должен делать. «Ты похож на ебаного наркошу», — сказал утром Джеймс, но Стив не похож. Он и есть ебаный наркоша, только его наркотик не героин или кокаин. Его наркотик — Баки. Он ненавидит себя так сильно, что хочется умереть, но крадется в комнату к Джеймсу. Это пахнет безумием, но ему это просто нужно. Пять минут, всего пять минут, пожалуйста, только услышать, что Баки все еще здесь — а потом он вернется к себе и заснет. Привычно споткнувшись обо что-то у самой кровати, Стив опускается на пол. Сжимает родную ладонь и шепчет: — Я люблю тебя, Баки. Ему так хочется услышать в ответ хотя бы «И я тебя» — но вместо этого он слышит холодное: — А я-то уж было решил, что ты передумал насчет потрахаться, Роджерс. Стив шарахается в сторону, падает спиной на что-то мягкое и на мгновение зажмуривается от резкого света включенного ночника. Сердце рвется из груди — больно, черт, как же больно, — а в глазах Джеймса плещется злость. — Убирайся, — говорит он, и это ощущается плевком. Стиву кажется, что он спит и видит очередной кошмар, даже тело непослушное, как во сне. Он чуть не летит кубарем, снова обо что-то споткнувшись, и замирает, наконец-то увидев, обо что. На полу перед ним большая, набитая битком дорожная сумка.