Сорок четыре килограмма

Ацуши спал плохо, беспокойно ворочался с боку на бок, потом задремал под самое утро. Мама пришла будить попозже, материнское сердце – вещун. Обняла сына двумя руками – высокий, как стена, выше матери на две головы… Мурасакибара прижался к ней, пока братья не видят, можно… Мама теплая, от нее, как в детстве, пахнет молоком и солнцем. От Куроко пахнет точно также, он помнит. - Мама, - говорит он, смакуя каждый слог. Он хочет заставить себя представить, как его сын будет однажды звать маленькую прозрачную Куроко матерью, но знает, что это никогда не станет правдой. Мурасакибара начисто лишен иллюзий – а за окном стянутое тучами небо и тишина. Состояние перед бурей, перед игрой, перед началом конца, как сказал бы Мидорима. Химуро увидел его на станции издалека – помахал рукой, счастливый. Мурасакибара смотрит на Химуро не так, как на других – не снисходительно и равнодушно. Химуро умен и талантлив, когда играет, забывается, как умалишенный или просто новорожденный бог. Мурасакибара знает такой тип людей, четверых таких наблюдал в своей жизни, а пятую полюбил и уничтожил. Однажды, он знает, Химуро начнет тяготится этой странной дружбой, но ему все равно – с того дня, как он поднялся с влажного от пота, слез и крови пола, он перестал ценить дружбу. Он понял - дружбы на свете нет, как нет и любви. Человечество их не заслужило, не вымолило, и потому заставило себя поверить в них. Но истинным игрокам такая вера будет только мешать. - Хочу сыграть в уличный баскетбол, - говорит Химуро, смеется. Мурасакибара идет вместе с ним – шаг в шаг, хотя тот и ниже на целую голову. - Капитан запрещает, - лениво говорит Мурасакибара. Водит носом, вдыхая свежий запах – похож на материнский, теплый еще. - Мы немного, - щурится временный друг, - Чуть-чуть. Когда-то уже было в его жизни такое. Их с Куроко единственное свидание. Они тренировались пять дней в неделю, чтобы на шестой он смог отвести ее на уличный баскетбол. Потом они оба смеялись над своей глупостью – как будто бы не существует для них ни кино, ни мороженого, ни поцелуев в темноте. Куроко ловила солнечный мяч одной рукой, но долго у себя не держала – боялась обжечься. Может поэтому и Ацуши не стал удерживать свое солнце? Обнял его, погрел о него обе свои руки и само нутро свое – и отпустил. Но какое право имели остальные хватать его светило, греться без спроса и оставлять на влажном полу?.. Он увидел Киеши сразу, как только вошел в парк. Не узнал, потому что победителям свойственно забывать лица, которых мы оставили позади себя. Но тут же и перестал быть победителем до конца дней своих. Потому что в одной руке Киеши держал теплый, как солнце мяч, а в другой прохладную, как морской ветер, руку Куроко – это Мурасакибара помнил точно. Ее, за руку, нежную – господи – чуть обветренную. И пару раз выставлял впереди себя, позволяя ей пройти, а иногда закрывал своей широкой спиной, но никогда – и это было больнее всего – никогда не выпускал ее руки из своей. Мурасакибара смотрел на них, смотрел, отводил взгляд, чтобы выбросить обертку от батончика, машинально отвечал что-то Химуро, потом опустил его, но освободиться не смог. И только никак не мог понять, кто он, почему он держит ее за руку, почему она так спокойна, почему выглядит такой умиротворенной и даже счастливой… - Как со мной… - вырвалось у него, упало на пол и осталось там. – Куро-чин, - проговорил отчетливо и ясно для самого себя, - Как же я? - Ты что-то сказал? – спросил его Химуро, удивленно заглядывая в глаза, - Ацуши? Плохо себя чувствуешь? - Плохо, - сказал Мурасакибара, - Плохо чувствую. Давай сыграем в баскет? Мне полегчает. *** - Это сборная Сейрин, - шептались в толпе, - В прошлый летний чемпионат они наделали шуму. В этом году им не хватило немного. Зимний кубок будет жарким… У них мощный двухметровый форвард. Да и один из «Генералов» вернулся… Слушай, а это не он ли идет? Ну… с девушкой… - Потом скажут, что это действительно был он, - шутил Киеши, - И он с девушкой. Выглядело бы глупо, если бы рядом был Хьюга отругал бы за такую провинность. Да и Рико бы обиделась – она не говорила – но всегда хотела, чтобы ее команду узнавали, ими гордились. Куроко сжала легонько его руку, показывая, я с тобой и приму любую глупость из твоих губ. Потом поманила за собой своего щенка. Они подобрали его перед каникулами, в том парке, где стали парой – просто так, без причины. И хотя она не говорила, Киеши понимал – для нее это очень важно. Она подобрала, а он поддержал. Совместное решение. Как ребенок. - Я тут подумал, - вдруг вырвалось у него, - Я бы хотел, чтобы наши дети были похожи на тебя, потому что шумных и высоких дома не должно быть много. Она широко раскрыла голубые глаза и зарделась – как обычная школьница. Потом сжала руку еще раз. - Сэмпай, я еще не говорила, что вообще хочу терпеть дома шумных. И высоких, - лукаво улыбнулась она – в тон ему. Он засмеялся и погладил ее по голове. Ее сердце забилось чуть чаще, и она прижала свободную ладонь к груди. И тут же уронила ее. Он стоял в толпе готовящихся к игре и не смотрел на нее. Без сомнения – это был он. Не один, целая команда игроков, Куроко помнила некоторых, других не знала, но это было не так важно сейчас. Он же стоял и закатывал рукава огромной своей футболки, как всегда это делал, если играл вне зала. Потом убрал волосы со лба. Улыбнулся натянуто, отвечая что-то, видимо, другу – а раньше у него не было друзей. Потом открыл батончик и с хрустом откусил кусок. И только тогда позволил своему ленивому тягучему взгляду упасть на нее. И остаться на ней. - Твой знакомый? – спросил-было Киеши, но тут же замер, восхищенный и удивленный, - Это же он… Бывший товарищ по команде. - Да, - сказала она. Ее щенок подбежал к ней и влез на руки. Почему-то маленькое теплое тельце трепетало, Куроко завернула его в свое полотенце. Ей показалось, что она снова падает в холодную воду, которая смыкается над ней. - Куроко, - позвал ее Киеши, - Тецу... - Куро-чин, - позвал ее Мурасакибара, - Как поживаешь? И пока он шел к ней большими своими шагами, ровно половину минуты, не переставая сжимать батончик в кулаке, а кулак – напряженным и готовым ударить, сердце ее отбивало ритм, знакомый им троим. Ей, Мурасакибаре, а теперь и Киеши. - Знакомьтесь, - сказала она и внезапно светлые круги поплыли перед ее глазами, - Мурасакибара-кун, играл со мной в Тейко. Киеши-семпай, играет со мной в Сейрин. Больше она не смогла ничего сказать. Ее щенок спрятал мордочку у нее на груди и затих. Киеши протянул руку для рукопожатия. Его другая рука внезапно прижала к себе Куроко. Она не дрожала. - Киеши Теппей, - сказал он, - Я играл с вами в средней школе. Я парень Куроко. - Мурасакибара Ацуши, - ответили ему, - Я тебя не помню – проигравших слишком много. Он кивнул ему и перевел взгляд на его руку, сжимавшую ее плечо. - Я ее первый парень, - спокойно сказал он.