Никто другой

Утром Стив не знает, как смотреть Джеймсу в глаза, и даже малодушно размышляет, не улизнуть ли из дома пораньше. Целых три секунды смакует эту мысль — и тут же вытаскивает себя из постели и плетется в ванную. Он чувствует себя слабым, как после болезни — то ли сна было все же слишком мало после четырех суток бодрствования, то ли еще не выветрился валиум, который Стив принял ночью, когда понял: иначе не уснуть. Он не знает, что скажет, мучительно подбирает слова, стоя под теплыми струями душа, и даже придумывает что-то — но тут же забывает, когда, зайдя на кухню, видит за столом Джеймса с чашкой кофе. Все, на что его хватает, это выдавить из себя: — Давай поговорим. Пожалуйста. Ему безумно стыдно — не за то, как жалко он, должно быть, выглядит, и не за то, как заискивающе звучит его голос, и даже не за то, что он натворил ночью. Ему стыдно за тоскливую усталость во взгляде Джеймса. А еще страшно, что Джеймс скажет: «Отвали, Роджерс» — как всегда, когда Стив пытается с ним поговорить о нем самом, о чем-то более важном, чем выбор телепередачи на вечер. — Говори, — равнодушно соглашается Джеймс, и это уже прогресс — но Стив переминается с ноги на ногу и понятия не имеет, с чего начать. — Прости меня, — говорит он и садится напротив, пытаясь заглянуть Джеймсу в глаза. — Я… Красноречие его все же подводит, и он молчит, а Джеймс иронично подсказывает: — Что? Все объяснишь? — Я не знаю, как это объяснить, — с отчаянием признается Стив. — А и не надо. — Джеймс натянуто улыбается. — Я же не совсем дурак, Роджерс, я и так все прекрасно понял. Он вдруг с силой трет лицо и закрывает глаза. — Ты так на меня смотрел. Как на величайшую ценность в этом гребаном мире, мне даже неловко было: ну какая из меня ценность? Но как же ты смотрел, Роджерс… Я решил, что я тебе нужен. И все никак не мог понять: ну какого хера ты раз за разом говоришь «нет»? И почему порой глядишь волком? А тебе просто был нужен не я… Я на него похож, что ли? На этого твоего Баки? Стив кивает, не в силах выдавить из себя ни слова, и тут же качает головой. Но Джеймс, похоже, и в самом деле все понимает, потому что не переспрашивает. — И где он? — интересуется он после мучительной паузы, во время которой Стив опять пытается подобрать слова. — Бросил тебя, что ли? Стиву кажется, что мир рушится, когда он шепчет в ответ: — Умер. Джеймс меняется в лице и тихо матерится: — Блядь!.. В одном этом слове тоски и обреченности почему-то больше, чем во всем, что он сказал раньше, и Стиву хочется провалиться сквозь землю. — Прости, — еле слышно выдыхает он, потому что сказать что-то другое он просто не в состоянии. Они молчат, тишина давит бетонной плитой, и Стив спрашивает, когда молчать уже больше нельзя, потому что под этой тяжестью невозможно нормально дышать: — Сумка у тебя в комнате… Ты уезжаешь? — Да, — неохотно говорит Джеймс. — Попросил Фьюри подыскать мне другую квартиру. Еще две недели назад. — Почему? — вырывается у Стива. Сердце колотится как сумасшедшее, и Стив лихорадочно пытается сообразить, что такого произошло две недели назад, чтобы Джеймс вдруг принял решение уехать и даже вещи заранее собрал, словно ему в одночасье стало невыносимо жить рядом с ним, Стивом. Но на ум ничего не приходит. Все было, как всегда. Джеймс смеялся и шутил, болтал ни о чем, жаловался на скуку, дрался, как одержимый, на спаррингах, доставал Стива предложениями переспать. Ничего такого. Все, как всегда, правда. Гораздо лучше, чем последние четыре дня, если подумать. — Ты издеваешься, Роджерс? — вяло возмущается Джеймс. — Я, вообще-то, не железный. И я устал угадывать, что у тебя на уме, почему ты то раздеваешь меня взглядом, то прибить готов. У меня и без того не все в порядке с головой, знаешь ли, а с тобой и последние мозги потеряешь. Стив закрывает глаза. Две недели, господи, две недели — а он не заметил. Как он умудрился не заметить? А потом он вдруг понимает, что останется один. Совсем один, черт бы побрал все на свете. «Не уходи», — хочется сказать ему, провести ладонью по небритой щеке, поцеловать — сделать все, что угодно, лишь бы удержать Джеймса. Но это нечестно. Ему не нужен никто другой, только Баки. И так, наверное, будет всегда. Джеймс этого не заслужил. Он… хороший парень. Он достоин большего. И поэтому Стив кивает и снова просит: — Прости. День проходит в мелких заботах: уточнение деталей операции, проверка экипировки. Стиву иногда кажется, что время тянется, как резина, в первую очередь из-за неловкости перед Джеймсом. Хотя сам Джеймс ведет себя, как обычно: смеется с ребятами из группы поддержки, деловито переспрашивает что-то у Фьюри, лязгает оружием, подшучивает над Стивом, жалуется на трещину в маске. Он производит впечатление самого безмятежного парня в этом здании, словно не было ни вчерашней ночи, ни сегодняшнего утра. А в перерыве оттаскивает Стива в сторону и шипит: — Слушай, хватит уже смотреть на меня так, словно я сейчас рассыплюсь. Я, в конце концов, не прыщавый подросток, которому отказала его первая большая любовь. Не срослось так не срослось. Ну и хрен с ним. Было бы о чем жалеть. У него злые глаза, и слова должны бы бить больно — но не бьют. Впервые за последние полгода Джеймсу не удается его задеть и оттолкнуть. Потому что была и вчерашняя ночь, и сегодняшнее утро, и тоскливое «Я решил, что я тебе нужен», и короткое отчаянное «Блядь!» Стив то и дело бросает на него взгляды украдкой, не в силах сдержаться, несмотря на просьбу, и не может понять, как, черт возьми, это у Джеймса получается. Он сам не умеет настолько хорошо себя контролировать, и не научится, наверное, уже никогда. А надо бы, им ведь еще работать вместе, общаться на глазах у всех, хотя бы здороваться по утрам и перекидываться парой фраз, столкнувшись в коридоре. Как они выдержат? И выдержат ли? Стив барахтается в этих мыслях, как муха в паутине, и ему кажется, что этот день никогда не закончится — но вечер все равно наступает как-то неожиданно быстро, а вместе с ним возможность хоть на пару часов забыть обо всем, кроме работы. Группа поддержки знает свое дело: до пожарного люка Стив и Джеймс добираются незамеченными. Внутри склада они разделяются, и Стив проходит мимо стеллажей с ящиками вглубь помещения: вряд ли что-то незаконное будут хранить недалеко от выхода. В первом открытом им ящике матово блестят стволы охотничьих ружей, во втором тоже, и только на пятом Стиву везет: свето-звуковые гранаты на гладкоствольное оружие явно не тянут. — Бинго! — бормочет наушник голосом Марии Хилл. — Дай-ка получше рассмотреть. Еще через три ящика Стив натыкается на противотанковые мины. — Ого, это уже пахнет международной контрабандой оружия, — восхищается Мария. — И ведь почти не прячутся, мерзавцы. Стива вдруг как током дергает мысль о Джеймсе — и тут же тонет где-то в глубинах сознания, прежде чем Стив успевает за нее ухватиться. Он растерянно рассматривает аккуратные кругляши в ящике. Ну и при чем здесь Джеймс? — Стив, уходи, — вдруг ровно говорит Мария. — Что-то не так. Они перезапустили систему видеонаблюдения, и мы, похоже, не успели вовремя перехватить сигнал. Ее последние слова тонут в вое сирены. Стив несется по проходу, следуя указаниям Марии, в висках мерно пульсирует кровь, и Стиву страшно: где Джеймс и что с ним? Джеймс-Джеймс-Джеймс, снова Джеймс, черт бы побрал все на свете! — На развилке направо, — командует Мария. — Молодец, теперь налево. То, что происходит дальше, Стив не может себе объяснить. То ли сказались бессонные ночи, то ли выматывающие мысли о Джеймсе — он сворачивает направо. — Я сказала: налево! — оглушает его крик Марии, но уже поздно: Стив выскакивает прямо на охранника, и в живот ему смотрит дуло автомата. — Заболтай его, — нервно советует Мария. — Барнс уже разделался со своим, направляю его к тебе. — Нет! Я сам справлюсь! — кричит ей в ответ Стив. — Стоять! — орет одновременно с ним охранник, и Стив поднимает руки, демонстрируя пустые ладони. — Тихо, приятель, — успокаивающе говорит он, поглядывая на напряженный палец на спусковом крючке. Стрелять в помещении, битком набитом оружием — самоубийство, и охранник не может этого не знать, но он заметно нервничает, и Стив его понимает. Он чуть ли не жалеет, что выглядит таким… пугающе большим. — Классные ботинки. — А? — обалдело отзывается охранник. — На e-bay покупал? — продолжает нести чушь Стив. — Удобная штука этот Интернет, правда? Охранник трясет головой и орет в рацию: — Пит! Я в пятнадцатом секторе, поймал одного! Пит? Его паника почти ощутима физически, и Стив чуть не стонет. Плохо, как же все плохо. — Спокойно, приятель, — просит он и делает осторожный шаг вперед, и в эту секунду что-то шумно падает справа, и палец на спусковом крючке дергается. Стив бросается в сторону от короткой автоматной очереди и успевает подумать: «Это конец», прежде чем спину обдает жаром и грохотом взрыва выметает из головы все мысли вместе с сознанием. Первое, что он слышит, приходя в себя, это дикий мат Джеймса. «Жив», — с облегчением думает Стив и кашляет от повисшей в воздухе гари. — Давай, Роджерс, помоги мне, мать твою! — рычит Джеймс, и Стив прищуривается, пытаясь сфокусировать зрение. Вокруг полыхает пожар, и от жара болит все тело. Но больше всего почему-то нога. Стив опускает взгляд и обнаруживает, что ее придавило железной балкой, и металлическая рука безуспешно пытается ее поднять. Стив старается помочь, но мышцы вялые, не слушаются, а слева детонирует очередной ящик с оружием. — Уходи отсюда, — говорит Стив, глядя в перепачканное сажей лицо Джеймса. — Скорей! Он знает, что услышит в ответ, еще до того, как Джеймс успевает открыть рот: это упрямство в каждой черточке знакомо до боли. — Нет! Без тебя не уйду! В глазах щиплет, и Стив готов поспорить, что вовсе не от дыма. «Нет! Без тебя не уйду!» — кричал Баки, цепляясь за перила, и вокруг так же рвалось к потолку пламя и грохотало от взрывов. Этот идиот и правда останется и умрет вместе с ним. Как умер бы Баки. «Умрет-умрет-умрет», — оглушительно стучит в висках, и эта мысль придает Стиву сил. Балка поддается, и Стив, извиваясь, выбирается из-под нее. Джеймс тащит его за шиворот вверх, обнимает за плечи и орет: — Куда идти, Мария? Глаза слезятся, и больно-больно-больно, и Стив едва переставляет ноги, подволакивая наверняка переломанную правую, а в висках все стучит: «Умрет-умрет-умрет», и это невыносимо. Шаг, еще шаг, и еще один, подальше от огня, господи, пусть он останется жив, он заслужил не меньше, чем Баки. Они через столько прошли вместе, но Стив все равно не верит, что выбрались и в этот раз, когда в лицо дует свежий ветерок. Джеймс наконец-то его отпускает и со стоном оседает на землю, и Стив только сейчас с ужасом видит, что левый бок у него — сплошная спекшаяся рана, а из живота льется кровь, и как он дошел, да еще и Стива на себе вытащил, непонятно. — Не смей, придурок! — орет он, и страх колотится в висках, бежит по всему телу, сдавливая грудь и застилая глаза слезами. — Вот только попробуй! Он цепляется за Джеймса, и тащит его подальше от проклятого склада, и обещает никогда больше не отпускать. Первого, кто пытается его оторвать от израненного тела, Стив встречает ударом и немного успокаивается, только когда слышит голос Фьюри: — Капитан Роджерс! Стив, успокойся! — Я чуть его не угробил, — шепчет Стив, как в бреду: — Он говорил: «Пока ты себя не угробил» — а я чуть не угробил его. Я чуть его не угробил.